Глава 2. (1/1)

Утро было диким. Долгое время я не могла признать сам факт своего местонахождения. Я щипалась до синяков, водила руками по предметам мебели, съездила самой себе по руке какой-то деревянной болванкой, совершенно случайно саданулась пальцами ног о край шкафа и остыла. Вытирая брызнувшие из глаз слёзы и подтирая сопли, пожалела себя и осела, где стояла, баюкая несчастные пальцы. А успокоившись, взвилась по-новой. Какого хрена вообще? Мало я настрадалась, теперь ещё и самое ценное надо добить? Спасибо, Мироздание, с-с-сука! Всегда мечтала лишиться пальцев ног! И тупая боль в руке после болванки меня совершенно не беспокоила. Бесилась я долго, грязно понося всё, что имело несчастье попасться мне на глаза. А потом услышала, как хлопнула входная дверь, и кто-то характерно зашуршал пакетами. Захлопнув варежку и поджав губы, чтоб ничего случайного не вылетело, окинула хмурым расфокусированным взглядом комнату в поисках тапочек. Не найдя их, взъерошила волосы, уронив на глаза чёлку, собрала себя с пола и рискнула выглянуть из комнаты. В прихожей разувался и скидывал ветровку с плеч смутно узнаваемый не-мной мужчина. Дядя, взявший надо мной опеку, я так понимаю? Меня заметили, постарались широко и от души улыбнуться, что-то сказали, указывая на пару битком набитых пакетов… И я скрылась, не дослушав и случайно хлопнув дверью. Смутившись собственной грубости, покорила себя. Всё же то, что я не в детском доме, заслуга исключительно дяди, и грубить на его вежливость?— последнее, что мне стоит делать. Не зная местных нравов, обычаев и норм поведения, я чертовски рискую собственной головой. И национальные нюансы, вернее, их отсутствие,?— это серьёзный настораживающий фактор для ребёнка с таким ?воспитанием?. Что делать в сложившейся ситуации, как выпутываться, на чём играть, чтобы не спалиться, и стоит ли оно вообще того?.. Я серьёзно озадачилась, в панике мечась по выделенным мне квадратам. В голове каша, привычный хаос, из которого вылавливаются отдельные мысли и идеи. Проскочило и крамольное: а может, ну его? Свалить по-тихому, никому ничего не сказав? Отвлекло постукивание в дверь и мужской голос. Чего-чего? Блин, дядь, я в корейском ни бельмеса, по-русски можно ещё раз? Нахмурившись, тряхнула головой. Осторожно закрался перевод: звали на кухню помочь разобрать вкусности. Какие ещё, нахрен, вкусности?! Ошалело моргнув, тупо глядела на дверь, за которой стихли шаги опекуна. Проснулась логика. И я опять себя устыдила. Дядя просто пытался наладить с племяшкой отношения, навести хоть какие-то мосты. Он знать не знал о том, что у его брата родилась дочь, и впервые увидел её, когда получил соответствующее письмо. Девочка после смерти родителя была временно определена в соответствующий дом, и на её же благо, как завуалированно выразился нотариус, дядя попался ответственный. Долго ждать не пришлось, оставлять свалившегося на голову ребёнка не собирались, но что с ним делать?— здоровый холостой мужчина вообще не представлял. И пытался сделать хоть что-то в силу собственного понимания и советов нотариуса, первым делом организовав ремонт в комнате и отправившись с ребёнком к психологу. Девочка опекуна боялась и говорить с ним отказывалась, но специалисты в детской психологии своё дело знали. Работать с маленьким пациентом выпало немолодой женщине, которая быстро расположила к себе и заработала доверие ребёнка. За прошедшую пару сеансов девочка перестала шугаться дяди и даже начала односложно отвечать на его вопросы. Но с чем работать ещё было. И дядя работал. Начал с известного и сакрального?— любимая еда. И продолжил в силу собственного понимания. А я тут развожу кисейную недотрогу, грублю, что-то требую?— не вслух и не прямо, но факт из мыслей не выкинешь,?— и смею возмущаться. Да я вообще благодарна должна быть, что не на помойке мира валяюсь! Стоп. А с чего я вообще должна быть благодарна? Я хрен знает где, хрен знает в ком и что-то ещё должна? Ахринеть, Мироздание! Ты совсем ах… ох… Блять! Кому мне высказывать свои претензии, скажет мне кто-нибудь? В богов и иные высшие силы я не верила, в исключительность людского рода на просторах вселенной?