Вторая притча: Американская готика (1/2)

В палате было светло и солнечно. Совсем не так, как, по законам жанра, бывает в книгах и фильмах, когда главная героиня лежит в коме, и туча мглою небо кроет, март – не похож на весну, а приближающийся апрель не закапал капелью.

Гул многочисленных приборов, демонстрирующих показатели, приглушённый свет, да парень на табурете у койки. Вот, пожалуй, всё, что составляло интерьер.

Тюльпаны пришлось отдать медсестре. Вазы в комнате не было, и некто Берта обещала пристроить их в воду, чем и занималась битые десять минут, быстро вернувшись с ёмкостью и будто намеренно не оставляя Стива наедине с бывшей пассией.

– Привет, Вики, - мысленно махнув рукой на присутствие посторонней, мужчина коснулся бледной ладони, - давно мы с тобой не виделись.

Сначала он наткнулся на её Инстаграм. Сёрферил по геотегу «Принстонский кампус» и залип на шикарную по любым меркам девицу с выразительными глазами и всем выразительным остальным.

«Типичная страничка типичной универовской тёлочки», - сразу решил Стив. В аккаунте куча селфи и короткие подписи в духе «Чиллим у Мары!» и «На домашнем с батей». Такие девчонки, обычно, сами шли в руки, когда ты – капитан сборной Принстона по ла-кроссу и ходишь на тренировках в идеально-белых, облегающих штанах.

Стоило только написать.

Что Стив и сделал. Черкнул ей комментарий и щедро отвесил пару лайков, но реакции не последовало. Уокер просто проигнорировала его внимание, продолжая выкладывать всякую ерунду на летних каникулах и иногда появляясь в Сториз. Тогда он перешёл к тяжёлой артиллерии и напечатал в Директ совершенно дурацкое «А в жизни у тебя такие же красивые губы, как на фотографиях?». Ответ пришёл через полторы, мать его, недели: «Нет, это FaceTune».

Вернув месседжу статус «Непрочитанное», Кросс выждал три дня, чтобы продемонстрировать свою занятость, и лишь после сбросил: «Это хорошо. Не люблю красивые губы».

Так они и познакомились.

В конце августа.

С обладательницей губ, что оказались лучше фотокарточек.

– …вот такие дела. – Он закончил рассказ о первой работе. И новой машине. И даже о коте, которого его родители купили, когда сам Стив, прихватив диплом и чемодан, умчал в Нью-Йорк, получив место стажёра в архитектурном бюро своего дядюшки.

На тумбочке у койки было много открыток со знакомыми подписями. Молодой человек не всматривался, но плюшевый тигр в университетских цветах бросился в глаза. Значит заходили ребята из команды или, может, девчонки из группы поддержки. Мара Фулман, наверняка, самый частый гость после отца в этой палате.

Убрав руку, которая всё ещё касалась её ладони, Кросс встал, порылся во внутреннем кармане делового пиджака, в котором теперь щеголял, и достал своё письмо, бережно опуская на край столешницы.

– Ты обязательно выйдешь из комы, Вики Уокер, - тряхнув русой чёлкой, он наклонился, чтобы поцеловать её в щёку, - всё прочитаешь, сходишь со мной на дружеское свидание, и мы знатно налакаемся пивком.

– Простите, - едва губы коснулись кожи, голос медсестры, про которую он успел забыть, разрезал вязкую тишину, - время посещения закончено. – Пальцы впились в манжет Стива, почти оттаскивая того от экс-подружки.

Пока, с оттенком разочарования на лице, мужчина разворачивался к выходу, Берта ловко спрятала конверт в карман юбки под медицинской формой. И, будь Кросс наблюдательнее, удивился бы несомненно, от чего та юбка – такая тугая и кожаная.

«Не лезь к ней, я тебя сразу узнала! Это наша девочка. Это его девочка!», - злобно вспыхнуло в мозгу Мими.

***

Он убьёт их, если они снова ломятся в его комнату, лишь бы позвать с собой на пьянку. Прикончит прямо в школьном коридоре, и пусть Геральд сам решает, что делать со всей той кровищей, которую Люцифер собирается развести на этаже.

