Тридцать пятый псалом: Двести двадцать хитростей (1/2)

Проснулась Мими до неприличия поздно. Время завтрака не просто вышло, но успело смениться обедом. Часы отражали больше полудня, и в воздухе начинала витать непередаваемая атмосфера грядущего, самого главного праздника в году.

Когда демоница была маленькой, она ждала сочельника, чтобы поскорее наступило следующее утро. Именно тогда ей причиталась гора подарков, готовая соперничать по высоте с Узумским перевалом. Оставленная то ли Святым Николаусом, то ли Крампусом под мандариновым деревом, которое её мать лично наряжала крошечными сушёными головёшками и сладостями, эта гора становилась главным пунктом назначения.

Теперь, когда выросла, девушка ждала уже не заветного Рождества, а ночи, что вступит в свои права сразу после блистательного праздника. До самого рассвета запланировала провести её в синей «одиночной камере» своего персонального подарка – ростом где-то сто восемьдесят три сантиметра, большие белые крылья, золото волос.

И чем больше она разглядывала Дино в те редкие минуты, что они проводили вместе, тем чаще недоумевала, как могла не замечать этот шедевр ранее.

Первокурснице нравилось абсолютно всё: бледная, благородная кожа, так хорошо контрастировавшая с её смуглым оттенком; якобы невинные – хотя она уже знала, что это не так, - круглые глаза, которыми он в её компании обычно успевал делать две вещи – неодобрительно щуриться или восхищённо взирать; то, как интересно, с увлечением, он рассуждает об учёбе, о мироустройстве, о системе, которую надо полностью реформировать.

В её светлоликом зефире не было мятежной страстности, которую в былые времена она находила крутой, но и сама девушка внезапно поняла – её революционного запала хватит на них двоих; а вот чего у неё нет, но в избытке имеется у сына Фенцио – это рассудительности. Той самой, которая позволит не сжигать дотла все миры, но быть вместе, потому что он – мудрый и, как ни странно, прыткий, легко подхватывающий правила игры, в рамках которой сейчас им требуется скрываться, но, однажды, Дино окажется способен изменить эти правила под себя.

Зачем ей ещё один бунтарский демон, а то и демоница, коллекцию которых она уверенно пополняла с семнадцати лет, когда Шепфа создал такие голубые радужки и твёрдые бицепсы цвета сливок? А сливки Мими любила.

Это как Уокер с Люцифером. Она – славная, она – чокнутая, она – добрая по всей своей сути. Долбанутая принцесса с мещанской Земли. Даже хорошая… по крайней мере, была. Куда уж логичнее, что ей нужен именно злодей. Самый порочный ублюдок Вселенной, внезапно захлебнувшийся человечиной. Тот, что не будет жертвовать ей ради спасения планеты, но тот, что пожертвует планетой, ради её спасения.

А не самые нежные, но очень напористые принцы, способные вытворять с соскáми одной брюнетки то, что они умеют, пусть достанутся «тёмной стороне силы». В конце концов, тут и печеньки, и портупеи, и уверенная поза наездницы. Так что это она – Мими – главная злодейка в своей сказке, и ей – Мими – нужен славный, добрый, пусть не слишком чокнутый, но это поправимо, малый!

Придя к такому простому выводу вчера, после Крылоборства, демоница снова репетировала текст роли. Делать это где-то кроме спальни Дино считалось кощунством даже по адским меркам. Поэтому, когда спустя часа два, они всё же выползли из постели и добрались до свитков, первокурсница неловко сунула своему любовнику свёрток и поздравила с наступающим праздником.

– И что там? – будущий Бенволио школьной постановки сложил на груди руки, не спеша радостно вырывать кулёк. – Рождество через два дня, дьяволица.

– Там фрак, - уныло и вынуждено донеслось в ответ. – Решила, что подарю сейчас, чтобы…

– …было привычнее танцевать на открытии бала с кем-то твоего уровня? – Ангел улыбнулся, но глаза оставались ледяными.

– Нет конечно! – Мими запальчиво кинула презент на стол и хлопнула себя по голым бёдрам. – Я никогда не планировала искать кого-то богаче себя, Дино-дурина, потому что никого богаче меня просто нет!

