Четвёртая притча: Поцелуй (2/2)
Вся и всюду.
Вдоль и поперёк.
Импровизированный кляп, по традиции созданный из ошмётков того, что раньше было кружевом девичьего белья, вымок окончательно, превращаясь в липкий комок, и вывалился. Помещение тут же заполнилось её горячим, громким бредом и такими же призывными криками на каждую, новую порцию шлепков.
Господи помилуй, да она сейчас кончит только от того, что он её порет.
– Этовозмутительно… - шипит Виктория куда-то в матрас, - …слишкомхорошо…
Серия ударов сменяется нарочито нежными поглаживаниями. Одна рука скользит по ягодице, словно стирая багровые следы всё той же пятерни, другая двигается строго по промежности сверху вниз, с самым завоевательским видом достигая эпицентра. Звук плевка на его ладонь заставляет краснеть и постыдно думать «Как шлюху…», но мысли тут же улетучиваются, когда два смоченных пальца вгоняются внутрь, распирая, давя на такие места, о которых она даже не знала.
И… замирают.
– Проси. – Демон делает крохотное движение на передней стенке влагалища и тут же чувствует, как нервно, туго она сжимается вокруг его фаланг: «Ебейший разнос, Уокер. Ты – восхитительная женщина…».
– Пожалуйста-ай! – Вместо ответа увесистый шлепок: плохо попросила. – Пожа-алуйста, Лю-юций!
– Что «пожалуйста-а», В и к т о р и я? – Имя из его уст, оказывается, способно украсть у неё лёгкие. Он не говорит его, перекатывает, пробует буквы на зуб, мурлыканьем, отдающимся в девичьей утробе, обсасывает каждый звук до косточек прежде, чем выпустить на волю.
– Пожалуйста, не мучай меня ожиданием, дьявол тебя дери!
– У дьявола иные планы. – Любезен, нахален, не разделяет, но властвует. Греховен до самой сути. До сочных, чпокающих звуков её дырки, которую пальцы начинают долбить тяжело, грубо, абсолютно порнографично. – Драть дьявол будет тебя.
Очередной шлепок оборачивается настоящей трагедией: обе его ладони исчезают, оставляя лишь горькую прохладу воздуха. Но слух различает шорох ткани, улавливает скрип молнии и тут же даёт воображению миллионы поводов разыграться. Связанная по рукам и ногам, буквально хнычущая от желания быть затраханной, девчонка, и демон, который будет делать с ней всё, что заблагорассудится. И в планах там отнюдь не нарды и выжигание по дереву, если уж откровенно. А откровеннее, чем сейчас, первокурснице бывать ещё не доводилось: в этой позе трудно хранить секретики.
Когда одежда оказалась снята, Люцифер выдернул ремень из брюк и сделал то, что давно собирался: накручивая кожу ленты себе на руку, уверенно зарядил по славным, мокрым ляжкам, поднимаясь выше: «Блять, как же ты стонешь…», - если рассудок ещё функционировал до этого мгновения, то почти звериные подвывания Непризнанной окончательно выбили из седла.
У него было много женщин разной комплекции и в разной комбинации.
Но ни одной, вечно куда-то сбегающей Уокер.
И он посадит её на поводок.
– Что ты… - чуть не захлебнулась в негодовании, понимая, что на шею прилетела петля из ремня, а пряжка стянула горло, вынуждая высоко запрокидывать голову.
– Сидеть. – Даже тон изменился. Вдруг отчётливо давая понять, кто тут – хозяин: и её, и положения. – Будешь слушаться команд, и тебе понравится. – И тут же хмыкнул, проводя возбуждённым членом по половым губам самым небрежным жестом, - хотя, судя по тому, как ты протекла, тебе уже нравится. Да, Непризнанная? – Он ощутимо дёрнул пояс на себя, заставляя захрипеть.
– Да… дадада! – На одном роскошном выдохе. Только упругие сиськи покачнулись. – Но ты – животное, - тут же зарычала следом.
– Заметь, - оттянув ягодицу в сторону и наблюдая как сжимается и разжимается её нутро, Люций вогнал член в пару движений, - не я сижу на привязи.
