Глава VIII. Lingering (1/1)

Было странно просыпаться с уже заранее сформулированной мыслью, но вместе с той неловкостью пришлось и умываться, и соглашаться на утренний чай, ничем не отличавшийся от вечернего, и даже покидать дом Ховарда. Так и не обронив зародившуюся идею, даже не прийдя к консенсусу с самим собой и своим сердцем, Мэттью делал исключительный вид, что его голова была чиста и не забивалась негативом. Но ведь нельзя было вечно утаивать тот бардак, который мальчишка устраивал на просторах своего сознания, так и не найдя сил разрешить внутренний конфликт и приблизиться к соглашению. Беллами ведь до сих пор боялся признаться в неравнодушии. И это затягивалось, тянулось, перетягивало глотку.Той мыслью, с которой он очнулся, оказалось элементарное осознание: Мэтт провел ночь вне дома, наплевав на запреты и родительскую ругань. Не будем смущать мальчишку сильнее, уточняя, насколько покраснели его детские щечки, когда вдобавок он вспомнил, у кого конкретно имел наглость остаться. Тот самый шафер со свадьбы Мириам, черт возьми! Это было не то что новшеством, это было чем-то выходящим за пределы его понимания. Мэттью, умудрившись всю свою небольшую жизнь провести в до боли крошечном Мэрипорте, был отпущен к тому же Томасу всего-то пару раз. О смежном ему однажды кричала Флоренция, ругаясь в трубку: почему, мол, она встречала рассвет с подругой, а мальчишка даже не удосужился попытаться отпроситься.Да потому, что Беллами знал: он всегда и на все будет получать материнский отказ. Сбежать на учебу в Лондон грезилось ему перспективой ну просто умопомрачительной. Он также был в курсе, что ни за что не сможет перечить отцу и пойдет по тому пути, который будет предложен Джорджем – ведь тот, вроде как, старался во благо сыну, желал ему только лучшего и безмерно, до скупой мужской слезы сильно любил.– О чем думаешь? – выбил его Доминик, попытавшись взбодрить.Мэттью был напуган этим вторжением в его личное пространство, но оглянулся и пришел в ужас: вокруг был центральный Мэрипорт, воскресенье душило толпами народа, порт, набережная…– Ты какой-то бледный, – заметили следом. – Все в порядке? Ни слова еще не сказал за сегодня.Беллами сглотнул. Это было до жути не похоже на него: мальчишка имел свойство уходить в себя, но не настолько глубоко, чтобы не замечать происходящего вокруг и вот так отличительно сливаться с обстановкой.– Все нормально, – он отмахнулся, заверив Доминика растерянным взглядом. Неудачно. – Задумался, знаешь…– Ну так и о чем же? – тот все улыбался.– О разном… Дурацком.И это было сверх меры ожидаемой фразой. Ведь она давным-давно стала у Мэтта любимой.Ховард заботливо разбудил мальчишку часов в одиннадцать утра, когда тот забвенно спал на диване, не шелохнувшись, – переутомился. После был уже упомянутый чай, пара сигарет на крыльце, неловкие фразы, разбавившие воскресное молчание. Доминик как-то неаккуратно пообещал ему накануне, что найдет занятие на день, развлечет Мэттью, сводит куда-нибудь, чтобы можно было повеселиться. Но, в сущности, куда еще они могли пойти, по-прежнему обитая в Мэрипорте, никуда не переместившись за бренную ночь? Являясь любителями моря, ненавидя Дэйла и отдавая предпочтение порту.– Я здесь третий день подряд, – выявил Мэтт, в очередной раз оглядевшись по сторонам. – Мне кажется, что прошла уже целая вечность с той пятницы.– Похоже на то, – поддержал Доминик, осторожничая со словами так, как следовало бы вчера. – Какие твои любимые места в городе, кроме побережья?– А какое твое любимое место в Лэйк-дистрикте?Они пересеклись взглядами – Беллами выстрелил точно, попадая прямо по спокойствию Ховарда.– Не терпится обратно в машину?– Мы не были там с ночи, – уточнил мальчишка. Он оказался гораздо более собранным и готовым к диалогу, к остроте его оборотов. – Я не разбираюсь в тачках, но твоя классная.– Еще бы, – Доминик позволил себе ухмылку. Знал бы Мэттью, что его автомобиль стоил дороже захолустья на юге Мэрипорта. – Это же двухсотдюймовый БМВ.– Двухсодюймовый? – Беллами действительно настолько не разбирался в машинах.– Шестнадцать футов в длину. Ну, так обычно говорят про машины.– И это много?– А ты хочешь поговорить о цифрах?Мэттью не хотел. И он быстро замолк, возвращаясь в объятия родной рефлексии, укутываясь ею, как пледом. Падая к мысли о парадоксах и так и не найденом решении. Но Беллами был донельзя готов принять собственные идеи, как и заключить сделку – наконец-то! – с сердцем. Он готов был признаться, что поистине физически неровно дышал к Доминику. Ховард ведь практически управлял его пульсом еще с того момента, как подошел с бокалами дешевого игристого.– Ты когда-нибудь был в Шотландии? – спросил Ховард, найдя Мэттью неразговорчивым. – Угадаю, что нет.– Я никогда не выезжал за пределы Камбрии, – произнес тот чуть ли не виновато, как будто стыдился отсутствия возможностей.– Я покажу тебе Шотландию однажды, – улыбнулись ему самой честной, самой правдивой улыбкой. Беллами осмелился посмотреть на Доминика аккурат в этот момент и отчего-то прочувствовал каждой клеточкой: так звучало обещание, что Ховард врать не будет.В его голове враз завертелись картинки, какими он только мог представлять Шотландию: со школьных учебников прямиком в богатое воображение прыгнули фотографии зеленых полей, плантаций, старой архитектуры. Та же брусчатка, что встречалась на севере Мэрипорта, только лучше. Те же пшеничные колосья, только не столь родные.– Перед Карлайлом есть маленький город. Такой, знаешь, неприметный съезд, вроде как на Мэрипорт, – Доминик усмехнулся. – Через него можно долго ехать вдоль реки, а потом попасть на развалившуюся верфь. Она уже лет сто нерабочая, но вид того стоит.