Тридцать седьмой псалом: Хлеб, вино и соль (1/2)

В осторожности оказалось много плюсов. Например, Вики Уокер осторожно выскользнула из дверей замка. Осторожно проскочила за спинами гостей, что курили во внутреннем дворе. Так же осторожно миновала парочку старшекурсников, страстно сосущихся в садах Адама и Евы. И всё ещё максимально осторожно добралась до дальней беседки в стороне от корпуса.

На этом осторожность покинула Викторию.

Усевшись на каменную скамью под куполом бельведера, девушка неосторожно вспомнила разговор с матерью, совсем уж неосторожно пришла к выводу, что ни разу за эти сутки не думала о Люцифере, как об Опасном Отродье, и до ужаса неосторожно прикрыла глаза, полагая, что совсем скоро будет держать их жарко распахнутыми, влажными от исступлённых слёз, когда из неё всё нутро вынимают, набивая чем-то посерьёзнее соломы таксидермиста.

Так хотела его и ни о чём не думать, что не могла думать ни о чём, только хотеть.

Вдалеке послышался скрип снега, заставляя Уокер поднимать голову и всматриваться. Болотные фонарики и освещение миновали этот, забытый всеми уголок Школы, но ясного ночного неба оказалась достаточно, чтобы узнать фигуру демона. Широкие плечи, большие крылья, длинные ноги, небрежная походка…

Она махнула рукой, полагая, что темнота могла скрыть её в недрах беседки. И тут же в панике дёрнулась.

– Добрый вечер. – На ступеньках возник тот, кого первокурсница ожидала увидеть в кошмарах – запросто, в этом месте – никогда.

– Здравствуйте, - Вики поняла, что едва не отшатнулась, но совладала с собой.

Сатана прошёл внутрь с видом, словно у него назначено. Элегантно опустился на лавку с противоположной стороны и с бóльшим интересом смотрел вокруг, чем на студентку перед собой.

– Красивое платье. Интригующая постановка. – Секундная пауза показалась вечностью. В душе школьница порадовалась, что их разделяет огромный круглый стол, но тут же додумала, что для неё он может стать жертвенным. – Актёрского мастерства тебе, как и твоей матери, не хватает, но вы – те редкие женщины, что способны компенсировать его недостаток прущей напролом харизмой.

– Спасибо. – Над ответом размышляла долго. Неловкая тишина успела не только повисеть в воздухе, но и поваляться по полу. Что вообще говорить? Что там принято в таких случаях? И почему за двадцать один год в руки попадалось всё – от дохлой крысы до ручной гранаты М68, которую им демонстрировали после Бостонского марафона, - но только не брошюра «Правила поведения с мировым злом, которое ты бесишь: плюсы, минусы, подводные камни, скидочные купоны на кремирование»? – Предпочту, чтобы меня оценивали не по заслугам родительницы.

– Молодёжь… - это прозвучало бы по-стариковски дружелюбно, но уста, издавшие скорбный вздох, не внушали ни доверия, ни спокойствия. – И всем-то вам ваши семьи не угодили.

– Отцы и дети. Вечная классика. – «А какого, собственно, дьявола сюда явился сам дьявол?!». – Острая проблема Земли.

– Самая главная проблема человечества – жизнь, - мужчина напротив задумчиво перестукивал пальцами по столешнице. Гулкий, льющийся от простого движения звук лишь подчеркнул свирепую длину ногтей. – Так крепко держитесь за неё, что, порой, теряете человеческий облик.

Она разозлилась. Нет, ну серьёзно, им тут по умолчанию выдали чит-коды к существованию вопреки всем законам физиологии, а прилетает её земной «фракции»:

– Возможно, - огрызнулась Виктория, - просто предположу, - тон сочился желчью, - что это как-то связано со сроком бытия. – Она позёрски взмахнула рукой. Мол, уж вы-то в этом кое-что смыслите. – Наверняка видели так много за свою долгую жизнь, что уже и не цените каждый новый день.

– Совсем неважно, что я видел. – Ей показалось, или визави улыбнулся? В любой иной ситуации Уокер сочла бы улыбку добрым знаком. Но сейчас из добрых знаков моральную поддержку ей могло оказать разве что святое распятие. Привезённое непосредственно с Голгофы. И, само собой, в натуральную величину. – Важно, что вижу сейчас.

Девчонку озарило во мгновение. В памяти словно вспыхнули события ноября.

– Моя особая сила – искушение. А отцу перепало чтение памяти на уровне, недоступном иному Бессмертному. Зрительный контакт не нужен. Достаточно просто постоять рядом, и вот уже все твои грязные тайны в его кармане. – Люцифер сдвигает девичью ногу, и туфля на каблуке оказывается его союзником. Разоружает законную владелицу, проезжаясь по дощатому полу. – С одной ремаркой: если только дело не касается его собственного сына. – Медленно стягивает лямки девичьих трусов, словно назло всем невзгодам уцелевших в битве с тёмными силами, и с насмешкой выгибает бровь, стискивая кусок ткани, - я трахаю тебя третий день без перерыва на завтраки, обеды и ужины, а ты – как паводки в мае, - разливаешься в считанные секунды.

– Видишь, какой ты – молодец. Расскажем о твоих успехах в школьной стенгазете? Или разместим фотографию на стене почёта «Равнение на лучших»? – Вики щекотно от его пальцев. Они рисуют фигуры на внутренней стороне её бёдер. Клеймят территорию с особым изяществом. Возводят вожделение в непреложную истину. – Поэтому так просто согласился отправиться со мной в Чертог после Хэллоуина? Проверил, что мой проспиртованный мозг чист, как айфон перед продажей, и дал добро?

