а сердце рвется к выстрелу, а горло бредит бритвою. в бессвязный бред о демоне поет моя тоска; каренин/вронский; r. (1/1)
иногда Вронский, отчаянно пытаясь отыскать хоть каплю смысла в своей увядающей жизни [кто бы мог подумать: ему всего двадцать три], осознаёт, что он в один миг потерял абсолютно всё. он остался ни с чем: без любимой женщины да без дочери; у него шепчутся за спиной, и он слышит их шёпот ночами, когда долго пытается уснуть. они с Карениным ужасно похожи, все знают это, у них одно имя и одна судьба на двоих, посему Алексею Кирилловичу до боли на кончиках пальцев надеяться хочется: только в том доме ему могут даровать спокойствие. он не знает, зачем в ночь пришёл к Алексею Александровичу, зачем оторвал его ото сна, коего, возможно, ему так давно не хватало, зато ясно понимает: это именно то, что необходимо ему перед отъездом в Ташкент. тогда, у постели умирающей в бреду Анны, у Каренина не было другого выхода, кроме как даровать ему своё прощение, но, о Боже, он тоже является человеком, чего не получится утаить, он тоже имеет право на ревность и ненависть. опять с опущенною головой и слезами на топазовых глазах Вронский кажется ему через чур жалким: и что Анна могла найти в нём? он всего-лишь глупый мальчишка, не видящий ничего дальше своего самолюбия, и Каренин действительно хочет убедить себя в этом. и не понимает, зачем впускает его в свой дом. зачем проводит в покои и наливает ему бокал. с минуту сидят они в тишине, и громкое да сбившееся дыхание Алексея неприятно режет слух. и всё-таки, он был действительно красив, красив даже с заплаканным лицом и потускневшим взглядом – это было трудно отрицать, и от этого на душе было ещё хуже.
но Каренин знает: это всё обман, что он человек чести. человек чести в ответе не только перед собой, но и перед Богом, который давно покинул эти бесстыжие глаза, вычеркнуть которые из памяти было, однако, очень трудно.
– Я знаю, Вы ненавидите меня, я и сам себя ненавижу и совершенно ничего не могу поделать с этим, – у Вронского голос дрожит не хуже листа на ветру, и он дрожь пронзает всё тело. его кидает то в жар, то в холод, и рана в груди начинает ныть пуще прежнего. ему действительно жаль, что тогда она прошла навылет, а не застряла в его глупом дрянном сердце. Алексей Александрович всегда считал себя человеком праведным, и он не собирается отказываться от этого сейчас. нет, его не тянет к мальчишке, потому что о таком péché задумываться непозволительно, и он чувствует себя Апостолом, пытающемся указать заблудшему Свет. разве это нечто ужасное? Вронский падший человек, места которому нет в сердцах порядочных людей. все его выходки – глупый протест против монотонности скрепы, он разрушает всё созданное годами одним своим присутствием, и Алексей Александрович не намерен мириться с этим. в его поступках нет ни капли вожделения, лишь слепая нужда отождествить его пороки. и он готов, он мечтает стать наказанием во имя перерождения.
да, это сугубо праведное наказание – убеждает себя Каренин, когда уста его соприкасаются с чужими, ужасно мягкими, будто девичьим, когда его шершавые от перебирания бумаг пальцы вплетаются в шелковистые пшеничные кудри. в этом нет греха, он освобождает Вронского от его страданий, когда абсолютно нежно перекладывает его на перины и нависает над ним. имя его – его имя тоже, и Алексей Александрович готов слушать этот бархатный сорванный голос минутами, и ему уже кажется, что он понимает выбор Анны. это не он пытается спасти, ибо у него в кровати – Анна была абсолютно права – Святой. эти короткие мгновения он будет помнить до конца дней своих; выгибаясь, Вронский, в сладкой истоме, шептал его имя, мешая с именем Христа, и это казалось Каренину настолько пошлым и правильным, и от сего удовольствия голова шла кругом. и все же, за всё в этой жизни нужно платить, для любого есть своя цена. их страсть, копившаяся в себе непонятно к кому, наконец-то нашла своё утоление. и эти грубые движения – не больше, чем содранные колени при молитве – были тому пример.
сегодня он сломает его окончательно, чтобы потом своими силами вернуть к жизни. Вронский покинет дом его спустя десять минут от нового начала, и как бы сильно они вдвоём не будут искать встречи,
в тот день они видят друг друга в последний раз.