— тоже. Нет, я благодарна, что всё ещё девочка, а не мальчишка, психологически я бы такое не вывезла, но всё же! Да и не старушка же… Так, молодушка совсем уж. Но этот шанс мне не нужен! Я хочу свою жизнь! Свою, а не чью-то чужую! Собственную жизнь! Снова осев на пол, растёрла обильную влагу по лицу. Жалость к себе вышла на новый уровень. Признавать собственную глупую кончину отчаянно не хотелось. Хотелось жалеть себя и ругать случай. Дядя меня так и не дождался. Но не беспокоил, как делал и сутки до этого после похорон отца и брата. Вечером он также осторожно зашёл в комнату, оставил посуду с едой и питьём на тумбе, вздохнул, но прикасаться к свёртку на кровати не стал. Он ушёл, прикрыв за собой дверь, а через какое-то время я вышла из прострации. Поела и, окуклившись обратно, втупила в стену, пока не провалилась в дрёму, а затем и в беспокойный сон. Ночью поспать по-человечески мне так и не удалось. И когда небо на улице покрылось характерной предрассветной теменью, что хоть глаз выколи, поднялась с кровати. Натянув вещи, в которых приехала в Сеул, схватила зачем-то деревянный меч и выскользнула из дома. Логично запастись хоть чем-то, способным облегчить мне существование, даже в голову не пришло. Зато пойти куда-то в сторону от дома?— сколько же дядя копил на него и небольшую территорию вокруг? —?показалось наилучшим вариантом. Поправив чехол с деревяшкой на плече, зябко засунула руки в карманы ветровки, неожиданно нащупав нечто небольшое и продолговатое. Оказалось, початая упаковка жвачки. На яркой этикетке?— персик. Ну, хоть и приторно, но лучше, чем ничего. Зубы, наконец-то, почищу. Ступая по безлюдным неосвещённым улочкам, выдыхая пар изо рта и обходя лужи, я ощущала, как успокаиваются нервы. Становилось легче на душе. Привычно поднимая взгляд к небу и не находя ни единой звезды, я сникала, но через несколько метров опять задирала кверху голову. Слово надеялась на чудо. Я жила в огромном городе, но здесь небосвод был не таким даже для миллионника. Чужим. Не-своим. Это удручало. Для полного морального успокоения я чувствовала, что мне хватит и одной звезды. Того же Сириуса… Но небо было тёмным и глухим. Я шла куда-то, сама не понимая конечной цели, осознанно только лужи огибая. И не останавливалась, пока не вышла к ярко освещённому небольшому автовокзалу. Ступая вдоль стен, обогнула здание и зашла к парковке. Под скатом крыши за ограждением стояли автобусы, мелькали немногочисленные работники, отчаянно зевал охранник на КПП, открывая проезд подкатившему рейсу. Скрипнул рессорами транспорт, с парковки расторопно вышли люди. Скромная группа. Бездумно обошла ограждение, вернувшись к главному входу, и замерла в переулке. Отъезжали машины встречающих и такси, люди стремительно рассасывались. Я кинула взгляд на строчки уличного табло и подслеповато сощурилась?— нихрена не видно. Сделав хороший круг в тени домов, обошла территорию автовокзала и остановилась на безлюдном углу подальше от открытой территории, осматриваясь. Немногим дальше зацепилась взглядом за здание, визуально напоминающее автовокзал, и характерный забор с огнями за ним. В голову закралась мысль о поездах, электричках и дизелях, и я даже тряхнула головой, не понимая, почему не слышу шума тех же составов. Сощурилась, силясь разглядеть здание. Не справившись с любопытством, прошла вперёд через дорогу и вышла к ограждению. На благо, прутья были стальные, стандартной высоты метра в два с половиной, и я могла рассмотреть железную дорогу в искусственном канале и стоящий поезд. От вагона к вагону продвигалась группа людей, обслуживающих транспорт: искали трещины осмотрщики, выметали салоны уборщики. Транспорт стоит, а вокзал… Работает? В голове пронеслись не-мои воспоминания, как не-я неуклюже вывалилась на перрон из вагона вслед за незнакомым мужчиной, которого часа четыре назад представили опекуном и единственным родственником. Он обеспокоен толпой спешащего на выход народа и пытается поймать