Первая притча: Последний день Помпеи (1/2)

Ливры подошли к концу. Ничего удивительного в этом не было. С момента, как Маль добрался до Эгзула, прошло почти три месяца, два из которых молодой человек ни в чём себе не отказывал, зато в последний был вынужден затянуть пояс и перейти на трёхразовое питание – понедельник, среда, пятница.

Бурная ночная жизнь в непризнанном поселении окончательно сбила ангела с пути благости, перенаправив на путь гадости и неумеренных возлияний Глифта в компании самых разных женщин, не обременённых моралью. Чувствуя себя собакой, слишком долго просидевшей на привязи у равнодушного хозяина, он пошёл в разнос, отлично понимая, что это – не то, чем следует заниматься.

Но заниматься хотелось.

Одним словом, недавний Бонт кутил на все. На все, врученные Фомой золотые, которые возьми и иссякни прямо в конце марта. Хотя парень уже три недели, как сменил постоялый дом «Поцелуй суккуба» на крошечную комнатушку на окраинах города и перестал спускать деньги в тавернах на шлюх.

Постыдно ссутулившись на тёмной, крайне грязной улице, он пытался найти очередную подработку. Иногда, приходящим по ночам кораблям, с трюмами, нашпигованными контрабандой, требовались грузчики с сильными руками и крыльями. И первого, и второго у юноши имелось в избытке.

Работа была тяжёлой, а платили за неё сущую мелочь, но иных вариантов не водилось. Вернее, иных и приемлемых. Ещё в феврале уяснил: заработать солидный куш можно, но какими способами… Маль в тот вечер даже не сразу понял, что ему предлагает слуга, кивая на своего белокрылого хозяина. А когда сообразил, смутился, вновь ощущая себя запертым в башне школяром, и хотел только одного – узнать, разве так делают: мужчина с мужчиной? Такое бывает?

Естественно разговора не состоялось. Вопросы он оставил при себе и решительно рявкнул, чтобы словоохотливый ангел проваливал.

Теперь он часто повышал голос. Каждый раз, когда чувствовал, что превращается в наивного ученика, телёнка, хлопающего ресницами, отрока, что готов замямлить перед кем-то старшим и пожившим жизнь. Долго тогда сидел в ванной и до остервенения тёр сизáлем свои, заметно раздавшиеся плечи и загоревшую кожу, снова и снова испытывая эту отвратительную горечь, почти оседавшую полынью во рту, - мир устроен мерзко, похабно, абсолютно неправильно.

И к лучшему даже, что Бонта больше нет. Ни разу в Эгзуле он не представился этим именем. Тот тщедушный мальчишка почил, не способный вынести вони выгребной ямы, в которую давно превратились все города, деревни и провинции на пути к нынешнему обиталищу. А Маль – ничего, справлялся. Наращивал не только мускулы, но и толщину кожи, через которую всё труднее теперь было пробиться очередной несправедливостью, и – удивительно дело! – становился привлекательнее.

Нынче его уже не принимали за столичного юношу с холёными ладонями. Кожа загрубела от песка, в котором буквально утопал город, а сами руки покрылись мозолями от чёрной работёнки с бесконечными ящиками, которые, знай себе, таскай туда-обратно, но не спрашивай, главное, что внутри. Однако женщины находили его симпатичным. Даже хорошеньким. Платить им требовалось всё реже, и всё чаще подружка на ночь отыскивалась сама по себе, согласная переспать на добровольных началах.

Второй встречи, впрочем, никогда не случалось. И он смутно полагал, что просто не способен удивлять в постели. Слишком занятый попытками нарисовать в голове серые, сверкающие глаза и такой же блестящий рот, что распахивается в стонах от его телодвижений, всегда забывал про чужое удовольствие, быстро, бесхитростно кончал и выпроваживал гостью вон.

В одиночестве, на скомканных простынях, будучи удовлетворённым, но абсолютно несчастным, страдать по Вики Уокер было особенно приятно. И этим актам жалости к самому себе он предавался с завидной регулярностью. Знала бы только Девушка С Именем, как часто её то возвышали до святой, то нарекали самой последней распутницей, изумилась бы – никогда ещё взлёты и падения не были столь педантичными.

Поначалу у молодого человека ещё теплилась надежда, что первая влюблённость пройдёт также быстро, как регенерировали шершавые потёртости на ладонях. Но из единственной живой и знакомой девушки в Школе, проявившей внимание, Виктория стала болезнью; наваждением, которое не покидало и лишь усиливалось, не находя способов увидеться; а потом, окончательно возвысившись до одержимости, просто заняла своё место в его разуме, и дала понять, что никуда не уйдёт.

