3. Всё тайное (1/1)

К радости Скриппса, с пианино и правда всё получается. Хозяйка кажется растроганной тем, что старый инструмент снова кому-то нужен — должно быть, с ним действительно связаны некие сентиментальные воспоминания. Познер в тот же вечер вручает ему копеечный сборник популярных песенок, найденный в его магазине, и намекает, что ждёт его за ?добавкой? в скором будущем. Его энтузиазм… приятен. Хотя Скриппс не имеет ни малейшего представления, где они могли бы теперь выступать со своими дуэтами. Да, Дэвид явно рад снова заняться музыкой с Доном, вот только не может уделить этому много времени, потому что… Ну, ясно, почему. Из-за Адама, или Эдди, как Поз полюбил его называть.Дэвид пока не спешит приводить его домой, они гуляют где-то по городу, видимо. Может быть, Познер стесняется Скриппса, может быть — домовладелицу, а может и их обоих. Дон про себя пожимает плечами: он уверен, что не был бы против познакомиться с кем-то, кто нравится Позу — но, если представить, что всё то время, что они зависают где-то, они находились бы тут, под боком… Пожалуй, это стало бы надоедать.Пока что единственное, что немного напрягает Скриппса — это то, что Поз ни с того ни с сего стал гораздо небрежнее в быту. То пылесос посреди комнаты оставит, то воду из готовых макарон не сольёт… Как будто, застигнутый звонком Эдди среди какого-то дела, тут же бросает всё и мчится к нему. Это не то чтобы очень большая проблема, просто… так не похоже на него. Или похоже, но на него прежнего, него-времени-Дейкина, что Дональда немного настораживает — но не настолько, чтобы чувствовать себя вправе вмешиваться. В конце концов, Адам ещё не провозглашён ?любовью всей грёбанной жизни?, может быть всё обойдётся без излишеств со стороны Поза. Так что Дон помалкивает, доделывает то, что Познер бросил на полпути, и надеется, что, когда эти отношения станут привычными, войдут в колею, Дэвид вновь станет спокойнее и методичнее. То, что он может и вовсе съехать, оставив Дона с той самой проблемой, от которой был им спасён, видится слишком уж дальней перспективой. Дон пока не беспокоится об этом.Однажды он обнаруживает, что Поз умчался к своему Эдди, не выгрузив из стиральной машины мокрую одежду. Скриппс подозревает, что парень сбежал даже до того, как стирка закончилась, хотя хозяйка строго-настрого предупреждала не оставлять включённые электроприборы. Так что, собравшись стирать свои вещи, Дональд решает сделать доброе дело и развесить сушить вещи Поза, чтобы они не слежались и не запáхли. Он выгребает одежду Познера в корзину и замирает в некотором замешательстве — и в этот момент слышит щелчок замка от входной двери. Этот звук пробуждает его от задумчивости, и он понимает, что так озадачило его: часть обнаруженных вещей почему-то похожи на женские… впрочем, нет: они и есть по-настоящему женские. Среди футболок, трусов и джинс Познера лежит сшитая из тонкой ткани блузка с явным намёком на грудь (?вытачки? — вспоминает Скриппс слово из лексикона матери), самая что ни на есть настоящая юбка — не слишком длинная, но и не короткая — и не одни, а несколько трусиков… без малейшего намёка на то, что в них должны бы вмещаться некоторые мужские части тела. Одни из этих трусиков Скриппс как раз и держит в руках, когда оборачивается на звук и смотрит на Познера через весь коридор.Тот так сильно меняется в лице, как будто Дон нашёл какое-то орудие убийства, ей-Богу. Дону неуютно, нелвоко вдвойне — за себя, копающегося в чужих вещах, и за Поза, который, оказывается, кое-что прятал от Дона всё это время.— Прости, — говорит он беспомощно, — я просто тоже стирать собирался, вот и… Познер не отвечает, но словно бы отмирает, выходит из ступора. Подходит ближе, кусая губы, заглядывает в ванную, оценивая, как много успел увидеть Скриппс. Хмурится, забирает трусики из его рук, подхватывает корзину с одеждой и понуро направляется к себе… впрочем, на полпути оборачивается и вздыхает — совсем без сарказма, с какой-то глубокой грустью:— Спасибо, Дон, что решил помочь. Не расстраивайся, ты же не знал, что там что-то… Я сам виноват.Дон пытается перекинуть к нему шаткий мостик:— Поз, ну что ты так сразу… Ну мало ли чьи это вещи. Я же не знаю, может быть кто-то тебе их дал… постирать… — очень шаткий, Дон сам понимает это.Поз усмехается горько:— Нет, Скриппси, и не надейся. Это действительно я ношу, — он запинается, но упрямо заставляет себя произнести: — Я наряжаюсь женщиной.Когда Дон не реагирует так, как Познер, видимо, ожидает, горечь немного уходит.— Если тебе интересно, я расскажу.В Скриппсе борятся любопытство и деликатность. Побеждает откровенность, как часто бывает в общении с Позом:— ?