Тринадцатая притча: Вихрь любовников (1/2)

У Рондента слишком белые зубы. Именно так думает Сатана, когда секретарь скребётся в спальные покои. Бритьё ещё не закончено, а на часах всего пять утра. Несмотря на центральный водопровод, орудовать лезвием Королю привычнее у полного рукомойника. Туда же падают остатки щетины и пены.

Сама бритва тоже старая, если не сказать старинная. Рукоять украшает золотая змейка с рубинами вместо глаз. Подарок бывшей жены. Он его трижды проверил на Заклятье Перерезанной Глотки прежде, чем вынуть из богатого футляра и найти символизм в достаточной степени забавным.

И хотя к монаршему туалету полагаются слуги, Владыка Ада так и не взрастил в себе терпения позволять посторонним помогать, словно он – ветхая рухлядь.

– Доброе утро, Ваше Величество, - бодро чеканит советник, потрясая папкой.

– Выглядишь так, словно у тебя сегодня свадьба, - великодушно доносится в сторону Рондента. Его слепящую улыбку Сатана может оценить в зеркале, поворачиваться не нужно.

– У меня несколько новостей. – Он и чувствует себя женихом-счастливчиком, обуздáвшим страхи перед алтарём. Во-первых, с трёх ночи секретарь пьёт ромашку. Во-вторых, со времён угрозы отрезать ему пальцы, в ромашку привычно доливается Глифт. В-третьих, у него на руках козырь, да и сами руки до сих пор целые. – Хорошая и плохая.

– Выкладывай. – Подбородок идеально гладок. И бритва исчезает в коробе.

– Прежде всего поздравляю вас с именинами наследника престола. Да будет крепко наше Царство! – Тёмная макушка склоняется в поклоне. – Вечером на ярмарочной площади пройдут народные гуляния. Приготовлено триста голов крупного рогатого скота, полтысячи мелкого, сладости, бочки с элем и перепела. Цирковая и театральная труппы столичного балагана покажут бесплатное представление для толпы.

– А хорошая новость? – Усмехаются в ответ, вызывая непонимание. Рондент и чувство юмора – величайший залог стабильности.

– М-м, вторая новость – редакция «Вестника» сгинула. Никаких новых данных с понедельника. Подвал, где они работали, давно обнаружен отрядом Адского Легиона, но кроме не обученного грамотности старика, сидящего у входа под видом нищего, там никого. – В начале недели на совете адмиронов избежать обсуждения статьи не удалось. Великие мужи, впрочем, не сочли заметку ни грозной, ни тревожной. А Мамон сразу задал тон общению, уточнив, собрались ли они тут по делам государственным или просто хотят посплетничать о детских развлекушках.

– Логично. – Сатана усаживается за рабочий стол, на котором уже громоздятся две чашки кофе и булка. Саломея расстаралась, не иначе. Он всё равно выкинет её в корзину для мусора или скормит птицам, но на следующее утро домоправительница опять принесёт свежую сдобу. – Они не стали ждать, когда явятся по их головы. Это не просто статья о мальчике и девочке, это история о новой силе, которая уже хочет конкурировать.

– Я не думаю…

– По тебе видно. – Владыка быстро пробегается глазами по списку, намеченному на сегодня. – У них есть спонсор, верно?

– Да.

– И он – тайный.

– Наши агенты говорят, что это может быть меценат из Верхнего мира.

– Не может, - качает головой Сатана.

– Подéлитесь ходом ваших рассуждений?

– Нынче ты невероятно смел, Рондент. Шея не болит? – Король вперивает яркие глаза в собеседника и решимость последнего гаснет, как фонарь на заре. – Попробуй сложить в один сосуд все ингредиенты Зелья Забвения и забыть про него на пару тысяч лет. По прошествии времени заметишь любопытную тенденцию – даже покручивая склянку в руках из головы так и будут вылетать планы на день.

– Я… я понял, Милорд! – Да ничего он не понял. По лицу видно, всё ещё рассуждает, болит ли шея и не грозит ли той новое наказание.

– Мы живём в физическом мире, способные истечь потом и кровью. И магия Империи – вполне осязаемая. Энергии пестрят отпечатками, - «Как в земных фильмах», - некстати лезет в рассудок советника. – Заклинания – следами. А снадобья – мазкáми на поверхности того, в чём их хранят. Бессмертные тоже не исключение, они оставляют отметины. «Вестник» существует слишком долго, чтобы его инвесторами были ангелы. И до недавнего времени вся суть заметок сводилась к светским сплетням, а не к зацензурированной пропаганде Цитадели.

– Вы несомненно правы.

Естественно он прав: «Вселенная, храни идиотов». Перво-наперво потому, что чары не появляются ниоткуда и не исчезают в никуда. Во-вторых, потому что вот уже несколько тысяч лет «Вестник» успешно существует на его, Сатаны, деньги, отправляемые через подставное лицо.