Никогда за всю отмеренную вечность.

– Эй, парень, - Маля окликнули с другой стороны улицы, - заработать хочешь?

– Что надо делать? – Он оторвался от каменной стены здания, выходя в круг света, льющийся из окна.

– Бля, ангел… - тихо чертыхнувшись, фигура у обочины махнула рукой, мол, забудь.

– Это Эгзул, - бывший пленник привычно оскалился, понимая, что в темноте стоит демон. Даже тут, на земле, готовой дать убежище каждому, Тёмные предпочитали вести дела с себе подобными и наоборот. – Цвет крыльев здесь не имеет значения.

Видимо работа не требовала отлагательств, поэтому, подумав с пару секунд, незнакомец кивнул:

– Следуй за мной. – Он отвернулся и зашагал в сторону доков. – Надо кое-что перенести.

– Разгрузить судно? – Маль ускорился, догоняя демона.

– Нет. – Среднего роста, возраста и телосложения, мужчина был самым обычным. И лицо простое, украшенное разве что щегольскими, подкрученными вверх усами. – Видишь паланкин на причале? Надо доставить его в ратушу.

Вчерашний студент нахмурился. Впервые столкнулся со странной просьбой: мало того, что доставка в сам муниципалитет, так ещё и «груз» определённо живой – в таких переносках всегда сидят люди. Пришвартованная рядом, богато украшенная деревянной резьбой бригантина лишь подчёркивала верность выводов.

– Сколько заплатите? – Заметив ещё троих ребят, что вечно толкались у доков, прикинул, что им всем едва ли отчехлят много.

Но работодатель оказался неожиданно щедрым:

– Десять ливров. Каждому.

– По рукам.

В прошлогодних мечтах великое пришествие Бонта на вершину имперской славы выглядело совсем иначе. В них точно не было тяжёлой жерди, в которую он вцепился с левой, передней части паланкина, и было очень много Вики Уокер, умоляющей стянуть с неё сапоги, платье, а, затем, и тонкое кружево белья.

Реальность же горько щёлкнула по горбинке носа. Никому не нужный в Школе, он не стал вдруг значимым в большом, открытом для исследований мире, требующим жёстких перемен. Зато последнее отныне не подвергалось сомнению.

Пока добирался до Эгзула и на крыльях, и на перекладных, и драконьей колесницей, насмотрелся всякого: были и голодные оборванцы, и крестьянские семьи, даже в Верхнем, вроде бы сытом государстве бедные настолько, что хотелось доплатить им за ночлег и ужин сверх обычного.

Он встречал шлюх, которые занимались своим ремеслом не от снедающих страстей, а от необходимости кормить и поить потомство; видел грабителей, которые едва ли не шатались от собственного истощения; знакомился с рабочими, жаловавшимися на конские налоги…

А ещё Маль никогда не переплачивал, душа в зародыше все порывы. Чётко понимал – проблем это не решит, потому что реформировать нужно всё и сразу, а деньги – мусор, что сегодня утолит томление плоти, а завтра иссякнет.

– Ратуша в ужасном состоянии, - демон, который его нанял, остановился у входа, грубо заколоченного досками. – Как давно прошлый наместник бывал здесь? – Ответом послужило равнодушное молчание. Никто из разнорабочих не имел ни малейшего понятия, когда формальная лишь на бумагах власть непризнанной территории, приписанной к Аду, наведывалась в город. – Понятно, - хмыкнул мужчина и сорвал деревяшки. – С освещением, как я понимаю, всё плохо… Господин! – Он поспешил к окну паланкина, закрытого плотным бархатом.

Занавеска качнулась:

– Что? – Лица не видно, но голос показался молодым.

– Резиденция не готова ко встрече. – Демон склонился ближе, - давайте остановимся на постоялом дворе.

– Не подходит, - тот, кого назвали господином, явно сердился. Маль, стоявший ближе прочих, отлично расслышал диалог. – Я не выбирал эгзуловскую помойку, но раз уж мы тут, заночуем, где полагается. Порядок подождёт до завтра.

Слуга покорно махнул головой в согласии и дал понять, что паланкин следует поставить на землю.

– Вот ваши ливры, - он отсчитал монеты, - свободны, парни.

