Инджи (PG-13, ангст, hurt/comfort) (1/1)

Ибрагим плещется в забытье, то выныривая из него, то снова оказываясь там, и голос повелителя доходит до него не сразу. Но голос есть, и этот голос зовёт Ибрагима, и Ибрагим идёт на него?— как шёл всегда. Яд крепко впивается в его тело, туманит мозг, мешая думать, и Ибрагим, слабо отдавая себе в этом отчёт, произносит:—?Я же говорил вам.В глазах повелителя разворачивается бездна, осознание, но Ибрагиму некогда думать о том, сколько боли он причиняет такими словами: он умирает, и ему нужно успеть сказать то, что он хотел сказать, успеть собрать мысли, разлетающиеся мелкими самоцветами. Он и говорит, но повелитель уговаривает его, не верит в то, что Ибрагим умирает. Словно думает, что защитит Ибрагима даже сейчас и, если надо будет, станет сражаться с ангелом смерти. Но Ибрагим умирает от яда, от стрелы, от собственной глупости?— и это повелитель исправить не в силах. Его голос звучит очень глухо, словно Ибрагим на большой глубине, словно он?— ловец жемчуга, спускающийся в бочке. Он едва ли не видит в глазах повелителя жемчуг и только потом понимает, что это слёзы.—?Мы ещё столько не сделали, Ибрагим,?— говорит повелитель, и Ибрагим хочет согласно прикрыть глаза: повелитель прав, они даже не дошли до Рима, не исполнили совместную мечту?— а потом останавливается и вместо этого смотрит на собственную руку, которую сжимает повелитель, переплетя вместе их пальцы.Ибрагим делает огромнейшее усилие над собой и над своим умирающим телом и старается понять, что это значит. Повелитель горячо доказывает Ибрагиму где-то наверху, что нужно бороться, не сдаваться смерти, жить, а Ибрагим, снова соскальзывая в забытье, неожиданно ясно осознаёт, что. Повелитель сжимает его пальцы ещё крепче, а Ибрагим, погружаясь на глубину, жалеет только об одном: что они оба, притворяясь друг перед другом, упустили множество лет. Множество совершенно иных лет.Ибрагим, закашливаясь и слыша себя будто со стороны, желает лишь одного.Чтобы эти годы у них ещё были.