Идея, к слову, принадлежала Лилит. Это она тогда сказала, что наступит момент, когда в обществе возникнут вопросы «А почему мы читаем одну официальную газету и больше ничего?». А Сатана согласился. В Верхнем мире номер не прокатил бы, это точно. Эрагону проще подавлять зачатки любой независимости, рассчитывая, что сытая послевоенная жизнь будет остерегать от восстаний. Всё ещё слишком свежо, остро в памяти, в которой бои, смерть и голод до сих пор не забыты.

И никто не желает повторения.

Ад устроен иначе. Он пророс там, где не рос даже мох. Он слеплен из золы и камня, труда и выживания, дерьма и палок. В Нижнем мире не существует ничего, что благоволит обитанию. Погода – непредсказуема, природа – опасна, население – своё отбоялось. И иметь в распоряжении ручное, якобы независимое издание – самый разумный вариант.

Владыку даже веселили фельетоны и песни, публикуемые «Вестником». Ничего серьёзнее строчек:

«В таверне заказал салат с названьем «Сатана»,

Но соус острый в нём сжёг мой язык сполна.

Однако в рот куски большие мне не лезут,

Уж лучше бы я взял салат с названьем «Цезарь».

Король не знает, но в истории Земли

Гай Юлий Цезарь мельче был порезан!», - в них не булькало.

Вывод один: изгнание оплачено и оплачено щедро. Так или иначе, но его тайную ставку просто перебили более выгодным кушем. Настолько солидным, что редакция предпочла отправиться в бега.

– С новостями, вижу, закончено. – Не дожидаясь кивка-поклона, Милорд продолжает, - так в чём кроется причина твоего неописуемого восторга?

– Это самое примечательное, Ваше Величество. – Советник делает шаг вперёд, как отличник к доске, - Новая информация про дары Апокалипсиса. В новогоднюю ночь с демоном Фомой были наёмники из Гильдии. Многих положил наследник, ещё часть сбежала, один был схвачен серафимом Ребеккой, но толку от него – ноль с палочкой. – Секретарь даже приосанился, прежде чем припечатать откровением. – Однако был ещё один. Мальчишка совсем, полудемон-полубес. Раненный в Санктуарии, он отключился, а когда очнулся, там уже находились Уокер и студенты. Паренёк, видно, не дурак, не подал виду, что жив, зато кое-что рассмотрел. Среди школьников был ангел, старшекурсник, это он подходил к телу Фомы, проверял, мёртв ли тот. И кинжал тоже он забрал.

– Это наёмник сказал?

– Именно, - спешит отрапортовать Рондент. И тут же предвосхищает следующий вопрос, проявляя невиданную удаль, - после личной беседы с герцогом Вельзевулом.

– В профессионализме последнего я не сомневаюсь, - наконец-то на лице Сатаны действительно довольная улыбка. Он даже помнит этого студента – сын кого-то из учителей, патлатый. Это именно он и гарда Ребекки несли его сына на самодельных носилках до верфей, где все они встретились. – Подай почтового ворона.

– Если вы хотите, я могу отправить сам…

– Не хочу, - в узловатых пальцах крутится перо, способное стать оружием. – Самое время написать сыну поздравления, пока Кроули развлекается со своим куполом.

***

Горы вокруг – на тысячи миль. Кольца хребтов напоминают спины драконов. Складки, трещины, горбы. Сами летающие твари тоже представлены в изобилии, зазеваешься – нападут. Оставят без коровы или ребёнка, и неизвестно ещё, что хуже.

Деревни несъедобными крошками раскиданы по участкам, лгущим, что они - ровные. Убогие лачуги, грязные мальчишки, худосочные женщины со слабыми отростками за спиной. В основном все носят вязанки хвороста или воду, которая тут ценнее ливров. Близость с морем не спасает: чтобы выйти к побережью, нужно преодолеть перевал высотой с чудовище.

Бонта забавит этот факт – им даны крылья, чары, воздушные потоки и консервация сельди, согласной хранится десятки лет, но законы физики всё равно переигрывают в перспективе. Несись вверх, сколько хочешь, пока хватает энергии согревать своё тело. Каждый километр величия добавляет минус шесть градусов к неизбежному: твоё существование – свод правил, выполняя которые ты тянешь лямку.

Дракон в этом смысле выглядит самолётом с бóльшей квотой доверия. Он читал в земных книжках, а теперь мечтает хотя бы раз спуститься в мир людей. Воображение рисует ему Нью-Джерси со слов Вики Уокер. Она рассказывала, что домá у них строят из металла, бетона и стекла, и картинка перед глазами облицовывается адамантиумом.

– Это несовременно! – Возмущается нафантазированная Девушка с Именем.

– Тогда сталь, - безапелляционно выдаёт Мальбонте. – Узумская. Я слышал, она лучшая.

– То, что нужно. – Виктория согласно кивает, вызывая в нём прилив гордости: как верно его предположение! – Сплав из Узума и правда хорош, Люцифер говорил мне, что…

Он убегает, не дослушав, и прячется в закоулках памяти. Прочие мысли становятся звуконепроницаемыми щитами, и Бонт использует их для обороны. Растягивает осаду разума, где даже выдуманный диалог не поддаётся контролю.

