Третья притча: Рождение Венеры (2/2)

В последние пару ночей Уокер исчезла из заповедного забытья сновидений, заставляя мучительно разыскивать её уже даже там. Плутать в странных, сплетённых то ли из камней, то ли из прутьев лабиринтах коридоров, с ноги распахивать тысячи дверей и… не находить.

«Это конец, - понял демон. – Теперь тебя нет даже тут…», – и нажрался в слюни. Налакался до состояния, когда стена спальни перестаёт быть неизбежностью и превращается в вызов. А когда тушил её, сожранную адским огнём, полчаса спустя, рисковал пробить дыру в соседнее помещение.

Поспав от силы пару часов, наследник трона иронично констатировал, что теперь его комната выглядит, как выставка постмодерна – кровать, достойная королей, а прямо напротив инсталляция Огненной Бездны в миниатюре, чёрной кляксой размазанная по стене. Идеальнее, блять, не бывает: пятно былого пожара, как личный иконостас дьявола.

– Смотри, куда мчишь! – Каин крутанулся в воздухе, избегая падения. Демон с младшего курса с силой задел кромку крыла. – Два вопроса: ты охуел? И что здесь забыл?

– Там это… - запыхавшийся третьекурсник гортанно ловил воздух. Он прилетел сюда меньше, чем за минуту, готовый соперничать с афинским марафонцем. – Непризнанная… Ади попросил…

– И с каких пор нас надо уведомлять о поступлении мертвечины?

– Это не то, что ты понял, это другое, что ты не понял, я и сам не очень понял…

– Какого хера происходит? – Рядом возник Люций.

– Непризнанная. – Уставившись на Принца Ада, юноша повторно родил мысль. Высокомерная бровь изогнулась в непонимании. И тогда демон собрался. – Ади просил сообщить: серафимская дочка вернулась.

Если у небес было слишком мало поводов обрушиться на землю, то сейчас им подкинули самый весомый.

***

На стрелку было больно смотреть. Всей помятой кривизной она напоминала потаскуху после прибыльной ночи, но никак не макияж дочери из древнего и благородного Дома Мамона.

– Раздери меня бесы! – С ненавистью откинув карандаш, Мими уставилась на дверь, в которую постучали. – Клянусь, я убью тебя, Ади, Сэми или кого там чёрт принёс… - рявкнула, толкая створку, да так и замерла, превращаясь в статую с распахнутым ртом. Хоть сейчас бери и позируй Эдварду Мунку.

Чёрт принёс Уокер.

– Прекратите меня убивать, - хихикнула Вики с порога. В больничной сорочке, босая, лохматая, похудевшая, но, определённо, целая и невредимая.

– Я… - у соседки не нашлось нужных слов. Поэтому, выпуская ручку двери, она просто кинулась на Непризнанную с объятиями. – Скифа и Церцея! Ты жива! – Попыталась зацеловать щёки, но промазала и с воплем угодила в ухо. – То есть, мертва! То есть… О Господи, Виктория! – По лицу потекли постыдные слёзы. По двум лицам. – Тут так много всего произошло. Почему ты почти голая? Фома мёртв. Геральда держали в темнице. Но сейчас обвинения сняты. Тебя никто не встретил? Моники и Донни тоже нет. Это больничная сорочка? Уже весна. Твоя мать спасла Люцифера. И это он прикончил ублюдка-тренера. Как ты оказалась здесь? Мы явились в Эдем на рассвете. А потом я моталась к тебе в Нью-Джерси. И что с твоими волосами? Ты на ёлках спала? Шепфырадинемолчи! Не то я решу, что впала в психоз как тётка Астарта!

– Не знаю, с какого вопроса стартовать в этой пулемётной очереди, - Виктория вцепилась в ладони Мими, которые та удерживала в ответ.

– Твои крылья… - демоница ахнула, заглядывая подруге за спину. – Они новые!

– И совсем слабые, но лететь смогла.

Не сразу правда. Когда оперение прорезалось, туман окончательно превратил лес в слепую зону. Поэтому шла Уокер на ощупь, полагая, что только полёт и выведет её из магической чащи. Но крыльям требовалось время, а пока они только болели и не желали слушаться.

Способ эффективно скоротать несколько часов до желанной высоты нашёлся спустя полмили. Сквозь пелену разлитого молозева Вики сначала услышала шум воды, а затем вышла к гротам, вокруг которых бурлили источники.

