Шестая притча: Урок анатомии доктора Тульпа (2/2)

– Значит библейские гравюры не врали?

– Лишь отчасти. Это всё отголоски сосланных на Землю преступников. Тебе ведь рассказывали, что память нельзя стереть наверняка?

– Да-да, - Виктория понимающе закивала. – А вы можете?.. – Ей было неловко просить о таком, но любопытство превышало все нормы.

– Нет, голубушка, - в тоне даже скользнуло извинение, но он тут же окрасился жёсткостью. – Забыла сообщить: метаморфия – ужасный, до крайности болезненный процесс. Словно мало нам выжженных дотла земель, орд бесов и чертей местных, которые считали территорию своей и отстаивали на неё право. Получите в довесок кости, рвущие кожу в самый неподходящий момент, когда мы ещё не умели контролировать обращение.

– А рассудок? Когда происходит превращение, он тоже становится иным?

– Мыслящее существо можно лишить многого – конечностей, дома, семьи, крова, даже памяти частично, - Агрипина высокопарно взметнула вверх палец. – Но никто и ничто не лишит венец творения разума. Ум – самый великий дар. И… - голос её зазвучал тише, заговорщицки даже, - …думаю, это отнюдь не заслуга Шепфы.

– Тогда чья? – Также тихо проронила Уокер.

– Не знаю. Великого Ничего. Хаоса какого-нибудь, первозданной пустоты, - тётушка поманила к выходу.

– Странно получается.

– Что именно, голубушка? – Спина её, ровная, прямая, как мачта, приняла ещё более величавый вид.

– Выходит, что Ад – хороший, а Небеса – злодеи.

– Выходит, что так, - в ответ расхохотались искренне. – Но ты думаешь, как человек. Очень юная земная дева. – Она пропустила её вперёд, подталкивая к дверям. – На выданье. – Не скрыла иронии. – Делишь на плохое и хорошее. Чёрное и белое. А смысл один – все грешны и безгрешны. Все – благодетельны и жестоки. И каждый должен нести ответственность за поступки, думая лишь своей головой. В этом и только в этом есть какой-то смысл. А что Нижний, что Верхний государства – все мы одним миром мазаны.

– Мне нравится считать, что к вашему королевству и народу были несправедливы. – Сразу можно почувствовать себя Спасительницей. И активировать режим Святой.

– Не романтизируй Преисподнюю, голубушка. – Долетело из-за спины. – Этот мир жесток. Но суть проста: райские кущи тоже нечестивы.

– И надо просто жить.

– Прости, что?

– Моя бабушка так говорила. – Виктория взялась за ручку входа, - что нет никакого смысла жизни, нет никакой цели, к которой ты идёшь, словно ожидая, что вот тогда всё главное и случится. Главное – это здесь, сейчас, сегодня. То, что уже происходит. Не надо ждать великого гранд-финала, надо просто жить. И, по возможности, жить достойно.

– Прекрасные слова, - Агрипина согласно качнула пучком седых волос. – Но не забивай свою голову стариковскими бреднями, красавица, не порть поездку.

– Да уже не страшно, учебный год я себе давно испортила, - она повернула голову в сторону демоницы, посылая шальную улыбочку.

– Чем же, голубушка?

– Влюбилась ещё осенью, - бросила с завидной безмятежностью и, не глядя, шагнула в проём, впечатываясь в нечто твёрдое и горячее: «Здравствуйте, мои до боли знакомые грабли, давненько я на вас не наступала!».

– Какое интересное расписание у первокурсников, - всего на секунду Люцифер сжал Непризнанную и тут же отошёл, не давая ни единого повода заметить это движение. – Слуги сообщили, вы здесь.

– И все в вашем распоряжении, молодой лорд. – Супруга наместника подхватила корзину из рук Вики. – Дам наказ поставить кофий и приготовить пироги.

– Не беспокойтесь. – Он слегка кивнул даме и перевёл взгляд на Уокер. Удивительно воодушевлённый, без следа похмелья, в ладно сидящей одежде. – Собирайся, В и к т о р и я. Нам предстоит поездка. Мы покинем вас до вечера, Агрипина.

***

Игнатиус страдал. Вот уже неделю в загон с драконами на окраине Сильвы не спешил заходить местный купец со своей дурной, но такой прекрасной дочерью. Дело понятное: в городе неспокойно, погромщиков всего несколько дней, как загнали глубоко в леса, и теперь каждый чувствует себя под подозрением и под наблюдением.