– Промышленная зона, запустелые кварталы? – угадывал мальчишка, отделавшись от первоначальной зелени и архитектурных памятников.– Лучше, – улыбнулся Ховард. – Бесконечные поля, одиночество и Шотландия на противоположном берегу.Беллами попытался это представить. У него получилось и даже красочнее, чем он загадывал. Это был почти что момент в Салткоутс, только добавлялись зелено-голубые краски, теневые блики, появлялся день, из-за горизонта восставало его любимое солнце. И рядом был Доминик. Такой ответственный за свои слова.– Но в чем суть одиночества, если ты позволишь мне попасть в твое любимое место? – вдруг спросил Мэтт, прицепившись к конкретизированному описанию.Ховард отвернулся, найдя занимательным изученный до боли в глазах вид Ирландского моря. Побережье, будь оно неладно, не менялось ни зимой, ни летом. И даже заканчивающийся сентябрь, обещавший многое, не украшал эти места.– Может, я хотел бы разделить свое одиночество хоть с кем-то, – нашел в себе Доминик, подобрав слова. Он выждал, не захочет ли Беллами ответить ему. – Или поделиться им. Как картиной, эскизом, который может стать произведением искусства.– Но у тебя есть семья, – напомнил Мэтт, будто ревновал заранее.– У тебя тоже, – сыграли тут же. – Но ты предпочел ночевать со мной и не у них.Беллами закусил губу. Его было легко распознать на реакцию – таков был мальчишка.– Тогда в чем смысл? – спросил он, вдруг осознав, что этот вопрос мучил его, быть может, долгие годы. Только теперь вопрос сформировался, потому что был услышан извне. Тут же подвернулся случай, чтобы атаковать Мэттью ответами. – В чем смысл одиночества?– В том, чтобы им делиться, – так просто объяснил Доминик. – Разве нет?И Беллами вдруг понял, что это было чистой правдой. И понял, что его одиночество полностью попадало под описание. Ведь Мэттью хотел поделиться своими юношескими трагедиями с Ховардом, так удачно нашедшим мальчишку в темноте Мэрипорта.– Предлагаю позавтракать где-нибудь подальше отсюда, – перевел Доминик, прочитав на лице Мэтта замешательство и стеснение, обвязанное эмоцией. – Должен же я хоть как-то извиниться за пустой холодильник.И мальчишка рассмеялся, охотно соглашаясь на предложение. И он посмотрел на Ховарда так, будто они были друзьями уже тысячи лет. Так тонко и интересно выстраивалось их общение.Так тонка и интересна была грань между дружбой и чем-то большим.***Говоря о тонкостях и пограничных состояниях, затрагивая влияние субботней ночи и сентябрьских крошечный революций, упомянем и душевное состояние Мэрилин. Самостоятельно разрушившая свой брак, даже не подозревав об изменах Джорджа в течение длительного времени, что еще могла сделать бедная миссис Беллами, оставшись совершенно одна? Единственная дочь сбежала замуж, вроде как любимый сын оказался приемным – могло ли быть что-то хуже? Дешевое вино, думала Мэрилин. Но ведь охотно глотала этот спирт, потому что другого не оставалось.Другой тонкой гранью, как ни удивительно, была черта между алкоголизмом и цивильными вечерами с бокалом вина. И стук в дверь, а после и скрип несмазанных петель, решил на эту грань надавить.– Мама?Хотелось бы Мэрилин услышать эти слова от Мэттью, но на пороге оказалась Мириам. Она как-то неловко снимала свое пальто, прятала зачем-то обмотанный вокруг шеи шарф, а после заглядывала на кухню несколько нетерпеливых раз.– Привет, – поздоровалась та, когда не оказалась встречена словами. – Хэйден опять чем-то занят в своих этих менеджерских штуках, а у меня выходной…Эти оправдания звучали пусто, нелепо. И выпитая половина бутылки говорила за Мэрилин.– Не думала, что это звоночек? – так сразу начала она.Не предложила завтрак – на этом делался акцент! – не спросила, как у Мириам были дела. Что такое сенсационное заставило Мэрилин пить с самого утра?– Не хочу ничего сказать, но… Ты работаешь официанткой в этой грязной забегаловке в порту, хотя Хэйден метит, чтобы владеть двумя местными ресторанами.– Брось, – улыбнулась девушка, еще не понимая, о чем шла речь. – Ты преувеличиваешь. Или, может, я чего-то не знаю?Она в привычном темпе покинула гостиную и присоединилась к матери. Мэрилин занимала большую часть кухни, расположившись где-то между обеденной зоной и гарнитуром. И запах спирта сперва не напрягал Мириам – она могла находить в себе силы на шутки и даже не думать о печальном.– Давай, шокируй меня чем-нибудь еще, – она усмехалась, будто бросала вызов.Оглядевшись по сторонам, Мириам не обнаружила нескольких вещей, которые, казалось, уже вросли в интерьер. Как же так вышло, подумала она, но быстро смахнула мысль. Папина большая кружка, семейная фотография в деревянной рамке, которую Мириам еще девочкой обклеивала местными ракушками на уроках труда. Куда все подевалось?А Мэттью? Чем же Мэттью был занят в это потрясающе безмятежное воскресенье?– Вообще-то… – в Мэрилин говорил алкоголь, градус развязывал язык. Такое бывало и раньше, и часто Мириам попадала под раздачу, получая пару ласковых. Но сегодня что-то было не так. – Ты знаешь, сядь, – попросила женщина, заметив, как дочь мялась возле стола. – Давай-ка начистоту, по-честному.– Это что-то насчет Мэтта? – Мириам послушно упала на стул, внимательно прикованная к матери – оставляя на ней и глаза, и мысль. – Боже, я… Меня сейчас вырвет, господи.Ее действительно скрутило, но Мэрилин лишь махнула рукой. Жадный глоток практически осушил бокал, и женщина как-то боязливо оглянулась в поиске бутылки.