маленькую ладошку, но ребёнок в ужасе шарахается в сторону и оказывается снесённым человекопотоком. Девочку утягивает куда-то в сторону, мужчина вскрикивает. Она падает, до обидного больно ударяясь локтем и бедром. Кто-то запинается о лодыжку. К груди крепко-накрепко прижат меч. Жалкий боккен, которым отец, казалось, дорожил больше единственной дочери. Со всех сторон глушит многоголосье, шум вокзала. Давит отовсюду, угнетает, подавляет. Уже не разобрать, где человеческий голос, а где механический, дающий объявления. Крутом темнота, подступающая всё ближе и ближе. Девочке страшно. Я сморгнула наваждение, свет вокзала постепенно вернулся, исчезла из ушей набившаяся вата. Рабочие прошли две трети состава. Подобравшись, безрассудно пробегаю расстояние до уличного таблоида, ловлю взглядом нужные строки. Иероглифы узнаются. В голове не-мои знания, откуда не-я приехала, смешались уже с моим желанием вернуться. Возвратиться туда, где я никогда не была. Бегом я преодолела расстояние до дальнего конца забора. Просунув чехол с деревяшкой между прутьями, примериваясь, отошла для разгона. С первого раза дотянуться до верхушки забора не получилось, и я мешком свалилась на асфальт. Только раззадорившись, поправила упавшую на глаза чёлку и отошла ещё раз. Теперь пробую оттолкнуться не от прутьев, а от стены, с которой намертво сцеплено ограждение. Бетон оказал неплохое сцепление с подошвой кроссовок, и я хорошо оттолкнулась, но не рассчитала сил и со всей дури жахнулась в прутья, пролетев рукой мимо высшей точки. Размяв подбитое плечо, с рыком встряхнула боль с кистей и снова поправила долбаные волосы. Выдохнув, пригнулась, расслабилась и тут же напряглась, рванув вперёд. Отталкиваясь от стены, вытянулась, ухватилась за перекладину, уперлась носками в прутья и постаралась подтянуться. Кроссовки скользят, и я раскорячилась, меняя упор одной ноги на стену. Помогло. Пыхтя, подтянулась, села и перевела дыхание, оглядывая рабочих вдалеке. Выдохнув, свисла вниз, перехватилась за вертикальные прутья и мирно сползла. Подобрав деревяшку, отряхнула ноющие руки, одежду и съехала по крутому земляному склону в канал, спрыгивая уже на асфальт. Пригнувшись за рекламным стендом, выждала с минуту, оценивая окружение. Людей на этом участке не видно, зато все двери поезда нараспашку. Ещё раз подозрительно оглянувшись, перебежками оказалась в салоне. Тусклое освещение в целях экономии мне на руку, а потому я заныкалась в угол и замерла. С подозрением вглядываясь в тени, вслушалась в далёкий шум, но не позволила себе выглянуть в окна. А потом не заметила, как сползла на сидушке и провалилась в дрёму. Проснулась я рывком, ощутив торможение поезда. Ошалело моргая, услышала, как открываются двери, и механический голос вещает первым пассажирам что-то о станции и технике безопасности. Скатываясь с мягкого подклада, заныкалась под сидушки и всмотрелась в немногочисленные ноги, неторопливо шагающие мимо меня. Обратила внимание на свет, заливающий салон помимо ламп: рассвет уже не сказать, что ранний, но явно не девять утра. Каракатицей отползла и, уличив момент, выкарабкалась и пристроилась следом за последним зашедшим пассажиром, тщательно поправляя помявшуюся одежду и морду лица. Экстримальная вышла пробудочка, ничего не скажешь. На автомате пройдя за мужчиной до самого места его посадки, сбилась с курса и сделала вид, что мне дальше. Всё также поправляя внешний вид и исподтишка осматриваясь, нашла взглядом клюющего носом парня и шустро пристроилась на край соседнего сидения. Для наглядности окинула его недовольным взглядом и вздохнула. Это типо я с ним, ага. Люди, взглядом провожающие меня вслед, успокоились и вернулись к своим попыткам проснуться окончательно или доспать, а я напряглась ещё больше?