Отвечает не сразу. Прежде успевает сдёрнуть её с полки, на которой высятся тепличные кадки, и вздёрнуть подол узкого платья, разворачивая к себе задом.

– В младших американских школах ещё цепляют значки с оценкой «А» в качестве отличия? – Звук расстёгиваемой молнии служит сигнальным свистком всем её жéлезам заработать на пределе возможностей. – Куда бы ты хотела его… - мужской ботинок нетерпеливо бьёт по щиколоткам, заставляя опираться на мебель, расставляя ноги. Головка члена надавливает на вход, но замирает. Трётся только, зарождая бешеное, бесячье чувство, что он это специально, - …приколоть, мокрая Непризнанная?

– Рр-р! – Рот у Виктории непроизвольно выдаёт аккомпанемент к очередному грехопадению в Раю. Сам же сказал утром третьего: им не надо ничего обсуждать. Ну что за собеседование при трудоустройстве? – Туда, Люций!

– Так коли́. – Его торс впечатывает в полку, прижимая сверху. Губы оказываются у виска. Пульс сдаётся и прекращает функционировать на адекватных мощностях, ускоряясь до неприличия. – Направь. Приложи усилие.

– Я никогда не была отличницей.

– Тогда побудь хорошей девочкой, хорошистка Уокер. – Определённо, её вариант.

Решает именно так и уже тянется рукой к своей цели.

– И что вы сейчас видите? – Поняла. Хоть и поздно. Блок, конечно, поставила, но полагала, что толку от него – как от табуретки, которой подпёрли ворота в Ад.

– Либо проблему в будущем, либо её решение. – Мужчина смотрел на тропинку, вьющуюся по сугробам. – И очень много ненужной информации. – Собеседница вспыхнула, чем посмешила. – Не волнуйся, мне достаточно не интересен пыл юности, чтобы игнорировать ваши с сыном трепетные о т н о ш е н и я. – Внезапно Сатана встал. С ледяным спокойствием пригладил волосы и сделал шаг к выходу. – Люцифер уже близко, девочка. Передай ему, когда придёшь в себя, чтобы не забыл поблагодарить своего родителя.

– Что?.. - Вики успела только удивлённо вскинуть лицо.

А потом тень фигуры вдруг возникла прямо перед носом, и две больших ладони легли на лоб и затылок…

***

Кровь в висках отбивала чечётку безумия. Кажется, он заорал своё «НЕТ!» в голос. И умудрился оказаться у бельведера быстрее, чем иные телепортируются.

Отцу, увы, это никак не помешало. Более того, Король уже успел отойти от тела, сползающего по скамье, и даже поприветствовать сына.

«Это не то, что я думаю! Это не то, что я думаю! Яубьютебя!», - большее в сознание не вмещалось. Он бросился поднимать Уокер с пола, как вдруг увидел начищенные ботинки Сатаны, который и не собирался двигаться с места, заинтригованный зрелищем хлеще недавней пьесы.

– Зачем?! – Успел проскрежетать, понимая, что изъясняться членораздельно не выходит. – Блять, зачем?! – Тон сорвался. Пальцы впились в тяжёлую ткань её платья. А дальше случилось сразу три события, отделить которые Люций не мог и спустя время.

Вот демон вскидывает глаза, наблюдая чужое хладнокровие на лице. Как его тут же сменяет багровый след, а сам Царь всех грешников отшатывается на полметра, ударяясь об опору и заставляя камень покрываться трещинами. И теперь в облике отца отнюдь не мёртвая выдержка, а странное удивление, граничащее то ли с презрением, то ли с восхищением.

Финальным же аккордом Люцифера затапливает осознание, что ни Кровная Печать, ни энергия Непризнанной никуда не делись. Словно в подтверждение слов позвоночник натужно хрустит обратно, а на шее с первым ударом «оживает» сонная артерия.

– Ещё спасибо скажешь, - родитель стирает кровоподтёк от удара чарами и спускается по ступенькам, бросая скупое «Баран».

У самого «барана» сейчас нет никаких моральных сил, чтобы вникнуть в произошедшее. Всё случилось меньше, чем за минуту, но и этого хватило для сожжения себя на костре опоздания.

Не успел. Он опять за ней не успел.

Сгрёб всю Уокер, словно куклу. Вдавил в себя, втопил в объятия, и прижался ко лбу, едва ли думая, что он там сейчас шепчет:

– Никогдатакпожалуйстанахуйбольшенесмейделатьглупаятынепризнанная… - кожа теплела, лицо розовело.

– Почему… что я… - не привычным, звонким тоном, но скрипящей по бездорожью телегой. Всё тело ломит так, будто им играли в ла-кросс. Шею Виктория и вовсе не чувствует: вместо гортани у неё горсть чадящих ýглей.

– Бессмертный может не убивать Бессмертного, если не хочет этого, - тихо, медленно процедил, вглядываясь в лицо на своих коленях, - сложная техника. Отец… - споткнулся на этом слове, но быстро спохватился и закончил, - ей владеет.

– А когда бал?.. – Первокурсница попыталась поднять голову, но оказалась впечатана в его грудь отчаянным, мальчишеским жестом. – Где я?.. Почему на дворе ночь? – Бубнила прямо в рубашку и вдыхала родной запах – ёлки, перец и колючки мороза. – Люцифер…

– Что ты сказала? – Он отвлёкся. Исследовал её скулы носом, скользил губами по губам, кажется, целовал глаза, которые она закрыла, и, вероятно, мысленно возводил сложные конструкции в её честь, именуемые на Земле обелисками.

– Какое. Сегодня. Число. – Стоило вопросу сорваться с языка, как на подкорку сознания хлынули события последних восемнадцати дней. С утроенной скоростью подгружались в старую, добрую, не битую на части Вики Уокер, заставляя ойкнуть от осознания.