– Что?! – Распахнул створку и чуть не cшиб Мими.

Похуй.

Свалите со своими сочувствием, со своим великодушием, со своими щенячьими глазками куда подальше. Если в кармане у вас не припрятано Уокер, мотайте ко всем чертям.

Потянувшись к карману, демоница заставила опешить, но выудила всего лишь конверт:

– Пока ты тут играешь в свой царственный альтруизм, - давно ведь поняла, какое решение принял Люций. Даже осознавала, что решение это – единственно верное. Но – прости, Шепфа! – ей не десятки тысяч лет, чтобы блистать мудрой осознанностью. Дочь Мамона – эгоистичная хрюшка, что готова украсть чужое послание с тумбочки коматозницы, и кинуть им в мужика, который оказался гораздо благороднее, чем можно было представить. Поставила такую задачу и сделала. Кинула. Вот что значит – правильное планирование! – Рядом с её койкой уже пасутся бывшие!

Он захлопнул дверь перед носом, обдав потоком пыльного воздуха, взмывшего со стен.

Да и пусть.

Мяч на его стороне.

И конверт – тоже.

Минуты шли. Письмо смотрело на Люцифера. Люцифер игнорировал письмо. И объяснить толком, как оно вдруг оказалось вскрытым в его руках, не смог бы и под пытками.

«Привет, Вики. Уверен, ты прочитаешь эти строки очень скоро. Что бы там не говорили врачи, ты – сильная. – Незатейливо начиналось послание. – У меня было достаточно времени подумать, почему у нас не получилось. Но я так и не нашёл ответа. Знаю лишь одно: в день, когда мне сообщили о твоей гибели, внутри что-то оборвалось. Очень большое и важное. Я не знал, что так бывает. Не знал, что без понимания, что ты – где-то есть и у тебя всё окей, может быть настолько пусто. – Пальцы дрогнули. Ревность затапливала сознание. Это слова влюблённого, а не бывшего. И адски-блядски хочется найти того щегла и по-настоящему что-то оборвать внутри. Центральный сердечный клапан например, или лёгочную артерию. – Идиотская просьба: просто позвони мне. Когда выйдешь из больницы, когда придёшь в себя, когда станет скучно. Набери мой номер, и я свожу тебя в лучший бар на Манхэттене. Угощу куриными стрипсами. И соглашусь на многое: не быть «маменькиным сынком» или, того хуже, пересмотреть с тобой «Сплетницу». Стив».

Сначала он смял письмо. Сжал, пока не побелели костяшки собственных пальцев. Потом поджёг прямо на ладони демоническим огнём, который был не способен нанести ему никакого вреда. А когда испепелил, захотелось вдарить этим же кулаком по стене со всей дури. Разъебать кожу до мяса, до крови, содрать как можно больше плоти, только чтобы боль физическая притупила состоящий из сплошной ненависти хоровод внутри.

Потому что даже у бывшего лоха шансов оказаться с ней, обнимать её, прожить с ней хéрову тучу лет больше, чем у него – пусть хоть трижды принца наследного, - но из другого измерения.

Вот она – вся, насквозь земная в этом послании. «Стрипсы», «Сплетница»… Он и знать не знает, о чём идёт речь, ощущая вдруг, что не имеет к ней никакого отношения. Между ними не просто водоворот, а огромный культурный пласт, из которого обе стороны лишь по верхам нахватались: «И какой-то там Стив во всех смыслах ближе».

Люциферу стало себя невероятно, до презрения жаль. Пальцами брюнет вцепился в каменную полку камина, глазами упёрся в зеркало на стене. И до трясучки захотел её увидеть. Просто посмотреть. Хотя бы один раз взглянуть на Непризнанную, чтобы уже не иметь ни единого шанса давать ей жить по-настоящему.

Он свихнётся тогда.

И её сведёт с ума.

