Седьмая притча: Великий архитектор (1/2)
Время в архиве Цитадели тянулось удручающе медленно. Ребекка провела здесь почти весь прошлый день, заночевав в покоях Костяного замка, положенных ей по статусу, и намеревалась встретить закат среди пыльных полок и сегодня.
Выбила-таки разрешение допросить дочь лично, но никак не раньше выходных. Суетливо брошенное Эрагоном «Ты пока нужна нам в столице, серафим» прозвучало яснее ясного: в Раю неспокойно. Бунты в Мурсии разгорались с новой силой. Несколько подавленных мятежей и пара десятков заключённых под стражу, а то и сосланных ангелов привели к обратной реакции – в городах северной провинции стало небезопасно, если у тебя золотые крылья, мантия Конклава или ошейник Небесного Войска.
– Из-за чего сыр-бор? – Это была неофициальная встреча за ужином в одной из тех таверн, в которую не попадёшь, не будь ты в Совете. Когда-то очень давно её привёл сюда Фенцио, зажигая в глазах мерзавца Торендо похотливый огонёк: нет, она была не в его вкусе, чересчур «стара»; да, в коллекции как раз не хватало хотя бы одной непризнанной юбки. Это всё решило. – Я сегодня улечу по делам в Фи́лу. Свадьба у дочери друга, знаете ли, - Торендо откинул назад свои длинные лохмы, давая Уокер повод не сомневаться – он лжёт.
– Нашего влияния не хватило, чтобы преподнести историю Фомы должным образом, - Эрагон посмотрел на ложку, лежащую перед собой – очертания его собеседников – Ребекки, Михаила и Торендо – выглядели гротескно-вытянутыми на серебре прибора. – В толпу просочились слухи, что тренер был гибридом. А радио Нижнего мира… - он скрипнул зубами в недовольстве, - …откопало ту историю.
– Про Бонта? – Златокудрый Михаил наполнил бокал водой.
– Да. Его так и не нашли?
– Мальчишка сгинул. Скорее всего мёртв. – Торендо развёл руками, - он же вообще не выходил, мог разбиться в полёте, мог пасть от субантры или угодить в зубы грифона в лесах.
– Да и чёрт бы с ним! – С горящими глазами Уокер откинула салфетку. – Бунтовщики озвучивали требование?
– Они хотят публичного пересмотра дел тех, кто был осуждён в связи с нарушением Закона Неприкосновения за последние пару тысяч лет. – Кивнул ей Михаил. Ему нравилась эта жёсткая и решительная женщина, и, как он догадывался, именно поэтому ночь с Ребеккой ему не грозила. Зачем распускать свои чары там, где уже готовы прогнуться и согласиться с её мнением? – Ну и, до кучи, понижение налоговых податей. В Мурсии живут скромно, - словно оправдываясь, добавил серафим.
«А где у вас живут богато?! Дальше «Свистка и утки» прогуляйтесь, ленивые вы задницы, и сильно удивитесь благосостоянию нации», - дама устало потёрла глаза, наплевав на макияж. Голова раскалывалась с самого полудня. Стоило ей выбраться из Ада, как дела навалились вонючей кучей, планируя травить ей жизнь зловонием.
Ещё и Матвей обнадёжил и разочаровал во мгновение. Сообщил, что, впервые за долгое время, радио-маячок, втиснутый в карету Сатаны в другой, как серафиму ныне мерещилось, жизни, подал первые признаки работоспособности. Увы, в перехваченном обрывке не оказалось ни Короля Ада, ни знакомых ей голосов, а лишь бубнёж самогó кучера, что надраивал экипаж до блеска.
– Так давайте дадим им то, что они просят, - по выражению лица Эрагона трудно было делать какие-то выводы. Оно казалось не каменным даже, а мёртвым; противоестественным в своей молодости, когда и Михаил, и Торендо постарели, а он законсервировался в вечности. – Всё началось со смерти детей. Пусть смертью и закончится. Выньте из архивов дело родителей Бонта и их убийства моей р о д с т в е н н и ц ы. Ребекка, поручаю это тебе.
Так она и оказалась в главном хранилище Цитадели. Неоднократно бывая в этих стенах раньше, впервые получила самый высокий уровень доступа и сразу наплевала на задание начальства. Найти судебный лист с Трибунала – вопрос нескольких часов, а пока Уокер-старшая слишком увлечена поиском ответов на иные вопросы.
«Как же ты снова попала в Консисторию, пиратка?.. – Таких прецедентов не существовало, Бекка знала об этом без всякого архива. Но лишний раз всё перепроверила, до кучи выпотрошив личные файлы непризнанных, - …вышла замуж… Отдел Торговли… был избран фракцией демонов… - имена и лица мелькали, сменяя друг друга от рисунков с античными причёсками до современных фотографий. - …Смит, Ошо, Нгола… - простые фамилии и имена, безошибочно указывающие на национальную принадлежность. Внезапно взгляд застыл на знакомом наборе букв, - …Саммерсет».
Она углубилась в папку. Женщина двадцати пяти лет. Первая переселенка. Прибыла на «Мэйфлауэре» в Новый Свет и погибла в одной из местечковых разборок с индейскими Покахонтас и их вооружёнными до зубов мужчинами. Фотографий ещё нет, гравюра тоже не прилагается, зато даны краткие характеристики, от которых в груди стало жарко.
– Ма, это твоя бабушка? – Крошке Бекке всего шесть, и она тычет пальцем в чёрно-белый портрет дамочки на стене. На женщине изображена широкополая шляпа с пером, и девчонке это нравится.
– Прабабушка. – Вивиан подходит к раме и смахивает пыль. – Видишь, это даже не фотокарточка, а картина. Она была актрисой, много ездила по стране и соседней Канаде, а на гастролях в Европе познакомилась с любовью всей своей жизни.
– И потом у неё появилась твоя бабушка? – Малышка уже кое-что смыслит в деторождении и начинает подозревать, что про капусту и аистов наврали.
– Нет, сначала у неё появился прадедушка. – Иронично замечает мать, вспоминая, что бурный роман с каким-то европейским дворянином закончился крахом иллюзий не того сословия. – А уж потом дети.
– Почему здесь написано «Саммерсет»? – Ребекка недовольна. – Мы же – Саммерс!
– О, - Вив плюхнулась на диван, усаживая дочку рядом, - это очень интересная история! Когда-то давно, в ноябре 1620-ого, к берегам Америки прибыл корабль с красивым названием «Майский цвет». На нём находилось сто два первых переселенца, а среди них и наша с тобой пра-пра-много-раз-бабка родом из Англии. В британском языке фамилия Саммерсет была расхожей, а в США сократилась до короткого, ёмкого «Саммерс» за пару поколений.
Детские глаза загорелись любопытством:
– А как же её звали? – У Бекки были куклы с именами Джорджина, Вильгельмина и Серафима. Как у настоящих принцесс! И, в тайне, она уже надеялась, что пращурку именовали в лучших традициях высокой аристократии.
– Её звали очень просто, - улыбнулась Вивиан, догадываясь, о чём думает чадо, - Сьюзан.
«Сьюзан Саммерсет… - это не могло быть совпадением. Всего сто два человека, и вряд ли на фрегате водились тёзки. Пальцы вспотели, и Ребекка неудачно дёрнула ветхий пергамент, вшитый в кожаный корешок, вырывая лист. – Сгорел сарай, гори и хата! – И она довершила начатое, избавляя папку от вкладыша и переворачивая страницу на просвет. – Тебя уже нет в Империи. Скончалась сто лет назад от Проклятия Холодных Ног, неизлечимой в здешнем измерении болезни, - серафим почти нащупала то, зачем явилась, - Три женщины одной породы. Такое бывает только если… есть фактор крови…». – Отбросив пряди шиньона и оттянув ворот мантии, она скомкала пергамент, сунув его в лиф и, без труда обнаружив процессуальную папку с Трибунала, вышла прочь.
– Эрагон! – Десять минут спустя Бекка вошла в малый зал Совета. Очень кстати ангел находился здесь в полном одиночестве.
– Неужели, чтобы найти одно дело, тебе требуется полутора суток, Ребекка? – Он оторвался от бумаг. Кому и куда десница пишет, оставалось лишь догадываться, но почти всё время Уокер видела великого мужа, окружённого пергаментами в компании пера, сжатого тонкими, по-женски изящными пальцами.
