Новый Завет. Пролог (1/2)
Сосулька на карнизе неуверенно качнулась и с тихим звуком сорвалась вниз, заставляя белку шустро сместиться вправо.
Давно заприметив приоткрытый витраж стрельчатого окна, оголодавшее за холодную зиму животное юркнуло в проём, источавший свет и тепло, в надежде поживиться.
Женщина в ванной комнате, большой, как и всё в этом замке, дёрнулась, почувствовав движение воздуха, и убрала с лица влажное полотенце.
– А, ты… вы. – Уокер-старшая возложила тряпицу на место, погружая колени в воду. В ванной не было ни пены, ни молока, ни, прости Шепфа, бутонов лотосов, один лишь прозрачный до белизны кипяток, но собственная нагота её не волновала.
– Желаешь увидеть кого-то из моих подчинённых, чтобы потёрли спину? – Сатана хмыкнул, вставая в изголовье и кладя ладони на искусно загнутый бортик посудины.
Подчёркнуто-неофициальное «ты» ясно давало понять – разговор будет личным.
Беседы двуногих мало интересовали белку. Не заметили вторжения, да и будет с них. То ли дело ваза с фруктами, манящая боками яблок и виноградом на резном столике.
– Я уже всё рассказала. – Она повторно сорвала полотенце с глаз и, смяв в руке, откинула в сторону с сочным ругательством. – Всё равно остыло!
– Ты всё рассказала на приёме у Сатаны. – Он постучал ногтями по чугуну, заставляя морщиться от гулкой вибрации. – Теперь расскажи на встрече с отцом.
– Присядь куда-нибудь. – Серафиму стало неуютно под взглядом, направленным сверху вниз. Комнате, в которой они находились, могли позавидовать многие залы. Разнообразных поверхностей – от дивана до кресел с пуфами, - также имелось хоть отбавляй. Но нет, владелец Чертога возвышается ровно над ней рельефным, монументальным изваянием, хотя все её ангельско-непризнанные силы давно исчерпаны, выжаты, оставлены в разрушенном, поруганном кровью Эдеме.
Видимо Король Нижнего мира прочитал мысли, в очередной раз заставляя Ребекку испытывать разочарование в амулетах, что ещё болтались на шее и запястье. От того просто толкнул к себе ногой ступеньку у ванной и присел прямо на неё, оставаясь всё так же, у самой головы. Может ему не понравилось, что собеседница выставляет требование, или дьяволом руководило желание контролировать и сверять каждое слово с воспоминанием, но, в любом случае, это не внесло комфорта в пастораль.
Да и пасторали-то никакой не было.
Разбитая Бекка чувствовала себя сейчас кем угодно, только не всесильным серафимом. Самое точное определение сама себе клеймом впаяла – жаба в болоте, по которой прошлись тяжёлым каблуком. Поскользнулись, возможно, но и её макушку о гниль дна размозжили.
– Я слушаю тебя, Ребекка Уокер. – Для случайных зрителей вся мизансцена с обнажённой женщиной и мужчиной, опёршимся на кромку ванной, с интересом взиравшим в ответ, могла казаться флиртом, легкомысленной прелюдией, а то и целой эротической игрой. По факту, конечно, не являясь ни первым, ни вторым, ни десертом. Между ними и раньше ничего не было, ненависть и исследовательский интерес не в счёт, а сейчас и подавно пролегала пустота, к которой теперь добавились боль и страх.
Такое, порой, сближает даже больше любой розовощёкой романтики.
Бекке, внезапно, стало смешно. Но не так, когда тебе хорошо, легко и приятно, а так, когда тебе уже надели петлю на шею, и дощатый пол под ногами вот-вот разверзнется, а ты вдруг вспоминаешь, что забыла выключить дома утюг. Потому что «боль и страх» - это те два чувства, которые поселяются в тебе с самого первого момента новой жизни, дарованной миру, и не отпускают уже никогда. Жуткие, неистребимые, безответные.
Да ей тут снова впору мчаться на Землю, чтобы проверить, как там дочь, хотя только была. Заодно зайдёт на мамский форум и засядет в теме «Я всё время волнуюсь за своего ребёнка, помогите!». Не исключено даже, что у папаши подле уже имеется в сети собственная учётная запись.