У Вики заслезились глаза. Безбожно глубоко, адски плотно, фантастически хорошо. И хочется склонить голову и вцепиться в кожаную ленту стянутых кистей, адресуя туда все свои стоны, слюни и молитвы бессвязные, пока в неё вбивают Принца наследного – вот такого, какой он есть – замирающего там, сзади, с превосходством и совершенно диктаторским желанием обладать и контролировать.
Мужчина замедлился всего на секунду, осоловело думая, что, наверное, никогда не привыкнет к этому ощущению: Уокер, натянутая по нему, соками по паху струящаяся, сжимающая в тисках своего тела… и вся эта влага, что стягивает его раскалённую кожу на воздухе… и трепыхание крошечных крыльев…
«Охренеть, какие они маленькие, Непризнанная… Какая вся ты – тонкая, лёгкая и тесная», - мысль улетает в небытие, едва его бёдра переключаются на режим сверхскоростей.
Одна ладонь удерживает её от падения, ласково почти скользнув по талии на живот, вторая доминирует – жадно регулирует каждый глоток долгожданного кислорода.
– Голос.
Жёсткий, насмешливый, хотя дыхание сбилось. От шлепков мужского торса горит не только внутри, где её в растяжку вспенивают во всю длину ствола, но и кожа ног и задницы. Перед глазами полотно тумана, не как в лесу, а всё, насквозь, сочащееся влажными испарениями, дышащее, хлюпающее водой живой в унисон с Викторией. И сама она не в силах даже голову повернуть, чтобы посмотреть, как чертовски хорош этот чёрт. Впрочем, выполнить команду с истинным лизоблюдством старательной потаскухи это совсем не мешает.
Уокер не стонет уже, воет надсадно.
Пусть все слышат.
Пусть в младшем корпусе через тройку Парящих островов завидуют, что в этом кампусе дают праздничное шоу восемнадцать плюс.
Пусть в Чертоге осведомители осведомят. И в Цитадель за компанию доложат.
«Только не прекращай!», - от лёгкой асфиксии в голове хаос полный, нелепо заставляющий думать, что если и подыхать, то только так – на нём, под ним, битком заполненной, навечно сросшейся, увязшей по уши.
Натяжение ремня пропадает. Руки умело сдвигают её вперёд, насколько позволяют путы на щиколотках. Не выходя, ни на секунду не разрывая контакта, Люцифер тоже оказывается на кровати. Так быстро и споро, что без слов понятно, профессионала не остановить. Лента пояса с шеи угождает прямо в распахнутый рот, стягиваясь за затылком, а ладонью старшекурсник прижимает всю верхнюю часть уокерского тела, с силой вминая в матрас: скрученная, осёдланная, не способная не то, что сопротивляться, слово проронить.
– Фас.
Вики даже не стыдно сейчас быть его сучкой. Она и без того истязала языком кожу пояса, а теперь с удовольствием впивается зубами, навсегда оставляя отметины. Очень вовремя, потому что мощность толчков возрастает, а сам он меняет угол проникновения, похабнейшим образом почти поднимая её задницу и пробуривая сверху. Грязно, страстно, хорошо до их распрокля́той неизбежности.
Вид оттуда слишком впечатляющий. Никакой панорамной площадке и не снилось. Алеют мокрые складки, принимающие каждый дюйм, «запятнанный» белесой влагой; штормит, крышу сносит от её запаха и от того, что вся она в его власти. Слишком красивая для Непризнанной, позарез нужная в его вечности.
Демоническая ладонь вновь огревает ягодицы, а потом ввинчивается большим пальцем чётко между, заставляя что-то промычать: славная, сладкая, лучшая и теперь на ещё одном крючке. Неотвратимая какая-то, будто Страшный Суд, где Люций – и палач, и грешник, и Бог, и Дьявол, а Уокер – просто Уокер, но только он растягивает каждое её отверстие.
Двигается, впечатывается, взбивает и взбалтывает до белой пены. Как херов сын своей искусительной матери, ебёт её тут до чокнутых оргазмических трипов, чтобы отлетела туда наглухо и с собой позвала. Без сомнений натирает до онемения самые лучшие части податливого, сдающегося перед ним тела, чтобы завтра всё оно ныло и плылó только при одном его упоминании. И ни на секунду не останавливается.
Наказана.
Наказана.
Наказана.