– Как моя дочь смогла вернуться с н о в а? – Пропустив шпильку, она грохнула документы на стол.
Даме повезло. Всего на долю секунды с Эрагона будто слетела восковая маска молодости, обнажая тлен, разъедающий лицо. Губы растянулись в неприятной, так не идущей этой «статуи» улыбке:
– А разве ты уже не поняла всё сама?
– Как моя дочь смогла вернуться с н о в а? – Слово в слово, словно попугай на жёрдочке, повторили в ответ.
– Кровь от крови. Энергия от энергии. – Советник развёл ладони в цирковом жесте. – И, рано или поздно, через поколение или десять, они в с е г д а возвращаются. Проявляются. А, умирая в нужный отрезок времени, оказываются тут.
– Все непризнанные… - голос вдруг зазвучал гулко, подхваченный эхом и входящий под рёбра мурашками, - …это потомки Бессмертных, однажды сосланных на Землю.
– Да, Ребекка. – Скрывать не осталось смысла. Она была умной. Слабой, бессильной в бою, но чрезвычайно хитрой. В конце концов, когда-то, Эрагон выделил Уокер из череды претендентов ровно по этой причине. – Все, прошедшие путь непризнанного, носили в себе частицу бессмертной энергии. – И присовокупил тут же, - говоря по-вашему, частицу Бога.
***
Никаких дел в Фи́ле у Торендо не было. Как и не было никакого знакомого, чья дочка выходила бы замуж. Круг приятелей был чрезвычайно узок, и ни один из них точно не стал бы знакомить его с дочерью.
Телепортировавшись в приграничный регион, он нанял колесничьего и с большим комфортом переместился в Эгзул, где его и встретил адъютант Саферия.
С последним серафиму уже доводилось иметь общие интересы – мелкие, в основном по части контрабанды, но приносящие стабильный доход. А лет десять назад они даже состряпали общий для двух миров бизнес: сеть лавчонок «Жезл любви» в крупных городах, где на прилавках, помимо сушёных трав, настой из которых обещал мужчинам богатырскую силу на всю ночь, а дамам – неконтролируемое желание, можно было прикупить вещички поинтереснее – самых разных форм, размеров, с мехом, чешуёй дракона, а то и инкрустацией.
Мальчишку Торендо узнал сразу. Ему доводилось видеть Бонта ребёнком, когда ангела забирали у родителей. И хотя миновало не меньше тысячи лет, и паренёк заметно возмужал, в чертах лица до сих пор угадывался растерянный и напуганный юнец, положивший в тот день не меньше пяти небесных воинов одним импульсом.
– Какая блестящая идея с уокерской дочкой! – Сидя за ужином у Саферия, Торендо изобразил рукоплескания. Компанию ему составляли сам наместник Эгзула и его слуга. – Но вы не знаете новостей, господа. Виктория вернулась.
– Как это возможно? Такого не бывает! – Молодой градоначальник не скрыл ворчливого изумления. – Ты уверен?
– Абсолютно. Птичка принесла весточку сегодня прямиком из Школы. – Он промокнул рот салфеткой, замечая жирный отпечаток губ на последней. – А потом и сама мамаша пожаловала с теми же новостями.
– Ваш нестареющий десница, конечно, сказал, на всё воля Шепфы?
– Вроде того. – Серафиму было не интересно. Проект «Мальбонте» маячил такими перспективами, что, сделай они всё правильно, и раскидай семена в удачно горящую мятежами почву, совсем скоро он сможет держать всех уокерских женщин в своей персональной клетке для потех и забав, а то и заставить показать истинную любовь между матерью и дочерью в том же антураже. – Но не спешите отказываться от несчастной истории голубков. Даже к лучшему, что непризнанная тут. Земля равнялась бы её гибели, а значит шансов на воссоединение нет. Но сейчас, когда очаровательное создание воротилось в родные пенаты… - он вспомнил лицо сердечком и подумал, что, нарядив девчонку в детское платье, этот ужин можно будет запросто проглотить. Да, аршинный рост портит впечатление, но кто сказал, что неотразимой Вики Уокер придётся стоять? – Мы расскажем Империи самую трагичную сагу о двух сердцах, которые соединились вопреки темничным стенам, а теперь хотят сломить заскорузлые законы мироздания!
