Ай ишыгы (недо-R, флафф, почти повседневность) (1/1)

Ибрагим заходит в воду осторожно, аккуратно, медленно, словно боится оступиться, а Сулейман застывает у дерева, сжимая губы, чтобы не выдать себя. Ибрагим идёт по лунной дорожке, идёт обнажённый, сошедший с европейских картин, сошедший со страниц так любимых Сулейманом греческих мифов, и вода переливается жемчугом, плещется вокруг Ибрагима. Сулейман, околдованный, глядит на ровную спину Ибрагима, на его ноги, всматривается в то, как лунный свет блестит на его коже, как преображает Ибрагима, делая его совсем далёким, невозможным, мифическим.Будто одно неосторожное движение, один неосторожный вздох?— и пропадёт и Ибрагим, и луна, и эта заводь, пропадёт всё, оставив Сулеймана в темноте. Поэтому Сулейман не двигается, поэтому Сулейман только смотрит, как Ибрагим останавливается, вскидывает голову, как луна очерчивает его лицо, его чудесный профиль, как она лёгкими поцелуями серебрит кожу. Ибрагим заходит в воду по шею, скрывая в воде своё прекрасное тело, а потом ныряет?— и вода прячет его полностью, оставляет лишь расходящиеся круги.Сулейман вглядывается в толщу воды, вжимается в дерево, за которым прятался, чтобы не выдать себя, за которым прятался, чтобы подсмотреть за Ибрагимом. Случайно, словно по воле Аллаха?— хотя допустил бы Аллах такое? —?он проснулся, разбуженный шорохом ткани и отсутствием тепла, случайно отправился вслед за Ибрагимом, вздумавшим выйти из дворца в такой поздний час?— и остался здесь, на берегу заводи, потому что Ибрагим сбросил с себя одежду и вошёл в воду.И раздевался он так, как раздевался перед Сулейманом: опуская глаза, не торопясь?— и так плавно, словно ткань ничего не весила, словно его кафтаны не были многослойными. А как Ибрагим развязывал пояс, как пояс перетекал в его руках, как опускался на пол?— время замирало, заворожённое движениями Ибрагима, Сулейман замирал?— а Ибрагим смотрел на него чуть снизу вверх и мягко, ласково улыбался. И что время?— Сулейман переставал существовать после этой улыбки, после этого взгляда, оседал на руках Ибрагима, на его плечах, терял и находил себя в его объятиях, в его поцелуях. С Ибрагимом Сулейман всегда был единым, целым, завершённым, спаянным?— и собой.Ибрагим выныривает, ложится на спину?— и лунный свет одаривает его всеми богатствами, превращает капли воды в бриллианты, одевает его достойнее всех живущих в этом мире, одевает его даже достойнее Сулеймана. Сулейман бы хотел принести Ибрагиму все драгоценности мира, хотел бы весь его путь уложить шёлком, но подарки Ибрагим принимает с трудом, словно считает себя недостойным.Словно не ему, а кому-то другому Сулейман должен дарить ткани и драгоценности, словно не ему, а кому-то другому Сулейман должен делать украшения. Но Ибрагим достоин всего этого?— и всего мира. Хотя и мира для того человека, как Ибрагим, для человека, которому Сулейман раз и навсегда отдал своё сердце, которого полюбил с первых звуков скрипки, недостаточно?— и Ибрагим достоин всех звёзд, всех миров, что создал Аллах. Но почему-то Ибрагим сомневается, почему-то не разделяет с Сулейманом эту убеждённость, прячет лицо. Зато сейчас не прячет, позволяет луне украшать его, делать ещё прекраснее, ещё светлее.Ибрагим ныряет снова с тихим плеском, звучащим сейчас для Сулеймана прекраснее всей музыки мира?— за исключением скрипки Ибрагима,?