С каждым ударом паха, с каждым, лишённым девичьей гордости мокрым звуком, с каждым грудным, глухим стоном в постель.
И хочется больше, глубже, дольше. Хером, пальцами, башкой всей утопая в Непризнанной. Пропахнуть ей с макушки до пяток, причаститься этой Богородицы траханной, помазанником воскресшей Божьей Дочери стать, когда всей собой пропитывает, и получить Благословение её судорогами.
Виктория не отстаёт: рвётся на громком крике и рвёт… вырывает кусок кожи пояса, в которую вгрызалась со звериным напором. Выплёвывает его и прогибается, вскидывая голову, пока сам ремень соскальзывает по соседству.
– Ко мне.
Хрипло совсем. Роскошно дóнельзя.
Сам ставит на колени, опускаясь ниже, и теперь она полусидит на безбожнике спиной, вымолившем ей жизнь пусть хоть трижды угрозами, пока и рука его, и член разносят в пыль все детские представления о романтике любви и соития.
– Животное… - шепчет в повороте головы, проваливаясь в похотливую, засасывающую, багряную прорубь глаз, и чувствует, что и рот, и подбородок мокры позорно – пока грызла свои «кандалы», увязла в слюне похуже мухи в бочке мёда.
– Шлюха, - ответным «комплиментом». Яростное ликование на мужском лице в подтверждение. И скорость его движений нарушает дорожные правила в любом из Штатов.
Губы Люцифер захватывает и засасывает с нездоровой прожорливостью, требуя забывать, как её нарекли от рождения. Языком подтверждает лишь, кто тут из диких хищников, и как глубоко он может продолбить в ней дыру прямо в глотке, наглядно демонстрируя толк в настоящих поцелуях.
Первые залпы салютов загрохотали тут же. В школьном дворе наверняка столпотворение – ещё не слишком поздно, но достаточно темно.
Вместе с летящими, расцветающими пьяными кривыми огней всполохами, взлетает и Вики. Захлёбывается стонами в жар мужского рта, кончает на грани истерики и чувствует себя полностью размякшей.
– Место.
Демон и не думает прекращать. Вновь прибивает её голову к постели, расхристывает по простыне, заставляя как можно сильнее гнуться в пояснице, и вколачивает плоть до влажной пыльцы, оседающей на прессе, пока, с последней волной фейерверка, она не кончает ещё раз.
Её задница оказывается идеальным местом, чтобы спустить туда всё до капли. Размазать в назидание головкой по промежности и, в идеале, выставить прямо на подоконник, чтобы информировать всех и каждого: подтёки спермы вместо знамени победы, да следы шлепков вместо несметных орд.
Шепфа, блять, помоги.
Не сдохнуть у этой лучшей в мире пизды от счастья.
– Люций, - когда гомон за окнами стихает, а учащённые удары сердца выравниваются, Вики бормочет, - тебе удобно?
– Охуенно, - обжигает он краешек розового ушка и улыбается до невозможности глумливо. Скот. Каратель. Еретик. Распластал по кровати всмятку и придавил всей массой. Ещё и крылья эти – невозможно большие, - вокруг, везде, всюду.
– А мне, - сердится Уокер, по-ведьмински сужая глазищи, - нет.
– Какая досада. – Ни на миллиметр не сдвинулся. Только пальцы на её бёдрах плотнее сжал. Злючка-сучка.
– Слезь с меня.
– И что мне за это будет? – Носом провёл линию по загривку, щекоча дыханием.
Она скривила губы и закатила взор:
– У этой истории нет конца? – Попыталась сделать самую жалобную моську, повернув голову вбок. – У меня нога затекла. – И это правда. Левой ступни почти не чувствует. В районе щиколоток всё ещё его ремни.
– Нет, Уокер, - Люцифер отрывается от её волос и до чудовищности озорно смотрит в ответ, разливаясь бархатистым тембром, - это наша бесконечная история.
Определённо животное.
Только и она – туда же.
И в их джунгли явно пришла весна.
***
Откинув пяткой полог кровати, Мими осмотрела Уокер – волосы влажные ещё от недавнего душа, топ сидит как надо, зато юбку соседка явно натягивала впопыхах и задом наперёд.
– Наблядовалась? – С самой хитрой улыбкой осведомилась демоница.