Будет мотаться каждый день, пропишется в водовороте, в Нью-Джерси, возле Уокер. Сменит тысячи обличий. В любом виде, в любом образе завлекая её, используя искушение или просто заговаривая зубы, измучает чередой странных знакомств с самим собой, всегда с новым лицом, пока она не чокнется от обилия «разных» мужчин в своём существовании или не тронется мозгами от секса с демоном.

В ушах странный треск. Отражения он не видит, только красные радужки сверкают могильно. Забавная особенность – захочешь и при должной сноровке прочитаешь собственные воспоминания.

Двор, сентябрь, кучка неудачников. И кого он обманывал, говоря, что не задержал на ней взгляд? Сраная ложь. Глаза зацепились за задницу в узких джинсах даже раньше, чем Ости возжелала докопаться до новенькой.

Острые нос, подбородок, язык. Американская мечта в белом топе, сквозь который проступают соски́. Слышит её шпильку в ответ на оскорбление из уст демоницы и понимает уже сейчас, что все прочие звуки меркли. А может это теперь ему всё рисуется с той особой, посмертной уверенностью, что так оно и было. И стоило просто сгрести Непризнанную в охапку прямо тогда и умчать в Капитул, в Лит, к херу лысому на куличики, врубая всю искусительную магию и влюбляя в себя уже как угодно. Забыть про академию, про долг, про планы любые, скрыться в тех местах, где затрахаются искать, пока он трахает её до счастливых обмороков.

Мерзость, конечно, ужасная, глубина падения критическая, стыдобища полная, но если это гарантировало, что не будет никакой новогодней ночи и побелевшего тела на руках, Люций бы и такое провернул.

«Я тебя идеализирую, я знаю. Сейчас, когда тебя нет, делать подобное легче лёгкого. – Снова этот треск. Звуки вокруг не желают умирать, когда сам он хочет погрузиться на дно. Там темно, бесшумно, никак. – Достаточно взять одну девчонку, забрать её из этого измерения навсегда и оставить после зияющую, хлюпающую вязкой чернотой жижу. И теперь ты – лучшая. Самая идеальная. Святая, достойная канонизации, к которой нельзя прикоснуться…».

Не хватит у Люцифера сил спускаться только ради постоять в сторонке. Никакой душевной щедрости не найдётся, чтобы порадоваться, взирая на чужое благолепие. И, конечно, не сыщется никакого аскетизма и самоотречения, чтобы не соблазнять её, не трогать её, игнорировать возможность прикасаться и забирать своё.

«Потому что ты – моя, Виктория. Ты так давно моя, что всё, о чём я могу выть сейчас, что это «давно» слишком быстро кончилось. Знал бы, сколько нам отмерено, не проебал бы ни секунды времени… ебал бы только тебя. С самого начала. С самого первого дня в Школе. С молитвы твоей дрянной в коридоре, когда проще простого было зажать к стенке, затащить в спальню и не выпускать. – Перед глазами ладони, сложенные в узнаваемый, религиозный жест. И она шепчет «Отче наш» в ответ на его брезгливо изогнутую бровь. В голове у Уокер картинки из порно. Это их он и считывает, потому что она простодушно не знает, как это легко. Представляет, как её размазывает по стенке жаром рук, как пористый, холодный камень обдирает серые крылья, пока он насаживает её, поднимая и опуская. Двигается по его стволу, уже не заботясь о громкости стонов. Только пальцы в татуированные плечи впиваются, да испарина в вырезе майки чётко промеж грудей блестит. Наивные, земные картинки с томными актёрами. Но и их оказалось достаточно, чтобы Люций возвращался в свою комнату злым? Да ну как же. Возбуждённым. – Я ведь мог подставить тебе подножку. Тогда, в Рождество. Вывихнуть твоё крыло. Придушить до беспамятства. И всё, Непризнанная… Всё! Ты уже не идёшь ни к какому змею! Твой персональный змей постарался. Пусть другие дохнут. Только не ты. Пожалуйста, не ты!».

Ему фантастически плохо. Даже не верится, что так бывает. Отрывает ладони от каминной полки и замечает выщерблины, да крошку на пальцах. Неутешительный диагноз: сын Сатаны совсем опустился и крошит камень из-за бабы, без которой ему края.