Поэтому посетителей, зашедших внутрь, в терзаниях своих заметил не сразу, но когда рассмотрел, бросился расшаркиваться:

– Глазам не верю, Милорд, - он был обучен грамоте и читал прессу, отлично понимая, кто перед ним. – Наша конюшня к вашим услугам! – В подтверждении сказанного Игнатиус согнулся в три погибели.

– Нам нужны драконы. – Коротко бросил Люций.

– Колесница или ездовые?

– Ездовые. – Он кивнул на демоницу рядом с собой. Девушка светилась румянцем, красотой и дикой, необузданной живостью. – Для дамы, - на этом слове не скрыл улыбки, - с седлом.

– Как ты сказал? Назгул? – Когда погонщик направился к загонам, Вики вновь повернулась в сторону адского отрока. – У вас есть назгулы?

– В Эгзул. – Люцию пришлось сдерживать смешок. Вместо него он наиграно свёл брови, - мне по слогам произносить, чтобы твоя американская глупость, вскормленная Голливудом, уступила место мозгам?

– Это прекрасно! – вопль радости огласил драконью заводь.

– Это прискорбно, Непризнанная. Ты ржёшь, как лошадь.

– Лошадь-хуёшадь. – Они на конюшне. Всё сходится. – Прекрасно, потому что я выясняла, что ты запятнал себя Толкиеном.

В ответ лишь фыркнули:

– Плебейка и деревенщина.

– Вот такую ты выбрал. – Она обнажила зубы и злобно ткнула его ногтем в плечо. – Арагорн, сын Араторна, недоделанный…

Люцифер перехватил запястье и дёрнул к себе:

– Ты ведёшь себя вызывающе.

– Могу себе позволить, - она игриво закатила глаза, складывая губы бантиком.

И была полностью проигнорирована:

– Зачем ляпнула этой бабке?

– Про что?

– «Про фто?», - передразнил язвительно.

– Не понимаю, о чём ты.

Со всех сторон из загонов доносилось звуки монструозной жизни: хрюканье, царапанье, сопение. Одухотворённее не придумаешь: хоть в любви признавайся, хоть дрочи, всё одно.

– Уокер, - угрожающий тон вышел из берегов и замаячил потопами.

– Не понимаю. – Блондинка и не думала отступать.

– Я знаю, что ты делаешь.

– И что я делаю?

– Хочешь услышать, как я произнесу «про нас». – Зрачки вспыхнули, но тут же погасли.

– Видишь?! Никакого града, пёсьих мух и тьмы, пришедшей из-за Гневного моря. – Девица пожала плечами, выдёргивая руку. – Она сама всё поняла. Глупо отрицать, когда мы трахались до утра, а её озорная комната с прялкой ровно по соседству.

– И давно ты сменила Орден Шлюх на Культ Честности?

– Ну накажи меня.

– Боюсь, - во мгновение ока мужчина притянул её к себе, впиваясь пятернёй в задницу, а глазами – в лицо, - тебе понравится. – Прядь волос из-под капюшона выбилась, давая миллион поводов – хотя хватило бы и одного! – провести пальцами по скуле. – Не смотри на меня так.

– Как, Люций? – Вики вдруг поняла, что не может сдвинуться с места. И взор отвести не в силах. Время снова замерло. Запульсировало в моменте и заставило ошалело, будто не бывало раньше, размышлять, что вместе они творят магию без всяких чар.

– Взглядом «Я всё про тебя знаю».

Да, он ненавидел себя за минувший вечер.

Да, он был счастлив минувшим вечером.

Да, это и причина, и следствие, и преступление, и наказание.

– Милорд! Госпожа! – Игнатиус окликнул парочку, боясь, что между ними вот-вот разгорится пожар. Напряжение осязаемо носилось в воздухе, намекая на развязку в духе самых горячих сцен из популярной серафимской книжонки. – Морской дракон для дамы. Лигийский Гладкошёрстный для Вашего Высочества.

– Ничего не было, Непризнанная. – Люцифер с сожалением убрал руку и двинулся к дракону широкой, небрежной походкой. – Это всего лишь Глифт.

«И всего лишь секс! И всего лишь ты, готовый отдать за меня жизнь… Все жизни. Расписная сученька!», - она проигнорировала пустые слова, имея на руках флеш-рояль – поступки.