В ответ Уокер театрально привалилась к стене, изображая томное лицо, мол, держите меня семеро. Но тут же добавила:
– Просто у меня такой период.
– Какой – такой?
– Шлюший.
– А до этого прямо Житие Святой Виктории было! – Дочь Мамона аж села в постели. – Писание от первого лица о тяготах аскетизма и отречения!
– Планирую взять к концу семестра эссе по теме «Влияние наследников Ада на женские циклы» и успешно защитить! – Не раздеваясь, она распласталась на собственном матрасе.
Тело сладко ныло, подводило периодическими ударами тока и требовало остаться на ночь совсем в иной комнате.
Гораздо требовательнее организма оказался будущий объект научных изысканий, который настаивал в приказном порядке, в качестве аргументов используя в ванной комнате рот. Оказалось, что вертикальный шпагат после трёх месяцев комы, двух смертей, одной могилы и бонуса бессмертной жизни всё ещё был короночкой Уокер. Особенно когда во внутреннюю сторону бёдер до синяков впиваются пальцы, а языком Люцифер явно намеревается провести комплексное, гинекологическое обследование.
Сначала победил оргазм. Потом – доводы разума. В Школе целых шесть посторонних, и все – из Небесного Войска. Не хватало ещё глупо попасться, выходя поутру из чужой берлоги.
– Я вижу, - демоница перепорхнула с одной кровати на другую, одетая в такое сексуальное бельё, что это уже можно было счесть преступлением, - ты уверовала в точные науки, Уокер. – Из тумбочки между их кроватями ловкими пальцами была изъята бутылка Глифта, не найденная никем из обслуги. Да, иногда учителя устраивали шмон. Нет, ещё ни разу им не удавалось обнаружить все схороненные запасы. – Хочу с научной точностью знать, куда именно и сколько раз…
– Ну тебя! – Дружелюбно отмахнулась от соседки и перекатилась на спину. – Я ей о высоком, о вечном…
– Он – высокий, согласна. И, формально, мы тут все вечные. – Брюнетка хихикнула, с чпоканьем раскупорив стекляшку. – В принципе, все прочие параметры я тоже оценила, застукав вас на Рождество. Теперь к главному. Множественные оргазмы? Хлысты и плети? Игрушки? Анал? Связывание? – На последнем слове скулы подруги заалели, отступая перед натиском. – Ах ты чертовка! – Мими схватила кисть и присмотрелась. Следы от ремней, едва различимые, ещё виднелись на коже рук. – Монашка Вики никакая не монашка! А настоящая потаскушка!
– Ты пытаешься отвлечь меня болтовнёй про секс! – Палец обличающе ткнулся в собственный висок. Уокер изобразила, что взводит курок, и издала шумное «Паф!», откидываясь к изголовью.
– А ты бы хотела, чтобы я отвлекала тебя самим сексом, Непризнанная? – Подруга промурлыкала это совершенно развратным образом, ещё и хрипотцы в голос подбросила.
– У вас субботник?! Меня приказано соблазнять всем демонам королевства?
– Не паникуй, - в ответ лишь прыснули смешком. Чуть раньше, при иных обстоятельствах, Мими допускала мысль, что не прочь проверить, из чего же, из чего же, из чего же сделана эта Уокер. Но теперь в голове вмещался лишь один белобрысый зефир совсем иного толка. Вернее, не вмещался. Хоть она и была очень прилежной. – Ты теперь неприкосновенна, как священный агнец, дорогуша.
– Или корова, - рявкнули недоверчиво.
– Просто, - дочь Мамона посерьёзнела, пугающе взросло посмотрела прямо в глаза, - не смей убивать его. Никогда. Больше никогда не вздумай так с ним поступать, детка. Его просто не было. Он же до сегодняшнего утра всё ещё сидел там, с мёртвой тобой, в Эдеме, а по Школе ходила шикарная, но такая пустая оболочка. – Она вдруг притянула её голову и вжалась лоб в лоб. – Не разбивай его сердце и не калечь душу, коль и то, и другое у дьявольского сына обнаружено. – И, совсем по-матерински, чмокнула блондинку в щёку. – А теперь я лучше расскажу тебе всё! Потому что пока мы обе недостаточно пьяны, чтобы рыдать, но достаточно пьяны, чтобы обсуждать члены.
– Поддерживаю, - сглотнув подступивший ком, Виктория подтянулась и села рядом. Перехватила Глифт, делая глоток. Горло обожгло, возвращая в те осенние настроения, когда было так легко, просто, с к а з о ч н о. – И начни с того, когда именно ты закрутила шашни с Дино.
– Ну… он выглядел таким несчастным, когда ты променяла его симпатии на общество всяких тёмных типов, - абсолютно довольный оскал только украсил комнату.
– Мими, нельзя спать со всеми благотворительности ради. – В тоне зазвучали нравоучительные нотки.
– Дурочка! – Она даже не обиделась. – Ангелок выглядел таким несчастным и так часто тренировался по утрам в одиночестве, что я попросила помочь и мне с Крылоборством.
– И ты рухнула с небес, а он – следом, угодив промеж бёдер? – Глифт начинал курсировать не только между девушками, но и в кровеносной системе.
– Почти. – Мими даже пальцами прищёлкнула от удовольствия. – Он меня поцеловал! – Глаза засияли. Не только от выпитого.
– Помилуй Боже, да ты влюблена, дочь Мамона! – Вдруг сообразила Уокер, разглядывая подругу с приятным ошеломлением. Всегда легкомысленная, демоница предстала совсем в ином свете.
В ответ вспыхнули, слегка качнули головой, словно ведя внутренний спор, и, наконец, выдохнули:
– Я бы хотела сказать, что ты ошибаешься… Но это было бы ложью. – Она теснее прижалась и плечом, и крыльями. – А всё из-за вас! Вас обоих! – Любуясь чужим спектаклем сложно не захотеть собственный дебют. – Вы с Люцием – как реющий стяг победы над запретным мракобесием.
– Значит ты тоже в курсе, что детей уби…
– Знаю, - Мими понурила голову, с лёгким оттенком позора опустила глаза: постыдная страница их самой постыдной части истории. – Подслушала однажды мать и отца.
– Как, дьявол подери?! – Вики уставилась с вызовом. – Как можно так спокойно жить, когда с одной стороны у тебя тряпки Gucci, а с другой – умерщвлённые младенцы?
– Ой, не будь такой!
– Какой?!
– Слишком… а м е р и к а н к о й! – Выплюнула это слово, сочтя, что оно идеально подходит. – Выискалась тут… Свобода, ведущая за собой народ!
– Знаешь, в Исландии у здания правительства есть прекрасный камень, - она вспомнила своё первое взрослое путешествие. Второй курс, четыре девчонки, восемьсот долларов и абсолютно не пригодившиеся каблуки. – На нём написано «Если власть нарушает ваши права, то восстание – это то право, что в вашей власти».
– Всё к этому и идёт. – Мими потянулась к столешнице, разрезав воздух газетой. – Только глянь.
На первой полосе «Вестника Преисподней» красовался сгоревший остов здания. Подзаголовок гласил «Отступники в Лигии нарушили закон и будут жестоко наказаны».
– Нижний мир? Это далеко от Чертога?
– Да, это Ад, но самая западная его провинция. – Брюнетка сделала щедрый глоток, - далеко от столицы и близко от границы. Дино сказал, что Мурсия и Эрба здесь, на Небесах, тоже охвачены мятежами. И снова всё ты виновата! – Не удержавшись, она издевательски шлёпнула соседку по ноге. – Ты и… погибшие студенты. – На именах Донни и Моники демоница споткнулась. Проглотила их с шумом. И оставила где-то внутри себя. – Расскажешь уже, наконец?!
В обед удалось выяснить лишь подробности лесного трека и даже услышать странные, сумбурные воспоминания о коме, которые теперь выглядели пересказом сна, когда ты вроде помнишь, что что-то было, но воспроизвести уже не в силах.
– Тут разговора не на одну бутылку пойла, - Виктория поджала губы и отморозилась отговоркой. Пока она даже Люциферу не рассказывала, а Геральд в кабинете сообщил, что её допросят люди из Цитадели. Как пить-дать, сама Ребекка.
– Как славно, - проворным движением иллюзиониста Мими выудила вторую партию Глифта из тумбочки, - что у меня есть ещё!