– Смотри под ноги! – Резко дёргает его Берд. – Ты чуть не наступил на свинью, парень.

На тротуаре, который даже не старается выглядеть пешеходным, зловонная лужа. У самых ног холм из грязи, в которой копошится чей-то праздничный ужин. Маль рассматривает бурую шкуру, тусклые глаза свиноматки и замечает в них жизнерадостность.

Это заставляет завидовать.

Он слышал, что Цитадель великолепна. Там много белого камня, хрусталя, бронзовеющих крыш. Клумбы разбиты с особым изяществом. А каналы-артерии, как брошка на платье модницы: необязательны, но довершают образ.

Он слышал, что Чертог мрачен и прекрасен. Его сердцевину перерезает лента Ахерона, стены зданий – грубы от времени, а летом, на рассвете, туман с Гневного моря приносит вороньё и устилает молоком город. Черепица там чернильная, как кровь, в кабаках – весело и опасно, а скалистые обрывы – сухие и красные, словно до сих пор воюют.

Он слышал, что желать всё красивое – это нормально. Но есть проблема, всё самое красивое, что у него было, осталось в Озёрном крае, на Парящих островах, в школьных казематах. Запертое в башне, потерянное среди пыльных полок и книг, запутавшееся в кружеве архитектуры и волосах Виктории.

Он смотрит на свинью у ног и думает, что угодил в плен. Никто не спасёт его, а он не спасёт никого.

– Им понравилась наша презентация, - когда дом старейшины остаётся за спиной, Саферий резюмирует итог встречи. – Погонщики дадут нам драконов. Много драконов.

– Отличная работа, парень! – Берд отечески припечатывает плечо Маля, не замечая, как от боли, отдающей промеж лопаток, юноша морщится, словно рот полон лимона.

– Она ещё не окончена, - скуп на формулировки наместник. – Тут, рядом, поселение, где изготавливают колдовской огонь. На днях нам следует посетить и их.

Бонт снова чувствует себя лишним собеседником в чужеродном диалоге. Он – абсолютное ничего. Не человек, не предмет, а его отсутствие.

– Там делают бомбы? – Это положение вещей больше не устраивает, его следует изменить.

– Верно, - соглашается мэр Эгзула, дёргая поводья своего ездового Лигийского. Троицу сопровождает отряд крепких демонов в доспехах, лишённых узнавания. То ли наёмники, то ли одни из тех ребят, кто уже проникся «новой верой» - забрáла шлемов оставляют чувство недосказанности. – Они производят составны́е. Из которых мы сможем собирать бомбы. – Саферию хочется добавить «Надеюсь, они не понадобятся», но он – офицер, которого всегда считали неплохим стратегом и тактиком. Понадобятся конечно, такова цена перемен.

– Если они по соседству, нет смысла тянуть, - Мальбонте принимает решение, которого от него не просили.

– Нет, парень, - жуёт губами Берд, - мы уже отдали наши дары этой непризнанной деревне. К следующей встрече следует подготовиться.

– Именно так. – Подтверждает наместник, взобравшийся в седло.

– Если они согласны поддерживать нас только за «дары», - спустя мгновение задумчиво произносит Бонт, смотря на острые зубья Гор Основателей, - то это не союзники. Это торгаши. – Взгляд исподлобья обескураживает попутчиков, - поэтому либо сейчас, либо вам придётся искать другого Мессию.

И прежде, чем молчаливо кивнуть, Саферий физически чувствует, как ещё одна нить управления мальчишкой рвётся в пальцах.

***

В самом существовании поезда за Апостольскими холмами крылась угроза целому измерению. В мире, где магия соседствует с горячей водой, а железные дороги не развиты нигде кроме шахт с их стремительными вагонетками, наличие вполне земного, некогда купейного вагона-ресторана старого образца, вызывало вопросы. Ответов Каин не знал, как не знали их его родители, сокурсники и даже милашка-лекарь из школьного лазарета.

Будучи совсем мелким, он был безжалостно побит Люцифером. Это стало залогом крепкой дружбы. Пока лежал в больничном крыле, выхаживаемый Альбой, дважды видел Высочество, заглянувшего с видом вóра. А на третий раз позвал, сообщив, что не собирается умирать так быстро, пусть даже не рассчитывает.

Это тогда Люций рассказал ему, что летал к старшему корпусу и видел вагон. А Каин возьми и спроси медсестру, откуда поезд взялся. Внятного ответа не получил, зато получил внеплановые чай и песочную корзинку. В силу возраста замены достойнее не найти.

– А куда мусор складывать? – Первокурсник из числа Тёмных вскинул жалобный взгляд, до того сосредоточенный в углу. Помимо взгляда в темнеющем закутке были сосредоточены: окурки, огрызки и битое стекло. Лужа там же наталкивала на мысли, что алкоголь в вагоне расходуют нерационально. И школьник очень старался верить, что это именно Глифт.