– Погоди, Берд. – Двери переноски распахнулись, наружу выбрался ещё один демон. Судя по одежде, он был при звании. Подобную форму за последние месяцы сбежавший юноша видел не раз. Правда, обычно, она бывала скромнее. Видимо, перед ним офицер в высшем чине. Необычный крой чуть отливает при лунном свете, безошибочно выдавая металлическую нить. Выправка у Тёмного военная, стоит ровно и с достоинством. Высокий, сухощавый, с узким разрезом глаз. Что удивительно, не сильно старше самого Маля. – Надо проверить здание.

– Есть желающие? – Гаркнул подчинённый. – Заплачу столько же сверху.

Деньги были нужны. Поэтому рука бывшего пленника взлетела первой даже раньше, чем он с досадой подумал, что уроки давно кончились и тянуть ладонь здесь не принято. Школа обманчивых знаний осталась с Бонтом. А у Маля сейчас разве что ускоренный курс выживания идёт.

– Одного достаточно, - не дожидаясь, вызовется ли кто ещё, офицер повелительно дал отмашку. Жест, с одной стороны простой, подчеркнул его аристократический статус. – Отпусти остальных. – Он повернулся к парню. – Как тебя зовут, ангел?

– Маль.

– Сражаться умеешь?

– Нет, - честно прозвучало ответом. – Но я – сильный.

Демон окинул его взглядом и, удовлетворившись увиденным, махнул подбородком на зияющую черноту проёма:

– Тогда иди первым, Маль. – Он подозвал своего адъютанта и что-то шепнул тому на ухо. – Мы пойдём следом.

Шагнув во тьму заброшенной резиденции, недавний студент не почувствовал ничего – не было ни сомнений, ни страха. В последнее время эта атрофия чувств посещала всё чаще. За спиной раздавались тихие голоса его нанимателей, но сам ангел двигался вперёд, начиная привыкать к отсутствию освещения и уверенно лавируя между мебелью, прикрытой давно отсыревшими и пожелтевшими за столетия чехлами.

Вместо того, чтобы предаваться волнению, мозг зачем-то жонглировал словом «эполеты». Хотя причина имелась, на плечах офицера массивными возвышениями громоздились ровно они. А воспоминания – тут как тут! – не заставили ждать: Вики Уокер в платье, украшенном похожими цацками, интересуется у Бонта, нравятся ли они ему, а этот молокосос может и хочет сказать, что ему нравятся не они, а она, но выходит только невнятное, согласное мычание.

«Встреться мы сейчас, Девушка С Именем, всё было бы иначе», - определённо. Маль не прикусывает язык в отличии от прежнего хлюпика прошлогодней выдержки. Место для этой части тела – во рту непризнанной, а не в гнетущем, тупом, подростковом молчании.

Довоображать всякое не вышло. Молодой человек и сообразить не успел, в какой момент справа мелькнуло движение, как уже отбил летящий огненный шар, выставив руки и выпустив импульс. Нестройное многоголосье криков смешалось с отборным матом. В углу очередной комнаты закопошились тела – бездомные псы или преступники – да кто их разберёт?..

– Именем наместника Эгзула, - рядом разъярённо запыхтел Берд, - вы арестованы.

Фраза подействовала эффективнее магии. Покалеченные или нет, люмпены ринулись вон – кто в дверь, кто в окно, - заодно выбивая доски из проёмов и впуская в ратушу приток света.

– Кто воспользовался энергией? – В тоне офицера засквозило одно из тех удивлений, что невозможно скрыть.

– Ну я.

Демон со странной усмешкой посмотрел на парня:

– Ты… - вопросом это не было. Мужчина оглядел его с ног до головы и даже потянул за перья на крыле. – Выбей-ка вон те доски. Чарами.

«Да пожалуйста», - это было слишком просто. Деревянные брусья не просто вылетели, с мясом вырывая кривые гвозди, но осели трухой на пол.

– Годится? – Недавний студент взглянул на Тёмного.

– Говоришь, тебя зовут Маль?.. – Прищурив и без того узкие глаза, собеседник буквально сканировал ангела. – Знаешь что, пацан, а приходи-ка ты сюда завтра, к полудню. Думаю, для тебя сыщется и другая работёнка.

Ответа офицер не дожидался. Явно понимал, кто тут – заинтересованная сторона. Берд, толкнув молодого человека к выходу, остановился на крыльце, бряцая кошельком.

– К двенадцати. – Сухо бросил напоследок. И тут же добавил, - это когда солнце в зе…

– Да в курсе я! – Отмахнулся юноша. – Грамоте обучен. – Открытие, что многие не владеют и этим, потрясло сразу по прибытии на непризнанные территории, но теперь вполне укладывалось в картинку мира, что стонет о переменах. – Лучше скажите, кто он. – Брюнет качнул носом в сторону ратуши, указывая на невидимого работодателя.