– Что с ним случилось? – догадалась Мириам. – Где он?– Он…Мэрилин рассмеялась, едва не выкинув бокал из рук от излишней экспрессии. Этот знак буквально кричал: спаси меня! Но разве Мириам могла видеть? О, она была не настолько умничкой.– Ты знаешь, а он сегодня ночевал у Доминика, да-да, – Мэрилин еще смеялась, переходя на истерику. Она тыкала пальцем куда-то в пространство, будто делая заметки самой себе. – Отец любезно сообщил мне об этом. Ну, я ведь звонила, интересовалась, да и Джордж потом спрашивал, где этот безобразник.– Мама… – виновато выбила из себя девушка. – Я разберусь с Домиником, обещаю. Мы работаем над этой ситуацией.– Да дело совсем не в вашем этом Доминике! – та звучала слишком агрессивно. – Чего ты прицепилась, нормальный парень, – и она сделала жирный намек, что не только Мириам была обеспокоена этой ситуацией, но и Джордж, и сама же Мэрилин, когда пребывала в трезвом уме. – Пока на Мэтта плохо не влияет…– Влияет, – перебила та.– Не влияет. Да и… Тебе, по сути, вообще не должно быть до этого дела. Какое же дело?Мутный бокал в руках Мэрилин говорил о многом. Не то чтобы у нее были проблемы с алкоголем, но, кажется, к этому стеклу приложились уже не раз и не два за день.– Ты начала много пить, – заметила Мириам, не удержавшись от доброго упрека, обращая внимание на состояние матери.– Да, дорогая, – нисколько не стыдилась та. – Не поверишь, но времена иногда бывают отвратительно тяжелыми, что только алкоголь и помогает.– Это не так, – девушка еще находила силы глупить.– Поживи с мое. Узнаешь много нового о жизни.– Что с Мэттом?Мириам уже не могла ждать. Раз уж попросили присесть, начали про чистоту разговора, завели пару фраз – что-то назревало, оно грубо оседало в животе самыми мерзкими предчувствиями. Вновь потянуло на тошноту.Они смотрели друг другу в глаза пару секунд, когда Мэрилин нетрезво моргнула и отвела взгляд в сторону. Бокал в ее пальцах сделал несколько скачков, после чего приземлился стеклом на губы и окрасил их в бордовый оттенок. Пить красное сухое в конце сентября – приближать осень, отмечая ее на пару недель раньше положенного сезона.– Он тебе не брат, – вдруг выдала Мэрилин, толком не подготовив дочь к заявлению. – Джордж не твой отец, а я не мать Мэтту. Это так, если прямо…Но Мириам считала себя самой умной в этом доме.– Ты, должно быть, шутишь. Сейчас день дурака, верно?– Нет, вполне серьезно, – та говорила четко, даже ее язык не заплетался, хотя пара-тройка бокалов спиртного и правда грели желудок. – С чего мне тебя еще дурить тут, комик я тебе, что ли? Делать мне нечего…– Этого просто не может быть, – без эмоций выдохнула девушка, качая головой. В ней закипал гнев. Она хотела закричать, вставить что-нибудь еще, в животе бурлило. – Вы, что, захотели разом разрушить мой мир? Издеваться? Ты издеваешься! Или перепила!– Твой мир еще разрушится и не один раз, моя милая дочь. И иногда легче перепить, чем издеваться, – предупредили усмиренным голосом, и злость тут же испарилась из дома. Осталось разочарование. Может, обнаружилось бы что-нибудь еще.Но Мириам не нашла что ответить. Она лишь погасла своим прежде ярким взглядом, готовым зайтись от лихорадки, и желание спорить вмиг потухло. Еще немного – Мириам попросит у Мэрилин второй бокал. Чтобы присоединиться к матери и потешить женский алкоголизм, передавшийся по наследству.– Я нашла Джорджа ужасно разбитым, мы тогда оба были такими, – начала Мэрилин, на мгновение падая в прошлое. – Я разошлась с твоим отцом, а его Грейс умерла после родов. Мы, знаешь, как-то слишком удачно встретили друг друга. В жизни такое часто бывает, но у нас все склеилось, словно в фильме, это правда! – она воскликнула, и в ее голосе проскочила искорка благодарности. – Мэтту тогда было пару месяцев, тебе – почти семь. Ты была удивительно доверчивая девочка. Ничего толком не поняла, но была так рада, когда тебе сообщили, что у тебя теперь есть младший братик…– Я помню. Так хорошо помню этот момент. Это был конец августа. И… – Мириам исступленно качала головой. – Пахло бабушкиной черешней, ты притащила чертов велосипед мне на день рождения,?– она смеялась, пока могла сохранять себя от нервного напряжения. – Познакомила с Джорджем, ты так мне его представила тогда, как подарок: ?смотри, Мирри, скажи ?привет? своему папе!?. Так и было. Я была счастлива.– Так будь счастлива и сейчас, – попросили ее нежно, вспоминая все до единого секунды радужного детства. – Мэттью появился ангелом не только в твоей жизни. Он был лучиком надежды и для меня. И… Я люблю его.Мэрилин звучала предельно искренне. Ей хотелось верить, хотелось выбить эти слова где-нибудь при входе в дом, чтобы мальчишка прочитал все наверняка и до конца жизни уяснил: его любили.– Я полюбила его как собственного сына. По-другому теперь и не могу, ведь я воспитывала его на равных с тобой,?– продолжали мысль, все вертя в руках бокал. – Он ведь достался мне таким маленьким, чуть не в сверточке…– Он знает? – поинтересовалась Мириам, ни на секунду не думая отречься от брата, даже если он не являлся таковым.– Вряд ли. Но сердце кровью обливается каждый раз, что он кричит мне: ?лучше бы я был приемным!?…Мэрилин выкрикнула слова праздно, громко. Она то и дело качала головой, негодуя. То ли проклиная саму себя, то ли заставляя судьбу оправдываться, почему распорядилась за нее таким скотским образом.– Он ведь… – слетело с пьяных губ. – Даже не догадывается, понимаешь?– Вы собираетесь ему сказать?– Зависит от Джорджа. Я бы не стала. У него впереди непростой тернистый путь…– Я бы хотела о таком знать, – предупредила Мириам, пытаясь поставить себя на место Мэтта.