– Ну как же… А Люцифер?.. – Он злился. Понял это, потому что в голове забила в барабаны не только обида, но и натянутая струнами нервов ревность.

– Не уверена, - задумчиво повела не менее голыми плечами девушка, - быть монархами Ада не значит быть самыми богатыми. Скорее всего Люций – самый богатый наследник. А я – ещё более богатая наследница. И, как ты помнишь, на алмазных и золотодобывающих шахтах по всей Империи висят таблички с именем моего отца, не Сатаны.

– Тогда, - Дино неожиданно резко прижал её к себе, заставляя вспыхивать и гореть от той сумасшедшей скорости, которая скрыто текла в его жилах, - давай я скажу это один раз, и мы больше никогда не вернёмся к подобному разговору. Я приму подарок. Который ты подаришь мне на праздник. Но подачек, - его губы вжались в макушку, удачно расположившуюся под небритым подбородком, - не приму.

– Но я не! – Мими попыталась пылко возразить, но поздно, с головы до пяток её затапливало осознание, что попытка провалилась с ужасающим, постыдным для обоих участников треском, и – мужской тон не оставлял сомнений, - случись такое ещё раз, видеть ей впредь ангельское тело лишь во влажных, сиротливых снах. – Да и ладно! – Пискнула в грудь и медленно сползла на колени на пол, забивая и рот, и голову действительно достойными девушки её возраста вещами.

Успев принять душ, первокурсница расчёсывалась и лениво размышляла, куда Непризнанная делась в такую не-рань, и в чём та намерена идти на мероприятие. Сама демоница припасла себе роскошное чёрное платье, так плотно обтягивающее каждый изгиб, что, может, оно и к лучшему, что завтрак пропущен, и ланч тоже грозится быть в пролёте.

Когда проснулась, первым делом проверила полог соседской кровати, но внутри пустовало. Это выглядело странным, потому что в минувший вечер Уокер вернулась за полночь, а выглядела так, словно ей вспахивали Адские Пустоши для пригодного для житья состояния. Но, едва взглянув на искусанные, полнокровные губы и ещё алеющие засосы на шее, Мими поняла – Пустошами там и не пахло.

Впрочем, нечто адское несомненно побывало в этой смертной деве.

И, возможно, не раз.

Брюнетка хмыкнула вместо приветствия, ибо теперь они хранили напряжённое молчание, и тем самым заставила Викторию вскинуть голову. Ожидала чего угодно, но только не того, что увидела: вместо злобного недовольства – растерянный, сияющий взгляд, вместо кривящихся губ – вдруг прозвучавший ответный хмык.

И это сразу стало одним из тех случаев, когда коллективное хмыканье значило куда больше любых слов.

От раздумий у зеркала отвлёк стук. В чём была, девушка дёрнулась открывать.

– Сходишь со мной на свидание в новом году, Мими – дочь Мамона? – Он явно готовился. Стоял в дверях, краснея до самых кончиков ушей и зажав в ладонях горшок с багровым остролистом.

– Я с тобой и на бал схожу! – Она фыркнула от этой картины святой невинности, наконец, замечая, растение. – Ты что, принёс мне цветы? – Демоница внезапно стала на десять лет младше, напоминая сконфуженного, но ужасно шкодливого ребёнка. – Дай сюда!

– Что? – Дино словно забыл про цветок. Впрочем, немудрено, открыла брюнетка в одних трусах. И по девичьему лицу было видно, это привычный наряд для приёма гостей и вечернего чаепития. На грудь занавесом ниспадали длинные волосы. Совесть в оформлении отсутствовала. – А, да. Это тебе. – Сообразив, ангел протянул свой подарок.

– Приму, - первокурсница проворно схватила кадку одной ладошкой, а второй – неожиданно сильно втянула мужчину внутрь, затворяя дверь, - и цветы, и приглашение, - оказалась на цыпочках, но всё равно не достала до лица, поэтому дёрнула сына школьного учителя за воротник навстречу, - если ты сходишь со мной на мюзикл «Ромео и Джульетта» где-нибудь в Европе в новом году, - выдохнула, томительно и уместно, в приоткрытые от удивления губы и этим не оставила выбора – такую срочно требуется целовать.