– На завтра у нас назначен спуск огня, - вставил Берд. – Первое из «чудес». И, в принципе, я могу связаться с «Вестником»… - рассчитывать на официальный «Огонёк» в Аду не стоило. Журнал был полностью подконтролен Милорду. То ли дело частная, жёлтая газетёнка, муссирующая сплетни уровня «Пять лучших невест Чертога» или «Лишившийся работы бес насиловал муравейники». И как только выживает под колёсами цензуры?!..
– Звучит превосходно, - Торендо важно кивнул. И разговор продолжился в том же русле.
Ближе к обеду шестого апреля серафим выбрался из борделя, в котором изволил проводить ночь. Азиатка, обслуживающая чиновника, оказалась взрослой. Но типаж и носки с шёлком лент несколько примиряли с её двадцатитрёхлетней древностью. Поэтому, сытый до радостей телесных, мужчина пошёл на постоялый двор «Поцелуй суккуба» - хозяйка бардака успешно прорекламировала тамошнюю таверну, как лучшую в городе.
Впрочем, найти подтверждение слов не успел.
Пыльные от песка, истинным властелином скользящего по обтрёпанным мостовым, французские окна явили мужчине дивную картину: ставленник проекта «Мальбонте», Вики Уокер с фальшивыми, чёрными крыльями и сатанинское Высочество собственной персоной.
«Ай, как хорошо, - только и успел подумать Торендо. Говорить непосвящённому Саферию, чьей любовницей является девчонка, он не стал. – Пусть будет сюрпризом!».
А вечером ждала ещё одна приятная неожиданность. Во-первых, мадам Лорэтта, в истинности имени которой ангел сильно сомневался, смогла найти ему несовершеннолетнюю девственницу в этой нищей дыре, по ошибке прозванной городом. Пусть и пятнадцати лет, но всё же. А, во-вторых, Берд принёс свиток с верстающейся в «Вестник Преисподней» статьёй, разместить которую клятвенно обещали следующим же утром.
«Вероломство Небес» гласил заголовок, и Торендо уже всё нравилось. С будущей полосы на него взирало растерянное лицо Бонта и хитро улыбающаяся Уокер. Экземплярист разделил их рваной линией чернил, а саму композицию сложил в символичное сердце. Наивно до жалости – то, что нужно!
– Откуда взяли кадр с Викторией?
– Честно говоря, они меня удивили. – Адъютант и сам не знал. – Сказали, что у них есть фото школьницы.
– Ты действовал через подставного человека?
– Само собой, - кивнул Берд. – В замке Короля наверняка есть свои люди в «Вестнике». И им пока рано знать, что ветер дует с Эгзула…
***
– В королевстве ночи
Не течёт река,
Камень камень точит,
Чтоб наверняка.
Двор заправлен кровью
В зареве костра…
В королевстве воинов
Проводы царя. – Из-за дверей разлилось пение, заставляя Вики вынуть наушники айпода.
Обозлённая до того предела, когда не спасали ни музыка, стараниями Мими обнаруженная в сумке, ни пресловутые пирожки с вишней, Уокер бродила по особняку и мысленно ненавидела монархию, темноту сознания и непросвещённость. Не имея ни малейшего представления, как с этим бороться, ей хватило упорства только наорать на Люцифера, который собирался обмануть доверие своих подданных и казнить всех.
Зато кричала знатно, от души, не стесняясь в выражениях.
– Двадцать первый век, бессердечный ты упырь! – Стащила плащ и метнула в его сторону. Тряпка не долетела пары футов. – Декларация по правам человека?! Женевская конвенция?! Нет, не слышали?!
– Непризнанная, свали нахрен, - он не отрывался от каких-то свитков, всё так же раскачиваясь на стуле и закинув ноги на стол.
– Хорошо, - вдруг покладисто рявкнула, - свалю. – И, в два счёта оказавшись рядом, она толкнула его, успевшего вскочить в самый последний момент с таким изумлённым выражением на лице, что оно точно того стоило. Сиденье, ожидаемо, рухнуло. – Свалила! Как ты и просил! А там, где пал стул, однажды падёт и тирания!
– Охуела? – Мужчина выбросил вперёд руку, но в последний момент стиснул пальцы рядом с тонкокостной шеей, возвращая себе пресловутый контроль. – Выметайся отсюда, пока я не сделал того, о чём мы оба пожалеем.