– Себе в рот, - пробасил блондин, поглядывая на часы. Балтазару и Ади давно следовало вернуться. – Вы так до следующего тысячелетия не закончите. Скоро уже? – К физическому труду, который, как известно, облагораживает, были привлечены лучшие молодые умы. Имён Каин называть не брался, но дедовщину чтил и уважал.

Влезшая на один из диванов, Адель лихо орудовала шваброй, собирая паутину на потолке. Она сама вызвалась помогать, а теперь, единственная, выражала интерес к происходящему. Ещё больше интереса выражала её юбка, красноречиво маячившая трусами, стоило демонице вскинуть руки.

– Тут где-то мешки были… - младшая дочь Вельзевула крутит головой и якобы случайно оступается. Удивительное совпадение, делает она это ровно тогда, когда Каин подходит ближе.

У него хватает скорости реакции не только словить девчонку, но и закатить глаза: «Ты от меня не отклеишься?».

– Аккуратнее, - поставив её на ноги, блондин ретируется за линию горизонта, по совместительству – барную стойку. Адель само очарование, и он, быть может, трахнул бы её разок-другой, но не хочет давать шанса строить на свой счёт иллюзий, а потом дозволять плакаться слишком влиятельному бате.

– Может сжечь всё нахрен? – С невыразимой тоской в голосе вновь вопрошает безымянный парнишка.

– Первым я сожгу тебя, - доносится от бара. – Тут море Глифта. Вспыхнем, как факел.

– Не могу же я и правда его есть, - мямлит пацан, но волшебное слово уже прозвучало, и на одном из диванов подскакивает Голиаф, спавший до этого сном праведника.

– Есть? Пора есть? – Оживляется он быстро, растирая румяные щёки ладонями, и смотрит на товарища, - а где наши?

– А вот и ваши!

Дверь вагона превращается в кулису, в которой не предвещают ничего хорошего сотни веснушек Ади.

– Затаскивай задницу, задница! – Гремит из-за спины голос Балтазара, - его ещё надо втащить.

– Вточить? – Снова по-детски радуется Голиаф. – Кому надо вточить?

Каин успокоительно хлопает сокурсника по плечу, наблюдая, как двое «пришельцев» вносят э т о:

– Что. Вы. Принесли. – Блондин так и произносит фразу – каждое слово с заглавной буквы. – Ящик, голубика. Это должен был быть ящик, раздери тебя бес!

– Драть себя бесу я, обычно, не позволяю, но всё зависит от выдержки бухла, - важно констатирует рыжий. – И да. Кто скажет, что э т о не ящик, пусть первым кинет в меня камнем преткновения!

***

Мими предупреждена о своей роли. Она заучила её на зубок. А ещё она хочет внести в сценарий пару внесюжетных экспромтов. Они не изменят итога, но покроют её личный Олимп блеском софитов.

Дочь Мамона как-то читала про путешественника из верхней провинции, который принялся странствовать. Прошёл половину большой земли за три года, но всё равно оставался случайной сплетней в редких разговорах, пока в его туристическую голову не пришла идея толкать перед собой камень. Отныне пешего путника, катящего перед собой балласт, уже не могли не заметить. И «Писание» с «Огоньком» наперебой стали ловить Бессмертного с требованием дать интервью. Наступила его эра всеимперской славы, чем мужчина с радостью пользовался.

Так и демоница сегодня хочет не просто сыграть в постановке, которая должна пройти без сучка и задоринки.

Ей требуется признание.

Мими нужен «камень».

– Я даже не буду спрашивать, где ты опять ночевала, порочная, заметно постаревшая женщина! – С порога выдаёт брюнетка в адрес Уокер, которая только выпорхнула из душа. Они уже виделись утром, но времени поговорить не было. Опаздывали страшно. Демоница едва успела сунуть Непризнанной свёрток, по просьбе последней доставленный на имя дочери Мамона. Но теперь с царским видом протягивала что-то совершенно правильное в такой день, - держи!

– Ну хоть ты вспомнила, что на дни рождения принято дарить подарки, - радостно пыхтит раскрасневшаяся Вики, выхватывая прямоугольную коробку из чёрного бархата. Золотом на ней мерцает лента, и вся упаковка выглядит дороже, чем просто дорого.

– А разве Мистер-Дьявольски-Обаятельное-Зло ещё не впихнул в тебя все свои поздравления?

– Впихнул, - тесьма отлетает в сторону. – Но не поздравления, - улыбка расползается до ушей. – Я сказала, что подарю ему подарок вечером, и он ответил мне взаимностью. – В жадной темноте нутра утоплен цилиндр фаллической формы. Он тоже золотой, и Виктория подозревает, что это не просто описание цвета – перед ней чистейший кусок драгоценного металла. – Вот это я удачно откинулась! Дочь владельца рудников дарит мне инкрустированный вибра…

– Дурочка! – Перебивает Мими, плюхаясь на кровать по соседству. – Это мезýза. Раскрой.