— снова выныривает, подплывая к берегу, а потом замечает Сулеймана. Прикованного к месту своей красотой Сулеймана, Сулеймана, боящегося вздохнуть, Сулеймана, сжимающего ствол дерева, Сулеймана, застигнутого врасплох. Ибрагим останавливается, а Сулейман даже не может пошевелиться. И тогда Ибрагим говорит:—?Идите сюда, шехзаде.Губы у Сулеймана окаменели, и разомкнуть их сложно, но Сулейман всё-таки отзывается севшим голосом:—?Я не умею плавать, ты же знаешь.—?Здесь неглубоко,?— со смехом?— чистым, любящим смехом, смехом, от которого у Сулеймана трепещет сердце?— отвечает Ибрагим. —?И я не дам вам утонуть.Сулейман отпускает дерево, идёт ближе к воде, ничего не видя, кроме Ибрагима, Ибрагима, стоящего по грудь в лунной воде, раздевается, путаясь в застёжках кафтана, и Ибрагим тянет к нему руки. А Сулейман замирает снова, стараясь на всю жизнь, на все года запомнить эту сцену, запомнить, как он, не чувствуя ни холода, ни тепла воды, будто в полусне доходит до Ибрагима, хватается за его руки?— и Ибрагим притягивает его к себе, обнимает, а Сулейман вслепую находит его губы, переплетает их пальцы. И улыбается в поцелуй, дышит Ибрагимом, дышит ночным воздухом, и лунная вода омывает и его кожу.Словно бы Сулеймана пустили в совершенно другой мир, словно бы открыли для него тайну?— важную, сокровенную тайну, и эта тайну Сулейман сцеловывает с лица Ибрагима, собирает губами бриллиантовые капли, а Ибрагим держит его так крепко, чтобы у Сулеймана не возникало никаких сомнений.—?Ты такой красивый, Ибрагим,?— Сулейман обхватывает его лицо руками, разглядывает в свете луны, и глаза Ибрагима сверкают, и все небесные светила сосредоточились в его глазах. —?Твоя красота?— самое совершенное, что есть в этом мире, самое правильное.Ибрагим прикрывает глаза, пряча их, но не прячет смущённую улыбку?— и тихие слова:—?Вы всегда забываете про себя, шехзаде.Сулейман вскидывает брови в неверии, и Ибрагим, замечая это, глядит на него прямо?— и, полностью уверенный в своей правоте, продолжает:—?Самое правильное и самое совершенное?— это вы. Вы?— и ваша красота, ваш ум, ваше сердце, ваша душа.Сулейман открывает рот, чтобы переспорить Ибрагима, чтобы возмутиться, но Ибрагим смотрит так, словно Сулейман не должен спорить. Словно всё то, что Сулейман сейчас скажет, не будет иметь никакого значения, потому что Ибрагим прав?— и готов это доказать всеми словами и всеми своими силами. Сулейман открывает рот?— и так и ничего и не отвечает, только прижимается губами к шее Ибрагима, только прижимается теснее.И опускает руки в воду, скользит пальцами по телу Ибрагима, телу, обласканному лунным светом, обласканному водой?— но не обласканному Сулейманом. Ибрагим хватается за его плечи?— а потом перенимает правила игры, и их руки изучают тела друг друга, сталкиваясь, соединяясь и разъединяясь снова, и Сулейман не отпускает губы Ибрагима, целует и целует, упиваясь.А после Ибрагим держит его за руку, и они вместе выходят из заводи, но Сулейман останавливает Ибрагима, когда до берега остаётся несколько шагов. Ибрагим оборачивается?— и Сулейман признаётся ему шёпотом, будто боясь, что их кто-то услышит.—?Я буду любить тебя до последнего вздоха, Паргали.Ибрагим от этого признания теряется, зажмуривается крепко, бледнеет, а потом подносит к губам их сцепленные руки и касается губами пальцев Сулеймана с благодарностью, касается лихорадочно. И, не поднимая головы?— но поднимая взгляд,?— говорит в ответ:—?Я тоже, шехзаде. Я тоже.