– Сочельник, Непризнанная. – От чего-то хриплым шёпотом.

Непривычно опешившие, оба замерли, глядя друг на друга.

Страшно удивлённые.

Ошарашенные догадкой.

Виктория, чьи картинки воспоминаний сложены. Люций, понимающий, что произошло. И их рты, что, секунду спустя, сцепились – не расклеить.

***

Он уже сидел в экипаже, когда дверь колесницы отворилась, привнося элемент хаоса. Хаос успел сменить облик, и теперь вместо пародии на сбрую «Смотрите, какая я – женщина-дракон», красовался в синем платье.

– Серафим Уокер, вы сейчас вылетите из моей кареты с поджаренным хвостом, - Сатана смотрел в противоположное окно. Отражение женщины на стекле дёрнулось, покрылось рябью, но продолжало находиться на его территории.

– Могу я отвлечь вас на пять минут? – Тон был подчёркнуто официальным. Она прекрасно понимала, что нарушает все нормы субординации и качает и без того шаткое судёнышко мира.

За спиной Ребекки маячил её личный, богатырского телосложения боевой мамонт. Что, ровным счётом, ничего не значило. Мужчина перед ней легко справится с двумя сотнями таких молодцóв и даже пиджака не запачкает. Но она уже позволила себе эти ненужные, истеричные эмоции… Отступать поздно.

Кучер, заметивший непорядок, спрыгнул со спины почти чёрной в ночи летающей рептилии и поспешил в их сторону.

– Время пошло, - жестом ладони Король Ада остановил суету, заставив низшие сословия прикрыть створки и хмуро пялиться друг на друга в ожидании.

Женщина не готовилась. К сожалению, нет. Это не был один из тех саммитов, когда ты знаешь, что твоим возможным визави на короткое мгновение окажется существо, с которым трудно играть на общем поле.

Потому что, пока ты принимаешь свой лучший мяч от питчера, соперник уже поменял правила, и забрасывает баскетбольный трёхочковый гол.

А то и вовсе возвышается над всей игровой площадкой, дёргая за ниточки кукловодом.

Когда-то она полагала, что Эрагон вылеплен из той же глины. Благоговела перед ним, едва став престолом, и искала пути доказать свою необходимость. Но когда задача оказалась проще некуда, пропал и истовый трепет. Ангел был умён, хитёр, но больше не вызывал в Уокер-старшей ощущения соперника, которого непременно хочется побороть.

Кто знает, может ответ крылся в том, что выступали они за одну сторону. Но, вероятно, всё было ещё проще: и для Ребекки оставались лишь две непокорённых вершины – Бог и Дьявол.

Однако сегодня Уокер – не боец. Сегодня она – мать. Которая, едва успев сменить запачканное Глифтом платье, получила от Матвея сообщение: Сатана сломал шею её дочери, которая, хвала всем тем, в кого серафим не особо верила, жива и даже целее прежнего.

И ведь как чувствовала! Не зря шепнула гарде последить за Викторией после встречи.

Выпустила пар, сжигая грязный наряд, а потом увидела этого не-человека, вылезая из собственной повозки, и начала ломать дрова – такие глупые, такие человеческие, что самой противно.

Давно ведь выучила, месть – блюдо, что подают холодным. Но в Алабаме, где она выросла, били сразу – быстро и больно. Пусть не победит ни разу, пусть переломается ко всем чертям и другим хвостатым, таким её не пронять, не напугать, знает, плавала.

– Никогда, - прошипела по-змеиному, опускаясь на сиденье напротив, - не смейте, - искренне полагала, что если Владыка Ада вздумает свернуть её собственный хребет, это послужит хорошим наказанием плохой мамаше, - трогать, - подвигала рукой, готовясь к самому смехотворному поступку в своей жизни, - мою дочь! – И просто попыталась влепить пощёчину.

Номер не прошёл. Сатана не изменил ни положения тела, ни глаз от окна не оторвал, но невидимая сила сжала запястье до синевы, пока не хрустнула дистальная трапеция. У силящейся не закричать от боли Ребекки закружилась голова.

– Вы, верно, хотите обсудить моё решение? – Он прекратил пытку. С небрежностью монарха поправил свои манжеты и, наконец, посмотрел, на собеседницу. – Что ж, удовлетворю ваше любопытство. Взяли на себя общую задачу и не справились. – Её выходка была настолько неосмотрительной и дурацкой, что, на доли секунды, восхитила своим земным бесстрашием. – Профукали не только свою красавицу, но какие-никакие родственные чувства. Разбитый Сомнус – мелочь для хитросплетений души, серафим Уокер. – Впрочем, эмоция быстро испарилась. Оставляя после себя лишь брезгливое послевкусие. – Не только в чиновничьих кругах Цитадели знают, что для развоплощения нужно целое зеркало Фидеро. Магия осколка ненастоящая. И легко исчезает от такой же ненастоящей «смерти».

– Не думали, что в этом и заключался план? – Просипела, а потом отряхнулась и восстала из пепла фениксом. Видимо это особое свойство всей их породы – падать побитым, утирать кровь, но подниматься.

– Так вы злитесь, что я сломал ваш план, а не шею наследницы? – Он остро улыбнулся, вспарывая мысли, которые серафим гнала даже от себя.

– Наступит день, Сатана, и я буду стоять на похоронáх. И вокруг будет звучать хор. Но ты его не услышишь.

– Не стоит и надеяться, - продолжал улыбаться: почти очаровательно, даже озорно, - этот день несомненно наступит. Лично видел, но уже в другом зеркале. Не тебя, конечно, Ребекка Уокер, ты слишком мало значишь в полотнé мироздания.

Красиво запылала.

Ударил по самому затаённому, по тщеславию, как и полагается дьяволу, для которого не существует секретов. Выстроила себе в голове глобальную рокировку, где она негласно обяжет его однажды к какой-нибудь маленькой ответной услуге за решение дилеммы с двумя детишками. Живописала влюблённому молокососу ужасы безумия, что, видите ли, разрушат душеньку его душеньки. И ядовитой коброй собиралась притаиться и ждать, надеясь, что герой-любовник поставит крест на отношениях ради девчачьей здравости.

Не учла только, что сын у него – никакой не герой, а совсем наоборот. И от скучной девы теперь и на шаг не отойдёт, с головы до ног занятый тем, как собрать её воедино.

Был и другой момент. Интересный. Занятный. Способный пригодиться в дальнейшем.

Это напыщенные болваны в партере могли полагать, что татуировки Люцифера светятся от блеска софитов. Сатана же, давно осведомлённый своим человеком из Школы про дар трансляции, мгновенно сообразил – юное очарование освоило технику. И именно с его отпрыском.

На чаше весов колебались два решения. Оставить всё, как есть, пока это не влияет на королевские планы. Или явить миру акт милосердия от самого Владыки Ада, лишив сына возможности носиться с зачарованной школьницей, как с писанной торбой.

А главное – обязать.

Да, именно так, теперь Люций у него в долгу.

Мальчишка не мог знать про свойства зеркала. Такой информацией владеют лишь единицы. Горстка серафимов, да он с парочкой Первородных. Артефакты создавались так давно и так быстро стали запретными, что в учебниках, поди, сплошная, высосанная из пальца галиматья, и никаких реальных историй. Как до неузнаваемости менялись ближайшие соратники, к которым применили магию целого куска серебра, к примеру.

– Иногда выжить – уже победить, - женщина всё ещё сверкала глазами, но запал растеряла. Ей нечем было крыть, а ответ его «Вы не справились, поэтому проваливайте» не удовлетворял. Однако на большее рассчитывать глупо. Их тандем в заведомо неравных условиях. Она хоть и в амулетах, защищающих от чтения памяти, но полагает, что всё ей не спрятать. Он – даже не скрывает, что это так.

– Ребекка, что ты хочешь? – В голосе усталость того, кто слишком зажился на этом свете.

– Не приближайтесь к моей семье, - она встала во весь свой рост, и теперь нависала над фигурой на сидении. Сатана ничего не имел против. Пусть хоть так возвысится над ним, раз в иных обстоятельствах пришлось под ним полежать.

– Пять минут прошли. – Он снова отвернулся к окну, давая понять, что диалог закончен.

Без кивков и экивоков потянулась ко входу и, наконец, сделала то, зачем всё это так не спланированно планировала в собственном экипаже.

Между створкой двери и стеной кареты как раз имелась обивка, под которую легко влезет прослушивающее устройство. Никакое не магическое почти, а самый что ни на есть земной радио-жучок размером со шляпку гриба.

Когда училась в академии, слабо представляла уровень стагнации этого измерения. Непризнанным нельзя было покидать пределы Школы, не будь на то высочайшего соизволения. Понимание Средневековости, в которой замерла Империя, пришло позднее. И ужаснуло воображение молодой женщины, вдруг осознавшей, что энергия, опутавшая всю планету, никакой не дар, а чистой воды наказание. Как и Земля, ставшая основным проектом Того-Кого-Никто-Не-Видел-Уже-Херову-Тучу-Лет.

Ребекка даже не поленилась закопаться в исторические манускрипты в поисках доказательств своей теории, с каждым новым городом, с каждой посещённой провинцией, с каждым полем пшеницы, усеянным тщедушными безродными в холщовых одеяниях, убеждаясь в собственной правоте.

Архивы подтвердили догадку. Цивилизация Бессмертных появилась сильно раньше человечества и развивалась куда быстрее. Но когда они достигли то ли уровня Средних Веков, то ли эпохи Возрождения, Шепфа взял и породил «младшего ребёнка», населяя его людьми, а потом, как мать-кукушка, бросил семью, повелев «старшенькому» присматривать за «сестрицей».

Наличие магии свело необходимость технологического, экономического и культурного прогресса на нет. Якобы «божий промысел» сделал Землю центром всего небесно-адского бытия.

Любая приличная работа – была связана с влиянием на людей, погоду, события.

Любые ценные нововведения – прибывали из её родного измерения.

Любое желание менять что-то здесь и сейчас – наталкивалось на стену непонимания: «Мы – Высшие, мы несём свет или тьму человечеству, мы благословляем святые души и жарим грешников в котлах».

«Ага, Высшие. Обслуга с крыльями. И несёте вы ерунду! – Поняла тогда Уокер. – И не через тысячу лет, так через три миллиона лет какой-нибудь очередной Илон Маск научится проходить сквозь пространство и время, будучи вполне живым и ни разу не непризнанным, а у тут деревянным плугом пашут, лишь изредка расходуя на столь неблагодарное занятие энергию. Которую всё тот же Шепфа от чего-то не сделал бесконечной! В отличии от ваших утомившихся амбиций».

Никогда не разбиралась в земной городской инфраструктуре, но достаточно пожила с инженером-проектировщиком, чтобы понимать, какие книги тащить с Земли и что предлагать в первую очередь.

Это только её стараниями островная часть Цитадели оказалась полностью освещена на улицах в ночное время суток – смогла, пролоббировала, продавила – и проект, и парочку кроватей, чтобы выбить себе большинство голосов.