Берд хмыкнул, великодушно и снисходительно бросил взгляд на Маля:

– Перед тобой новый мэр Эгзула, назначенный лично Сатаной, - в голосе засквозил пафос, - архидемон Саферий, сынок.

***

Мими не выспалась, а от того была хмурой и раздражённой. Сидела на паре, уставившись в пергамент пустыми глазами, пока Мисселина выдёргивала школьников по очереди, задавая вопросы с минувшего семинара.

Конец марта, словно резонируя со всеми обитателями академии, выдался мокрым, сырым и промозглым до костей. Целыми днями с неба, обложенного серой хмарью, лили ледяные дожди, и конца этому видно не было.

Зима далась ей, им всем особенно тяжело. И единственной хорошей новостью последних трёх месяцев было разве что триумфальное возвращение Геральда из казематов Цитадели, которого вновь реабилитировали на своей должности, полностью закрыв дело ввиду отсутствия улик. Что к этому привело, демоница не знала, но, при случае, собиралась выведать подробности у отца.

Впрочем, вспышки бунтов по всему Нижнему миру, удачно вписавшиеся в голодный год и похороны школьников, откладывали выходные дома на неопределённый срок уже которую неделю подряд.

На прощание с Моникой Мими не полетела. Просто не смогла, в панике вбившись в угол, в комнате Дино, и захлёбываясь слезами, пока он её успокаивал.

Сначала руками.

Затем губами.

А потом – самым проверенным средством.

Но помогало временно. Прописаться у своего зефира невозможно, а значит каждый вечер её ждала собственная спальня, где из пыльной тьмы взирали совсем иные демоны – с хрустальными, задорными радужками глаз.

В самой комнате всё осталось, как прежде: две зубных щётки, обе розовые, от чего они с Уокер не раз путались и ругались; многочисленные тряпки в огромном шкафу, которые Мими теперь даже не допускала мысли выкинуть, хотя до нового года не раз грозилась об этом соседке… Той самой соседке, чья резинка для волос до сих пор болталась на раме зеркала!

Ничего не изменилось, медленно превращаясь в алтарь, в настоящий культ Непризнанной, потому что буквально вопило «Вернись!».

А вчера, готовясь ко сну, демоница залезла в туалетный столик, да так и наткнулась рукой на пакет из-под чипсов, но, судя по лицу – на бомбу замедленного действия. Потому что пока шуршала им, доставая на волю, уже залихорадило. Уставилась на вредную еду и вдруг разрыдалась, отчётливо понимая наконец, что испытывают люди, когда теряют своих близких.

Оплакивала уже даже не её. Все слёзы по живой, но только не для них всех Виктории брюнетка выдавила начисто сильно раньше.

А теперь тупо рыдала, оплакивая себя.

Без неё.

И какую-то горькую несправедливость произошедшего.

– Мими, - голос преподавательницы над головой прозвучал спусковым затвором, - три правила Внушения.

– Первое, - она сопливо прогундела, делая вид, что насморк с вечными сквозняками замка теперь её союзник, - Бессмертный не может причинять физический вред смертному. – Женщина согласно кивнула, демонстрируя загнутый палец. – Второе – Бессмертный не может вступать в половую связь со смертным. – В аудитории раздались смешки. Идиоты, честное слово! – Третье – внушай, но не мешай.

– Расшифруй каждое. – Мисселина одобрительно коснулась плеча и вернулась к своему столу.

– Первое правило буквальным образом значит, что мы следим за исполнением божьего промысла, но не исполняем его сами. – Демоница прикрыла глаза, вспоминая, как они внушали гонщику Макото в Токио гнать по-полной, а Дино и Вики – тормозить. Вроде осенью было, а словно вечность назад. – Наша задача поддерживать равновесие в смертях, но мы не убиваем. Люди всё делают сами. Мы лишь подталкиваем их к выбору – тёмному или светлому.

– Отлично. Второе можешь пропустить. – Кто-то опять глупо захихикал, шикнув «А если непонятно?..», и педагог тут же отреагировала, - а если непонятно, то вспомните истории из их Ватиканских архивов, где женщины и мужчины сходили с ума, рассказывая, что спали с Богом или Дьяволом. Близость со смертными законодательно запрещена и способна нанести непоправимый вред человеку. Вплоть до летального исхода.