– Идеально! – Девчонка взвизгнула. Она чувствовала себя свиньёй ещё три дня назад, а сейчас породнилась с уличным сортиром.

Быстро разделась, снимать-то всё равно нечего, и с удовольствием залезла в затон, оказавшийся хоть и холодным, но приятным одним только фактом, что к телу прикасается чистая вода.

Фантазия живо подкинула, что ещё будет прикасаться к её телу. И рука сама поползла по животу вниз…

– Надо ему сообщить! – Вдруг вскрикнула демоница, отлипая от Вики. Она прощупала её до костей, не веря, что та – настоящая.

– Геральду? – Мысли не поспевали за ходом событий.

– Шмеральду! – Передразнила, теперь уже не сомневаясь в реальности подруги. Тупость Уокер вернулась в их академию, хвала всем богам! – Люцию конечно!

И, не дожидаясь реакции, дочь Мамона выскочила из комнаты.

***

Если это шутка, он просто оторвёт Ади яйца и вобьёт их в глотку его гейскому дружку, тому не привыкать.

Если это чистое безумие, пусть не отпускает.

Если случилось невозможное, главное устоять на ногах.

Холл Люцифер миновал очень быстро, оказываясь на нужном этаже, и сразу всё понял: её энергией разило за версту. Чокнутой пеленой затапливало и коридор, и голову. А у входа в комнату толпилось слишком много желающих прикоснуться к Чуду Господнему.

«Пошли на хуй, это моё Откровение».

Демон встал у стены напротив, слабо надеясь, что поза достаточно ленивая и вальяжная, чтобы не рухнуть к уокерским пяткам. И присмотрелся: столпотворение из человек десяти, тон пьесе «Возвращение блудной дочери» задаёт прилипчивая троица. За их спинами Непризнанную не видно, но трубный голос Ади иногда прерывается, и тогда по позвоночнику бьёт током от знакомого тембра, что-то щебечущего в ответ.

– Это уму непостижимо! – Сэми сжимает лицо в ладонях и смачно целует в нос. – Значит ты пришла через лес? Сама? Тебя никто не встретил в Консистории?

– Ага, - она немного устала и начала нервно озираться по сторонам: неужели ему ещё не сказали? – Дорогу знаю. Лес люблю.

– Уокер, ты – суперженщина! – Подхватывает демон, крутя её за руки, желая лично убедиться в невероятных способностях хрупкой леди перед собой. – Давай сбросим тебя в огонь. Ставлю родовое имение, ты не сгоришь!

– Давай сбросим тебя с крыши, - парирует Мими. Она стоит чуть ближе к дверям и, кажется, рядом мелькает тыква её Белоснежки. – Только крылья вырвем предварительно!

В фальшивом испуге Ади шарахается в сторону, но тут же создаёт атмосферу праздника.

– Старый дедушка-кроль

Был весёлый король,

Но ушастее свиты своей! – Схватив любовника за руки, рыжий сцепился в импровизированном хороводе, и весело, словно частушку, запел песню, знакомую в этом мире любому ребёнку.

– Он придворных созвал

Громко вслух им сказал:

«Есть ли уши моих подлинней?». – Детские мотивы – всегда одинаковые. Отличается лишь цвет оперения. Сэми живо отнял инициативу.

– Покачали ослы

Головой: не нужны

Им проблемы царя из царей. – Затянули хором, не переставая прыгать вокруг.

– Шустро слон убежал

Ничего не сказал,

Только в чаще исчез поскорей. – Уокер расхохоталась.

Это самое нелепое, что она видела. Это самое весёлое, что ей пели.

– Но вдруг царственный лев,

На пригорок залез

И загрыз короля не спеша. – И, внезапно, почувствовала себя, как дома. Даже без «как». Вот рядом скачут Труляля и Траляля, которые вечерком вздуют друг дружку, а она – Алиса в волшебном царстве, тридевятом государстве. Самом настоящем, не сказочном вовсе. Ведь это – её Страна Чудес.

– Потому что у льва

Хоть и в гриве глава,

Но и сила его не в ушах. – Закончив, они замерли. Раздались жидкие смешки и аплодисменты. Театрально махнув головой, Ади склонился в поклоне, но, внезапно, прирос взглядом к чему-то за пределами спальни.