Заслонка посередине поддаётся, обнаруживая в себе свиток. Витиеватым почерком там написано что-то о гербе рода, но слов так много и они такие с р е д н е ф и г о в ы е, что Непризнанная вынуждена умоляюще вскидывать на соседку взгляд:

– Требуется пояснительная бригада.

– Эта мезýза даёт тебе право заказать герб у лучшего экземпляриста Чертога, Уокер, - с зави́дной деловитостью сообщает дочь Мамона. – Однажды он может пригодиться.

– Спасибо… Спасибо большое! – Вики радуется так искренне и награждает такой крепкой порцией объятий, что подруге хочется укусить ту в плечо от переизбытка чувств. В конце концов, Мими слишком любит все эти импульсивные порывы земных девчонок, чтобы не растечься лужей удовольствия. – А для чего обычно нужен герб?

– Например, ты соберёшь войско под свои знамёна и пойдёшь надирать жопу Цитадели, - хихикают в ответ, - тогда без герба не обойтись. Что-то должно реять на твоих стягах. Или ещё проще: выйдешь замуж за кого-то очень важного, очень богатого, очень родовитого. Ну, знаешь, у него ещё такие бордовые крылья, красные глаза и большущий чл…

– Ты такая пошлячка! – Уокер закатывает глаза и закрывает горящие уши наигранным жестом, мол, прекрати. – Лучше скажи, разве у непризнанных может быть своя геральдика?

– Во-первых, Инициация этого года уже скоро, - чинно заявляет «пошлячка». – Во-вторых, я не слышала про непризнанных со своими гербами. Но и про закон, который это запрещает, я тоже не слышала. А разрешено всё, что не запрещено. Даже рисовать большущий член на…ай! – Подушка огревает тёмное крыло. Но дочь Мамона – шустрая, она тут же отскакивает к зеркалу, скалясь и показывая язык. – Кстати, если тебе так интересны вибраторы, Мария Магдалена из штата Нью-Джерси, - брюнетка уворачивается от второго снаряда, гарцуя похлеще пони, - то я знаю пару местечек в крупных городах Империи. Учти, большинство этих забав с магией. А ещё с сапфирами и изумрудами. Блин! – В отличии от подушек тапок угождает в живую мишень. – Очень много сапфиров и рубинов, монастырская ты душонка! Прекрати в меня бросаться!

– Ты там постоянный клиент? – Хохочет Виктория, почему-то представляя себе литые жезлы с инкрустацией. Сексуально, конечно, но на таких только в бою сражаться.

– Кое-кто слишком хорошего обо мне мнения, - Мими опускает глаза, а когда поднимает их вновь, то предстаёт совсем юной девицей, развратность которой – просто напускная мишура, неизменная часть игры про состоятельных демонических деток. – Комплект белья да парочка лисьих «хвостиков». Один из которых ушёл в твоё, к слову, пользование!

– Не-пользования! – Вспыхивает Вики.

– Это вопрос времени, - жадно припечатывают в ответ. – Он тебя везде заклеймит. – И это будет хорошо. Нужно. Правильно. До влажного лба и всего прочего мокрого на красивом уокерском теле.

– Однажды мы покупали Мáре съедобные трусы. – Первокурсница соскакивает с темы, словно её прямо сейчас пытаются распнуть на анальном кресте. – Боюсь, на этом весь мой опыт общения с секс-шопами и заканчивается.

– И что, никаких дилдо по кличке «Большой Джордан»?

– Ещё вчера мне был двадцать один год, Мими, - Виктория разводит руками, будто могла разочаровать подобным открытием досточтимую публику. Но публика лишь всё больше очарована. – Это не тот возраст, когда в твоей тумбочке может поселиться вибратор. В двадцать один у тебя в тумбочке селится пыль. На детской Библии. Потому что вот уже лет пять, как ты её не открывала.

– Твоя семья набожна?

– Не больше, чем твоя.

– Поэтому с тобой всегда было просто, - дочь Мамона задумчиво прикусывает губу и кивает, сама с собой соглашаясь. – Помнишь ту полноватую шатенку с четвёртого курса? Грету. Она ведь тоже из непризнанных. Ужасно религиозна. Попала сюда ещё в младший корпус. Ей лет семнадцать было, а я совсем мелочью бегала. И до сих пор перед глазами, как та по началу крестилась на каждые демонические крылья и рога. Не находила друзей, плакала на подоконниках между парами. – Она вдруг подскакивает с чертовщинкой в глазах и берёт лицо собеседницы в крохотные ладони, - я знаю, тебе тяжело принимать чужие правила игры, но как там у вас говорят? Со своим уставом да в чужой монастырь… А ещё я знаю, что ты – своя, Вики. Наша! – И чмокает её в лоб. Не как подруга или соседка. А от и до по-родному. – Так что с днём рождения тебя!

В комнате становится теплее.

И виноват не только апрельский вечер.