– Я всего лишь раз летала на драконе. Школьном Фыре или как его там… - с сомнением обойдя бирюзовую махину, оглушительно чихнувшую в сторону Игнатиуса, Вики заметила стремя и решила, что будет не сложнее коня. По факту – ошибалась.

– Уокер, - её спутник давно устроился на своём красном «скакуне» без всяких сёдел и кинул несколько ливров погонщику, вынуждая того проявлять чудеса ловкости, - ты должна приобрести привычку учиться новому. – Длинные ноги впились в бока животного, и школьница сообразила, что за серебро мелькало на мысках его обуви. Шпоры! – Не отстанешь в пути, подарю тебе кое-что. На память.

И он взмыл ввысь сквозь сводчатый, лишь частично крытый потолок, приковывая к себе всё внимание и обдавая не только потоком воздуха, но и волной абсолютно детского счастья. Когда небо – уже не просто синеет, но приглашает на свидание, а Виктория – никакая не Непризнанная, а одиннадцатилетняя девчонка, ставшая достаточно высокой, чтобы впервые прокатиться на горке под названием «Дьявольская пасть» в Диснейлэнде во Флориде.

– Погнали! – Приложила стременами, но зверюга лишь зевнула и клацнула зубами в попытке проглотить бабочку. Тогда студентка повторила действие. Безуспешно. – Простите! – Она крикнула погонщику, который отвлёкся на новых посетителей – полного мужчину в кафтане и юную девушку с похожим подбородком, безошибочно выдававшим дочернее родство. – А где здесь переключение скоросте-е-ей!

Тучно расправив крылья, морской дракон не дал закончить раут, устремляясь вверх.

***

На постоялом дворе «Поцелуй суккуба» стоял тот характерный гул, который безошибочно выдаёт Событие с большой буквы «С». На разный лад Бессмертные обсуждали одну и ту же сплетню, легко вступая в диалог даже с прежде незнакомыми, но такими же посвящёнными в новость, как они сами, людьми.

– Вы тоже видели?

– Я не видел, но супруга летела с рыбацкой деревни и всё рассказала!

– Очень жаль, я вам скажу! – Распалялась грузная карга в бурнусе. – Как красиво он спустил огонь с неба!

– То есть как с неба? – В разговор вступил демон средних лет, до этого спокойно поглощавший обед за соседним столиком. – Мне показалось, это была рука…

– Да будь это рука, кого таким удивишь, Сатана, помилуй! – Плюнула старуха, пристукнув клюкой. – С неба, говорю я вам. – Она ещё раз сверкнула глазами-буравчиками и вышла вон, чуть не сбив Уокер, только спустившуюся из номера. – С-с-с дороги! – Прошипела гадюкой, заставляя отскочить в сторону.

С большой натяжкой постоялый двор можно было окрестить единственным приличным местом во всём Эгзуле, будь в этом городе приличные места.

– Это гостиница или притон наркоторговцев? – Вики обвела взглядом стены комнаты. Потёкшими пятнами плесени те смиренно взирали в ответ.

– Мы не будем здесь ночевать. – Люцифер бросил сумку и выудил оттуда совсем уж внезапное: отутюженный до стрелочек костюм, севший настолько образцово, что некоторые за такое душу готовы продать. – Поможешь? – Зеркало было пыльным, покрытым многочисленными сальными отпечатками. И он повернулся к Непризнанной, удерживая в руках концы галстука.

Не успев скинуть плаща, она запрыгнула на комод, оказалась на одном уровне и притянула старшекурсника, пользуясь аксессуаром как хомутом.

– Или удивлю, или удавлю.

В мужских зрачках заплясали черти. Не так хорошо, как они – на площади вечером, но тоже готовые к аплодисментам.

– Не испорть, Уокер. – Он прикрыл ресницы, самозабвенно упиваясь лёгкими касаниями её пальцев, приятно «насиловавшими» кадык. – И кто тебя этому научил?

– Пятнадцать земных любовников. – Долетело до ушей. – Кент был простоват. Шелби жил на широкую ногу. А Виндзор… ах, Виндзор! Он мог дважды подряд!

– Рискуешь, - мужчина прищурился и взглядом облапал её смеющийся рот. – Как и я.

– По галстуку заметно. – Серый. Наглый. Стильный. – Говорит сам за себя.

– И что он несёт?

– Что-то на похабном, - она закончила с узлом и придвинула губы ближе, опаляя тёплым дыханием. – Сделано! – Соскочила мгновенно, отходя на безопасное расстояние. По выражению лица Люция стало ясно – безопасным может быть расстояние отсюда до Островов Презрения, Чили какого-нибудь, Молдавии на худой конец – кстати, где это вообще? – но никак не три, разделивших их шага.

– Видимо я должен сказать спасибо Полу Уокеру. – Сначала он настигает её бархатом голоса, а потом – нависающим сверху собой, но руки спокойно держит в карманах, не предпринимая никаких попыток узурпировать непризнанное тело на непризнанной территории.

– А вдруг я не шутила насчёт любовников?

– А вдруг я не брезгливый, и выебу тебя на матрасе, на который кончали сотни раз?

– Тут есть бельё!

– Тут – тоже, - ладонь захватывает власть, ложась на девичий пах через слой одежды. – Не помню, что бы это мешало.

«Я тороплюсь, Непризнанная. И только это мешает продолжать нашу игру в короткое, электрическое замыкание. – Хочется чувствовать её. Быть с ней. В ней. Войти. Не сдерживаться. Заткнуть. Брать. Занимать место. – Стою тут важный, как хуй бумажный, и даже присунуть тебе не успеваю».

– Люцифер, - она настигла кармой. Взлетела ладонью к волосам и провела преступной гладью, заставляя неразборчиво промычать. – Ты очень идёшь своему галстуку.

Подарок обещали позже. Не отстала ведь на драконе Виктория, хотя чуть не вывалилась из седла дважды, порядочно наглотавшись пыли, пока не сообразила, что надо пригнуться, распластаться по массивному хребту, чтобы не получать ветром в нос.

– Будете обедать? – Неопрятная девица швырнула рукописное меню.

– Не буду, - ответила Вики и тут же уставилась в разлапистые буквы на пергаменте, - разве что…

Оставив небесных тварей на городской конюшне – им ведь ещё обратно лететь, - студенты быстро добрались до «Поцелуя суккуба».

– И где моя награда? – Она успевала всё: болтать, крутить башкой, действовать на нервы, жить и его жизнью клеймить.

– Я сказал, что ты её получишь, но не сказал, что сразу. Научись терпению, Уокер.

– Зови меня Дайнерис Бурерождённая из дома Таргариенов. Первая своего имени. Неопалимая матерь драконов. Кхалиси чего-то там.

Славный повод поругаться. Ему, оказывается, не нравилась эта белобрысая. И весь восьмой сезон. И момент, когда сыновий карлан убил папашу Ланнистера.

– Ваш две тысячи девятнадцатый выдался скучным, - демон не повёл и бровью, махнув связкой ключей от комнаты перед её ошеломлённым ликом. – Я развлекался, как мог.

Кролика подали быстро. По виду чёрствых кусков, покрытых соусом из грехов жадности и апатии, первокурсница поняла – животное умерло собственной смертью, лишь после этого угодив в лучший из миров – на сковороду.

Стоило поднести вилку к мясу, как плеча легонько коснулись в неуверенном, подозрительном жесте.

– Я… - она повернула голову да так и захлопала глазищами, забывая закрыть рот. – Бонт! – Взвизгнула вдруг, вскакивая.

– Виктория… - На физиономии одно сплошное недоразумение. Без переводчика читать можно – час Страшного Суда настал, парень идёт на плаху первым. – Как ты…

– Я так рада тебя видеть! – Она не услышала его. Второй раз в жизни говоря с этим парнем искренне, просто почувствовала облегчение, что он жив. – Поняла, ты сбежал, и боялась… Да что с тобой?! – Уокер потрясла его за локоть, высматривая на застывшей, шокированной маске иные эмоции. – Привет, чувак! – Произнесла тем тоном, которым когда-то ознаменовалась их встреча, и «включила» бывшего школьника.

– Привет, Вики Уокер, - Бонт был уверен – у него поехал не только рот в улыбке, но и крыша – прочь.

Словно добивая контрольным, Девушка С Именем ответно просияла и кинулась на шею.

– Как это хорошо, - её слова разлились у самого уха, заставляя разрушаться на составные и собирать себя заново, склеиваясь на голом энтузиазме и запахе её духов, - что ты цел!

Маль не мог проронить ни звука, поэтому руки всё сделали сами – впервые, по-настоящему, обнимая женщину, что уготована ему судьбой.

***

Днём в таверне оказалось малолюдно. За парой столов неспешно обедали, у очага шумно кидали кости. Девица в некогда белом переднике поставила пинты с овсом перед играющими и вскинула глаза на дверь. Увидев Люцифера, мгновенно растеклась в улыбке, втянула приметный живот и бросилась вперёд с предложением усадить «господина за самый лучший столик». Вряд ли знала, кто перед ней, скорее всего и читать не умела, но, как и многих, её завораживала неотвратимость всего красивого.

Демон не ответил и не смотрел. Взгляд оказался прикованным к столику в глубине зала, где, в полумраке, виднелось облако светлых волос: «И с кем ты треплешься?..», - брови нахмурились, прогнозируя грозы. На Уокер было платье с декольте, которое сигнализировало хлеще буйка на побережье, вопило с нотками эпатажа: «Обратитьки на меня внимание».

Сначала наследник рассмотрел сутулую спину и жидкие волосы на затылке собеседника. По одежде и рукам, мелькавшим в жестикуляции, предположил – кто-то из местных. Но когда неизвестный нервно откинул тёмную прядь, всё стало ясно: «Ушастый дрочер, ты ли это?».

– …вот так я и добрался сюда, - Бонт закончил рассказ, неловко теребя салфетку. Его вело до головокружения. В присутствии Виктории мир словно окрасился красками: небо посветлело, природа очистилась, а в верфи Эгзула вернулись дельфины.

– А как ты выбрался из своего «минарета»? – Непризнанная ковырнула крольчатину, мясо оказалось пережаренным. В одну из встреч там, в академии, мальчишка говорил, что на башню наложено охранное заклятье, не позволяющее ему выйти. Она тогда не особо слушала – наткнулась среди Бонтовских журналов на очередной выпуск «Вестника» и с жадностью заглатывала статью про Адского Принца с такой, до вульгарности манящей фотографией, что даже её зеркальному альтер-эго захотелось облизать глянец.

Маль горько усмехнулся:

– Это самое смешное. – Он перестал комкать кусок ткани и уставился на свои ладони с неаккуратными, посечёнными ногтями. – Они настолько перестали бояться, что я высуну свой нос, что… - дыхание мучительно сбилось, заставляя вспомнить позорное открытие, - …что чар просто не было, Вики Уокер. – Вскинул тёмные, почти чёрные глаза в интимном сумраке трактира, стараясь рассмотреть сочувствие к выдрессированному питомцу. – Не знаю, как давно. Раньше я пару раз видел, как обновляли Печать. Когда был мельче, даже предпринимал попытки выбраться. А потом перестал, смирившись наверное… Не знаю. – Хотел добавить «Пока не появилась ты», но у неё было слишком странное выражение лица.

– Привет, - глухо произнесла Виктория, глядя куда-то поверх головы.

– Привет! – Бонт просиял. – Но мы же здоровал… - и слишком поздно понял, что слова адресованы не ему. Рядом качнулась хищная тень, крылья обдало воздухом чужого присутствия.

– Нам пора, Уокер. – Люций встал за её спиной, опуская обе кисти на вершину стула. Отрезал сухо и коротко. И внимательно, по-охотничьи, исследовал сгорбленную фигуру напротив.

Во всей его позе сквозило вальяжное пренебрежение. Жест руками, с одной стороны простой, давал понять слишком многое на примитивном мужском языке – варварском и самом первобытном.

– Это парень из башни, - девушка прошелестела тем особым тоном, которого теплично-темничному школьнику слышать не доводилось. Нотами в нём смешалось абсолютно всё: страсть, ласка и даже повиновение, побери дьявол этого дьявола! Вскинула свои глаза вверх, но ответного взора не удостоилась. Люцифер хуже рентгена просвечивал застольного соседа.

– Маль, - юноша попытался сказать это хрипло и внушительно, но голос сорвался на писк.

– Кто? – Глумливое уточнение, приподнявшаяся бровь.

Ангел поспешно сделал глоток, прочищая горло:

– Меня зовут Маль.

Состояние граничило с отвратительным. Столько раз представлять эту первую встречу с тёмным хлыщом, где он всегда, при любом раскладе, оказывался воплощением великолепия, и так противно мямлить по факту в реальности – хуже и быть не может!

– А я думал, - злой язык ужалил насмешкой, - тебя зовут Бонт.

На зверёныше защитные амулеты памяти, но сейчас Люцию хватило и по-щенячьи преданного взгляда, которым тот прикипал к Непризнанной.

Понятно без слов.

Ясно без пояснений.

Ублюдок не только вожделеет, не только хочет её… Он по уши влюблён в Уокер.

«Отлепи от неё свои тараканьи зрачки, пока я не насадил их на вилку, - подумал и не без удовольствия представил эту картинку. – Её ебу только я. И она не по тебе сохнет, а из-за меня мокнет», - и, в подтверждение, сын Сатаны сместил пальцы на девичью шею, скользя по нежной коже.

Крохотное движение ладони оказалось красноречивее свадебного клейма.

***

Всю дорогу до номера Люцифер, шедший сзади, будто надсмотрщик, не проронил ни слова. Поэтому, когда дверь закрылась, Вики резко обернулась и с пылом начала первой:

– Что это было? – От усердия даже руками замахала. – «А я думал, тебя зовут Бонт»… Понятно же, что он сбежал и скрывается!

Вместо ответных аргументов её припечатали к стене, слегка сдавив злополучную шею. Не грубо, не больно, совсем иначе – демонстрируя право собственности.

Большим пальцем мужчина медленно очертил контур подбородка:

– Тебе пора уяснить, кому ты принадлежишь.

– Я – не вещь! – Выплюнула и закатила глаза от всего этого Средневековья головного мозга. Школа расслабляла, внушала ложные выводы, в которых люди вокруг мыслят также свободно, как это делает вчерашняя американка. Но любой выход в свет привносил новые черты в знакомый характер. И далеко не каждое подобное открытие радовало. – Запомни уже, я - не вещь! – Взвизгнула снова. – Не меч, не плащ, не предмет искусства, не собачка даже, - на последнем сравнении его красивые губы так похабно поползли вверх, что захотелось вмазать. – Я ничья! Я только своя! Я тебе не принадлежу! И никому не принадлежу. Если я с тобой, это не значит, что ты мной распоряжаешься, Люций! Я – такая же, как ты. У нас ноги, руки, крылья, мы сделаны одинаково. Откинь регалии и статусы, и я тебе ровня, мудацкий ты тиран!

– Ты – женщина, - он скорбно скривил рот, но в радужках уже мерцало ядовитое пламя. – И ты – в моей власти.

– У тебя проблемы с пониманием личных свобод.

– Нет свобод – нет проблем.

– И кто же тебе это вбил?!

– Сам дьявол, - обволакивая жарким шёпотом. Близко до критичности.

Как получилось, что минуту назад они ругались, а теперь тонули в поцелуе, она не поняла. Никогда не понимала. Только язык его уже расчерчивал её дёсны, выжигал нутро, а рука по-свойски подтянула подол вверх и легла между ног, спокойными движениями рисуя круги на ткани трусиков.

И Вики охает, когда преграда из кружева смещается в бок. Закусывает губу и даже щёку, отрываясь от чужого рта. Почти стонет, опуская ресницы, вскрытая двумя пальцами, преступно вторгшимися в тело.

Но кисть двигается всего пару-тройку раз, а потом исчезает, заставляя обиженно остывать. В качестве поощрительного приза Люцифер вставляет их в её рот: «Чувствуешь, как жадно и мокро ты мне «не» принадлежишь? Выкуси и отсоси!».

– Давай мы… - сейчас Виктория точно знает, чего хочет. Слизав себя с его ладони, слегка покачивается, как пьяная, на высоких каблуках, но робеть и не думает, - …займёмся сексом.

– Неа. – Кусок дерьмища. Лицедействует на личной авансцене. – Я зол, ты меня не заслужила.

– Если не хочешь мириться, - выгибаясь навстречу, девушка трётся пахом о его брюки и стоящий в них колом член, - давай переспим, как враги.

– Ты в опале и останешься без сладкого.

Уокер зарычала бы, да воздуха не хватает от ярости. Есть же такое выражение «Дыхание спёрло»? Вот и у неё сейчас всё спёрли. Явились и обчистили по-полной.

– Тогда просто трахни меня! – Отчаянная попытка сорвать ва-банк, повиснув на демоне.

Люций почти хохочет – то ли от восторга личностного, то ли от её нелепого вида, - гладит по рукам и убирает их, показательно целуя в лоб.

– Помоги себе сама. – Подачкой миролюбивой, чтобы тут же удалиться в ванную с видом непокорённого форта. Сука.

– Баран! – В закрытые двери.

Напыщенный индюк.

Скотина.

Негодяй.

Не мачо, а чмо.

И она способна придумать ещё много оскорблений – злая, возбуждённая, без оргазма. Но совет дельный: и без него прекрасно справится!

Чертыхаясь Вики стянула платье, откинулась на постель и раздвинула коленки, заскользив по клитору. Шум воды в соседнем помещении подпитывал не только гнев, но и воображение. То, в свою очередь, тщедушно надеялось, что сейчас Люцифер выйдет – голый, напряжённый, вооружённый, - и расстреляет её в упор. Засунет в неё себя – пальцами, языком, членом, как угодно уже, - и будет драть до момента, пока она не кончит.

Или не сдохнет.

Срок выдержки уокерской воли определённо мал, потому что, спустя ещё несколько пролитых всеми соками секунд, она помогает себе иначе – встаёт, делает пару шагов к ванной комнате и с шумом распахивает створки, оказавшиеся незапертыми.

Чтобы сразу угодить в плен.

Голый, напряжённый, вооружённый, он подхватил её, всасывая губы и кусая за язык, и вбил в душевую перегородку. Белью точно конец. Виктории – тоже.

Ноги разведены в воздухе, грудь качается, нормы пожарной безопасности нарушены… а его ствол только успевает появляться и исчезать в ней, блестя всеми переплетениями вен.

– Чья ты?! – Глухо рычит, до боли прикусывая подключичную ямку. С широко закрытыми глазами её тело подпрыгивает на члене в такт вопросу, без церемоний руками насаживаемое, крыльями протирающее стены ванной, не соображая совершенно…

Совершенный.

– Твоятвоятвоя! Твоя, блии-ин… - да она сейчас с чем угодно согласится, лишь бы её не ссадили безбилетницей с этого скоростного поезда. – Я – твоя! Пресвятое блядство, о Господи Боже, продолжай! – Теряется в прострации и несёт чушь; пухнущим от укуса, тяжелеющим языком ерунду мелет. – Твоя. Я только твоя! Хоть всеми святыми могу поклясться, хоть грешниками. Трахай меня пожалуйста-а, Люций… Я… мать твою… я сейчас…

– Замолчи-и-и…

Заставить её притихнуть – всегда верное решение.

Которое ещё ни разу не подводило.

Джек-пот на барабане.

***

Вики рухнула на диван в доме наместника, раскинув крылья. Было слишком хорошо, слишком сонно, слишком тепло, слишком уютно, слишком слишком.

Обратно они вернулись на одном драконе. Люцифер сам предложил, а она, поломавшись для видимости, самодостаточность феминисткой пылью в лицо бросив, тут же уселась перед ним и… вырубилась.

– Расскажешь, зачем мы летали в этот Эгзул? – В гостиной кроме них никого не было.

– Нужно было кое с кем повидаться.

– Со шлюхами? – Блеснула кончиком языка. Того и гляди, ядом с клыков начнёт капать.

– Все мои шлюхи, - демон перебирает свитки и насмехается в поучительном тоне, - катались со мной.

– А почему за окнами так шумно? – Уокер встрепенулась: гул на улице лишь нарастал.

– Не дрейфь, юнга, – он рухнул в кресло, закидывая длинные ноги прямиком на стол. – Это глашатаи. SMS-рассылка по среднефиговому.

– И что они глашатят?.. Глашатируют?! – Девица прилипла к стеклу, вглядываясь в вечернюю площадь. – Короче! Что за новости, мой капитан?

– Распространяют постановление, что все бунтовщики, явившиеся сегодня до полуночи к ратуше, будут помилованы.

Непризнанная не скрыла радости:

– Класс! А те, кто не явятся?

– Казнены, посажены.

– Тогда у них точно есть резон прийти с повинной.

Люций крутанул в пальцах пресс-папье Амона. Дрянная дешёвка из дрянного камня.

– Не совсем, Уокер. – Он поднял на неё взгляд, в который дров подбросили. – Чистосердечно признавшихся ждёт та же участь.

– То есть? – Ноги похолодели.

– Все будут наказаны. – Ответом стала тонкая улыбка, разрезающая рот. – Абсолютно все.