На этом, впрочем, всё и заглохло. Ей аплодировали, её хвалили, её находили сумасбродной, но толковой. Однако, дальше разговоров дело не шло. Верха, составлявшие жалкие двадцать процентов населения, пользовались всеми благами обоих измерений, низы, порой, даже не знали, что такое перо и чернила.

И на всё один ответ – такова воля Бога.

«Какого? Где он? Покажите мне этого безумца, что наворотил Вселенных, и выдал безграмотное ТЗ?, - хотелось вопить серафиму за беседами с Эрагоном, - Ребекка Уокер не верит в Шепфу!».

Она и в Сатану бы не верила, но Дьявол дьявольски поимел её в самом буквальном смысле слова, поэтому пришлось проглотить издёвку судьбы.

В конце концов, она всегда глотала.

Так у бывшей алабамской девчонки появилась цель. Особая. Как раз по статусу своего, теперь уже почти бесконечного существования.

Наевшись ролью жены и матери в первой версии жизни и заработав на этом лишь растяжки и изжогу, она принялась точечно, незаметно перекраивать Небеса хотя бы на вверенной ей территории.

Первой стала мебель в собственное палаццо. Столкнувшись с непониманием, что такое выдвижные вешалки, складные столики и ящики с потайным дном, как умела, рисовала эскизы, а потом стала замечать, что подобные шкафы и тумбы теперь красуются не только в её покоях.

Ну а десять лет назад свела знакомство с владельцем единственной радиостанции – да и той, в Нижнем мире, - ушлым усатым стариком глубоко за семьдесят. И тоже из непризнанных. Немецкий офицер Отто Кремер погиб в Первую Мировую молодым связистом. Закончил Школу, был признан стороной демонов, много времени проводил на земных заданиях, но, по случаю, сообразил, что раз есть планета, то и должно быть и электромагнитное излучение.

Он и натолкнул на мысль попробовать притащить прослушку.

Не всё, конечно, работало. Тут, как с огнестрельным оружием и шариковыми ручками, раз на раз не приходится. Благо, старые французские жучки семидесятых годов оказались неподвластны энергетическому полю, заметно сократив её путь от престола до серафима, который одними бёдрами не проторить. Секретное оружие крылось не между ног, а в тайнах, доступ к которым женщина получала, – так или иначе.

Ребекка подцепила ткань, делая вид, что дёргает створку, и тут же оказалась в воздухе. На шее – неприятные, сильные пальцы. Кое-кто даже встал по такому случаю, высота колесницы позволяла.

Её ноги смешно болтались навесу, а лицо из красного превращалось в неприятно-серое. Серафим задыхалась, однако звуков не издавала.

И это было странно.

Даже очаровательно.

И немного смешно.

Сатана не сдержал весёлого настроя: удивительное дело – эти смертные.

– Никогда не сдаёшься, Ребекка Уокер, - без вопросов. Со смешанными чувствами смотрел ей в глаза и недоумевал, откуда вдруг столько безрассудства в слабенькой земной женщине.

Человечью ерунду из пальцев изъял без интереса: смял, испепелил на ладони. Давно уже осведомлённый серафимской памятью, какие цели пришла преследовать, просто ждал, когда перейдёт от размышлений к делу.

– Сломать шею… - голос подводил, мышцы тела тоже, - …вот и все твои способности.

– Не все. – Он хмыкнул, ослабляя хватку. И порадовал себя коротким, скрипящем о её зубы поцелуем, с издёвкой впитывая мучительное негодование и неспособность противостоять. – Пошла вон. – Разжал ладонь и наблюдал, как низко в ноги она ему падает. – Иначе убью. А такие, как ты, не стоят новой войны.

Бекке не требовалось повторять дважды. Вылетела из экипажа, врезаясь в своего телохранителя, и потянула куда подальше. Всё ещё не веря, что жива. Всё ещё не понимая, как у неё получилось.

Между спинкой и сидушкой места, где сидела женщина, лежал второй жучок, всунутый в толщу ткани.

Единственный шанс из миллиона: не можешь скрыть помыслы – сделай дважды. И, если повезёт, за материнскими истериками, тяжёлыми нарядами и сверкающими коронами, одно из двух останется не замеченным.

Сегодня Ребекке Уокер повезло.

***

Хотя Бонт выгрыз его несколько часов назад, когда в Школе разлились первые аккорды танго, заусенец до сих пор кровоточил.

Почти чёрные в вечернем свете глаза юноши в тот момент приросли к зеркалу. Среди танцующих он был занят поиском Виктории. А когда нашёл, чуть не задохнулся от возмущения, увидев, кто у той в партнёрах.

Они выделялись.

Оба – в чёрном, оба – в костюмах.

Единственная пара в чехарде Рождества, где девушка не утопала в кринолинах.

Так до обиды красиво смотрелись вместе, что пленника башни затрясло. Ужасно захотелось, чтобы пришли и утешили. Чтобы сказали, что это просто часть праздничного этикета. Что литые руки на талии прекрасной-ужасной Вики Уокер – всего лишь необходимость. Что она – чарующая, завораживающая, с большим, влажным ртом, - не смотрит на адского злодея с той особой нежностью, которую Бонт даже сквозь поверхность серебра чувствует.

Сказать. Погладить. Убаюкать сказкой на ночь, где единственный человек, проявивший к нему крупицу интереса, хочет сбежать с дурацкого бала к своему Маленькому Принцу.

Да только не поверит он уже в эти россказни.

Всё теперь понятно.

И с этим миром.

И с Девушкой С Именем.

И с холёным хлыщом.

Его светлой и чистой Виктории просто нравится быть заляпанной тьмой, что исходит от демона. С головы до пяток утопать в порочном, мерзком мужчине, что не сводит с неё алеющего взгляда, готовый склонять ко всем грехам.