Минимум часов десять.

***

Бонт принарядился. Долго перебирал одинаковые холщовые штаны и такие же невзрачные туники мешковатого кроя, пока не отыскал в шкафу те, что по-темнее, да по-новее. Старался уложить волосы и самым гнусным образом рыскал в разнообразных фолиантах в поисках косметических чар, способных зафиксировать результат.

Так, как Ей бы понравилось.

Так, как у него никогда не было.

Так, как было у другого.

К приходу был полностью экипирован, чувствуя себя рыцарем намеченного поединка. В планы входило поцеловать Девушку С Именем, ощутив ответную взаимность. Не одних же уроков ради она является к нему почти каждый день?!

Губы Вики Уокер стали навязчивой идеей, не взятым, но таким желанным рубежом, чёртовой битвой за Эдем в истории Империи. Они снились, они манили, они двигались, бестолково говорили с ним больше двух недель, а теперь они должны… нет, просто обязаны оказаться в его рту – тронутыми, искусанными, захваченными.

На крайний случай, едва соблаговолившими одарить лёгким касанием.

Но не адского хлыща, а только его.

И тогда она всё поймёт. Без лишних слов. Без ненужных объяснений. Окунётся в мир «узника башни», уверует в его истины, станет его девочкой, девушкой, избранницей. Шепфа, помилуй… Скифа и Церцея, не дайте соврать… он даже готов простить ей былые прегрешения, если всё получится!

Ровно с таким настроем Бонт и принарядился.

Уселся в предвкушении.

Смиренно ждал.

И всё бы хорошо, но было это вчера. В разреженный от мороза и пронизывающего ветра декабрьский вечер, когда она впервые не пришла в назначенный час. Да и через два тоже не явилась. И даже зеркало не дало ответа на вопрос, где пропадала непризнанная, уж он-то проверил. Исследовал всё, что знал, и до чего мог дотянуться взором из окна и в сознании – от самых постылых кабинетов до комнаты, где не было ни одной живой души.

Тогда-то это и случилось.

Молниеносное, пугающее жестокостью, совершенно дрянное.

Спустя почти четыре часа маринования себя самым дикими мыслями, юноша сорвал рубашку с тщедушной груди и оказался в ванной комнате, залезая под душ в остатках одежды. Съёжился там под градом ледяной воды, которую вывернул на максимум, и замер на неопределённое время, стуча зубами – не то от холода, не то от ярости.

А когда первая волна миновала, ссутулился у самого обычного зеркала, склоняясь над раковиной и вдруг замечая в отражении куцего, мокрого цыплёнка с налипшими на лоб прядями волос, который не мог растопить сердце не то, что красивой девчонки, запавшей на другого – блистательного и Тёмного, - но даже учителей, что ни разу за все столетия не полюбопытствовали, как ему тут живётся одному – без воздуха, без прогулок, без сверстников.

Решение явилось внезапно.

И парень взял в руки бритву…

***

По местным меркам они считались зажиточной семьёй. Смешно, конечно, потому что кроме той самой коровы, названной Авророй, которую тёлка понесла на утреннюю зарю, из пресловутых богатств не водилось даже лишней головки сыра.

Убогое, вечно жующее пожухлые вершки брюквы создание, чьи рёбра можно было сосчитать даже с высоты полёта, бродило по двору с грустными глазами, не давая в достаточном количестве ни молока, ни потенциального мяса, словно на зло отказывающегося прилипать к скелету, сколько не корми. Хотя аппетиту парнокопытной могла позавидовать добрая пара дородных буйволов. Увы и ах, унаследовав величайший из даров – прямой, как маячившее на горизонте тусклое будущее, пищевод, из которого всё тут же и выходило, - корова и не дохла, и не приносила пользы.

– Очисти двор, - грубо кричала в такие мгновения мать, наблюдая лепёшки из окна.