Хотя разве это было хоть на секунду не так?– Но тебе стало лучше, когда ты вдруг узнала, что твой отец тебе не родной? – спросила Мэрилин без упрека.– Нет, – с печалью покачала головой Мириам.И все же выпросила у матери бокал вина.***В Кросби вместо алкоголя по утрам предпочитали здоровую альтернативу: кофе для взрослых и сладкий чай для детей. Здесь была куда более домашняя и уютная атмосфера, отсутствовал элемент токсичности и предвзятости, но оказалось кое-что общее с Мэрипортом. И Валентина, относя завтрак Герде – та отказалась спускаться по своим подростковым причинам, – почувствовала обязанность спросить, приравнивая к Мэрипорту свой светлый обособленный Кросби.– Как Мэттью?Слова звучали легко и скрывали трепет, не беспокойство, однако долетели до Джорджа чересчур остро, как осколки.– Написал смс-ку, что в порядке, – оповещал тот, прокручивая в голове сообщение от сына, вместе с тем неустанно вертя кружку. Ту самую, большую, которой Мириам не досчиталась на столе в Мэрипорте. – Проведет сегодняшний день с Домиником…– И из-за этого ты такой суровый? – Валентина поспешила присесть к Джорджу, накрывая его руки своими мягкими ладонями. – Или еще думаешь о ночи и том, что происходило?– Мне все это не нравится, – мужчина бросил чеканно, даже черство. Во всем его голосе прослеживалась истинность: он не разделял увлечений Беллами, но не в том ключе, в котором считал мальчишка, сбегая от осуждений. – Я знаю Мэтта. Знаю, что…– Ты думаешь, что закончится не просто дружбой?Джорджу было бы проще, не говори Валентина так наивно. Но она будто считала его таким же ребенком, каким был Мэттью, и пропускала некоторые слова, упрощала конструкции. Может, Джорджа в ней это и привлекало: девушка была ему словно второй мамой. И некоторые справочники по психологии будут согласно скандировать чуть не хором, что по такому принципу мужчины и выбирают себе любовь.– Как бы не закончилось плачевно для него, – уточнил тот, не обратив внимания на интонацию, которая обыкновенно могла его вывести. Это было показателем огромной привязанности к Валентине и их неустанно крепнущей близости. – Мэттью любит воспринять шуточные вещи всерьез, но Доминик старше его лет на десять, для него все этой может быть не более чем игрой. Мэтт, наверное, думал, что я его осудил, не понял… Но это же исключительно забота.Забота. Такая же специфическая, которой пыталась привязать пасынка Мэрилин. Забота, от которой Беллами, в любом случае, сбежит. И еще не раз.– Я боюсь, как бы не вышло, что мальчишка останется страдать от неразделенной любви, – закончил Джордж, признаваясь Валентине.– В революционное время живем… – та покачала головой, теряя взгляд на столе. Ее руки уже утратили былую нежность и покинули мужские пальцы. – Мэтту невероятно повезло с таким отцом, как ты. В любой другой протестантской семье, сам знаешь…– Тина, это мой сын, – грубо выделил мужчина, не походя на самого себя. – И тут уже совсем не до религии, каких-то убеждений, морали… Сотвори он что угодно – я буду на его стороне.И это звучало в высшей степени откровенно.– То же касается Герды, – выяснила для себя Валентина, на мгновение отрываясь, чтобы сделать глоток кофе.Они помолчали. Субботнее утро и неудачный момент в ?Чайке? напомнили о себе.– Мне жаль, что и ты оказалась впутана в эту сеть, – поспешил Джордж, не сумев пройти мимо. – Я про тот случай…– Поэтому я купила дом в Кросби, – девушка усмехнулась. Еще вчера ее обдало жаром, теперь же ситуация вызвала смех. – Дело было не в цене и не в удобстве, сам понимаешь.Сколько еще душ нужно Мэрипорту, чтобы полностью насытиться, наполнить свой отравленный желудок?– Почему ты не сказала мне раньше, что Герда от Дэйла? – спросил Джордж, в который раз понижая тон, чтобы фразы не донеслись до второго этажа. – Мэттью крутил детский роман с его дочерью, со старшей, которая Флоренция… Слишком иронично, даже как-то чересчур.– Боялась, – та пожала плечами, поймав слова об иронии и совпадениях, спасительно вцепившись в кружку. Мужская рука пришла на помощь и накрыла с поддержкой. – Что ты либо не поймешь, либо испугаешься.– Мой сын влюблен в мужчину, за которым долгие годы бегала моя падчерица. Сомневаюсь, что в мире найдется хоть что-то, способное меня удивить, – тот усмехнулся, еще не до конца осознав цепочку событий.– Влюблен? – уточнила Валентина, ни на секунду не сомневаясь в уверенности Джорджа и его наблюдениях. – Не думаешь, что это простая шалость, интерес… Что-то вроде эксперимента?Но тот лишь покачал головой, наконец принимая все, о чем думал со свадьбы Мириам. Он убрал свои руки от хрупкой женской ладони, сделал глоток и потупился, обращаясь к окну. Может, там найдутся ответы?И Джордж сохранял молчание, пока не вернулся к машинальному кивку. Внимание было отдано Валентине. Он хотел, чтобы девушка поняла его настолько глубоко, как только приходилось возможным.– Ты бы видела его взгляд, – опустил тот, и этого было достаточно.Потому что огонь, с которым Мэттью смотрел на Доминика, невозможно было не заметить, зная трюки с сердцебиением, взяв во внимание поведение первого и его реакцию на последнего. Беллами думал, что отец осуждал его и одним только словом унизил, укорил в выборе, пытаясь выгнуть природу, объясняя, что все это оказалось неправильным. Интересно, как выйдет. Когда мальчишка поймет, насколько ошибался?***– Не думаешь, что это шалость?