— вдруг спалят? Как бы невзначай присмотрелась к парню. В простой повседневной одежде и с небольшим багажом в спортивной сумке, он отчётливо спал с открытыми глазами. Как же мне это было на руку! Ведь большинство в салоне оказалось одето в деловые костюмы, ясно давая понять, что в такую срань работающий класс спешит на работу. Опять не заметив, как и когда, начала клевать носом и задремала. Стресс и ночь без сна я бы пережила спокойно. Не с лёгкостью, конечно, от дискомфорта так просто не избавишься, но держалась бы. Однако ребёнок был физически не способен справиться с такой моральной нагрузкой в бодром состоянии, что фактически лишало меня выбора. И хотя часть сознания я удерживала, слыша объявления об остановках, справку о погоде и пути назначения, далёкий шум пассажиров, входящих и выходящих, мычание во сне моего невольного ?прикрытия?, я… Спала. Чёрт возьми, я просто спала. Но зарождающуюся панику и самоедство вовремя перекрывала лень. Гораздо больше, чем поносить себя, мне хотелось потешить именно свой эгоизм и насладиться покоем и вакуумом в голове. Чему я самозабвенно предавалось до того момента, когда моё ?прикрытие? взбодранулось, матюкнулось и подорвалось на выход. Прифигев, как и близсидящие пассажиры, я опомнилась, повторила неизвестную ребёнку конструкцию и подорвалась следом. Ёб твою мать, куда ты так быстро, олень патлатый?! Дитя забыл, сука-падла! К моему глубочайшему сожалению и вместе с тем изумлению, сука-падла резко развернулась и полетела в обратную сторону. Вовремя исчезнув с линии следования танкера ?Находка?, увидела, что парень спросонья забыл сумку. Невольно опустила глаза?— деревяшка в футляре была всё также зажата в маленьких пальчиках. Ощутив неожиданную ломоту, расслабила хватку и едва не выронила меч, но успела подхватить и шустро двинуться к тамбуру, куда уже развернулся парень. Выскочила я вместе с ним, но тут же завернула в следующий вагон и, увидев количество людей, скрылась в туалете. Ну нафиг, там же вообще пустота! Ну, практически. Но как в ней делать вид, что я не потеряшка и имею сопровождение, ума не приложу. Зато, раз оказалась в туалете, воспользовалась его удобствами. Облегчив душу и умывшись, собрала с одежды пыль, а после?— слега смочила беспорядок на голове. Всё-таки к коротким стрижкам нужен такой же особый подход, как и к любым другим. На благо опыт есть?— какой я только не ходила! И с косой до попы, и с ?причёской? пацанской. Каре только не носила и ассиметрию?— не мой формат. Зато носила мама, а я в те редкие минуты, когда её видела, имела честь наблюдать сам процесс ухода. В смысле, не из дома, а за волосами. Просидев за дверью до следующей остановки, наслушавшись молчаливых психов тех, кто пытался и не мог попасть в заветную комнатушку по причине её занятости, во время остановки прислушалась к шагам и тихонько выбралась в толпу заходящих. Пригиная голову и оглядываясь исподтишка в поисках нового потенциального ?прикрытия?, зацепилась взглядом за какого-то пацана. Мальчишка активно вырывался из рук сопровождающего, на него ни разу не похожего. Из диалога стало понятно, что мелочь пытался проводить подручный его родственника, но по причине недолюбви первого к последнему, шансы мужика на спокойную дорогу с бременем стремились к нулю. Поняв, что это не мой вариант, поймала взглядом парочку, занятую друг дружкой и телефоном, и устремилась за ними. Авось повезёт. Повезло. Меня посчитали придатком к паре и даже пропустили вперёд. Я услышала краем уха что-то о нерадивых родителях и на всякий случай прибавила шагу. Сели они так удачно, что фактически отвернувшийся от меня парень мог спокойно посвящать себя избраннице, тогда как я?— пользоваться ?прикрытием? под боком и не вызывать ни у кого вопросов. А через силу расслабившись и приняв сонный вид, отбила их зачатки окончательно. Ребёнок спит, родители милуются, ага. Разумеется, спать мне уже хотелось не так сильно, и я могла хоть как-то мониторить окружение. Но появление нового соседа всё равно пропустила. Чёрт, этот мальчишка умеет подкрадываться! Я бы его вообще не заметила, если б он не бодранул моё колено, когда, оглядываясь, по-тихому куда-то валил. Куда-то?— это на соседний ряд. На меня кинули взгляд и тут же отвернулись, тщательно пакуясь так, чтобы с задних сидений его было не видно, своими телодвижениями смущая какую-то даму рядом. Заметив что-то белое на его лобешнике и в волосах, не придала значения и свесилась в проход, пытаясь узнать, кого он там выглядывал. Очевидно, сопровождающего, но меня интересовала именно его дислокация. Мальчишка зашипел рассерженной кошкой:—?Что ты делаешь?! Уйди отсюда! Не придав значения детскому лепету, выцепила взглядом знакомую фигуру. Прицокнула языком:—?С такого места точно заметят. Пойдём. Протянув руку и попытавшись ухватиться за чужую конечность, не рассчитала расстояние между рядами в соотношении с собственным телом и едва не навернулась. Пацан потянулся меня ловить за вытянутую лапу и чуть сам не завалился следом. Оторвав себя от сидушки, взялась-таки за мальчишку и потянула на пустой ряд вперёд.—?А вот здесь не увидят. Подтолкнув его к окну и прикрыв собственным тщедушным тельцем, чтобы взгляд мимопроходящих первым делом на меня упал, устроилась с комфортом. Мальчишка покосил на меня недоверчивым взглядом, заглянул за спинку сидушек, проверяя, и с сомнением опустился обратно. Я же пыталась чем-то занять руки и теребила ремешок футляра, а потом поймала белое пятно, контрастом выделяющееся на смуглой коже, и залипла. Вау, витилиго, да ещё какое! Участок на лбу заходил за линию роста волос, награждая нарушением пигментации целую прядь! И всё это?— контрастом чистейшего белого на голимом чёрном. Афигеть…—?Чего смотришь? Урод? И что с того? Пф-ф-ф, а ещё я заразный! Вот! Тронешь меня, такой же будешь! В пятнышко! Страшно? Видимо, я слишком пристально разглядывала болезнь, которую ни разу в жизни не видела, и невольно оскорбила ребёнка. Он с таким вызовом задрал подбородок и нахмурил брови, что закралась мысль, а часто ли его дразнят-то на этом поприще?..—?С чего бы? Я не стану такой же от одного прикосновения. Если это, конечно, не из-за каких-нибудь бактерий, вирусов или паразитов. Пацан задумался, а потом решительно помотал головой:—?Нет. Меня врачи светили и кололи, говорят наследственное. Хотя дед и бурчит, что ни у кого в роду такого не было.—?А на диабет не проверяли?—?А кто его знает? Может и проверяли. Пожав плечами, мальчишка расслабился окончательно и чем-то во мне заинтересовался, а я вовремя поймала себя и притормозила. Ребёнок ни напротив, ни которым я являюсь, не знает даже словосочетание такое: аутоиммунное заболевание. Вот и нефиг допрос устраивать, я не доктор, для этого квалифицированные специалисты имеются. Неожиданно пацан растянул лыбу и протянул лапу:—?Меня Огай Дасом зовут, а тебя? Э-э-э… Сконфуженно тяну лапку в ответ и жалко блею:—?Ю Мира… Весь запал, с которым я намеревалась собрать анамнез, испарился, а его остатки вытряс рукопожатием малец. Странная у него фамилия, какая-то не корейская. Ни разу такой не слышала, и уже открыла было рот, чтобы задать очередной неудобный вопрос, как пацан сам заговорил:—?Мой дед жил в Советском Соединении, они там чудные, к фамилиям всякие суффиксы добавляют. Что-то я ничерта не вкурила. Зато ощутила, как натужно заскрипел мозг, и срочно прекратила думать.—?Так ты, получается, не совсем кореец?—?Нет, говорю же! Дед жил заграницей, но бабку взял корейскую, как и отец мамку.—?А-а-а.—?А ты с какой провинции? Я озадачилась. По идее, мой угол теперь там, где дядя. Но при этом я еду вообще за Сеул к ебени матери. Как быть? Кстати о ебенях… Перевожу взгляд в окно. А где я? Не проехала ли мимо? Помнится, ребёнок часа три трясся в поезде, ?наслаждаясь? напряжённой тишиной под боком неизвестного дядьки. А я по ощущениям побольше… Вот же ептать-коптать, а… Я что, проебала свою станцию? Взгляд метнулся к бегущей строке над дверью, а потом на карту маршрута на стене. Так и есть, проспала. Едва не захныкав от одолевшей печали, прищурилась, силясь разглядеть детали. Успокоилась?— поезд делал круг и проезжал на обратном пути как раз мою станцию. Кстати, круг уже начат. Хвала всему сущему и горе Чирисан с её национальным парком, ей богу! Мысленно утерев метафорические слёзы, вернулась взглядом к пацану. Его неожиданное тактичное молчание насторожило. Но столкнувшись с моей подозрительностью, оно разлетелось пылью новым словесным потоком:—?