– До бывшей столицы мы добрались с рассветом…
До бывшей столицы они добрались с рассветом. Символично влетели в город с первыми лучами солнца на издыхании, потому что всю дорогу дул шквальный, почти штормовой ветер, заставлявший воды Метатронова удилища покрываться даже не рябью, а небольшими, но приметными барашками.
Опустившись у бывшей верфи и не обнаружив в новогоднее утро ничего примечательного, сначала собирались исследовать квартал за кварталом всем скопом, потому что разделяться было попусту опасно. Но Уокер-старшая, ощущая что-то на уровне даже не энергетических потоков, а куда более древних, материнских инстинктов, скомандовала идти к горе Основателей.
Хорошо известная ей тропа, по которой, «престарелой» первокурсницей, она и сама когда-то дошла до вершины, обогнав на дистанции и ангела, и демона, неизбежно утыкалась в Санктуарий.
– Скифа и Церцея! – Мими, вероятно, хотела завопить, когда они вышли на площадку перед храмом, усеянную телами, но разродилась лишь тонким, девичьим писком.
– Что здесь про… - договорить Дино не дали.
Откуда-то из-за сугробов выскочил толстый, круглый, как шар, демон в шкуре и понёсся прочь, остановленный ловкой, удивительно быстрой подножкой студента.
– Матвей! – Ребекку трясло. Ощущая страшную, мёртвую тишину, властвующую над собором, она уже знала – такого не бывает в тех случаях, когда «наши победили». – Свяжи. Потом допросим.
Бросив приказ сухо и коротко и не дожидаясь, пока гарда скрутит пленника, она кивнула студентам на средоточие мечей, давая понять, что всё это – не званный ужин, и лучше вооружиться. Сама достала из-за спины арбалет. Раз уж с огнестрелом и порохом в этом измерении несладко, серафим отдаст предпочтение тому, что хоть как-то стреляет.
Арбалет был разработан по её личному заказу. Перезаряжать большое и сложное устройство являлось той ещё морокой. Поэтому оружейному мастеру женщина поставила ключевую задачу – сделать его многострельным. Так, привычный средневековый реликт стал шестизарядным. Не Бог весть что конечно, но лучше, чем перетягивать тетиву и взводить курок после каждого выстрела.
– За мной, - в иных ситуациях она бы предпочла проложить себе путь руками Матвея, но сейчас в голове не было ни единой мысли о собственной безопасности. Лишь заповедный ужас от увиденного и какое-то странное, скручивающиеся змеиными кольцами в районе живота ощущение, что их убогая «армия спасения» опоздала.
В первом же зале демоница вновь взвизгнула. Усиленный многократным эхом, звук пометался от стены к стене и добавил всей картине апокалиптичности.
– Это же… - дочь Мамона присмотрелась. В стороне от узнаваемых наёмников из Гильдии, на ступеньках, ведущих к апсиде, как юродивый на паперти, лежал… - Фома!
«Собаке – собачья смерть», - мстительно пронеслось в подсознании первокурсницы. Взгляд не упустил рассечённого черепа, на котором шапкой теперь намёрз падавший всю ночь снег. Рот, нос и глазницы также оказались покрыты наледью, будто кекс – глазурью. Видимо, пока тело остывало, пропитанные кровью хлопья осадков ещё успевали таять, но когда наступило трупное окоченение, вмёрзли до основания, навечно запечатывая на лице тренера это искреннее, недоверчивое удивление.
– Пойдём, - Дино потянул её за руку подальше от учителя.
Ребекка, едва взглянувшая на убитого педагога, уже шагала в следующее помещение, за которым должен был располагаться алтарь.
Ещё у входа Мими поняла, что увидит там что-то такое, что навсегда врежется в память картинкой чистого, первобытного кошмара – слишком уж тихо было вокруг.
Но всё равно оказалась не готова.
Ни к каменному полу, буквально утопающему в кровавом снегу. Ни к телам Донни и Моники, что абсолютно точно, на все сто процентов, до самого конца были мертвы. Ни к едва дышащему Люциферу – без сознания, без своих прекрасных крыльев, возможно даже без единой целой кости в мощном теле.
Первой около него оказалась Уокер-старшая. Проверила пульс на шее. Крикнула Дино и подоспевшему Матвею, чтобы смастерили носилки, и решительно попыталась привести сына Сатаны в чувства, похлопывая по щекам и нажимая на грудь.