Те же слова, что были сказаны о Мэтте и Доминике, произносила теперь лучшая подруга Тессы Кляйн. Считая телефонный разговор сугубо конфиденциальным, зная, что девушка никак не была связана с Мэрипортом и даже в глаза не видела Дорис Уард, опустим ее имя и сразу после абзаца оставим в покое. Но она звонила Тессе в самый, быть может, значимый момент этого года, и за это стоило проявить уважение.– Я не хочу об этом думать, – отвечала Кляйн, вся на нервах, кусая губы. – Не сейчас точно.В трубке зависли. Знали, который близился момент, но не могли в очередной раз не заговорить о Дорис. Может, ревновали?– Будь аккуратнее, я тебя прошу. Ей шестнадцать, мало ли что взбредет… Такой опасный возраст. Ты хоть помнишь нас в старшей школе?– Я стараюсь, – кивали рассудительно, заводя о провокационных вещах. – Но, знаешь, ради нее мне хочется горы свернуть. Готова весь мир продать, только чтобы быть с ней, понимаешь?– Это влюбленность. И она может пройти. Ты ведь тоже понимаешь?И Тесса понимала, как бы больно это ни было.– Я хочу расстаться с Артуром, – выдавила она.– Ты сдурела?– Кажется, – прошептала Тесса, действительно приравнивая себя к сумасшедшим. – Мне бы лечиться. И рецепт на лоразепам, иначе я скоро взорвусь.– Так звучит, будто ты возвращаешься к наркотикам.Бум. Еще кое-что интересное о младшей из сестер Кляйн, не такой-то простой, как могло показаться с первого взгляда.– Я в завязке уже пару лет, – попросили, едва не оскорбившись. – И мой единственный наркотик сейчас – Дора. За что начинаю себя ненавидеть.Они помолчали. Тесса вдруг вся затрепетала, когда посмотрела вперед. Она впервые призналась вслух, что ей было необходимо расстаться с Артуром. И это давало ей шанс на освобождение, хотя вместе с тем она довольно громко заявила о своей новоприобретенной зависимости. Эта, в отличие от запрещенных веществ и злоупотребления медикаментами, могла стать гораздо тяжелее и подвинуть даже абьюзивные отношения с Ортисом.– Мне пора, – Тесса забарахлила, вся смутившись. Нервы шалили. – Сейчас она выйдет.И все было бы гораздо проще, если бы речь шла о Дорис. Но звонок шел с территории районного исследовательского центра раковых заболеваний, и Тесса добиралась сюда далеко не просто так. Стала бы она покрывать двадцать миль без смысла, имея возможность нежиться в постели с Артуром в это воскресенье?– Передавай Анне привет и мои поздравления, – заулыбались в трубке. Там, на другом конце провода, были довольны, что наконец-то ушли от темы проклятой Дорис. – Черт, я так рада за вас.– Спасибо тебе, – ответно улыбнулась Тесса и заискрилась, сжимая телефон в дрожащих пальцах. – Давай.Она повесила трубку, попрощавшись скоро и небрежно, и в следующую секунду двери клиники распахнулись.Худенькая, бледная фигурка шла навстречу, одетая в легкое пальто. Она уверенно держалась на спичечных ножках, выглядела довольно здоровой, но взгляд выдавал – борьба все еще продолжалась, хотя врачи отпускали ее со словами о ремиссии. Борьба эта никогда и не закончится. И Анна Кляйн была готова одержать максимально возможную победу. В своем больничном блокноте она поставила себе цель дожить хотя бы до тридцати, будучи старше Тессы на две минуты.– С возвращением, – выдохнула та в плечо сестре, едва держась, чтобы не разреветься в первую же секунду. Они крепко обнялись, замерев посреди парковки.– Привет, – еще слабым, но готовым к жизни голосом поздоровались с ней. И слезы скатывались по белому лицу.Может, Анна Кляйн хоть немного поспособствует восстановлению репутации Доминика в Мэрипорте?***Флоренция всегда чувствовала, что не была любимой дочерью, даже визуально являясь единственной. Ей доставалось все, но и этого было мало. Куда уж больше? Напрашивался вывод: если не было достаточно отцовской любви, значит, ее либо неграмотно распределяли, либо выдавали кому-то другому.Мать Флоренции умерла два года назад. Девчонка оказалась настолько самовлюбленной и бесчувственной, что восприняла эту трагедию как сугубо личную катастрофу, подвластную лишь ее пониманию. Совершенно не думала о том, с чем пришлось столкнуться ее отцу. Но, кажется, Герда Беннет была младше Флоренции Дэйл. Сказывается, Виктор не был примерным семьянином, не находите?Продолжая идею эгоизма, Флоренция рисовала свой образ как победительницы и брала все, что шло к ней в руки. Она считала, что быть первой и лучшей – ее долг, ее призвание, предназначение, если угодно. Не обладая модельной внешностью, Флоренция брала даже не круглым личиком, но уверенностью в себе. Она захватывала людей духом, смелостью. Ведь кто из мальчишек, даже самых зеленых и хиленьких, не становится мужественнее, окажись рядом такая девчонка?Тот факт, что Мэттью решил с ней расстаться, Флоренция восприняла как-то неоднозначно. Не до конца поверив в эту нелепость, она еще надеялась, что получит все ей причитавшееся: и долгие безумные прогулки, и безмерную любовь, и привязанность Беллами до конца жизни. Глупо и самонадеянно – два слова, грамотно описывающие Флоренцию Дэйл.Так же глупо и самонадеянно она решила, будто заполучит лучшего друга Мэттью. Этим наглым жестком девчонка надеялась вызвать зависть и ревность. Удивительно, но здесь наплевать будет не только Мэтту. И она напористо поцеловала Томаса Кирка уже в первый час прогулки, когда получила очередной отказ.– Я не могу, – противились перед ней, отстраняясь. Но что за вздор! – Ты… – мальчишеские щеки не покраснели, но глаза прилично округлились. Такого никто не ожидал. – Ты девушка моего лучшего друга.