***
Утро понедельника встретило хмурых студентов солнечным надругательством. По перепитым и недоспавшим лицам становилось понятно, после таких выходных нужны ещё выходные. По ссутуленному, но крепкому силуэту Фенцио, ощущалось главное – его не колышет, кого из присутствующих мутит, а кто по сей час не протрезвел.
– Здравствуйте, профессор, - Вики уронила перед педагогом допускной лист, выданный вчера Геральдом. – Рада видеть вас в добром здравии, - к сожалению или к счастью, Уокер-младшая слишком смутно помнила болтовню свихнувшегося тренера, намекавшего на косвенное участие отца Дино. В мозгах тогда был лютый ужас, а тело так корчило от боли, что рассудок с удовольствием запер чужие слова где-то на подкорке, и выпускать пока не планировал.
Седовласый могикан покрутил бумажку и воззрился на школьницу. Облачилась она сегодня похлеще мамаши. Потаскушьи кровь и плоть.
– Вам мало места в аудитории и вы так и будете стоять изваянием у меня под носом? – Он удивил её. Раньше Фенцио обращался исключительно на «ты».
– Мне положено какое-то освобождение? Дадут время подготовиться?
– С чего вдруг?
Виктория саркастично сузила глаза:
– За последние месяцы я умирала дважды.
– Смерть – не повод пропускать мои семинары, - мужчина ещё раз махнул рукой в сторону класса. Змеиная дочка, нависшая над столом, страшно раздражала. – Или вы всерьёз думали, что ваш побег на Землю избавит вас от школьной программы? – Едва девушка двинулась к свободной парте, учитель пробубнил это под нос. Впрочем, она всё равно услышала. На то и расчёт. Конфликтовать, как прежде, он больше не мог. И не только по причине, что Ребекка растёрла его в пыль при личной встрече после допроса, выставив самые шантажистские условия, но и потому, что не чувствовал за собой такого права. Даже больше: в глубине души новость о возвращении его даже порадовала. Словно факт сей снимал груз ответственности, который он обрушил на собственные седины, переквалифицировавшись в прошлом семестре в великого слепого. Страсти и сумасшествие давно пора сделать синонимами фамилии Уокер.
Уселась Непризнанная слишком далеко. Люцифер чертыхнулся. Перед ним и его миньонами тьмы как раз зияли распахнутыми пастями три свободных стола, а эта задница примостила свою задницу в первых рядах.
Сука конченная.
Нарядилась.
«Сверкаешь булками и ляжками, м и л а я?», - для кого это блядское платье, если не для него? Он прожёг девчачьи лопатки взглядом. Разум живо подкинул картинки ночи, заставляя прикрывать глаза.
Они, конечно, договорились, что будут очень осторожными и станут вести себя как обычно, чтобы никому из столичных долбоклюев, столовавшихся в академии, и в голову не пришло заподозрить их в связи. Но тогда ей следует ходить в длинных, волочащихся по полу мантиях, подражая Венику, а, для надёжности, нацепить на себя пояс верности.
– Высочество, ты не почтил нас вниманием вчера в поезде, - Балтазар склонился рядом, - а, тем временем, Голиаф признавался Нааме в любви. – Шатен сделал эффектную паузу, - как жаль, что её т о ж е там не было, а малыш был настолько бухой, что спутал демоницу с барным стулом.
– Ещё расскажи, что я его поцеловал! – Глухо огрызнулись по соседству.
– Засосал точно в сидушку, - закивал головой Каин.
– Какой насыщенной жизнью живёт фракция демонов, - наследный принц хохотнул. И тут же заметил, Уокер смешок расслышала. Прекраснее не бывает. Кажется, пора показать этому дому терпимости, кто тут – папочка и истинный Тёмный. Пусть поревнует. Пусть побесится. Пусть окажется распалённой к вечеру похуже адской сопки. – Зовите, когда стул будет трахнут.
– Вот уж не думал, что ты с ними заодно, Люций. – В голосе сокурсника даже обида мелькнула. – Наверняка, копни мы в голове непризнанной, тоже узнаем много интересного!
– Мать ещё не прилетела, чтобы повесить на неё десять защитных оберегов? – Живо осведомился блондин.
– Ей наверняка отписалась Мисселина. – Балтазар карикатурно надул щёки, изображая серафимскую чиновницу, - ждём Преосвященство со дня на день.
– Люцифер, - Каин не отставал. Общий гогот с их «галёрки», хоть и не различимый по содержанию, привлекал внимание. То, что нужно. – Ты уже знаешь все её грязные тайны?
– Она умеет ставить блокировку, - ещё бы, сам научил. Уроки Техники Защиты тоже не прошли даром.
– Не проникаешь в её голову? – Уровень пошлых шуток неумолимо возрастал.
– Может мне нравится не в голову? – Насмешливо отфутболил вслед.
– Затихните там, на задних рядах! – Фенцио громыхнул. По привычке разрезал кулаком воздух, слишком поздно понимая, что сломанный посох так и остался лежать в лесу, а новым он пока не обзавёлся. Да и на какие, скажите на милость, ливры купить себе что-то достойное, когда ему не спешат доплачивать за вредность педагогического труда?! – Шестнадцатый постулат Второзакония гласит: «И дал я повеление судьям вашим в то время, говоря: выслушивайте братьев ваших и судите справедливо, как брата с братом, так и пришельца его». Кто пояснит суть?
Выдержать пытку Пятикнижием было испытанием даже для истинно верующего. Уокер, сообразившая, что успела пропустить и третью, и четвёртую книги Торы, и ранее не пятнавшая честь излишним прилежанием в учёбе, подумала: если преподавателю взбредёт в голову влепить ей неуд, то сейчас самый подходящий момент.
По счастью, отдуваться пришлось другому первокурснику. Это было кстати, за спиной давали спектакль позанятней. Смысл долетающих шуточек терялся, распадаясь на отдельные слова, но она всё равно выбесилась и крутанулась на стуле, буравя старший курс взглядом: «Красивый, плохой, злой!».
Обладатель всего вышеперечисленного словно услышал. Секунду назад ещё скалился кому-то из свиты, а сейчас медленно склонил голову, разглядывая ответно. С сакральной плотоядностью облизнул верхнюю губу и чуть прикусил нижнюю, щурясь так, что у неё внутренности сжались, рассыпаясь на атомы, чтобы сломаться и никогда уже не быть он-лайн.
Два пальца очертили линию брови, скользнули по скуле и коснулись краешка рта, согнувшись в фалангах в самом вульгарном жесте.
Вики показала язык, села ровно, выдохнула чересчур шумно и тут же получила пинок от Мими – в руки угодила записка: «Перестань сжирать его глазами, он всегда себя так вызывающе ведёт, к этому привыкли. К млеющей Непризнанной у папаши Феника могут быть вопросики!».
«Какого дьявола они вообще сидят на нашей паре? Эти лоси давно прошли трёклятые Моисеевы писания. Пусть валят в свой Египет! И, минимум, на сорок лет!», - она незаметно метнула пергамент за соседний стол.
«Это значит, что в конце урока будет земное задание, балда!», - демоница не тянула с ответом.
Так оно и оказалось.
Надеяться, что педагог тут же захочет валить Викторию, ставя в пару с Люцифером, первая не смела. Скорее всего у этого баобаба под балахоном ещё тлеют зачатки совести, которые не позволят с порога тыкать в дерьмовую успеваемость. Но, случись подобное, она даже не расстроится: «Честное-пречестное…».
Додумать не дали.
Дали повод опешить.
– Ости и Уокер! – Фенцио махнул девушкам. – Подойдите, возьмите конверты, прыгайте в водоворот. – Внезапная тишина, которой так не хватало весь первый час, не смутила преподавателя.
«На Земле вас бы записали в очень толстые тролли, учитель!», - Уокер оказалась быстрее и смахнула своё письмо первой, устремляясь к порталу. Недовольно качая бёдрами, демоница нырнула следом.
Ади аж заёрзал на стуле, посматривая то на Сэми, то на свои, вмиг вспотевшие ладони. Наконец, не удержавшись, вскинул руку и тут же подскочил:
– Простите, профессор!
– Что ещё?
– Просто хотел узнать… - он победно обвёл взглядом аудиторию, - почему?! На это шоу?! Не продавались билеты?! – Стены не выдержали. Затряслись от хохота, вгоняя отца Дино в ещё большее недоумение: «Всё течёт, всё меняется, но одно неизменно – я по-прежнему учу дебилов!».