Бонт сумрачно подумал, что это похоже на дикую природу. Где самая белая и пушистая сучка из стаи всё равно не может устоять в течку перед кем-то большим и сильным.

«Ты способна лишь жалобно скулить и задирать хвост. Значит такие парни тебе нравятся? Ради таких ты счáстлива обманывать меня про свои важные дела?», - танго ещё не закончилось, а он уже знал: они проведут эту ночь вместе. И переводчика с танцевального не надо, чтобы считать это в каждом па.

В тишине, во мраке, не слыша ни единого звука из зеркала, но улавливая отдалённый гул самой академии, молодой человек погружался в то состояние, которое уже случалось. Вчера, в нём же, он обрил свою голову.

Школьники, учителя и гости давно исчезли в отражении, а юноша всё сидел и смотрел в одну точку в центре зеркала, смутно догадываясь, что в стенах замка сейчас разворачивается спектакль.

Обкусанный до трещин ноготь заживал. Но лишь для того, чтобы снова начать кровоточить. Клацая зубами, Бонт нервно, раз за разом, приносил эту жертву одному ему известному Богу, вгрызаясь в палец до самого мяса.

Неправильно, насильственно повзрослев через зеркало в считанные месяцы, он оказался тем, кого не просто впихнули в реальную жизнь, а свалили в неё лицом в сугроб, для надёжности попрыгав сверху. И, окажись парень мудрее и опытнее, понимал бы – проблема не в даме сердца, что не разделила чувств. Вики Уокер просто оказалась той последней каплей, точкой невозврата, после которой он больше не мог терпеть.

Но ни опыта, ни мудрости невольнику получить было негде. Поэтому во всём, что бушевало в душе, он несправедливо, по-детски оголтело винил отныне Викторию и сатанинского сына, видя в них и, особенно в ней, причину своих страданий.

Когда ночь полностью вступила в права, а главный зал успел не только наполниться празднующими заново, но и окончательно опустеть, Бонт дёрнулся, скидывая с себя странное летаргическое чувство и понял, что Девушка С Именем больше так и не появлялась.

Проверка зеркала в её комнате оказалась напрасной – там было темно и пусто. И, забыв про все данные себе обещания, студент с шальной яростью понёсся по коридорам, прыгая в отражениях без страха быть обнаруженным.

Пусть все видят, что он давно уже наблюдает за прегрешениями Бессмертных, в курсе их постыдных секретиков и отлично знает, что с этим делать.

– Спасёт только ампутация, - с видом лекаря шепнул сам себе. – Гниение уже не остановить. Поражённые участки не вылечить. Остаётся резать.

Хотел и дальше бубнить под нос вдохновенное и запретное, но замер на кровати, глотая язык, слова, гордость. Подавился кислотой слюны. В зеркале одного из поворотов возник тёмный силуэт с багровыми крыльями. На руках Принц Ада нёс… кого-то. Ошибки быть не могло – Вики. Вики Уокер. Которая обвивала его шею и губами шептала на ухо с усталым, но безмятежным лицом. Как в первую их с Бонтом встречу.

Когда школьный узник понял, что слипшаяся парочка заходит в одну из дверей, чуть носом о стекло не приложился – силился рассмотреть зеркальную поверхность. Иначе в незнакомое помещение было не попасть.

– Так вот ты какая – спальня Л ю ц и ф е р а, - прожевал каждую букву чужого имени, вызывающего ревнивое удушье. И прилип к «экрану» с крошечным обзором на часть кровати.

Сначала ничего не происходило. Минуты шли, а в «кадре», тускло освещённом светильником, словно всё замерло. Но когда Бонт, почти уверовавший, что они просто вышли из комнаты, собирался отложить зеркало, чёрное покрывало на постели пошло складками, демонстрируя сцену, которую и в иллюстрациях «Серафима» не сыщешь.

Девушка С Именем. Голая кожа её плеч. И рот – жаркий, мокрый, открывающийся от тех звуков, которые он никогда не слышал, но прямо сейчас так отчётливо представлял.

Из-за полога, что, словно кулиса, заслонял нежеланному зрителю просмотр с дешёвой галёрки, пареньку не было видно ничего кроме мятущейся в агонии головы, да волос растрёпанных. Но, глядя на её макушку, скользящую вверх-вниз в бешеном, быстром темпе, наблюдая, как сладко закрываются глаза непризнанной, как, будто на бис, в обзоре появляются татуированные руки, порхающие по её скулам, сжимающие щёки, пальцами-змеями заползающие ей в рот, пояснений не требовалось.

Не такой уж пленник башни и мелкий, чтобы полагать, что у них там страстная, шахматная партия за балдахином.

Уже не думая о том, что может себя сдать. Не думая вообще ни о чём. Лишь до золы прогорая в похотливом гневе, он взмолился, ловя её возбуждённый взгляд. Но безуспешно. Когда Вики Уокер распахивала ресницы, то смотрела исключительно перед собой – туда, где над ней нависал Тёмный. И проделывал с девичьим телом всё то, о чём ему, Бонту, оставалось лишь робко фантазировать.

А когда выгнулась дугой, наверняка оглашая своими стонами стены их спальни, а холёный выродок рухнул сверху, накрывая её, взметая в воздух сонм серых и красных перьев, парню с зеркалом захотелось завыть. Потому что их поцелуи, такие животные и глубокие, оказались даже хуже того, что он видел ранее.

Бонт швырнул волшебный артефакт на кровать и отодвинулся. Но и этого показалось мало. И тогда он истерически двинул ногой по раме, слизывая с губ подкатившие слёзы.

Зарядил пяткой как следует, уже не борясь со всхлипами. А последнее, что услышал сквозь своё отчаянное рыдание, был треск стекла.

Зеркало, угодив на пол, разбилось и навсегда утратило магию.

***

Своей прозорливой запасливости Люций порадовался. Глифт был кстати, чтобы накачивать себя и её до состояния, когда колдовские чары, сломанные шеи и Владыка Ада с непонятными целями, выглядят твоим обычным сочельником.

«В общем, Непризнанная, мы сейчас пьяные, - девичья голова лежала на его плече, и демон едва справлялся с желанием поцеловать её в макушку, когда в мозгах сияло «Это настоящая Уокер!». – И голые. И трахались. И будем трахаться ещё. И ты…», - слов не хватало даже мысленно. Сплошное нездоровое восхищение рождественскими чудесами, пляшущее в хмеле и теплоте её кожи.

Виктория потянула руку к бутылке, зажатую между их телами. Голова была пустой и лёгкой, ноги ватными и неподвижными, а на периферии сознания тягучей, алкогольной синевой текло совсем уж нежное. Про то, что ничего не имеет смысла кроме этого Здесь, Сейчас, С Ними.

– Я уже говорила, что твой папочка-убийца велел напомнить тебе о благодарности? – Она нетрезво хихикнула, отглатывая чуть больше, чем могла себе позволить. И тут же подавилась, заплевав подбородок, грудь, край подушки.

– Трижды. – Люцифер наигранно вздохнул при виде её неаккуратности, - заставлю стирать, Непризнанная. Не впихивай в себя то, что не влезает.

– Один знакомый мне сатанинский наследник, - блондинка по-козьи трясёт лохмами от смеха и меняет погоду в его внутреннем доме, - всегда говорит «Не дрейфь, поместится».

Вообще-то именно он тут – искушающий демон, но противостоять воскресшей уокерской магии нет ни желания, ни сил.

– Я с ним знаком, - остаётся одно, подтянуть её к себе на ручки и усадить лицом к лицу, - не доверяй этому мерзавцу.

– Знаешь, - пропускает мимо ушей и трещит без умолку, затапливая всех имеющихся чистокровных варварской, хрестоматийной радостью, - я ведь и так всё помнила. Ну та часть меня, что была загнана в подсознание. Но отрывками, - тянет свои пальцы к идеальным линиям лица и начинает обводить их, точно ребёнок – контуры иллюстрации, - а теперь картинка такая ясная и чёткая. Будто похмелье прошло, и все проплешины событий заполнены.

– И что ты думаешь? – Будем честны, ему не интересно, что там Непризнанная думает. Но пока её ладони порхают по его лицу, шее и окапываются в шевелюре с видом партизанского лазутчика, Люций готов слушать эту галиматью до конца своих дней. И ещё дважды по столько же.

– Думаю, - Вики замирает, останавливается, - что, поверь ты той, другой Уокер, я могла бы натворить много глупостей. – Пронзительно вжимается в него лбом и трётся носом. – Так что это ты меня спас, заносчивое отродье. То через плечо перекинешь, то в углу защемишь, то зельем опоишь, то… исповедаться заставишь. – Чмокает его в висок и рассматривает, - фигов спасатель…

– Спаситель, - он ухмыляется. Поправляет с самой довольной мордой. Красивый, хоть глаза выколи. Изверг этакий. По нему и не видно, что пьян. Лишь радужки сияют больше обычного.

– Давай! – Виктория берёт мужскую ладонь и мотает ей над своим затылком. – Сотвори чудо, Сын Божий! Вдруг на рассвете мне предстоит отправиться в долгую пешую прогулку к Лернейской Гидре, а я не в форме.

– Меня устраивает. – Вместо помощи играет на нервах низким голосом. Перехватывает запястья, отводя их за спину, и тем самым к себе придвигает. – И твоё состояние, - утыкается в ложбинку на шее, прогибая девушку, и на вдохе одном достигает правового соска. – И твои формы.

– А ты участвовал в соревновании? – Едва проговаривает, как вынужденно кричит – туго, плотно, утробно. Зубы демона впечатаны ровно куда следует. Закручивают узел боли с истомой, заводят ощущением карнавала из влаги и упоительно растянутых мышц.

– Ты не слишком умная и слишком бесстрашная. – С недовольным видом выпускает сосок из губ и гнёт бровь так, что, будь она целомудренной, порвалась бы от одного этого. – Я его выиграл. Дино-душнино проиграл. Непризнанных в наш первый год не было. – Взлетает и вторая бровь. – Почему так уставилась?

– Хочу запомнить этот момент. – Кончик языка прикусывается. На лице его персонального святотатства полное удовлетворение. – Момент, когда Люцифер сказал всего-то «не слишком умная»!

– Уокер-р… - рычит и щурит взор.

– Нет, пожалуйста, не лишай меня этого счастья! – Но она пьяна, юна и способна идти пиратствовать, сеять раздор и своё слово по морю аки посуху. – Все дуры, идиотки и истерички сейчас скорбно, прощаясь, плачут в углу.

– Почему со мной ты такая язва? – Теперь, когда член вновь упирается ей между ног, в комнате врубают июльскую жару.

– Потому что ты – кретин! И потому… - Виктория сбивается. Как-то резко и безалкогольно втягивает воздух сцепленными зубами и добавляет, добивает, - потому что я люблю тебя. И не хочу изображать с тобой вежливую осознанность, когда сама – не такая.

«Если я когда-нибудь думал о том, что ты просто не можешь быть ещё лучше, знай, этот мой двухтысячелетний гундёж – полный пиздёж. Можешь. Абсолютно всё уже можешь… Пить мой Глифт, есть мою клубнику, пачкать мои простыни, топить мои мозги… И даже если весь Нижний мир встанет против тебя, у меня всё равно будет стоять на тебя, Непризнанная».

