Новый Завет. Пролог (2/2)

Демоницы хватило лишь на то, чтобы обыскать весь зал и убедиться – Вики нигде нет. Только пустое третье капище со срезанными золотыми путами и почти неживым наследником Ада у его основания.

Она присела рядом с Люцифером и слегка сжала его разбитую до костяшек ладонь, наблюдая, как серафим оказывает первую помощь с тем сознанием дела, какое уже демонстрировала в лесу.

– Что-то нужно?

– Найди хлопковую тряпку. – Голос женщины был чёток и строг. Услышишь и не скажешь никогда, какой ураган бушует в душе. – Вот эта рана, - указала на колотый шрам в районе его бока, - мне не нравится. Он потерял очень много крови. Нужно смастерить жгут, демоница.

Брюнетка внутренне содрогнулась, вдруг представляя себе весь их мир, их Школу, их фракцию без единственного и неповторимого Высочества, и едва сдержала себя, чтобы совсем по-детски не разрыдаться. А потом вскочила и решительно бросилась к телам сокурсников.

Рубашка Донни была снята. Видимо, мешая безжалостной твари, лишившей ребят крыльев, она оказалась засунута ангелу под бедро, а от того всё ещё оставалась сухой и чистой.

«Господи, как же люто…», - совсем по-человечески пронеслось в голове Мими. Сейчас она и скрыть не пыталась, какой мандраж пробирает от подобного «пейзажа». Даром, что Тёмная, столько кровищи не каждый на войне видел. А дочь Мамона родилась сильно позже этих событий, про которые отец никогда не любил рассказывать, однозначно характеризуя то Многовековое противостояние «фарсом» и «скотобойней».

– Прости, парень. – Студентка выдернула одежду из-под тела Донни и вдруг заметила, что, в отличии от Моники, его глаза всё ещё оставались открытыми. Необыкновенно ясные на спокойном, безмятежном, остекленевшем лице. Взгляд такой, словно и не погиб вовсе, а любуется сотнями созвездий с какой-нибудь симпатичной девочкой, лёжа на преющей, весенней траве Апостольских холмов в один из тех четвергов, когда старшекурсники оккупируют поезд и младшим приходится как-то радоваться жизни прямо в лоне природы. – Теперь у тебя всегда будет сплошное звёздное небо. – Она проглотила комок, вставший в горле, и коснулась век. – Ты навеки покой обретай…

Протянув рубашку серафиму, демоница замерла, стараясь не смотреть на Люцифера. Сконцентрировала всё своё внимание на спорых руках Ребекки и пыталась верить, что это урок, на котором умелый преподаватель просто демонстрирует свои навыки.

Потому что так и только так можно было хотя бы пытаться дышать.

В равных долях глотать воздух.

И выдыхать обратно.

Не думая.

Уокер-старшая закрутила жгут и, задрав водолазку демона, начала накладывать тот на рану. Тонкий, но глубокий порез ни на миллиметр не зарубцевался, кровоточа так, словно его нанесли пару минут назад.

– Я не могу его зашить, - дочери Мамона захотелось расцеловать серафима. Пояснять свои действия, говорить самые простые слова – это то, что было позарез необходимо прямо сейчас. Являлось тем единственным, что могло отвлечь от пучины безумия, в которую они угодили. – Потому что ранение идёт до желудка. – Женщина стянула ткань, пока не хрустнули нитки. – Это не артерия, расположенная сверху. Такие травмы можно исцелять только в соответствующих условиях.

– А что, если… - Мими не закончила мысль. Неловко оступилась и была вынуждена хвататься за жертвенный стол, чувствуя, как нога едет в сторону, а под сапогом будто пол трескается. Присмотрелась и уж лучше б этого не делала – серые перья под слоем снега, костные хрящики… и зубы приходится сжимать с такой силой, что они сами вот-вот начнут крошиться в труху.

Вскинув взор на Ребекку, поняла, у той свело лоб. Тоже смотрела школьнице под ноги и вся будто оцепенела, превращаясь в столп ужаса. Но раздавшийся сухой, хриплый кашель вывел из первобытной комы.

– Люцифер! – Девушка крикнула это чрезмерным, громким, иллюзорно-радостным голосом. «Как пир во время чумы…». Но он распахнул глаза.

– Где она? – Подбородок Уокер-старшей дрогнул. Пальцы вцепились в повязку на теле наследника, не желая слушаться. Самый главный вопрос прозвучал.

– Жива. – Голоса у Люция не было. Из горла вылетел едва заметный выдох. И обе женщины не столько услышали, сколько прочитала по губам. – На земле.