Томас оказался не слишком симпатичен, даже не вышел ростом – как и Мэттью, – и урвать поцелуй Флоренции было для него чем-то из области фантастики. Любой на его месте согласился бы и жадно целовался бы с девчонкой за рестораном ее отца, но у Томаса нашлась совесть, а вместе с ней и гордая храбрость. Чувство несправедливости как-то само накапало в голову, ударило. В последнее время они с Беллами нечасто общались, но в такую минуту Кирк больше думал о своем друге, чем о возможном сексе с дочерью городской легенды.– Когда вы в последний раз с ним гуляли? – засмеялась Флоренция, услышав про себя. – Я бывшая девушка. Быв-ша-я.Она попыталась поцеловать мальчишку вновь, но получила отпор. Теперь это виделось даже оскорбительнее, чем в первый раз.– Флоуренс, – попросил тот, внедряя нетипичное произношение. Ее имя по-английски звучало больше как ?Флоренц?, в крайнем случае – ?Флоренцья?. Но никак не по стандартам, не по-привычному.Флоуренс могли звать одноклассницу Тома и Мэтта, школьную подружку Дорис или дальнюю родственницу Доминика. Но ведь Флоренция была якобы особенной.– Кирк, – попросила она взмыленно, едва не закатывая глаза. – Я всегда получаю то, что хочу.Флоренция ожидала, что Томас сам набросится на нее, страстно прижимая к кирпичной стене и сминая ее пересохшие губы. Она даже прикрыла глаза, на мгновения выгружая воображение в реальность. Не доставало только завершенного поцелуя.Ресторанный двор весь наполнился смехом. Это унижали Флоренцию.– Сколько еще собираешься жить в этих своих розовых мечтах? – Кирк повысил тон, едва держась, чтобы не разорваться от комичности ситуации. – Корона не жмет?Флоренция дрожала на месте, замерев. Еще секунду назад все было в ее руках, но вот теперь Томас бросал ее одну у холодного кирпича, прозябать в сентябрьское северное воскресенье. Даже не воспользовавшись ситуацией, не взяв хоть капельку удовольствия.Кирк сделал быстрый шаг подальше от девушки, ощутив омерзение каждой клеточкой своего тела. Ему захотелось позвонить Мэтту и рассказать обо всей этой нелепице и лишний раз посмеяться над Флоренцией, но он уходил, кидая вслед:– Ты бы получала все, чего захочешь, если бы правда не была в том, что Мэтт сам тебя бросил.И законченный крик выбил первые девчачьи слезы:– Повзрослей!***О том, что некоторым нужно повзрослеть, думал и Артур, еще прокручивая мысль о Хэйдене, возомнившем себя авторитетной личностью. То пробивая на смех, то загоняя в темень, мысль эта не покидала его голову, клубилась, все развиваясь, хаотично постукивая внутри.Но Артур не слышал этого звука. Он наивно полагал, что единственным стуком был тот, что раздался, когда костяшки ударились об дверь. Когда Ортису открыли, улыбаясь от приятной неожиданности, и уже впустили на порог.– Привет. Келли на работе? – он вдался внутрь, будто осматриваясь. Не хотел сталкиваться с девчонкой или, может, собирался завести разговор о личном?– Проходи, – подбодрили его, одним взглядом заверив, что Келли не появится дома в ближайшие пару часов. – Тут как раз матч начался, заваливайся, посмотрим под пиво.Перспектива шикарная, заставляющая ускориться и как можно быстрее открыть бутылку пенного, падая на диван. Вторым стуком, затмившим прежнюю мысль, стал звон стаканов: Кристофер и Артур пили за местный Карлайл Юнайтед. Может, хоть сегодня Камбрия выиграет.И после первого гола Карлайла Артур все же не смог игнорировать треск, постепенно перераставший не только в дикий стук, но в настоящее жужжание. Мысль оседала, перед глазами плыло не от алкоголя. Ортис как-то поежился, сползая по спинке дивана. Убедившись, что Крис был достаточно расположен к общению, Артур решился начать:– Кое-что не так с Ховардом, знаешь?– О чем ты говоришь? – тот сперва не понял, но, скорее, лишь сделал глупый вид.Глоток пива – можно было продолжать.– Тебе повезло, ты у нас самый белый и пушистый из компании, – Ортис усмехнулся. Как же оказался неправ. – Но… У каждого ведь есть тайны, верно? Так вот, может, ты заметил, что не все здесь любят Доминика.– Он, что, все про всех знает? – догадался Уолстенхолм.– И до пиздеца грамотно этим манипулирует, – кивнули тут же, подтверждая опасения. – Но это не выходит за рамки приличного, то есть, знаешь, ну, оно не жмет, пока ты не начинаешь что-то строить против него самого.– Что, ты пошел против?– Не я. Хэйден что-то там хочет.Кристофер оторвался от телевизора, задумчиво поворачиваясь к другу. Он как-то с осуждением посмотрел на Артура, будто не желал брать на себя ответственность за только что услышанное.– Тогда зачем ты говоришь мне об этом? Ты так затягиваешь меня в какие-то секреты, – Уолстенхолм выражал свое несогласие строгим взглядом, сбившимся от темного эля. – Я не отсюда и… Может, не хочу знать больше, чем знаю сейчас.– Расслабься, – попросил Артур, уловив напряжение, заскочившее между. – Это я так, мы же друзья, верно? Тебе стоит о таком знать. Тем более, что, возможно, такими темпами Хэйден скоро лишится всех проектов, уважения, доверия Дэйла…– Я понял.Уйдя от серьезности, Крис вновь приложился к стакану, делая крепкий глоток. На экране не происходило ничего интересного.– Ты советуешь мне отказаться от той сделки, которую Рид предлагал нам в Салткоутс? – подвел Уолстенхолм.– Бинго, – улыбнулся Артур, успокоившийся за разговор. – И советую не вестись на его уловки.Тот качнул головой то ли благодарно, то ли заранее обходительно. Они помолчали с пару секунд, оба прикованные к телевизору.– А ты? – спросил Крис, найдя себя любопытным. – Что такого натворил? Чего я не знаю?– Был в одной банде с подросткового возраста. По глупости, – было слышно, как Ортис говорил с неохотой: понизился тон, не осталось прежней громкости и уверенности в словах. Он хотел бы забыть об этом. – Знаешь, чем еще заниматься парню в пятнадцать. Тем и промышлял. Но я уже давно не при делах.