Гювен (PG-13, почти повседневность, hurt/comfort) (1/1)

Ибрагим обгоняет его, пришпоривает коня, и на его лице играет победная ухмылка. Сулейман улыбается едва заметно: что ж, пусть Ибрагим порадуется, давно Сулейман не видел у него такого выражения лица и давно не видел искреннего удовольствия от скачек. Ибрагим ждёт его на пляже, и его конь перебирает ногами, всё ещё возбуждённый от быстрой езды. Ибрагим даже не старается его успокоить, только рассеянно ласкает за ухом и смотрит вдаль.—?Поздравляю с победой, Паргали,?— говорит Сулейман, останавливая коня рядом с ними.—?Благодарю, повелитель,?— Ибрагим прикладывает руку к груди, но не улыбается?— и Сулейман понимает: море. Ибрагим не любит море, оно его пугает, бросает в те страшные дни, когда его увезли из родного города. Но Ибрагим всё равно рано или поздно оказывается здесь, на берегу, словно приучивая себя, даже если Сулейман и предлагает поехать куда-нибудь ещё.Несколько лет назад Сулейман осторожно спросил, что именно случилось тогда, когда Ибрагима разлучили с семьёй. Ибрагим долго молчал, и Сулейман, приподнявшись, привлёк его к себе, усадил так, чтобы Ибрагим не видел его лица, и взял его руки в свои. И уткнулся носом в его спину, ожидая, когда Ибрагим соберётся с мыслями?— или когда скажет, что не может этого рассказать. А потом Сулейман почувствовал, как на руку ему упало что-то горячее. А потом ещё раз, и Сулейман уже хотел развернуть Ибрагима к себе, но Ибрагим не захотел, воспротивился?— и Сулейман целовал его спину, затылок, шею, гладил руки, пока Ибрагим беззвучно плакал. Сулейман несколько тысяч раз раскаялся, что спросил, корил себя за любопытство и шептал Ибрагиму слова утешения. Но Ибрагим успокоился нескоро, отнял руки, чтобы вытереть слёзы, и только тогда повернулся сам.—?Ибрагим, прости меня за моё любопытство,?— повиновался Сулейман, но Ибрагим качнул головой.—?Что вы, повелитель,?— тихо сказал он. —?Всё хорошо. Я просто не готов рассказывать об этом. Пока не готов.А ночью Ибрагим подскочил, словно от кошмарного сна, и разбудил этим Сулеймана. Ибрагим сидел на постели, хватал ртом воздух, и Сулейману самому стало тяжело дышать от боли Ибрагима и от давящего на грудь чувства вины. Сулейман до утра перебирал в голове сказки и рассказывал их Ибрагиму, чтобы усыпить, но Ибрагим так и не заснул?— как не заснул и Сулейман. Ибрагим после этой ночи на него не держал обиды и не высказал недовольства, хоть и имел на это полное право, но Сулейману хватило и упрёков совести. Больше он не спрашивал: каждый раз напоминал себе, как тяжело Ибрагиму вспоминать.А сейчас Ибрагим, вдоволь наглядевшись на море, говорит:—?Помните, вы спрашивали, как я оказался в Османской империи?—?Да, Ибрагим,?— Сулейман следит за лицом Ибрагима, и Ибрагим, замечая это, дёргает щекой.—?Я хочу вам об этом рассказать.Ибрагим натягивает поводья и трогается с места.И, наверное, уже не видит, как Сулейман улыбается одними глазами.