В другие дни, когда он болел или отца не было дома, она говорила совсем иное. Там было и трепетное «Ты устал? Ляг, отдохни. Утро вечера мудренее», перетекающее в «Давай сюда, на мою подушку». И даже ласковое «Ты будешь спать, а я буду рядом. А когда ты сладко зевнёшь и повернёшься на живот, я пойму, что тебе уже видятся красочные сны с разноцветно-лиловой, дурманящей радугой, и начну выискивать глазами все твои шрамы, чтобы коснуться, почувствовать или прижаться прохладными губами к этим зажившим, чуть более светлым, чем твоя кожа воспоминаниям».

Вот этот – сзади шеи – старый, ещё детская драка.

Рубец вдоль ключицы – «поцелуй» ездового дракона.

Многочисленные на руках – он вынужден работать с самых юных лет.

А тот, что в сердце, даже и не думает заживать спустя столетия.

Человек в мантии качнулся на стуле и отправил в рот картофелину. Окажись она волшебной, глядишь, исцелила бы его, заполнила бы своим крахмалом трещины в душé, отгоняя демонов. И ангелов. Да всех, кто давно уже пиршествовал, пожирая нутро и заставляя изображать того, кем он не являлся.

Но пустота, словно чувствуя скорую развязку, только росла. А вместе с ней росло и желание ещё раз пройтись по всем пунктам своего плана. Особенно, когда он претерпел небольшие, но значимые изменения.

Во-первых, трагическая гибель Палмер была уже не нужна. Посещение мальчишки в башне оказалось кстати. Он заметил копию Некрономикона на полке и, пользуясь расположением, попросил полюбопытствовать, а доверчивый ребёнок тут же согласился. Остальное довершили фотографическая память и в достаточной мере развитые способности к заклинаниям.

Книга, конечно, не была запретной, но, не увидь человек в мантии её у Бонта, и не вспомнил бы, что были же какие-то подходящие чары, и как раз ему по плечу.

Так оно и вышло.

Глупую Лору не пришлось просить дважды. Намекнув задержаться после пары, он просто назначил непризнанной время и место, куда она явилась строго по расписанию.

А дальше – Сатана, раздери! – взыграла честность. И он возьми и ляпни, что надо просто позволить ему применить магию, чтобы она его забыла. Даже не обряды, нет. Всё будет помнить в мельчайших деталях, кроме жреца, что их инициировал.

– Зато сможешь снять амулет и не прятать его постоянно, - присовокупил в конце пояснения.

– Хорошо, - проблеял агнец, выглядящий удивительно хорошо для всей, сотворённой с ней фигни, - я только хотела спросить… А мы не можем повторить?

– Повторить что? – Удивился человек в мантии.

– Ну вот это всё, с кинжалом… - девушка опустила глаза в пол и пожевала губами, как корова Аврора из его отрочества, - он уходит! Уже не то! Словно соскакивает. Вы говорили, эффект будет долговременным.

– Я говорил, что так будет, если есть подходящая почва. – Незаметно провёл рукой по лацкану длинного одеяния, проверяя, на месте ли кинжал. – Ты уверила, что волноваться не о чем.

– И что мне теперь делать? – По лицу видно – готова разрыдаться.

– А что в таких случаях обычно делают дамы твоих лет?

– Ладно, - Палмер смирилась. Тряхнула головой, теребя цацку на шее, которая уже отпечаталась зудом на коже, и покорно выпятила грудь.

На этом всё и завершилось.

Используя энергию, человек в мантии стёр Лоре воспоминания о самом себе на небольшой отрезок времени, заранее зная, что решение временное, потому что, в конечном итоге, жертвенная овца всё-таки последует в небытие, но уже в совсем иных декорациях.

Во-вторых, удалось если не ликвидировать, то хотя бы обезопасить себя от проблемы по имени Геральд. Потому что демон только и делал, что вынюхивал в последние пару недель.

Тут, конечно, всё больше свезло, но в подобные случайности не верил ни он, ни гороскопы: удача – признак того, что тебе благоволит мироздание.