К кому-то.

Медленно увязая во вмиг загустевшем воздухе, Вики проследила, уже зная, чьи багряные глаза увидит в дверях. Глупо было бы говорить, что не ждала этого момента. Такой огромный комок чувств – пульсирующий жилами всего и сразу – от страстного желания посмотреть на Люцифера до неловкости встречи, как это бывает, когда разлука была вынужденной и страшной, и ты вроде веришь, что всё, как прежде, но всё равно вползает змеиное чувство тревоги, чего теперь ждать.

А вдруг успел переболеть, вдруг забыл, вдруг мерещится ей в памяти, как она открывает глаза ещё там, в соборе жутком, а его рука лежит на её лице и губы произносят «Я люблю тебя, Вики Уокер».

Но одного взгляда хватает, чтобы понять всё. Господи, да она сейчас – самый, познавший суть Вселенной человечище. Мудрее не сыскать. Не пытайтесь.

Он возвышается над всеми и смотрит только на неё.

Ровно такой, как во снах.

Ровно такой, как во всех воспоминаниях.

– Люцифер… - Виктория выдыхает почти не слышно, заставляя друзей отлипнуть. И делает два шага навстречу.

Демон прокрутил в голове миллионы вариантов приветствия от «Опять сдохла, Непризнанная?» до «Так скучала по феерическому сексу со мной, что пришлось умереть?», но реальность оказывается такова, что вот они сталкиваются взглядами, она шепчет его имя, а он буквально притягивает её к себе, впиваясь в рот, и отдалённо думая, что ему даже не стрёмно.

– Так, детишечки, на выход! – Гаркает Сэми. – Этим двоим есть, что обсудить.

– Да-да, - Мими поддерживает, совершенно по-матерински кудахчет, выгоняя толпу из спальни. – Им определённо нужно поговорить.

– Вы все идиоты, если думаете, что они будут разговаривать! – Ади просто не может не вставить свои пять гентов. – Предлагаю остаться и посмотреть. – Машет рукой в сторону слипшейся, рушащейся в объятьях друг друга парочки. – Они всё равно нас не замечают!

– Пойдём, несносный Тёмный, - его возлюбленный тянет рыжего за рукав. – Подглядывать нехорошо.

– Я – добрый демон и люблю страсти. – Ади фальшиво дует губы, но выходит. Не удержавшись, бросает через порог, - Ваше Высочество, до смерти не затраха… не заговорите эту девицу ненароком, мы тут все скучали! Хватит ей уже умирать, шмонаясь туда-обратно!

– Вали, бестолочь! – Дочь Мамона хлопает дверью с наружной стороны, и теперь лишь отдалённые крики напоминают о том, что здесь были другие люди.

Только он, она и тугой, сжатый воздух.

Уокер, висящая у Люцифера в руках, пытается что-то прошептать, но не может – задыхается от его языка в своей глотке.

Судя по тому, как королевский отпрыск целовал её, никаких вопросов у того не было. Уверенно, хищно, властно. Не поцелуй, а геологическая разведка слизистой с целью выжать из Вики как можно больше влаги и воздуха. Она даже позавидовала, едва сдерживаясь, чтобы не рухнуть ему в ноги и не начать бесцеремонную истерику счастья.

Мысли демона заслуживали отдельной отповеди. Потому что всё, что ему требовалось, это хоть куда-то прислониться, иначе точно упадёт. Свалится вместе с ней или к её вечно босым ступням, чтобы предстать самым жалким – сломленным, ничтожным, недостойным: «Не в такого мужика она втрескалась… - истерически бубнит мальчишеский голос внутри, тут же самого себя перекрикивая, - она здесь! Здесь! Понимаешь?! Это она. Только она так пахнет!».

– От меня воняет, - на выдохе вырывается из Вики, пока её топят в объятиях рук, - и я – грязная… - это не совсем правда. Помылась там, в гроте, всё-таки, лишая тело характерных больничных ароматов. И теперь от него несло разве что елями.

У Люцифера нет комментариев. Нет никаких слов. Нет даже возможности говорить, потому что навык здраво излагать временно утерян и обрести его пока не представляется реальным. Это много позже ему захочется понять, как это произошло, что Непризнанная снова оказалась тут. Но в данный момент не существует ни единого вопроса: лишь хрупкое, горячее тело, да саднящий в его рту, кружащий вокруг языка другой язык.