– Третье правило, - не дожидаясь, когда все замолкнут, пробубнила Мими, - означает, что если житель Земли склонился к одной из сторон, мы не хватаемся за их оружие и не идём с ним плечо к плечу убивать других людей.

«Или евреев в печах сжигать», - вспомнила маму. Та много что говорила Гитлеру в былые времена, но никогда не марала руки.

В классе возник спор, но первокурсница не вникала и не прислушивалась. С замиранием сердца ждала колокола, знаменующего окончание урока, чтобы снова сделать это – лететь к Вики Уокер.

Как Мими делала теперь каждую неделю, не в силах принять неизбежное – они снова на разных полюсах.

***

Стадион в марте привычно развезло. В грязи можно было рыть туннели и обустраивать катакомбы, но студенты предпочитали просто тонуть в ней по колено.

Вакантное место тренера всё ещё оставалось открытым, поэтому уроки Крылоборства больше походили на драки между фракциями, и следить за этим действом, особенно среди старшекурсников, не брался никто. Не хватало ни рук, ни глаз, ни даже ушей.

Как мог, капитан сборной ангелов пытался соблюдать правила и вести себя достойно, но пару недель назад в академию вернулся другой капитан сборной совсем иной расцветки, и усилия пошли насмарку.

Не то чтобы Люцифер старался.

Скорее наоборот.

Он плевать хотел, как играет его курс, и он сам, и это выводило демонов из себя.

За неимением возможности высказать своему лидеру, Тёмные делали то, что у них получалось просто на «отлично» - провоцировали по окончании игры и игнорировали знаменитое «После боя кулаками не машут» с присущим пофигизмом.

– И долго мы будем сливать белозадым? – Обращаясь в никуда, Голиаф сплюнул в чёрную жижу под ботинками.

– Не знаю, - Балтазар привычно проследил за взглядом сокурсника: тот упёрся в Люция.

Он выглядел как всегда. Роскошные, отросшие крылья. Идеальная осанка. Одет с иголочки. И даже волосы не растрепал на ветру. Но в глазах – звенящая пустота, о которой за спиной говорит вся Школа, и трудно не отыскать того, кто бы не посочувствовал.

Даже среди демонов.

Тем более среди демонов.

Уединение парочки младшекурсников было потревожено самым наглым образом.

– Свалили на хер, - рявкнул Голиаф без всякой злобы. Юную поросль как ветром сдуло.

– Ости ещё не вернулась? – Балтазар громыхнул Глифтом, с шумом опуская бутылки на стол беседки.

– Неа, - ослабив галстук и скинув его на лавку, Каин уселся прямо на перила. – Кроме нас и Высочества в Школе никого из команды. Ади должен прилететь завтра.

– А где тогда Люций? – Уточнил один из троицы. – Его кто-нибудь видел сегодня?

– Стучался в комнату после обеда, но там глухо. Записку оставил.

– Кто из вас мотался в Чертог? – Ловко откупорив алкоголь, Каин разлил синеющее пойло по бокалам, специально украденным с кухни ровно для этих целей.

– Я был, - Голиаф мотнул ушастой головой, - никаких сплетен не расскажу. Мать потащила меня на сборы Легиона, помахать братцу ручкой на принятии присяги. И ни тебе «Мятежного соска», ни салона мадам Аделаиды.

– Брату выдали доспехи и фи́булу? – Живо поинтересовались у парня.

– Ага. – Из уст крепкого, чрезмерного перекаченного, а от того немного смахивающего на перетянутую сардельку парня донёсся притворный вздох. – Важный, пиздец. Удалось перетереть с ним после Клятвы Крови. Шепнул, в казармах говорят всякое.

– Что «всякое»? – Блондин кивнул на стекло, полное до краёв. Жест читался однозначно: «Налетай».

– В основном про голод в Пустошах. Про высокий налог в минувшем году. И про зерновые, закупленные в Журе, что вообще не взошли в сентябре.

– Они всегда про это говорят. – Пожал плечами Балтазар.

– Не так, как обычно. – Товарищ праздно отсалютовал бокалом, - братец уверяет, среди офицеров ходят разговоры, что поставки зерна были испорчены, а Милорд спустил это с рук и никак не отреагировал, когда стало понятно, что урожая не будет.

– Голиаф прав, - сделав глоток, Каин заговорил негромко, а от того нагоняя жути, - я не был дома с лета, но письма получаю регулярно. Отец сообщил, нас ждёт одна из самых холодных и голодных зим в этот раз.