Белка ела как в последний раз. Поняв, что люди в комнате слишком увлечены собой, она снова и снова запрыгивала на столешницу, охотно утаскивая по ягоде на пол и с удовольствием праздновала внезапную трапезу в обычно голодный январь.

– Затем твой сын снова отключился. – Серафим повела плечами. Вода почти остыла, а собеседник, замерший рядом в одной позе, не располагал к тому, чтобы взять и прямо сейчас заканчивать с банными процедурами. – Сын Фенцио и мой гарда успели донести его до верфи. Мы были с ними. Там-то ты и твои люди нас и встретили.

– Когда мы улетели, забрав Люцифера, прибыла Цитадель? – Сатане даже не требовалось пробиваться сквозь толщу зачарованных цацек на голом теле гостьи. Сейчас Ребекка Уокер была полностью открытой, до ироничности обнажённой книгой. Чем сильнее эмоции от пережитого, тем сложнее их спрятать.

– Верно. – Она снова дёрнула головой и вдруг ощутила ладони на своей шее.

– Расслабься. – Он несколько раз сжал пальцы. Чем бы это не выглядело со стороны, оно означало «Спасибо». – Я не собираюсь её ломать.

– Как себя чувствует наследник? – На контрасте с водой, ладони оказались горячими, сухими, заставшими врасплох.

– Чувствует себя никак. Вторые сутки не приходит в себя и внести ясность в произошедшее не может. – Руки, вероятно, следовало убрать, не даря никакой иллюзии дружеской близости, но Сатана понял, что делать этого не хочет, ибо, до странности по-людски, испытывает сейчас к этой нелепой, потешной, вечно стремящейся всё нарушить женщине самую искреннюю благодарность. – Придворный медик однозначен в выводах – если бы не та перевязка, мой сын был бы уже мёртв. Ты являлась лекарем в своей прошлой жизни, Ребекка Уокер?

– Да, - на слове «мёртв» кожа покрылась мурашками. Пять колдовских букв окунули в удушающую волну понимания, что сейчас они – всего лишь родители, у одного из которых ребёнок уцелел, а у другого – не совсем. Потому что земное бытие равнялось самому гнусному – смерти. – Я была медсестрой.

– Однажды ты хотела меня обязать. Но не справилась. – Пальцы всё ещё мягко разминали плечи. И серафим начала ощущать, как внутри неё что-то тает и крошится. Очень похоже на ледник в Ушуайе. Бекка никогда не была в тех краях, но смотрела документалку про падающие глыбы с маленькой Вики на канале Discovery. На голубом экране телевизора огромные махины отваливались от плато с той громкостью, которая может посоперничать с Иерихонской трубой. – Теперь ты ничего не хотела, но сделала меня должником. Я не забываю таких вещей. Иных детей, кроме Люцифера, у меня нет. – Ладони исчезли. Легли с каждой стороны от её головы на кромку ванной и застыли. – И если тебе однажды понадобится услуга за услугу, которая не будет идти вразрез с моими интересами, то ты можешь на неё рассчитывать.

– Я тебя услышала, - пробубнила женщина себе под нос. Хотя ни черта уже не слушала Сатану и плевать сейчас на эти игры всесильных хотела с самого высокого манхэттенского небоскрёба. Вся – целиком и полностью – Уокер-старшая в данный момент сидела на диване на Лейкхерст-стрит и объясняла дочери, что пингвины живут не только в Антарктиде, но и на южном побережье Аргентины.

– Благодарю, что согласилась прибыть в Чертог. – Король встал. Рандеву было закончено. Неслышным шагом направился к двери и, неожиданно, добавил, - мне жаль. – «Не её. Тебя. Никто не заслуживает терять то, что принадлежит по праву».

Этой нехитрой фразы оказалась достаточно.

Резко сев, Ребекка подтянула коленки и вдруг зарыдала. Мучительно, гулко и совершенно непристойно для её должности. Белка, млеющая у огня в камине, что плясал с весельем прокажённого, встрепенулась от новых звуков.

Королевская ладонь так и не легла на ручку двери. Она легла на женское плечо и просто сжала, разукрашивая всю картину до оскомины чудовищно: плачущая, почти воющая мать, вновь лишившаяся дочери, и отец, которому вернули сына. Потому что жизнь – слишком сложная, чтобы сомневаться, что в ней чего-то не может быть.

И до окна с ёлки доберётся белка.

И ангел будет лить слёзы.

И дьявол протянет руку.