***

Кроули опёрся на подоконник с тихим, но заметным кряхтением. Эта стариковская привычка оказалась подлой крысой. С каждым днём она всё чаще высовывала свой нос, обдавая неприятным звуком, и становилось ясно, этих самых дней у него осталось не так много. Он слишком давно разучился летать по состоянию здоровья, чтобы сейчас горевать об утрате. Но в последние пару месяцев ему становилось всё тяжелее уже просто ходить.

И Ребекка – изворотливая Ребекка Уокер! – замечает его недомогание одной из первых. Именно она любезно подставляет локоть на рождественском балу, якобы случайно желая проводить директора. А потом с притворной вежливостью нашёптывает, какие у неё интересы и как он, Кроули, должен ей помочь. Именно должен, потому что серафимская бабёнка давно носит в своей крохотной сумочке огромный кукиш, воняющий компроматом на столетия вперёд.

Она не шантажирует, не пререкается, ведёт себя подчёркнуто по-деловому, помня, кто был её протеже в Совет. Она живописýет, какие плюшки ожидают самого директора, когда у Уокер всё получится. «Если получится…», - проносится в тот вечер в голове старика, но он не оглашает мысли вслух. Кивает лишь, давая понять, что услышал её, и убирается в своё имение в Цитадели – там хорошо, тепло, там морские свинки. А ещё там есть его личный архив ценных бумаг, где можно отыскать пару ответных козырей.

Ночь накатывает внезапно. Апрель не терпит умеренности. Ещё полчаса назад солнце краснело, как заправская девственница на брачном ложе, а теперь кто-то запихнул его за горизонт мощной ладонью и ей же обронил звёзды. В них нет никакой логики, они разбросаны нахально, без меры, без выверенной схемы. Они призывают к беспорядку, всем своим видом демонстрируя, как он может быть прекрасен. И сейчас это – самое подходящее освещение к намечавшемуся действу.

– Всё готово, - Геральд стучится в кабинет дважды, прежде чем войти. – Я договорился. Молодёжь стартует в девять вечера.

– То есть, попадись они, будет одна из тех классических сцен, когда патруль застукал парочку?

– Именно так. – Демон не очень рад, что они привлекли студентов. Но иначе задачка не решается. – Это наименьшая из проблем, если она возникнет. Сами мы не можем выступить инициаторами… - он поджимает рот, подыскивая метафору, - …марафона.

– Где сейчас педагоги?

– Фенцио в учительской, Мисселина в теплицах. – Краем глаза он видит с бельэтажа директора, как близ озера показывается участник событий. Это, определённо, дочь Мамона. У неё такие блестящие кожаные штаны, что спутать невозможно. – Готовятся опустить купол.

– Тогда пойдём, - кивает Кроули. Ему требуется в десять раз больше усилий, чем в былые годы, чтобы двигаться с невозмутимым лицом и насвистывать, - и ра-а-адость первого свидания мне не волну-у-ует больше кровь…

***

Идея отправить посылку на день рождения дочери выглядит номером один в конкурсе ироничности. Виктория даже письма от матери не вскроет, что уж говорить про коробку.

«И правильно сделает», - успевает подумать Ребекка, прежде, чем задремать в своём кабинете.

Кажется ей снится рейсовый автобус. Дребезжащий на разный лад, каждой громыхающей деталью исполняющий симфонию, он должен был быть списан на кладбище мёртвых автобусов ещё года три назад, но неуверенно вёз выпускницу старшей алабамской школы из одного штата в другой.

Самое удобное транспортное сообщение между домом и Нью-Джерси – не самолёт даже, а скоростной железнодорожный состав. За сто семьдесят два доллара тебе полагается кресло-раскладушка и сколько угодно дешёвого кофе из одноразовых пакетиков.

Но имелась проблема – у Бекки Саммерс не было такой суммы на дорогу. Весь её бюджет, скопленный к побегу, представлял из себя несколько Улиссов Грантов и Бенджаминов Франклинов. А в кармане кожаной куртки могла сыскаться сладкая парочка – Гамильтон и Вашингтон, прилипшие друг к другу благодаря куриному сэндвичу. Шесть сотен чёртовых долларов, которых, если очень повезёт, ей хватит на аренду, задаток в три месяца и комиссию агенту. А если не повезёт…

Нет, возвращаться она не должна. Её проходного балла хватило на медицинский колледж, а амбиций хватит на остальное. Жаль, конечно, что к учебному заведению не прилагается общежитие. Но как там говорит мать?.. «На то они и трудности, чтобы с ними справляться».

Вот и выходило, что самый гнусный автобус без уборной, со спинкой кресла, застывшей в положении инвалида, уносил Ребекку прочь от алабамских просторов – к восточному побережью. Подальше от бесконечного солнца, размеренной жизни маленького городка, вечно кипящего на плите джема и увальня-отца, научившего главному – насаживать наживку на крючок.