Сначала подвернулась стена. Это к ней Викторию прибили, не выпуская из губ, не отводя взгляда, не давая возможности дышать, каждую пору затапливая жаром и голодом. Тесёмка больничной сорочки не развязалась даже, была разорвана. Сама ткань – мгновенно сдёрнута с плеч. Она так и осталась в одеянии, болтающемся на локтях, когда они очутились на туалетном столике, сшибая груду склянок.

Люцию сейчас надо просто её взять. Нахально узурпировать. Захватить, получить, оказаться внутри.

Руками резко притягивает девичьи бёдра к себе, раздвигая тут же, от чего плечи и крылья Непризнанной с гулким звуком впечатываются в трюмо. Жадно распахнутый рот тянется навстречу, пальцами она цепляется ему за запястья, не способная обхватить целиком, но стискивающая по максимуму.

«Хочешь меня, да?.. Мечтаешь быть выебанной мной, Уокер?! Потому что это всё, абсолютно всё, что требуется нам обоим. Оближи… Оближи губы ещё раз, блять, и я просто поставлю тебя на колени и разнесу твоё горло!», - низкий пуф попадается под ногу, и Люцифер зверски отпинывает его в стену, где, жалобно треснув, он находит свой последний приют.

– Тихо-тихо, - Вики пытается шептать успокаивающе, но громкое, рваное, возбуждённое дыхание выдаёт с головой. Сама стягивает остатки тряпки и вдруг оказывается в воздухе, быстро и споро подхваченная под задницу, мучаясь от тянущего вакуума внизу живота, который срочно требуется заполнить.

Секунда-другая, и оба они уже на полу, у дивана, к которому девушку просто прижали полусидя, удивительным образом позволяя чувствовать себя везде. Не было ни одного дюйма её кожи, которого бы Люций не касался: шея расцветает засосами, соски прикусываются, вылизываются с мстительной горячностью. И она безбожно плавится, увязая в его загривке, царапая плечи, не способная говорить, лишь исступлённо, похабно течь.

Чёрная майка стянута. И в без того ярко освещённой уличным солнцем комнате становится светлее. Рисунки татуировок сейчас способны слепить. Каждая линия сияет, да и сам мужчина светится как идол, отлитый из чистого золота. Вики совсем неловко думает, что вот таким и поклонялись в древности язычники, потому что не захочешь – уверуешь. Слишком, до порочности прекрасен. Не линии фигуры, а идеальная геометрия, не черты лица, а искусство.

Пока расстёгивает ремень брюк, пока приспускает бельё, понимая, что не готов отрываться от неё, не вжиматься в неё пахом, глаза прожигают серебро радужек, клеймят в безмолвном обвинении, какого чёрта ты меня выпотрошила, а на физиономии без всякого чтения памяти можно увидеть это странное выражение. Никогда на неё так не смотрели. Никогда он ни на кого так не смотрел.

Непризнанная воскресла, потому что она – святая.

Вот и всё, что непозволительной роскошью бьётся в голове.

Что-то говорит, потому что губы её двигаются, ладони девичьи скользят по сильным рукам, размечая пунктирами линий вздувшиеся вены и сухожилия, но в ушах такой чудовищный, бьющий праздничными салютами гул, что ни слова не разобрать.

Всё будет позже. После. Он знает точно.

Точек не ставить. Просто не ставить точек…

Никаких разнузданных прелюдий, никаких распущенных игр, никаких томительных дразнилок, конечно, не было. Да и откуда им взяться, когда Вики начало осязаемо колотить в его ладонях, едва приподнял за бёдра и с нажимом оказался внутри, смачным плевком на свой член упрощая скольжение и растягивая до упора.

Всё, чего боялась, что разрыдается, напугав, что ей больно. А ей, блин, слишком великолепно. Слишком целостно. Слишком так, как требовалось!

С каждым движением его торса стонала всё громче, судорожно хлопая тоненькими крыльями по жёлтой обивке, и понимала, что не секс это у них сейчас никакой, не трахаются они, не ебутся, а любовью занимаются.

«Вот такая она – настоящая любовная история Виктории Уокер, - авторитетно заявили в мозгах, - ни тебе лепестков роз, ни шёлка прохладных простыней».

С иголками еловыми в волосах, с пятками босыми и грязными. И он полураздетый, даже ботинки снять не потрудившийся, и жарятся они, вмазываются друг другом и друг в друга, на полу каменном. Ни романтики, ни, в противовес, извращений. Никаких кляпов или ласк, никакой нежности или сочащейся похотью аморальности.

Только скрипящие ножки дивана и член, вбиваемый чуть ли не по горло.

Что-то абсолютно новое, сладкое насилующее волной в низу живота. Примитивное, животное, прекрасное: самое простое и сложное, что только может существовать.

Когда демонические пальцы сжимаются на шее, нащупывают там рваный ритм пульса, сам Люцифер начинает вколачиваться в едином с сердцебиением темпе.

Глаза в глаза.

Чокнуться.

Вздёрнуться.

Её вздёрнуть, до хруста спину гнущую. Ладонью по коже, зафиксировать грубо, резко, под челюстью и вдавиться пятернёй – до хрипа, до отметин явных: «Твоя жизнь отныне принадлежит мне, Непризнанная. Я её контролирую. Я за неё в ответе», - самое дикое. Но лучше этих тёплых вен, трепещущих под пальцами, в его руках с декабря ничего не было.

Губы к губам. Вбиться до основания в глотку. Почувствовать собственную руку, по-джентельменски позволяющую ей дышать, но не слишком усердствовать. Трахать её рот языком, утопая в уокерской слюне, в уокерской темноте, в уокерском всём. И, наконец, не выходя из податливого тела, усадить девчонку прямо на себя, притягивая за шею, позволяя лишь мычать в рот неразборчиво. Больше никаких её собственных правил жизни. Спасибо, нажрался, сыт по горло. Отлично помнит, к чему привёл неуёмный, неумный, непризнанный героизм. Ему достаточно. Ему обрыдло страдать. Он хочет быть счастливым.

И её.

Понадобится переломать ноги, шлепками-аплодисментами двигающиеся сейчас на его бёдрах, ткань брюк увлажняющие до состояния «Так истекают только суки», он это сделает. Привяжет, прикуёт к себе, хуем привертит, приварит намертво, но…

– Не смей больше подыхать, Уокер. – Ладонь стискивает затылок, зубы цепляют косточку ключицы.

– Больше никогда. – Ответно кусает за острое ухо, жалит шёпотом, мышцами давит так, что он готов заляпать всё её нутро спермой и не извиняться.

– Я тебе запрещаю. – Раскачивает на себе, натягивает безбожно туго, пальцами обманчиво приятно по позвонками промеж крыльев испарину размазывает и впивается, что есть силы, в ягодицу грубым щипком, как бы подчёркивая – нарушишь слово, нарушу всю твою целостность, в какой бы из миров ты не откинулась.

Кончить он готов. Откровенно говоря, готовность эта появилась с первых секунд, как только его язык вновь достиг задней стенки её горла, а жабий, восхитительный рот стал старательно его сосать. Но дама – в первую очередь. Тем более, такая послушная хоть в чём-то, когда дело касается его хера, по которому он двигает Непризнанную собственными руками: почти снимая с алеющей головки и опуская, вдавливая по самые яйца.

Надолго Виктории не хватает. Негодная уже для криков и стонов, она бессильно ломается под тяжестью оргазма, приземляясь носом в мужскую макушку, едва Люций оттягивает резцами один из сосков.

– О Господи Боже…

– Твою мать, Уокер! – Слышит короткий, слишком интимный выдох, когда мужчина тут же финиширует следом. – Он-то тут причём?!.. - и понимает, что её сжимают до боли в рёбрах, пластая по красиво «осквернённому» татухами туловищу, словно она – одеяло, способное согреть в холода. Чёртова суть природы, внепланово объявившая лето.

Непокорное дыхание долго приходит в норму. Давление рук не слабеет, лишь усиливается. Поэтому, когда Вики снова может говорить, делать это приходится, глядя в глаза разве что Овну на груди принца наследного, потому что голову придавило ладонью так, что не приподнять.

– Какое сегодня число?

– Четвёртое апреля, - Люцифер отвечает не сразу. Вздрагивает даже, словно не ожидая, что она звуки издавать осмелилась. Сидит тут с ней на коленях, раскинувшись в углу у дивана, чуть ли не баюкая объятиями, и ей страшно хочется знать, о чём думает. – Четвёртое апреля вашего 2021-го.

– Значит три месяца… - прикинув в уме, констатирует Виктория. – Ну и чем ты был занят эти, лишённые без меня смысла дни? – Хихикает и намеренно провоцирует.

– Пьянки, карты, бабы.

– …враньё!

– Я подумывал завести черепаху.

– Твоё искушение не ведает преград. – Улыбается в пылающую грудь и чувствует, что там, сверху, он тоже растягивает губы в привычной, кошачьей ухмылочке. – Ты заведёшь даже черепаху!

– Говорят, они живут очень долго. – Наконец, спустя несколько секунд, доносится в ответ. – Это определило выбор.

– Люций! – Она возмущённо дёргает головой, но рука всё ещё никуда не делась. – Я же не хотела!

– Хотела.

– И не думала даже.

– Это верно. – С дьявольской рассудительностью долетает до слуха. – Ты ни хера не думаешь.

– Идиот! – Едва выпаливает, как чувствует, мозги затопило размякшей, безудержной радостью. Слово-то какое прекрасное «идиот». Уокер, оказывается, страшно соскучилась по этим буквам.

– Дура.

– Ты же не считаешь, что?!..

– Я тебя люблю. – В его голосе, вероятно, есть волнение, но уверенности там гораздо больше.

– Что???

– Что слышала, овца. – Люцифер сам оттягивает её за холку с совершенно пацанским ликованием. – Я люблю тебя, Вики Уокер. – Ну вот. Он снова это сделал. И она живая. И не пропала даже. Не исчезла, как мираж. Не растаяла ебучим мороком. Не отлетела в Небытие или, того хуже, на другой конец чужого измерения. Сидит на нём, проливается всеми своими соками, как шалава, мерцает зенками и возмущённо сопит.

– Это нечестно! – В меню вместо розовых соплей – хищный оскал. А томную девицу заменили на гарпию. – Я не готова умирать каждый раз, чтобы ты что-то там себе… мамх! – Губы ей просто заткнули. Пробили точным, огнестрельным попаданием языка прямо до нёба. Ладонями до писка вдавили в себя со снисходительным хмыком.

– Не готова – не умирай. – Нехотя отлепляется и также скупо информирует, откровенно любуясь ей.

– Это резюме?

– Это приказ.

– Погоди, передам всем своим внутренним верноподанным!

– Ты про тараканов в башке, что никак не выведешь?

– Поздно! Часть команды – часть корабля!

– Наши отношения перешли все границы разумного.

– У них есть выездные документы?

– Нет, Уокер, они – нелегалы.

– Им придётся скрываться?

– Только пока ты не станешь демоном.

– А потом?

– А потом у них появятся визы.

В ответ на широкую улыбку, Люций лишь щурится и толкает её вниз, заставляя сползать между его ног.

– Как-то странно у тебя радость встречи проявляется, - мявкает Вики, охотно, впрочем, стекая в пучину легкомысленного блядства. Тут, на минуточку, самый достойный из всех грехов!

– Ты ещё не все вопросы обсосала.

– Уяснила?

– Это был не эвфемизм.

– Конечно не эвфемизм. – Фыркает с видом шлюхи, с горящим взором разглядывая вновь налитый кровью конец прямо перед собой. – Это член!

– Тебе нужно отдельное приглашение? – Ладонь грубо закручивает волосы на макушке. Потому что, независимо от ответа, сосать она будет столько, сколько он пожелает. Мечты должны сбываться.

– Если ваша вечеринка не похожа на эту… - дразнит словами и острым языком, блестящим в лучах света. Это никуда не годится, поэтому рукой Люцифер просто насаживает Уокер на себя, пока плоть не упирается куда-то очень глубоко.

Пара яростных движений, и с двух краёв растянутых им губ начинают сочиться слюни: «Так-то. Слишком заболтались, упуская главное…».

– Соси, Непризнанная, соси, - глаза он прикрыть не в силах, такие чудеса упускать из виду просто возмутительно. – Дочиста и досуха. – Слишком занятая делом, она не отвечает, но это и не обязательно. Потом поговорят. А пока у него, кажется, всё идёт так, как нужно.

У них.

И ровно так, как требуется.