– И это тебе припоминает Доминик? – Кристофер даже как-то удивился: ему показалось все это чепухой, ведь речь не шла об уголовных делах и тяжелых последствиях.– В том числе.– Еще не так страшно.Но Крис ведь не был белым и пушистым, и это было ясно как день. Его везение заключалось в том, что он действительно не был связан с Мэрипортом настолько прочно и тесно, как остальные. Он лишь задумался, припоминая, что Келли не слишком жаловала Ховарда в их компании и с самого начала говорила про него не самые лестные вещи. Неужели и у нее были секреты, о каких Кристофер не мог подозревать? Он нахмурился, на мгновение ощутив на себе злобную тенденцию. Сразу после глоток пива и гол в ворота хартфордширского Стивенэйджа все исправили.– Прорвемся, – выявил Уолстенхолм, задав радость своей победоносной интонацией. – А Хэйден дурак. Бедная Мириам.– Точно, – поспешил Артур, кивая головой как-то тяжелее. Эль давал в голову. – Тесса так все и говорит: бедная Мириам.– И Келли так говорит.И, может, будет уместно сказать о бедной Келли. Вдуматься только: сколько всего на нее свалилось, почти разом. А она ведь всего-то нелегально выписывала рецепты на медикаменты за круглую сумму. И ее нельзя за это осуждать. Нужно же было не сгнить в Мэрипорте и реализовываться как терапевт, будучи дипломированным специалистом, сумевшим найти работу лишь официанткой в дэйловской ?Чайке?, не заслужившей даже повышенный процент чаевых.Но здесь будет не об образовании, не о семье, даже не о сплетнях. Не будем добавочно вдаваться в подробности о Бене Уарде – еще успеем поговорить об этом интересном юноше, ведь и ему, кстати говоря, старшая сестричка по доброте душевной лишний раз выписывала бумажку на высокоактивные антидепрессанты. Келли и Крис были женаты второй год, и это, пожалуй, было самым светлым событием в жизни девушки за последние пару лет. Каждый в городе считал Кристофера ?белым и пушистым?, и он охотно вписывался в образ, зарекомендовав себя сразу после переезда с юга Камбрии – последовал за любимой Келли, окончив центральный колледж Лэйк-дистрикта. Ничего не могло испоганить их брак.Доминик ведь не знал, что у Криса была дочь в Шотландии. Что уж там, ведь об этом не знала даже его Келли – теперь, очевидно, ?бедная? наравне с Мириам. Как и не знала про влюбленность Дорис в Тессу Кляйн, между прочим, лучшую подругу самой Келли. Как и не знала, что во многом ее младший брат сам испоганил себе жизнь, а она ассистировала при этом с хирургической точностью, не скупясь на дозы в лекарственных рецептах.Доминик ведь и правда не был виноват. Всего лишь оказался не в то время не в том месте.Но в нужный момент и в верном месте очутился, чтобы появиться в жизни Мэтта Беллами. Единственного человека, который не станет обвинять просто так.***Наверное, им одним в Мэрипорте не требовался ни лоразепам, ни лишняя бутылочка спиртного, ни мерзкие сплетни, водружаемые на и без того покалеченные спины. Все же не обойдясь без лжи – тут, скорее, уместнее будет сказать об утайках, легкомысленных секретах, – Доминик и Мэттью вполне оправдывали свое происхождение. Им бы успеть сбежать отсюда, пока еще останется возможность смыть с рук тьму и не запятнать душу. Но прежде всего они обречены раскрыть друг друга, прибегнув к самому натуральному детектору лжи.Ховард знал настоящий возраст мальчишки. Но ведь Беллами совершенно не мог об этом догадываться, что позволяло Доминику лишний раз выкинуть неловкий вопрос и понаблюдать за реакцией.– Ну как, с понедельника учеба? Все вузы, вроде, начинают работать, – и он говорил об этом так, будто и сам на секунду верил, что Мэттью было двадцать гордых лет.Они не съездили на шотландский берег, но провели удивительно спокойный день в Мэрипорте: позавтракав, как было обещано, после рутинной прогулки в порту пообедав где-то на севере, найдя новые места для прогулок и даже пару раз умудрившись поспорить. И БМВ был оставлен на юге, на улице, где жил Доминик, и солнце как-то быстро склонилось к закату. Никто не потревожил телефон Мэттью, не стал звонить; никто не доставал и Ховарда, будто почувствовав важность воскресенья.У них был целый день: с утра и до сумеречного вечера, – чтобы обсудить проблему учебы, затронуть тему возраста и многое друг о друге узнать. Но Доминик, пожалуй, был манипулятором получше Мэтта, иначе не считался бы коллекционером информации и не внушал страх половине молодой компании. И он задавал вопрос за пару минут до прощания, чтобы расшевелить чувства внутри Беллами.– Мой вуз начнет только со следующего, – так просто и беззаботно кинул Мэттью, но внутри него забурлило. Ховард не ошибся.Вуз – это, конечно же, мальчишка имел в виду свою старшую школу Нетерхолл.– Тогда у нас будет еще целая неделя, чтобы ты звонил мне по ночам и просил приехать? – поймал Доминик ловко. Теперь была его очередь стрелять и подшучивать.– А потом? – Мэтт кинул как-то удивленно: неужели на учебных буднях их встречи закончатся?– Ты разве не уедешь в кампус? – прозвучало ничуть не менее озадаченно.Тут до Беллами дошло: с ним играли. Он прислушался к своему телу, нащупав пульс как-то по наитию: все в норме, около семидесяти ударов в минуту. Пока не критично.– Решил остаться здесь, – придумал Мэттью на ходу, выгружая приемлемый вариант.– Ты ненавидишь родителей, кажется, – напомнил Доминик, изумившись быстроте реакции. Мысленно он похвалил мальчишку и попытался избавиться от шаблонов.– Только маму, – уточнил Беллами.