«Прости, папа Фред, - она оттянула ворот водолазки и принюхалась – та до сих пор пахла домом и материнским кремом для рук. Идиотская привычка щедро мазать сухощавые ладони, чтобы потом трогать ими всё и вся, ужасно злила Саммерс-младшую. Но теперь затаилась мыслью – девушка будет по ней скучать. – Ты – отличный отец и друг, но ужасный муж. Ты – как якорь. Балласт, удерживающий мамашу среди всех её грядок. И я просто не могу оказаться ещё одной южанкой, которая пойдёт проторенной тропой. То есть никуда не пойдёт!».

Хороший соседский парень, чей батя владеет автосервисом, хозяином которой однажды станет и он.

Работа в местной забегаловке два через два.

Щедрые чаевые дальнобойщиков.

Трах, закончившийся беременностью и свадьбой.

Самый лёгкий способ заполучить свою порцию американского пирога в одноэтажном квартале.

И у Бекки нет ни единого повода горевать о брошенном среди буйных яблонь детстве. Её жизнь не должна превратиться в варево. Ради совсем иного расклада она удирает в большой, холодный город. Чтобы вляпаться среди небоскрёбов.

– Госпожа, - гарда выводит из сонного состояния. Вероятно он стучался, но, не дождавшись ответа, рискнул зайти. – Прошу прощения за беспокойство.

– Что тебе, Матвей? – От неудобной позы крылья наливаются свинцом: она так и не научилась управлять ими в быту с той ловкостью, с какой это делали Бессмертные. Каждая смена наряда – пытка с привкусом магии. Будь то мантия, кейп или платье, приложи усилия, делая чарами разрезы, а потом снова скрепи нити колдовством. Простейший навык, которому даже в Школе не учили. С самого детства маленькие ангелы и демоны наблюдали его у родителей, впитывая с молоком и привычной жизнью. И Ребекке стыдно вспоминать, в каком она оказалась положении в свои двадцать семь, когда, в первый же день учёбы, смотрела на ужасную холщовую тряпку, недоумевая, как же ту надеть.

– Послание для вас. – Железный истукан протягивает письмо женщине, которой обязан всем. Семь лет назад Ребекка Уокер сделала непозволительное: сотворила из Матвея должника.

– От кого?

– От педагога из Школы. – Серафим ожидает увидеть печать Геральда, но на сургуче совсем иной вензель.

– Можешь идти, - не глядя в сторону гарды, серафим вдруг чувствует себя недостаточно здоровой, чтобы держать удар. Мисселина не станет писать ей просто так, а значит случилось нечто необычное.

– Ещё кое-что, - перчатки из тонкой кольчуги не позволяют обращаться с предметом бережно, и плёнка диктофона выпадает из неуклюжих пальцев воина. – Утром были записаны кое-какие переговоры в известном вам экипаже.

– Сатана?

– Нет. – Короб шлема с распахнутым забралом мотается в отрицании. У гарды немолодое, но приятное лицо мужчины, который перестал трýсить ещё пару веков назад. – Но это… не случайный разговор и не песни кучера.

– Хорошо, - лёгкий поворот головы адресует на выход, и Матвей исчезает.

Теперь Уокер может позволить рукам дрогнуть и пустить письмо в расход. Всю неделю она зла, будучи в курсе школьных событий. В понедельник, когда дочь не вернулась, Ребекка и не думала волноваться. Доклад Гавриила вполне удовлетворил Эрагона, он даже обронил «С допросом необязательно спешить. Кажется, в нём правда нет смысла». Но слова оказались блефом. И пока в главном зале Совета верховный вождь говорил одно, архангелу Самсону в академии была дана команда «Фас» за главный охотничий трофей – её Викторию.

– Эрагон! – Разъярённой фурией Бекка входит в амфитеатр Трибунала. Адъютант Отис подсказал ей, где найти древнего Бессмертного. – У меня есть информация, что часть воинов Цитадели покидали Школу и преследовала студентов на практике. – Она тщательно подбирает слова, наблюдая за серафимом в центральной ложе. Вокруг него огромное количество свитков и несколько артефактов, среди которых она узнаёт портативный фонтан истины.

– Неужели? – Ангел вскидывает неподобающе юные глаза. – Подобных распоряжений не было.

– Тогда стоит призвать их к ответу. Что это? Пьяная драка? Разбойничья потасовка? И на каких правах старший по званию оставил пост?

– Непременно, Ребекка, непременно, - Эрагон без интереса смотрит на фигурку женщины в самом центре круга. Обычно там стоит стул подсудимого, на котором жмутся самозванцы, но сейчас перечит Уокер. И в этом прорва символичности. Стул подсудимого на Трибунале – почти эпоха. По его личному приказу он сделан, чтобы создавать неудобства. У сиденья покатая, твёрдая поверхность, а спинка слишком ровная, чтобы на ней захотелось расслабиться. Поэтому всё, на чём преступник может концентрироваться, собственные мышцы. Вечно вынужденные быть в напряжении, чтобы не рухнуть вниз. – Но сейчас есть дела поважнее случайной статьи и её п о с л е д с т в и й. Если она не найдёт ни продолжения, ни подтверждения, к середине недели никто не вспомнит про «Вестник».