Интересно??.. Честно, Поз, я умираю от любопытства, но я никогда бы не стал заставлять тебя рассказывать что-то, что ты не хочешь. Это тебе решать.Дэвид снова смотрит на Дона как-то тепло, даже ласково, и кивком головы приглашает его в свою комнату.Его комната на первый взгляд мало чем отличается от такой же комнаты в доме его родителей, где Дон за школьные годы, конечно, бывал. Но над письменным столом на стене висит довольно большое зеркало, а рядом с ним стоят несколько шкатулок… и пара тюбиков неопределённо-косметического вида. Дэвид достаёт из-за шкафа складную сушилку и начинает рассказ.Рассказ драматичен, захватывает с первых слов и полон открытий для Дона. Видя его внимание и спокойный интерес, Дэвид постепенно перестаёт стесняться, снова начинает жестикулировать, вспоминает любопытные подробности.Скриппс, конечно же, знал, что студенты порой развлекаются очень бурно, но сам обычно участия в этом не принимал. А вот Познер, как оказалось, прибился в Кембридже к подобной компании, вступив в какой-то клуб по интересам. Входили в клуб и парни, и девушки, часто вместе кутили и безобидно хулиганили, а одной из фишек было обязательное переодевание в одежду для другого пола. Так что все парни компании переодевались в девушек, а девушки в парней, но большинство при этом выглядели карикатурно. А Познер… Сначала он не понял, почему новые подружки пришли в такой восторг от его вида, но, взглянув на себя в зеркало, он увидел довольно милую девушку — ну да, в одежде с чужого плеча, и, может быть, слишком ярко накрашенную… но вполне настоящую. И внезапно осознал, что эта девушка никогда не страдала от любви к Дейкину, никогда не скрывала ориентацию от родителей, никогда не боялась, что не сможет впечатлить тьютора своим эссе… не жила в Шеффилде, в конце концов. Это чувство свободы его опьянило… и вскоре вызвало привыкание. Получив несколько практических советов от веселящихся подруг, он понял, что для перевоплощения не так уж много нужно. И часто — слишком часто — попав в трудную ситуацию, Дэвид, вместо того, чтобы разбираться, как можно спасти положение, просто красил глаза и губы, повязывал газовый шарфик — и исчезал. А из его комнаты выходила и отправлялась бродить по улочкам Кембриджа милая по-мальчишески одетая девушка, которую никто там не знал.После этих прогулок Поз засыпал, как младенец… вот только потом по утрам просыпаться хотелось всё меньше. Он осознавал, что дело идёт к отчислению, но смотрел на это, как на крушение поезда: полон ужаса, охвачен оцепенением, не в силах пошевелиться и сделать хоть что-то, чтобы предотвратить катастрофу. Женский образ на время спасал его от отчаяния, но использовать это как-то конструктивно ему тогда в голову не пришло.Потом он оказался дома и потерял возможность использовать эту отдушину вовсе. Косметику и шарфы он поспешил выкинуть, пока родители не увидели. Он чуть не задохнулся под тяжестью необходимости всегда быть собой, от чего он попросту отвык, но сам для себя решил тогда, что так будет лучше. В конце концов, не в этой ли дурной привычке — корень всех его бед?..— Ты… с терапевтом своим не говорил? Об этом?Дэвид, между делом развесивший на сушилке вещи попроще, аккуратно расправляет блузку на плечиках и задумчиво тянет:— Я… говорил. Не сразу, но тема всплыла, разумеется. Он… Это он посоветовал мне вернуться к созданию женских образов.Дон выдаёт своё удивление поднятой бровью и хмыканьем. Познер кивает:— Да, я тоже скептически к этому отнёсся тогда. Но, ты знаешь… он оказался прав. Это правда работает. У меня… серьёзного регресса не было уже почти год, хотя с ним я теперь куда реже встречаюсь.— Я рад, — совершенно искренне отзывается Скриппс, хотя смысл подобной терапии по-прежнему ускользает от его понимания.Дэвид вдруг хитро улыбается. — Знаешь, что я первое сделал по его совету? Купил вот эти перчатки.Он тянется к комоду и достаёт ту самую серую перчатку, которую нашла миссис Хартсон — и пару к ней.— Эти перчатки! — восхищается Дон.— Ну да, — в глазах Дэвида искорки смеха. Он позабавлен реакцией.— Это был ты!— Сейчас не об этом, — лукаво уклоняется Поз.— Ну да… Прости, что смеюсь, но это совсем уже водевиль какой-то!— Согласен, — Дэвид улыбается. — Мне тоже было смешно, когда отлегло и стало понятно, что я не спалился. Эти перчатки особенно дороги мне. Они стали… первой ступенькой, что ли, на этом пути. А это ведь путь. Это так интересно, Дон! Это как актёрство, как писательство — создание персонажа — целая наука!— Покажешь как-нибудь? — вырывается у Дона помимо воли. — Если захочешь, конечно, я не настаиваю… Дэвид смотрит задумчиво, закусив губу. — Может, и покажу, — говорит он, склонив голову набок. — Как-нибудь.***Несмотря на исчерпывающие пояснения, Дон испытывает неловкость в общении с Дэвидом после всей этой истории. ?