И в его голове родилась бессознательная идея, которую он решил озвучить, даже не успев согласовать и принять. Она была его тлеющей возможностью. Может, за нее мальчишка и ухватится.– Я буду жить с отцом, – сказал он, будто предупреждая. – Надеюсь, что он не будет против, я про это.Остаток пути до Норт-стрит они покрыли в молчании, каждый думая о своем, все же предельно связанном с Кросби. Доминик отчего-то прикидывал, рассуждая без доли мелочности, насколько затратно будет возить Мэттью домой после школы, и понимал, что сможет себе это позволить. Мэттью едва не математически точно рассчитывал в уме, каким образом ему удастся уговорить на вспыхнувшую идею отца и Валентину, добиться смирения Мэрилин и расположить к себе Герду. И также думал о том, сможет ли Доминик приезжать к нему в Кросби.Но наступила Норт-стрит, показался светлый дом – его стекла тускло горели в лицо, как-то неприветливо. И не было выколоченной надписи над входной дверью, никто не кричал, что Мэттью любили, и Мэттью по-прежнему отрицал этот факт, неспособный поверить так легко и просто.Ховард остановился, решив держать дистанцию, и не осмелился подходить к дому вплотную. Он привлек к себе внимание Беллами, тут же застопорившегося. До дверей оставалось футов двадцать – здесь запросто влез бы БМВ Доминика, способный спрятать от лишних глаз.– Ты классный перспективный парень, – улыбнулись мальчишке. В темноте не различался особенный блик глаз, но Мэтт отчего-то прекрасно его ощутил. Ховард выглядел удивительно раскрепощенным – таким Беллами и запомнил его в первую встречу. – Я рад, что смог узнать тебя и узнаю теперь поближе. Здорово было вырваться. Будь всегда таким легким и открытым, тебе оно к лицу.Смешок засел глубоко под сердцем Мэттью. Ему было лестно, но впереди всего даже как-то сладостно, симпатично не только на слух. Он не удержался, расплываясь в ответной улыбке, и поспешил спрятать заметавшийся взгляд:– Я думал, ты ни за что в жизни не захочешь со мной общаться.– То же я думал про тебя, – признался Доминик. – Что ты сочтешь меня, ну, знаешь, старым и скучным, – он пожал плечами, в свою очередь, также отводя глаза подальше.– Старым? – Мэтт засмеялся. – Тебе же двадцать восемь.– В твоем возрасте я считал, что двадцать восемь – пиздец, смерть. Так что я правда рад, что у нас заладилось. Буду ждать от тебя новых полуночных звонков и все такое, – очередной жест смятения считался нервным, но Ховард вложил в него приятное беспокойство. Этим хотелось поделиться, чтобы Беллами распознал. – Прости, не умею шутить.– Ничего. Научу тебя, старикан.Мэттью хотел было хлопнуть Доминика по плечу, но нашел это лишним, еще не слишком доступным для них взаимодействием. Они рассмеялись, пока Беллами продолжил хитрой интонацией, виляя своим юношеским голосом, не в силах контролировать эмоции, обуздавшие разум.– Если ты все-таки покажешь мне свое любимое место и…– И покажу все остальное, что смогу?Мэттью нервно сглотнул, его пальцы задрожали. Как же неприлично прозвучала эта фраза теперь – прошлой ночью в машине она не показалась столь откровенной. Мальчишка ведь едва осознавал, что обронил ее.– Я запомнил, – уточнил Доминик, лишь острее возмущая Беллами. Тот буквально заполыхал, щечки порозовели в два счета.В два счета подскочил пульс. Теперь значения явно не ограничивалась семьюдесятью, они грозили перевалить за предельные восемьдесят. Стало неловко, даже тяжело. Через секунду станет еще тяжелее. Будет достигнута отметка в восемьдесят пять. У одного из них – в добрых девяносто.– Ну, – опустил Ховард, надеясь попрощаться.И он разглядел в мальчишке все то же воздушное беспокойство, которое еще пару секунд назад хотел бы выставить напоказ.– Обнимемся, может? – спросил Доминик, выбрав донельзя подходящий момент, чтобы наконец начать действовать.Беллами замерцал, преображаясь в мгновение ока: таким бессовестно довольным Ховард его еще не видел. И эти руки, едва не лихорадочно схватившие его по бокам, стали отдельным сигналом. Доминик не был знатоком и не занимался исследованием человеческого пульса, оказался не слишком чувствительным к тонким импульсам, но ведь прожил немало, чтобы сделать нужные выводы.– Мы долго к этому шли, – смущенно выяснил мальчишка, когда объятиям пришел конец. Когда восемьдесят пять ударов в минуту казались ничтожеством.– Сделаю вид, что не понимаю, о чем ты.И Мэттью, не сумев остановить мысль даже в такое мгновение, четко различил, как задребезжало сердцебиение Ховарда. Как оно сбилось, почти прогнулось. Как издевательски скрутилось его дыхание.В следующий раз нельзя будет списать подобное на случайность, шалость сердца или ошибочное суждение. В следующий раз предательство будет распознано и оценено. Когда не найдется других вариантов, кроме как заговорить.И Мэттью вдруг решил, что был достаточно смелым, чтобы бросить намек на продолжение однажды начавшегося диалога. О свадьбе, младшем брате невесты и подозрительно оказанном интересе.– Доминик, – позвал он, стоя вполоборота к дому, одной ногой уже шагнув с тротуара.И Ховард обернулся. Ровно на секунду, чтобы погасить все холодной улыбкой и ничего не ответить. Чтобы поймать влюбленный взгляд Мэтта. Чтобы спрятать себя и свои хитрые глаза, ускорить шаг и пропасть за поворотом, почувствовав острое желание закурить.Так они разошлись. В тот вечер, избежав мучительного разговора и выяснений отношений с матерью, Беллами крепко заперся в своей комнате, закрываясь плотнее, и допоздна думал о Ховарде. В ту ночь Доминик, предпочтя удобной спальне твердый гостиный диван, где накануне засыпал одинокий мальчишка, очень долго думал о Мэтте.