Но игры разума не отпускают, охотно подкидывают образы, где Уокер радостно сосётся своими разомлевшими губами с экс-уродом и почему-то ровно в том нью-йоркском парке, где у них было свадебное задание.

Люцифер только вспомнил торжественное убранство, утопающее в зелени, как Непризнанная тут же сменила наряд на белое платье и солдатской походкой зашагала к алтарю. Там, сияя крысиным оскалом, топталось тощее чмо.

Хрен тебе. Подвинься. Он просто не может этого допустить.

Поэтому приходится вторгаться в собственное подсознание и убивать абсолютно всех, кто приволок жопы в честь гнилого союза, кроме самой невесты.

Пусть опешит.

Пусть стоит в наряде, залитом чужой кровью.

Пусть кричит о помощи.

Он, блять, на коленях вымолит себе прощение, крылья вырвет, словно это может помочь навсегда остаться там, с ней. Расплавит кольца до металлической кляксы. И будет рассказывать о всех их влажных прегрешениях, которые они успели сотворить в лучшем из миров.

Лишь бы верила.

Лишь бы любила.

Лишь бы по волосам гладила.

Только бессмысленно всё, потому что ещё больше, чем её, он хочет, чтобы Вики Уокер жила долго и счастливо. И если цена этому – его пустая вечность, то Люций согласен заплатить.

И, рухнув на кровать, демон скрутился в комок на боку, как не делал даже в детстве, сгребая одеяло и давя тошноту в горле. Сейчас ему надо обнимать хоть что-то, так пусть будет тряпка постельная. Раз ничего другого он не заслуживает.

– Я люблю тебя. – В голове и без подсказок.

– Почему ты не сказал этого, пока я была с тобой? – Далёкое и в ответ.

***

Если бы только не тот звонок её бывшего, Одри не ушла бы в новогоднюю ночь от Клайва, без особого результата прикладываемого вместо подорожника к незаживающим любовным ранам.

Если бы только Клайв, вернувшийся позже назначенного времени в миг опустевшую квартиру в Джерси-сити, явился на полчаса раньше, он бы смог задержать девушку и не оказался за рулём видавшей виды Тойоты.

Если бы только не звонок с работы, он бы не рванул утром первого января не в свою смену, уезжая куда подальше от разбитого сердца.

Если бы только губернатор штата Фил Мерфи не подписал указ о ремонте главной трассы в конце декабря, компания NJ Transit не бросилась бы с особым рвением его исполнять, перекрыв тёрнпайк прямо к праздникам.

Если бы только центральная дорога была доступна, водитель той самой Тойоты никогда не оказался бы на 287-ой вспомогательной, объездной магистрали.

И уж точно не увидел бы девушку у обочины в одежде настолько странной, что вспомнились все фильмы про путешественников во времени.

Блондинка была при смерти и в отключке, но Клайв Хили был старшим медбратом в больнице святого Патрика с крепко укомплектованной аптечкой в багажнике.

В дальнейшем именно это определит три месяца из жизни Виктории Уокер.

Если бы только медик не вколол ей лошадиную дозу адреналина, не способную, впрочем, вывести из забытья, но механически заставившую организм функционировать, Непризнанная должна была окончательно почить на Земле, строго следуя не чьему-то злому замыслу, но соответствуя всем законам небесного мироздания, и вновь появиться в Консистории. Но никакой не Шепфа конечно, а самое рядовое стечение обстоятельств, сводящее людей, решило иначе.

Впрочем, на носу у убывающего марта, Вики всё это не волновало. Из комы она даже не выходила, уверенно путешествуя в странных, но захватывающих снах, порождённых собственным подсознанием, а жизнедеятельность в её теле поддерживал целый легион приборов, да трубки, увивающие конечностей.

Если бы только Ребекка, отыскавшая дочь буквально на следующий день по короткой заметке в The Daily Journal, где на последней полосе опубликовали очерк про неизвестную «Джейн Доу», больше вчитывалась в медицинскую карту, проникнув в лечебное учреждение под одной из личин, она бы непременно заметила странную разницу в показателях и задумалась бы об этом. Но всесильная серафим была слишком поглощена и раздавлена потерей, а все последующие разы уже не искала доступа к нужным документам.

Если бы только Мими, стабильно, дважды в неделю, ухитрявшаяся попасть в больницу святого Патрика, втираясь в доверие в различных образах, чтобы просто понаблюдать за подругой в отделении интенсивной терапии, разбиралась в терминологии, у неё бы тоже возникли вопросы.

Если бы только Ади и Сэми, несколько раз сопровождавшие демоницу в этих походах, обладали аналогичными знаниями, они бы несомненно выкатили претензию божьему промыслу.

Если бы, давая показания Ребекке, Люцифер сообщил о своих догадках, что в первый раз Вики убил Бессмертный, нарушая тем самым главный свод всех законов бытия, это тоже послужило бы хорошим мотиватором.

Если бы что-то из этого имело место быть, то у Бессмертных возникли бы логичные вопросы – если Непризнанной даровали новую земную жизнь, то почему она не живёт? Ведь не в забытье даже в привычном понимании слова, а на аппаратах целиком и полностью.

Но ничего из перечисленного не случилось, не запуская тем самым мысли заинтересованных людей в нужном направлении. Да и состояние комы посланников другого измерения смущало, но не слишком. Почти все знали, удаление памяти не проходит бесследно: сосланные на Землю имперские преступники тому подтверждение. Кто-то пару лет ходил не в себе, отрицая происходящее, другие впадали в летаргию от недели до нескольких месяцев, а знаменитый венецианский дож первые полгода мнил себя гусём. Со временем это проходило, а значит, пока, не вызывало и тревоги.

Сложность заключалась в том, что память Виктории даже не стирали. Шепфа ли, мироздание ли или чёрт знает кто ещё предначертали девушке совсем иную судьбу, в которую просто вмешалась череда крошечных случайностей. И рассказать об этом по понятным причинам девушка не могла.

Оно, пожалуй, к лучшему. История про ангелов и демонов и параллельное измерение звучит похуже гуся.

Зато о состоянии дочери был прекрасно осведомлён мистер Уокер. Тот самый Пол, звонок которому из полицейского управления западного округа города Нью-Джерси сначала показался утренним колоколом благой вести, по итогу вновь зазвучавший похоронным набатом.

Выводы врачей были неутешительны: ребёнок существует лишь благодаря аппаратам жизнеобеспечения.

Виток расследования мигом раскрутился пуще прежнего. Были подняты все заключения судмедэкспертов, вспомнилось и опознание. Едва стоящему на ногах отцу тогда пришлось делать это по родимым пятнам на уцелевших частях трупа, так как голова была обезображена до неузнаваемости. Зато шрам от болта, в далёком детстве вошедшего в ягодицу, оказался на месте. Поэтому и ДНК-анализ не потребовался.

К концу января, когда здравый смысл победил бюрократию, была проведена эксгумация. Естественно никакого тела в могиле не обнаружили. Да и откуда бы ему взяться, когда Виктория умерла, чтобы тут же получить право на вторую жизнь? Так, у следствия, появилась новая теория – за рулём уокерской машины была другая девушка, по сей день неизвестная, и именно она угодила в аварию с преступником, что до сих пор не найден. Тело, очевидно, выкопал всё тот же злоумышленник, которому было удобно, чтобы все считали, что там погребена Уокер.

Где при этом полгода пропадала сама Вики, абсолютно целая и невредимая внешне, но с инсультом, загнавшим её в реанимацию, рассуждать никто не брался.

Ни подтвердить, ни опровергнуть мысль о двух разных девицах копы не могли, постепенно увязая в том, что на профессиональном жаргоне называется «висяк», а само дело стало превращаться в ещё одну криминальную историю, которая никогда не будет расследована. Знали бы только, какой нехилый массив подобных злоключений можно так или иначе связать с деятельностью Бессмертных на Земле, сильно удивились бы…

– Добрый день. – Вскинув глаза на лысого мужчину, доктор Хант мигом его узнал. – Присаживайтесь, Пол.