И это нормально, наверное, — утешает он себя в дневниковых записях, — пока Дэвиду невдомёк, что я её испытываю. Он же не виноват, что его повседневная жизнь вдруг так взволновала меня?. А она взволновала, факт — но почему? Дон не имеет ни малейшего представления. Да, его, конечно, покорила честность и смелость Поза, не желающего юлить и врать, раз уж ?попался?. Но почему вдруг мысли о Познере в женском обличии стали такими навязчивыми, что, едва открывая дневник, он хочет писать об этом и ни о чём другом? Зачем пытается представить, как он мог бы выглядеть — и почему обрывает эти мысли, словно перед собой же стыдится за них? ?Это всё драматичность сюжета, — думает Скриппс. — Вокруг старины Поза вечно высокая драма, а тут прямо классика: тайная жизнь героя, разоблачение и развязка… Неудивительно, что руки тянутся к перу…??К перу?, подумать только. Скриппс посмеивается над собой: до чего заразителен в компании Поза высокий штиль. Он и в школе этим грешил, и тогда Дональд тоже цеплял эту манеру, но иронически, как он себя утешал. Дэвид, напротив, бывал до смешного серьёзен в выражении своих переживаний. Даже к сценкам на уроках ?Общего развития? он относился серьёзнее многих… и, кстати, он и тогда по большей части играл женские роли, хоть и в собственной школьной форме. ?Ну, приплыли, — расстраивается Скриппс, — и что прикажете мне теперь делать с этим воспоминанием?..?Разумеется, он его записывает.***После успешной транспортировки пианино появление Энн и Дианы у них в гостях просто закономерно. Ди приносит флейту, Энн приносит в подарок ноты, обе они весьма великодушны в отношении изредка спотыкающихся пальцев Скриппса, а Поз прямо-таки в ударе, словом — вечер удаётся, встречи становятся регулярными. Девушки часто расспрашивают Познера о новых подробностях личной жизни, и Дон почему-то рад этому: он, оказывается, хочет знать эти подробности, но даже под страхом отлучения от фортепиано не смог бы сам спросить о них, чёрт знает почему.По словам Дэвида, Адам — человек весьма интересный, много повидавший, успевший попутешествовать по стране и гораздо более опытный в делах сердечных, чем Познер. — Не знаю, что он находит во мне, — смущённо улыбается Поз, — у меня ведь до него никого никогда по-настоящему не было… хотя увлечения случались, и не раз. Но никто другой со мной сблизиться не пытался, будто бы чувствовали, что я… не в форме. Он — мой первый настоящий бойфренд, я, наверное, утомляю его своей восторженностью.?Если это так, твой Эдди — просто осёл, — ворчит про себя Скриппс. — Твоя восторженность настолько свежее этой новомодной манеры смотреть на всех свысока и никем не дорожить, насколько литература лучше журналистики?. Вслух он этого, впрочем, не говорит.— Повезло мне подружиться с Энн, — улыбается Познер, в очередной раз проводив вечером гостей. До того, признаётся Дэвид, он общался с людьми в основном на форумах, через интернет-кафе. Под маской нейтрального ника выведывал тонкости моды и макияжа, а потом оказалось, что и поговорить по душам с форумчанками можно, и об актёрах повздыхать, и даже поссориться и помириться. Это был ещё один способ не быть собой, причём куда более безопасный на первый взгляд. Чаще всего он даже не упоминал, какого он пола — в сети это ведь совершенно нормальное поведение… Общение с Энн и Дианой ослабило его тягу в виртуальный мир, но ему всё ещё не хватает возможности ?в реале? обсудить свои успехи и неудачи на тропе перевоплощений. Дон понимает, что предлагать себя как собеседника на эти темы вряд ли имеет смысл, и всё-таки чувствует смутную гордость от того, что он единственный, кто знает секрет Дэвида.***Вскоре — слишком скоро на Скриппсов вкус, но он известный ретроград, да и кто его спрашивает? — случается ещё кое-что закономерное: Познер не приходит ночевать. И утром они не пересекаются в квартире, а вечером Дэвид влетает в дом будто на крыльях. Напевает себе под нос, то и дело расплывается в улыбке и краснеет. Дону хочется спросить. Он даже почти решается сделать это, но Поз, похоже, читает вопрос в его взгляде без всякого труда и отвечает:— Да.И смеётся.Да, у них был секс! Эдди очень терпеливый и снисходительный! Теперь-то они станут ещё ближе!..Дону хочется записать в своём дневнике, что ?терпеливый? и ?снисходительный? — не те эпитеты, которыми он бы описал влюблённого человека, даже очень опытного в отношениях. Но писать о бойфренде Дэвида кажется ему чем-то вроде сплетничанья, хоть и без собеседника. А на то, почему его самого так волнуют характеристики Адама, он не обращает внимания. Дэвид его друг, и довольно близкий, разве не так? Беспокоиться о его судьбе — совершенно нормально. Пока Дэвиду невдомёк, что Дон беспокоится.