– Я слышала про митинг в Филе. – Он начался на рассвете. А к обеду наместник и свита были вынуждены покинуть столицу региона, опасаясь за собственные крылья и головы.

– Кошмарная провинция Верхнего мира. – Морщится Эрагон с мимикой человека, которого только вчера обнаружили в вечной мерзлоте и полной сохранности. – До войны называлась Верховодьем.

– Дело родителей Бонта давно готово. – Она сама написала отцензурированную версию событий ещё в выходные и положила на стол руководителя. История получилась почти идеальной – ложь в ней так умело мимикрировала под правду, что даже сам мальчишка не смог бы разобрать, какие компоненты рецепта – истина.

– Я прочитал, - кивают в ответ с верхов, - и дал распоряжение адъютанту Йору немного… м-м, как это говорят… отредактировать твою версию.

– Мою? – Глухой воротник на шее Бекки становится удавкой. Под ним образовался бисер пота, и теперь ткань мерзко липнет к коже.

– Нашу, - он улыбается по-отцовски ласково. – А теперь, извини, мне надо закончить дела.

Она разворачивается на выход, но добавляет у самых дверей:

– Я хотела бы подписать приказ расследования дела о нападении на студентов.

– А он требуется? – Интерес Эрагона показательно тихий. Мужчина заставляет напрягать слух. – Гавриил сам разберётся с солдатами. Перебрали, подрались, с кем не бывает. Не думаю, что за твоей дочерью велась охота. Да разве ж эта девчушка может быть опасна?

Створкой Уокер-старшая прикладывает, понимая всё, что не прозвучало. Она не сообщала верховному серафиму, кто из школьников участвовал в конфликте. Но понимает, что этого и не требовалось.

У Мисселины занятный почерк. Он прямолинейный, дерзкий и напоминает дровосека, хотя от дамочки почти ждёшь провинциальных завитушек и изящной каллиграфии. В строчках бессмыслица, способная разочаровать тех, кто перехватит послание. Но для Ребекки всё предельно просто: она прикладывает деревянную плашку дешифратора, которую ей вручил Геральд. Обычная доска размером со стандартный свиток, где сделаны прорези. Именно в них – самое интересное.

«Моё почтение, серафим Уокер.

От лица академии выражаем Вам свою благодарность за предоставленные в пользование книги из Вашей библиотеки. Директор Кроули принял этот дар с огромным уважением, и нашу агро-секцию теперь украсят пять томов собрания сочинений «Плодородный век» Анны Эдемской – это красивое решение.

Также информируем Вас по Вашей просьбе: Ваша дочь пребывает в Школе в полном здравии. Её табель с оценками всё ещё оставляет желать лучшего, но Виктория усердно трудится и готовится к годовой аттестации и Инициации. Мы будем признательны, если к этому эпохальному событию вы, как член Попечительского Совета, замолвите слово перед Цитаделью о куполе старого крыла. Круглая крыша нуждается в ремонте. Мы делаем всё возможное, расходуя средства так, чтобы провести работы собственными силами, но, не скроем, дотации не лишние.

Пользуясь случаем, передаю через Вас привет своему однокурснику, Вашему ученику, архангелу Йору. Возьму на себя смелость просить Вас напомнить ему, что, вышли он мне клубни своих рододендронов, которые всё никак не приживаются в саду его супруги, я смогу понять, в чём же дело.

В заключении сердечно поздравляю Вас. Такая дата! Именины дочери. Славна будет её вечность и да хранят её Шепфа, Скифа и Церцея!

С уважением, Мисселина».

От улыбки на лице Ребекки не остаётся и следа. Витиеватость выражений, ранее заставлявшая усмехаться в духе «А тебе это многого стоило, академическая грымза!», забыта. Опустить купол – серьёзная заявка на конфликт со столицей.

Серафим взвешивает все «за» и «против» и приходит к мнению, что ей нравится этот ход. Формально, по бумагам, замок принадлежит Кроули. Инвестиции со стороны Цитадели – та же аренда, которую платят опытному рантье, избравшему путь наставника. Никто не объявит священный джихад Школе, где сидят дети самих советников. Другое дело, чем руководствуется старик-директор. Довод о беспокойстве за студентов – никакой не аргумент. Так в чём его интерес?

Она оставляет плёнку, похороненную под кипой бумаг, на глубокую ночь, если получится скоротать её дома. А сейчас Уокер-старшую н е ждёт в гости Гавриил. Именно к нему она и направится.

***

Стрела угождает оленю в бок, не спеша убивать. Кто-то из свиты выхватывает меч, спешиваясь с лошади с намерением решить проблему, но Сатана лишь машет рукой:

– Пусть сам. – А потом добавляет гораздо тише. Впрочем, наследнику слышно, - мазила.

– Он дёрнулся! – Крысится Люцифер девятнадцати земных лет, спрыгивая с коня с той ловкостью, которая украшает молодость.