Можешь не говорить, я понимаю. Я вот из Тонхэ. Там красиво, порт большой такой. Дед собирается переезжать в Сеул, говорит, работа там хорошая, его перевести хотят в новый филиал. Но я не верю. Он бы меня с собой потащил, а не свалил на голову этого… Малец так красочно покосился назад, что я невольно заулыбалась, начиная оттаивать. Из последующего потока болтовни я узнала, что мальчишку сплавили в горы к какому-то учителю ?набираться мозгов, чтобы первым делом головой думать, а не кулаками?. Под нос на демонстрацию мне было гордо сунуты подзажившие сбитые костяшки и ссадины на локтях и предплечьях. В ответ на такое боевое прошлое я выставила напоказ мозоли на руках и нарочито похлопала футляр, похвалившись тем, что осваиваю родовое искусство комдо. Пацан уважительно протянул что-то типо ?Вау? и продолжил болтать. Выяснилось, что в его семье имелся только дед, остальные родственники в жизни мальчишки не фигурировали. И зарабатывал этот дед прилично, поскольку мог себе позволить иметь подручных и гонять их по всей стране. Я глубокомысленно покивала на возмущения мальчишки, недовольного тем, что его повесили на чужую шею, и спросила, где же его остановка? Помнится, на горе одних храмов Будды штук семь, может его к кому из этих сплавить хотят? Мальчишка ответить не успел. Его нашёл паникующих сопровождающий, едва не силой выдрав с места. Чуть ли не ощупав ребёнка на наличие незапланированных повреждений, мужик пожурил пацана за безголовость, а потом в культурной форме заявил, что якшаться с простолюдинами ему не стоит, и утащил на место. Пока я, прифигев, наблюдала всю эту картину, пацан успел прочухаться и возмутиться, но его не слушали. Ну, ахуеть теперь, что? Я?— смерд, куда мне в приближённые царя-то метить? Опустила взгляд на свою одежду. Надо трезво оценивать реальность?— выглядела я, по сравнению с пацаном, бедно: старая, видавшая виды куртка, такие же потёртые джинсы, пыльные кроссовки и растрёпанные, неуложенные волосы. Рядом с выхоленными корейцами я неприятно выделялась, но выбора не было. Тоскливо поправив рукав, пересела на место мальчишки и уставилась в окно. Природу я любила, и потому с удовольствием позволила себе залипнуть и отвлечься от неприятного осадка. Вместо него ощутился голод. Хотелось даже не кушать?— жрать. Но вот уж чего нет, того нет. Ну, выкручусь как-нибудь потом. Зато какой за окном был вид!.. Матерь божья, я с родной Сибири и Урала тащилась, когда доводилось уезжать за границу цивилизации, но горы… Нет, Горы! Как же красиво… Видимо, довести меня до инфаркта было планом-минимум у этого мальчишки, потому что напугал он меня изрядно, когда с чувством плюхнулся на сидушку и от души боднул в плечо. Я сказочно ахуела с такой наглости и хотела уже что-то предъявить, когда мне под нос сунули огроменную булку. Всё недовольство испарилось. Еда-а-а! Вцепившись в неё, как утопающий в соломинку, с упоением вгрызлась в настоящую амброзию. Мамма-миа, какое же это было волшебное чувство! Я готова была простить все смертные грехи каждому, лишь бы это наслаждение никогда не прекращалось! Но, разумеется, всё хорошее быстрее прочего походит к концу, и жратва в моих руках испарилась в считанные секунды. Я успела заметить, что мальчишка в скорости уничтожения фастфуда мне не уступал, и приватизировать хоть кусочек я уже не успевала. Ну и ладно. Мне протянули бутылку какой-то слабой газировки с непонятным фруктовым послевкусием. Но так как булку требовалось запить, я не привередничала. Насосавшись, вернула тару владельцу, прилипшему к горлышку с не меньшей жадностью. На душе полегчало то ли от перекуса, то ли от осознания того, что новоявленный приятель вернулся.—?А тебя не накажут, что ты опять убежал? Пацан на мой вопрос бровью повёл, вытер рукавом рот и пожал плечами:—?Да что мне сделается? Ты же мой друг, в конце концов. Никто не может мне указывать, с кем дружить! Вот. Ощутив странное тепло внутри, умилилась и протянула персиковую жвачку. Как же легко живут дети всё-таки! Сцепился с кем мизинцем, и уже друзья навеки. Взрослым и правда есть, чему у них поучиться. Мы болтали о всякой фигне: кому что нравится, кто чем интересуется, какую музыку слушает. Сошлись во мнениях, что айдолы?