– Ты такая дура… - растягивает слова и свою земную, новообретённую Богородицу. Приподнимает на руках, плотью вдавливаясь в прекрасное, нетрезвое тело.

Хлипающее, хлюпащее, настоящее.

***

Бой часового колокола на школьной башне вывел из состояния сна. Часом ранее из состояния алкогольного опьянения её вывел Люций. После чего они мгновенно, не сговариваясь, вырубились, смóренные событиями и общим недосыпом.

Виктория прислушалась, считая удары: «Семь, восемь… кажется, оно!.. Одиннадцать, двенадцать…».

– Счастливого Рождества! – Рявкнула в краешек демонического уха скаутским горном.

– Ты орёшь, - глухо простонали в ответ. – И дрыгаешься как курица.

– Зануда, - отмахнулась Вики, выскакивая из постели. Обнажённая замерла у окна, облокотилась на подоконник и смотрела на похабно звёздное небо, с которого, словно по сказочному велению, посыпался снежный попкорн. – Офигенно красиво это всё…

– Угу, - он сглотнул. Что там за окном, в душе не ебал, но был согласен с каждым её словом. Ничего красивее, чем эта голая женщина, прилипающая к стёклам в его спальне, в жизни не видел. Одна из тех картинок, которые уже не вытрясти из памяти, помещая её рядом с такими же – необыкновенными.

– У меня нет для тебя подарка, Люцифер. – Уокер прижалась к каменному откосу, неловко разводя руки.

– Значит мы в равных условиях. – Он сел. Вальяжно согнул ногу в колене, а другую – с удовольствием вытянул во всю длину.

– Что принято делать на бессмертное Рождество? – Виктория примостилась в кресле. И почувствовала себя героиней «Основного инстинкта», сверкая всем тем, что вполне могло сойти за презент.

– Благодарить Шепфу, - поморщился с вызовом, - за всё, что тот преподнёс.

– Что ж, - она распрямила спину и плечи, изображая пай-девочку, - дорогой Создатель, спасибо тебе, что я умерла, чётко следуя твоему у-божественному промыслу. – Губа непроизвольно дёрнулась, костяшки пальцев сжались. – И спасибо, что ты хотя бы постарался это компенсировать почти двухметровым дьяволом в моей постели… в его постели… Во всех постелях и на прочих горизонтальных поверхностях! – Она прикрыла глаза, чтобы не видеть победителя конкурса «Мистер Насмешка – 2020». Втайне боясь погрязнуть в ощущении, что говорит не Богу, а мужчине напротив. – За новообретённую мать – дизлайк. Забери себе. Носи с удовольствием. М-м… Аминь?

– Благословения ждёшь? – У самого лица. И как только умудряется бесшумно, молниеносно перемещаться, заставляя в контрасте ощущений блуждать? Воздух прохладный, а от него, как от печки, жаром веет.

– Твоя очередь, - кулачок влетает в пресс, не глядя на всё, что ниже. Хотя всё, что ниже, явно оценило её кульбиты с ногой на ногу. – Не нарушай традиций.

– Мне не за что благодарить Шепфу. – Первокурсница всё же юркает под рукой его, упёртой в подлокотник, но замирает и ёжится от слов. – Мне не за что благодарить Шепфу, потому что ты не была частью промысла, Непризнанная. – «Обернись, пустая башка! Обернись и прилипни ко мне… Влипни в меня! Я тебя до хруста тискать хочу…». – Тебя убил Бессмертный.

– Что?! – Крутанулась с самым ошалелым видом. – Откуда ты…

– Фото из твоего университета. – Сложил на груди руки, подмечая каждую её эмоцию. – Там было лицо-иллюзия. Знаю, потому что и сам получал его на задании.

– Я не понимаю… - Вдруг померещилась ему такой маленькой девочкой, что захотелось вызвериться на самого себя за слюнявые сантименты. Но, чуть больше, затопить Уокер в объятиях.

– Личины, которые мы получаем на Земле, принадлежат давно умершим. Ты же знаешь. – Да какого блядского цербера он отказывает себе, будущему Королю грешников, в такой мелочи? Вскинул ладонь, дёргая и вынуждая утыкаться в широкую грудь. – Шанс, что это был случайный Бессмертный, шедший по своим делам и залюбовавшийся на твою жопу под мантией, ничтожно мал. – Скованной, но твёрдой рукой, внезапно провёл по её волосам. А потом ещё и ещё. Уже не способный остановиться. Не с ней. Не сейчас. Никогда. – Ставлю не глядя, это и был убийца. – Приподнял за подбородок, сжимая крепко, по-хозяйски. – И моя «благодарность» непременно его отыщет. – Наконец въелся в губы, прошибая иглами тока, щетиной дразня, затыкая собой, языком, всем.

«Прикончу и не быстро. Хотя мне ему впору песни петь, дворцы возводить и красный кумач под ноги бросать… Вот насколько я пропал, овца непризнанная».

– Слушай, - елозит выдрой. Беспокойная, хоть убей. Впрочем, с ней не сработает. Выживаемость на максималках. – А если личины принадлежат умершим, как не влипнуть в ситуацию, когда тебя узнали?

– Уокер, – самая демоническая ухмылочка в её сторону, - а откуда по-твоему берутся все эти истории «Вчера я видела живого Элвиса: интервью с домохозяйкой из Северной Каролины»?..

***

Проникаясь намерением затеряться среди подушек и одеял, отползая всё дальше по постели, Вики снова повернула голову, и поняла, что упустила главное.

Главного.