Лишь заполучив манускрипт от упокоившегося сильно раньше срока на дне озера раззака с одного из адских Кругов, человек в мантии прочитал всё, что казалось ему интересным, и решил избавиться от свитка самым экстравагантным способом – отправить тот Сатане. Делать подобное от своего лица было неуместно и попросту опасно. Убитый служитель из числа низших мог иметь родню, мог сохранить переписку, мог сообщить о своём намерении посетить Школу в ночи́, приглашённый на рандеву. Одним словом, слишком многое мог.

Поэтому, когда болтливая Мисселина вдруг рассказала историю про украденную из Цитадели подделку, он уже знал, как действовать. Выкрал фамильную печать Геральда и отправил старинную рухлядь, столько времени покоящуюся в недрах Ада, от его имени, полагая, что либо порадует этим в целом симпатичного ему коллегу, либо, не приведи Создатель, сможет использовать против него.

Ну а дальше всё пошло по второму сценарию.

И, как был уверен человек в мантии, письмо, отосланное знакомому из небесной столицы, теперь висит заряженным ружьём над головой профессора Техники Защиты, ожидая последнего доказательства правонарушения – премии из самого Чертога.

***

– Джеймс Бонт?! – В тоне – голое, как его черепушка, изумление. – Что ты сде… - Вики замешкалась, разглядывая молодого человека перед собой. – А знаешь, тебе идёт! – Наконец выдала она. Бритая голова, на которой едва темнели остатки волос, подчеркнула выразительные глаза и особую, невинную порочность облика. Пожалуй, он даже стал красивее. Всё ещё нескладный, но в своём роде притягательный.

– Спасибо. – Голос был сух, а сам парень безучастен. – Как ты прошла?

– В учительской собрание, оба архангела там. – Она стянула тёплую мантию, купленную вместе с матерью в Цитадели, и привычно уселась на кровать. – Так себе у тебя охрана.

– Понятно. – И не взглянул в её сторону, сидя за шахматным столом и разыгрывая одному ему известный гамбит.

– Вчера не вышло, - на этот раз Виктория сама скинула обувь, подтягивая ноги и устраиваясь среди вороха подушек на не заправленном белье: «И где твой спартанский дух, доблестный воин?». – Поставили генеральную репетицию. – Невнимание начинало злить, поэтому студентка схватила с тумбочки первый попавшийся журнал и запустила им в сторону юноши. – Эй! Я же объяснилась!

Девушка С Именем врала, Бонт чувствовал это. Слова вились кольцами, пытались проникнуть на подкорку сознания, приласкать, утешить темноту, притаившуюся внутри, но не достигали цели.

– Это хорошо, - он поднялся. Сутулый, задумчивый, острый, как игла. – Ты пойдёшь на бал?

– Странный вопрос. Я танцую и играю в спектакле. – Уокер внезапно стало зябко. И это в вечно затхлой, душной, закопчённой камином мансарде. – У меня выбора нет.

– А будь он у тебя? – Она не успела среагировать. Секунду назад мальчишка находился в дальней части помещения, а сейчас вдруг вырос прямо перед ней, впиваясь рукой в изголовье и нависая нелепой тенью. – Будь у тебя выбор, пошла бы?!

Сначала первокурсница думала хорошенько ударить его пяткой и сразу в нос. Затем, отшутиться и солгать, как уже привыкла. Но имелась одна мелочь, заставлявшая отказываться от подобных намерений: ей было стыдно. Ополовиненная, но, по итогу, всё равно оболваненная дьявольским сыном, Вики Уокер испытывала угрызения совести.

За эти две недели Бонт оказался тем, кто принимал её в нынешнем виде, по незнанию не делая скидок ни на колдовство, ни на былой характер. Молча, наивно, до прилипчивости жалко не требовал ничего и никого не пытался вернуть. Безропотно выполнял функцию терпилы, занятый её домашними работами, и получал в обмен лишь крохи, когда королева снисходила до общения.

«Короче, - честности ради рассудила она, - у него есть все причины злиться».

– Пошла бы, - чуть ли не впервые искренне произнесла в ответ, не отводя глаз. – И мне по-настоящему грустно, что ты тут заперт.