— зло, которому простые смертные по какой-то неведомой причине поклоняются. Я траванула баянистую шутку о печеньках, мальчишка тёмной стороной проникся. Прекрасное времяпровождение было прервано сопровождающим пацана: пора выходить. Мальчишка сник, но протянул мне руку. Я схватилась за детскую ладошку в ответ, и он выдал:—?Я запомню тебя, Ю Мира. Клянусь, мы ещё встретимся. Я не поняла, как, но сцеплены теперь оказались не детские ладошки, а мизинчики. Вот ведь талантливый ребёнок! Умилившись в очередной раз, улыбнулась такой непосредственности и ответила:—?Мне было очень хорошо с тобой, Огай Дасом. Буду рада увидеться снова. Мальчишка исчез, а я примерилась: скоро и мне выходить. Оглянулась посмотреть, сидит ли моё ?прикрытие?, и выпала в осадок. Их нет. Парня и девушки нет! Зато на соседнем ряду была бабушка из разряда божьих одуванчиков, а вагон практически пуст. Может, выйдет доехать без лишних вопросов и внимания?.. Удалось. Я сошла на своей станции, как оказалось, вместе с бабушкой. И тут же постаралась испариться с платформы, пока никто из сердобольных взрослых не озадачился вопросом, чей же тут ребёнок без присмотра гуляет? Городок, в котором я оказалась, больше был похож на деревню городского типа. Высоток не было, максимум?— административное здание в три этажа и такая же больница. Все остальные дома двухэтажные, в них размещались школы с детскими садами, офисы и конторы, различные заведения сферы обслуги. Была пара небольших многоквартирных домов, но больше стояли в отдалении, на пути к холмам, одиночные участки. К ним-то я и направилась. От почты я свернула направо, под холм, прошла по пустой широкой дороге и встала перед уходящей в лес неухоженной тропой. Я почти дома, надо же… Тропа с пол километра тянулась куда-то вглубь и выводила к древнему каменному забору без калитки. Заходи, кто хошь, ага. За забором?— дом. В нём не много комнат, но для намёка на додзё?— более, чем достаточно. Дверь ожидаемо заперта, зато под порогом был спрятан запасной ключ. Руки по земле шарили уверенно, и вскоре я уже разувалась на входе, окидывая взглядом изрядный слой пыли. Времени прошло с неделю, может больше, быстро что-то дом загрязнился. В передней части взгляд сразу зацепился за что-то вроде кланового пона, и я невольно согнулась в поклоне, оказывая почтение святыне школы?— знаку Лунного света. Я прошла по помещениям, воскрешая не-мои воспоминания. Четыре скромные спальни, пустая кухня, зал для тренировок, он же зал для медитаций. Если раскрыть его ставни, можно наслаждаться видом на заросший сад с цветоносными деревьями, высоким разнотравьем и близкой линией дикого леса. Я раскрыла всё, что можно, чтобы хоть как-то проветрить эту затхлость, и зашла в отдельную комнатушку с нагревательным баком, фильтровой установкой и щитком. Включив минимальный прожиточный минимум, умылась, напилась воды, вернулась в зал и села на край, залипнув на природу. Чёрт возьми, как же хорошо… Решив не сдерживать себя и прогуляться, обулась и пошла обходить дом. Помнится, где-то колодец вырыт… И правда. Вот он. Старенький, каменный, с покатой крышей. И трупом возле… Не понял. Озадачившись незапланированным элементом декора, пожалела, что оставила меч в доме. В задумчивости пожевала губу, но решила пока не бежать сломя голову обратно, а осторожно обойти полукругом, дабы оценить масштабы проблемы. Мужчина в изодранной до невозможности одежде. В засохшей крови. Рядом валялась деревяшка типа посоха с потемневшими кровавыми разводами и отпечатками. У руки?— опрокинутое ведро на цепочке. Зависнув на секунду, подошла ближе. Тело неожиданно глубоко вздохнуло. Осмелев окончательно, присела у головы и отвела с чужого лица волосы, опасаясь переворачивать: мало ли, что там со спиной. Шикарная щетина, наверное, месячной давности, сцепленные бульдожьей хваткой челюсти, испарина на нездоровой бледной коже, метались под закрытыми веками зрачки… Опустила взгляд ниже, аккуратно отводя то, что осталось от одежды и не присохло на крови. В рванине были прекрасно видны частично покрывшиеся корочкой множественные резаные раны. Помимо них?— обширные гематомы, местами аж чернющие.—?Эй… Дядя… В одиночку в нынешнем состоянии я его не уволоку при всём желании. А если что подложить?.. Нет, одной меня определённо мало. До дома десяток метров. Ближайший вход через раскрытые створки зала. Потеребила мужика за плечо:—?Дядь, очнись. Ты слышишь меня? Эй… Осмелев, начала расталкивать. По-хорошему, сообщить бы о нём, да что-то подсказывает, что этому не-местному светиться в полиции явно не следует. Возможно, во мне только что умер окончательно здравый смысл и расцвела наивность, но все мысли сузились вокруг одного: доставить в дом и помочь. На мои толчки и похлопывания, наконец-то, отреагировали. Мужчина попытался смахнуть мою ладошку со своей щетины и даже предпринял попытку открыть глаза. Уже через минуту настойчивых попыток дозваться до чужого плавающего разума на мне попытались сфокусировать взгляд и что-то прохрипеть. Тише, приятель, мне нечем тебе горло смочить, прочухивайся лучше. Нам ещё идти. Как с ребёнком, повторяя мантру ?вставай, эй, идём?, помогаю человеку отодрать себя от земли. И видимо, я имела определённый успех, потому что за сознание мужик цеплялся и опереться на меня себе не позволял, даже когда вертикаль грозила очень быстро перейти обратно в горизонталь. Подхватив его палку, сунула в руку, придержав под локоть, и потихоньку направила к дому. Черепашьим темпом, постоянно вихляя и заваливаясь, добрались-таки до зала. Мужик завалился на невысоком порожке, не в силах затащить себя внутрь, и натужно захрипел. Я едва не полегла рядом с ним, выплёвывая собственные лёгкие. Вот ведь кабанище, а! Недотруп повернул ко мне тяжёлую голову-болванку, чуть не уронив её с плеч, прилёг на порог грудиной и выдохнул. Видимо, с силами собирался, потому что потом попытался раскорячиться и дотянуться ногой до пола. Вздохнув, сцепила руки над коленом и организовала подножку. Итог: человек в доме, а у меня убиты руки, колено и пресс. Глянув на развалившееся тело, заливающее кровью с разошедшихся ран мой пол, подавила желание плюнуть и прилечь рядом. Чем быстрее начну, тем быстрее закончу и тем чище будет пол, который мне же потом мыть. Выдохнув полудохлыми лёгкими, забралась в дом. У нас есть несколько аптечек на все случаи жизни, и я откопала ту, которой пользовались чаще всего. Чтобы не ходить по несколько раз, включила воду в подставленный тазик и, набрав полотенец, дотащилась до зала. Тело лежало, как и было оставлено. Я сгрузила вещи и даже проверила?— действительно отрубился. Притащив тазик, устроилась рядом с мужиком. Что ж, не зря ведь я училась? Оказать первую помощь, будучи ребёнком, неимоверно запарно. Мало того, что раздеть взрослого человека физически сложно, так и обмыть ещё тот подвиг. Тяжко было привыкнуть, что не можешь дотянуться, но что ещё хуже?— невозможность удержать инструментарий. Ребёнка в случае необходимости шил отец, соответственно навык накладывания швов наработан не был. Худо-бедно удалось подрезать начавшие некротизировать края, но на этапе заправки иглы в иглодержатель я поняла, что это будет жопа. Пожалев мужика, влепила внутримышечно но-шпу, кое-как обколола новокаином и постаралась себя воодушевить. Всё не так плохо, я справлюсь. Выдохнув, заправила волосы за уши, но поганая чёлка всё равно норовила залезть в глаза. Отращу, чесслово. Перекинув внимание на раздражитель, справилась с волнением и приступила к делу. А вскоре залила кривоватые швы красочным антисептиком. Меня удивило наличие такого спрея в простой аптечке, но в памяти всплыло, что найти такой с лёгкостью может любой обыватель, поскольку тот доступен для масс. Странное время, но не будучи приближенной к медицине здесь, возблагодарю всё сущее и прилягу. Что-то я устала. Успев скинуть инструментарий в тазик с грязной водой, растеклась по полу и вырубилась. Вся жизнь сплошной стресс, эх…