– Так не делай того, о чём мы оба пожалеем, сукин ты сын! – Пара шагов назад ради мнимой безопасности, ибо Виктория и не думала униматься. – Например, не убивай всех подряд. Как тебе идея, а?! Слишком благородно для такого бастарда?
– Что ты несёшь?
– О, я умею считать и читать, чудовище! Ты родился в апреле за пять лет до нашей эры, - она вскинула руку, загибая мизинец. – Твои предки сыграли свадьбу в начале января того же года, это есть в куче ваших книжонок и подшивок!– Указательный тоже загнулся. – А значит у твоей разлюбезной мамаши должен был быть срок никак не меньше трёх месяцев! – Наконец, свой путь проделал и безымянный. И теперь в его сторону зиял лишь средний палец, предельно понятный в любом измерении.
– Закрой рот, - спокойно. Даже слишком.
Люций странным образом перестал полыхать, чем и вызвал недоумение. А знала бы, что он там себе думает, поразилась бы ещё больше.
Минувшей ночью, после кабака, после площади, после всех, сорвавшихся снежной лавиной слов, в уокерской спальне они не только трахались до горячки. Ближе к утру, всё ещё пьяная, но такая живее некуда, Непризнанная вдруг стала рассказывать о событиях Рождества. Как отстала на соревновании в начале пути, как сидела на мельнице с юродивой этой, чай расплёскивая, как её подбросили на обозе прямиком до Жура и как, наконец, его девчонка связала всех крепче морских узлов. А когда перешла к тридцать первому декабря, сорвалась, надломилась, потрескалась. Всё повторяла, как больно, когда под лопатку вгоняют кинжал, и как страшно, когда, по началу, умолкает сквернословная Моника, а потом тихо, без единого стона, исчезает и Донни.
И рыдала, рыдала, рыдала.
Пока он не сгрёб её к себе целиком, перевернув на живот и не зацеловав, не зализав в бессмысленном приступе гнева к самому себе каждый дюйм кожи, «вспоротой» новыми крыльями.
Он ведь мог остановить, но отпустил.
Он ведь мог быть раньше, но не прилетел.
Он ведь мог, но не мог, блять!
– Это всё, что ты скажешь? – Вики тоже остыла. И вывела демона из забвения, где его губы впечатывают каждое неумелое «Тебе больше никогда не будет больно. Никто никогда больше такого не сделает! Не реви. Не могу видеть, как ты плачешь!», потому что все пары по Утешению-Земных-Девиц сатанинский сын успешно прогуливал, отдавая предпочтение такому предмету, как Миллион-Способов-Нарушать-Правила-При-Помощи-Члена-И-Фантазии, и дисциплине – Я-Не-Сплю-С-Непризнанными. – Веруя в кровавую справедливость, ты веришь в то, чего нет.
– В и к т о р и я, - Люцифер вдруг нарисовался до крайности взрослым, - ты пришла из мира, где верят в того, кого никогда не видели.
– В мир, где он же, якобы, ещё и закончики строчит!
– Видишь, сколько у нас общего, дура. – Беззлобно его пальцы неспешно коснулись ключицы, костяшками поднялись к скуле, да там и замерли, заставляя испытывать всю гамму противоречий. – Отправляйся к себе и не лезь в то, в чём ты не шаришь. – Сначала он исполнит задуманное, а потом, быть может, и похвастает. – Я приду после полуночи.
– Я тебя не звала.
– Мне этого не требуется.
– Буду слишком занята.
– Отменяй своё спасение униженных, обиженных и угнетённых, Уокер. – Пора вступать в клуб вязания и презрения. Членство будет по большому блату.
– В планах мастурбировать. – Она не желает слушать. Она желает менять реальность. Но, раз в этой гостиной не вышло, к чёрту гостиную. К чёрту автократию. К чёрту чертилу! – Пригласила бы, да и так много слухов, сам понимаешь.
– Уходи.
– И уйду! – В доказательство приложила дверью, эффектно присыпав порог штукатуркой.
А теперь Вики только и оставалось, что шататься с самыми невесёлыми мыслями, периодически натыкаясь на слуг. Насчитав шестьдесят два шага в коридоре второго этажа, она замерла у комнаты, где рукодельничала хозяйка дома.
– В замке, на балконе
Закрывают гроб.
Сын с последней волей
Поцелует лоб.
В комнатах затишье,
Сердце щемит грудь…
И, с отцом простившись,
Принц уходит в путь. – Школьница толкнула незапертую створку, бесцеремонно заглядывая внутрь.
– Он пригож собою
До концов ресниц.
Но святой любовью
Ранен не был принц.
И король со смертного
Своего одра
Сыну-привереде
Заявил «Пора!». – Большая, светлая, просторная комната. Тут и прялка у стены, и ручной ткацкий станок, и самодельные кашпо с растениями, обласканными заботой.
– Первый месяц странствий
Подходил к концу,
Но явиться не с кем
Принцу ко дворцу.
Все аристократки
Скýчны, как одна.
На корону падки,
Каждая – жена! – Контраст уездного, провинциального уюта теперь бросался в глаза обманом. Это такой же Ад – мрачный, как и его столица. Даже хуже, получается, потому что ложью вишнёвой и доброжелательностью поддельной, будто дальним светом по встречной, глаза слепит. – Ну и долго ты будешь стоять в дверях, голубушка?
– Что вы поёте? – Поняв, что её вычислили, Уокер шагнула в рукодельную.
С кресла-качалки на неё внимательно смотрела Агрипина. Сняла пенсне с носа и качнула головой в сторону стула напротив.
– В ногах правды нет. – В ладонях её снова замелькали спицы. Быстрые, как крылья у канарейки. – Это такая сказка, которую у нас напевают детям. Про старого короля, прекрасного принца и отважную пиратку.
Виктория подавилась кашлем, пытаясь скрыть желчный, как ядовитые испарения, смешок:
– И чем она заканчивается? Все поженились и жили долго и счастливо?
– Да, так всё и было, - пожилая женщина отвела взгляд, чтобы собеседница не заметила обречённости. Милая барышня с Земли пока не ведает, что королевские сыновья не могут брать в жёны простолюдинок. Человеческих дочерей, хоть трижды серафимистых, особенно. А ведь сказка об этом и повествует. Но не хозяйке особняка разрушать хрупкое очарование первой весны. – Где же наследник?
– Не знаю. – Уокер поджала губы. – Наверняка придумывает сто видов пыток перед казнями.
– Какими-такими казнями?
– Для всех бунтовщиков, что явятся к ратуше до полуночи.
– Это понятно. Но причём здесь казни, голубушка?
– Наместник разве не сообщил вам?..
– Наместник, - в ответ многозначительно и очень по-женски поиграли бровями, - нередко узнаёт информацию позже меня. Казни не коснутся тех, кто явится с повинной.
– Его Темнейшейство, - студентка придумала определение получше, но оно включало в себя формулировку «злоебучий хуеплёт», а их отношения с Агрипиной ещё не перешли на такой уровень доверия, - сказал, что все будут наказаны.
– Наказаны – несомненно. Но разве можно казнить голодных бедняков?
Голодных бедняков казнить было недопустимо. И это понимали минимум трое из четырёх присутствующих.
– Милорд, - демон Харон, назначенный возглавлять отряды Легиона, снаряжённые в Лигию, неуверенно потряс головой, - я всё ещё не возьму в толк…
– Глашатаи распространили информацию. Мятежникам, скрывающимся в лесу, её донесут. – Люций лениво постукивал пальцами по тяжёлой столешнице, за которой они все и сидели. – В городе есть их родственники, есть сочувствующие, есть те, кто почти готов примкнуть.
– Именно поэтому следует прилюдно и максимально показательно казнить всех мужчин. Женщинам – отрезать языки или кисти. Детей мы не трогаем. – Военный муж был человеком старого пошива: неумный кант, непроницательный стежок. Принц сразу обратил внимание, что Харона интересует сиюминутное решение конфликта, которое гарантирует быстро возвращение в предместья Чертога, а не локализация происходящего.
– Отличная идея, - его губ коснулась тонкая, острая, как бритва, ухмылка, превращая в совершенного дьявола, отметила Агрипина. – Мы казним голодных оборванцев, изуродуем их жён, оставим детей без отцов. Наверняка это снизит желание вступать в ряды бунтовщиков у тех, кто ходит на грани.