– Это первая правда, которую ты мне сказала, Вики Уокер? – Он наклонился ниже, проявляя недюжинную сообразительность.

– Про «Звёздные войны» тоже было по чесноку, - устало вздохнув, не находя сил себя отбеливать, она, наконец, расслабилась. В голове, больше не принадлежавшей одной лишь амбициозной мадам, но ещё не вернувшей себе всю часть утраченной личности, воцарился обречённый покой. Опасности Непризнанная не ощущала.

И зря.

Потому что, разглядывая девушку перед собой без намёка на прежнее простодушие, Бонт размышлял о вещах, когда-то казавшихся недопустимыми.

Например о том, что он гораздо сильнее неё, и может прижать к кровати и проделать то, о чём несомненно пожалеет.

Или том, что может вырубить её одним ударом и снова проделать то, о чём пожалеет.

В мыслях роилось разное. Что, если Виктория не та, кого дóлжно спасать, но та, от кого нужно спасаться? Та, с кого необходимо начать очищать этот мир, делая из него идеальный, уравновешенный абсолют?

Посланная ему, как испытание. Сотканная из красивых пороков, которые его обольщают, как оно всегда бывает на пути истинного Святого.

Молодой человек ещё раз скользнул взглядом по фигурке, затянутой в простое бежевое платье, и дёрнул щекой – вожделение вытесняло всё. Оно, как цунами, без предупреждения вторгалось в разум и сносило любые мысли, оставляя после себя лишь хаос цвета её кожи.

– Ну хорошо, - он не мог ненавидеть Вики Уокер. И сделать с ней что-то совсем плохое тоже не мог. Поэтому просто присел у кровати на корточки и взял за руку. – Могу я пригласить тебя на очень поздний ужин после бала?

У Бонта оказалась цепкая пятерня. Он схватился за кисть, как за последний размер модного бренда на Чёрную Пятницу, и держал её не столько крепко, сколько с маниакальной настойчивостью. «Как присосавшаяся пиявка, когда сама слишком упорно игнорировала болото, по которому шастала…», - Непризнанная справилась с первым позывом отдёрнуть ладонь – он этого не заслуживал.

– Чувак, я не приду после бала. – Постаралась послать дружелюбную улыбку, прикидывая, не наткнётся ли на охранников, если возьмёт и выскочит в коридор прямо сейчас. – Но я попробую помочь и выяснить, почему ты здесь.

– Твои руки… - он погладил большим пальцем тыльную сторону, млея от гладкости, - …очень вкусно пахнут.

«Ну естественно! Я на завтрак сэндвичи с бужениной ела!», - эту ненужную озабоченность пора заканчивать.

– Увидимся после Рождества, - Виктория встала, и он тут же встал следом, загораживая путь. За спиной – лишь кровать. Хоть улетай в окно, скованное решёткой. – Выпустишь меня?

– Да, - не сдвинулся ни на дюйм, лишь наклонил голову, чтобы их лица оказались на одном уровне. И, не мигая, смотрел в девичий рот, будто там пожар расцветает бутонами.

Уокер всё прекрасно понимала – парень хотел её поцеловать. В иные времена Вики не составило бы труда наградить его такой регалией.

Студентки Принстона быстро утрачивают веру в таинство бесхитростного процесса, стоит лишь раз побывать в Лиге Плюща на вечеринке поцелуев. Отвал губ обеспечен, а ещё всегда есть шанс влюбиться в какого-нибудь классного старшекурсника из числа тех папеньких сынков, которые бросают свои тачки на парковке учителей и носят самые обтягивающие штаны на ла-кроссе.

Но то было раньше, а сейчас губы Непризнанной поджались, намекая, что они давно ей не принадлежат, и право собственности утекло в чужие руки.

И что с того октябрьского вечера, когда единственный Принц Ада заклеймил их в библиотеке, никто не имеет права к ним прикасаться.

– Я пошла, - она протиснулась между Бонтом и постелью и быстро влезла в обувь, подхватывая мантию. – Не скучай.

Выпорхнула за дверь и, конечно, не услышала, как захрустели костяшки пальцев и как мучительно он проскрежетал: