Тридцать третий псалом: Галантный кавалер (1/2)

«Насест», как презрительно именовал аудиторию Фенцио, был полон. Но он всё равно злился. И скрывать этого не умел.

Скрежетал зубами, метал глазами молнии и потрясал огромными, сухощавыми ладонями с неаккуратным маникюром.

Под кожей его лица ходуном ходили желваки, а вся поза намекала, что пора бы студентам вспомнить, что делать в том случае, если, прогуливаясь славным вечерком по тенистому пролеску, ты наткнулся на разъярённого медведя. Размерами последнему учитель также не уступал.

– Кольцо! – Орал, не умолкая. – Кольцо! – Виктория, сидевшая как можно дальше от первых рядов и как можно удалённее от соседки по комнате, хихикнула: «Если он скажет «Моя прел-лесть!», я начну аплодировать…». – Кольцо не имеет начала и конца! – Голос преподавателя разнёсся в стенах, собравших все старшие курсы. – А знаете, что ещё не имеет начала и конца?

– Ну давай, удиви нас, - перегнувшись через ряд, шепнул Вики ангел Донни.

– Ваша тупость! – Фенцио приложил кулаком по столу. – И, составляй аттестационные нормативы я, вы бы все тут давно не учились!

– Мы бы не учились, - первокурсник не унимался, - ты бы не работал.

Неожиданное желание общаться со стороны Уокер определённо нравилось Донни. И в равной степени напрягало.

Она была красивой. Она быстро стала популярной. И она казалась чертовски опасной, учитывая все те слухи, что ходили про неё и адского наследника в стенах Школы.

Ангел, в свою очередь, не был ни слепым, ни глухим, и отлично осознавал, что у слухов не то что почва, а целая плантация в личном пользовании, на которой они и произрастают – примерно такими взглядами обменивались эти двое. Но не просто же так его – Донни – почтенный батюшка в молодости прослыл сорвиголовой, чтобы не передать генофонд сыну. Лучший на первом старшем курсе, молодой человек где-то очень глубоко в душé мнил себя достойным конкурентом.

– Пишите. – Ненависть выпустила педагога из своих объятий, и он вдруг произнёс вполне миролюбиво.

– Что писать? – Ади скептически бросил через несколько парт.

– Тебе – завещание. – Смерив демона уничижающим взглядом, Фенцио снова обратился к собравшимся, - впрочем, не пишите. Зимнюю аттестацию я проведу в форме земного задания. Также, как и осеннюю.

Причина вспыльчивости преподавателя крылась в тщательно проверенном, но так и не обнаружившем в себе недостатков эссе Уокер и ещё парочки неугодных, которые в одночасье, будто сговорившись, превратились в идеальных школяров. А ведь на отчисление дочери пресвятой потаскухи у бывшего престола были большущие планы.

Решение пришло только что: едва взор вопящего Фенцио скользнул по горстке демонов-старшекурсников за дальними столами, мужчина сообразил – не надо изобретать велосипед, когда есть проверенный способ.

– Ну-у, сейчас попросят совершить что-нибудь ангельское, - Донни наклонился очень близко к уху Вики, и это не укрылось от внимания того, кто тут же придумал, как именно вырываемые заживо кишки парня будут накручиваться на вертел – по часовой или против часовой стрелки.

– И меня тоже?

Она не смотрела в сторону Люцифера.

Она ответно наклонилась к сокурснику.

Она была уверена – Отродье уже отпиливает её голову самым дорогим столовым серебром.

– То, что ты хочешь попасть в нашу фракцию на Инициации, - пояснил сосед по ряду, - ещё не означает, что тебе дадут топить за светлую сторону на задании. Ты – непризнанная. Поэтому можешь…

– …играть за обе сборные, - подхватила девица. Сегодня, одетая почти во всё тёмное, она испытывала отнюдь не ангельский настрой.

И для этого у Виктории Уокер было целых два обстоятельства.

Первое сидело внутри: спало зазеркальным небытием и устраивало микро-апокалипсис по ночам в каждом удушающем, сдавливающем сновидении, заставляя её не высыпаться.

Второе сидело через одну парту и три ряда назад: до жалоб в вышестоящие инстанции роскошное, периодически прожигало её взглядом и выглядело в кожаной куртке круче, чем премьерный показ «Аватара», на который отец чудесным образом раздобыл два билета в далёком 2009-м.

– Энди и Ости! – Фенцио вывел из забытья зычным окриком. – Ко мне. Возьмите ваши конверты, в них задания – для младшекурсника и его ментора.

– Интересно, как он ранжирует… - шёпот Донни снова разлился совсем близко. – Может у него в ящике стола куклы Вуду с нашими стикерами на лбу, и он вытягивает их жестом шарманщика на ярмарке…

– Или строчит по ночам фанфикшен с самыми всратыми пейрингами, - одними губами прошелестела Непризнанная, подавив смешок.

– Что такое фанф… - завершить мысль парню не дали.

– Люцифер и Уокер! – Вики разъярённо раздула ноздри: это хоть и было ожидаемо, но всё равно выбивало из привычной колеи. Как и всегда за последнюю неделю. Как и всегда, когда дело касалось демона.

Её, вмиг ставшие высокими баллы, благодарности за которые следовало отсылать «узнику замка Иф», не могли не оставить профессора равнодушным. И, само собой, неряшливый папаша Дино не сумел это проигнорировать.

Не глядя в сторону надвигающегося, как ураган Люция, первокурсница выхватила конверт и юркнула в водоворот: «Держите шляпки, Мистер-Отвечай-Правду-Или-Будет-Больно!».

– Отвечай правду или будет больно, - дьявол взведён до предела.

А Мими – до беспредела. Все те часы, пока старшекурсники промышляли покупкой запрещённых веществ в кулуарах нижней столицы, она пыталась найти общий язык со связанной Вики и даже убирала кляп из непризнанного рта.

Как оказалось, зря.

Сначала Уокер разразилась таким отборным матом, что даже у родившейся в Аду дочери Мамона покраснели уши, а потом стала голосить что есть сил. Пришлось вернуть трусы, используемые не по назначению, а по принуждению, на место.

А пока она это делала, белобрысая возьми и укуси соседку за палец – не больно, но лак на ногтях придётся перекрашивать.

Поэтому пришествия Люцифера Мими ждала с тем нетерпением, с каким Антихриста не одно тысячелетие почём зря ожидают на Земле.

– И не подумаю! – Виктория походила на фурию. Вынужденная проглотить ту дрянь, которую ей не любезно залили в глотку татуированные руки, для стопроцентного результата заодно зажавшие и губы, и нос, пыталась испепелить взглядом каждого участника ночного рандеву и лягалась не связанными ногами, стоило кому-то из них попытаться к ней приблизиться.

– Бесишь. – Он изловчился и поймал обе её щиколотки, широко разводя икры в стороны и оказываясь на кровати. Встал на коленях, удерживая конечности Уокер в максимально неудобном для последней положении и добавил, - захочешь соврать – почувствуешь боль. Потом не ной, что не предупреждал, идиотка.

– Так, - сбоку возникла Мими, - давайте без этого!

– Без чего? – Люций недоумённо изогнул бровь.

– Без ваших игр. – Брюнетка кивнула на постель. И мужчина вдруг увидел, что их поза со стороны наверняка кажется непристойной: он между её разведённых ног, чуть ли не вжимается пахом, юбка овцы задралась, сама она выгибается дугой, стараясь вырвать ступни из его ладоней, и от того откровенно сверкает бельём перед публикой. – Не хочу такое лицезреть.

– Знаешь, малышка Мими, - демон изобразил самую возмущённую физиономию, - я тоже много чего не хотел видеть и знать, но у нас с тобой сегодня – как в Чистилище, - наступил момент, когда ни черта не утаишь. Так что не лезь. – Он перевёл взгляд на лохматого, злого, но уже обессиленного монстра, по ошибке названного двадцатиоднолетней девицей. – Непризнанная, почему ты изменила поведение?

– Потому что обновление вышло! – Сначала лже-Вики не собиралась отвечать, но поняла, что не может сопротивляться магии зелья. Поэтому отрапортовала, как на параде, и замерла: ничего не произошло ни через секунду, ни через десять. Если не считать его прищуренного взгляда, в котором вдруг появилась тень отчаяния.

«Уокер, заори от боли! Никогда не думал, что буду мечтать, чтобы тебя скрутило – как в приступе горячки, но сейчас готов просить… блять, я готов помолиться за это… слышишь, истеричка? Круто, да, что я тут охуительно громко вою мальчиком-зайчиком в церковном хоре, ставя свечки всем зельеварам Нижнего мира и своим рушащимся с оглушительным треском ожиданиям?! Открой рот… вопи… не топи… не топи меня, я не выплыву…».

Словно подслушав мысли, Виктория дёрнулась, распахнула глаза и тут же закричала. Прогнулась в пояснице и заголосила до хруста в связанных крыльях, кроша перья собственным телом.

Заставляя Люцифера сжаться сначала от облегчения, а потом от первобытного ужаса: «Стоп. Нет. Не так! Не могу… я не могу смотреть, что тебе больно… Бля… Уокер, блинпожалуйстапрекратиэтонахер!», - он выпустил её щиколотки и стал почти нежно гладить девичьи ноги, взирая на испарину, выступающую на лбу: «Хочешь, я лягу рядом с тобой и тоже буду орать? Хочешь, я больше не задам ни одного вопроса?.. Хочешь… Дьявол подери, прекрати! Пусть это прекратится!».

– Вики, почему ты ведёшь себя не так, как всегда? – Мими перехватила инициативу. Мгновенно считала эмоции на лице Тёмного Принца, который и скрыть-то их не пытался, и сразу поняла – не возьми она ситуацию в свои маленькие, цепкие ладошки, всё закончится тем, что до Люцифера, потерявшегося в панике за свою женщину, уже не получится достучаться: «Вот всегда вы так. Я – могучий воин! Я – великий муж! Я и похоронить кота?.. Я, когда моя девчонка плачет?!.. Тьфу!».

– Потому что… - Уокер захлёбывалась словами. В груди сжались тиски. Непроглядная, всё сгущающаяся тьма, крадущая её дыхание. Огромный вес, сдавивший изнутри. – Потому что…

– Отвечай, Непризнанная. – Вообще-то демон был готов вопить ей «Милая, говори, потому что я не хочу видеть, что тебе больно…», но некоторые из этих слов просто отсутствовали в его привычном лексиконе.

– Потому что на мне использовали волшебное зеркало! – Стоило выплюнуть это, как ужасная ломота исчезла, даря блаженную передышку.

Люций замер: если это то зеркало, о котором он подумал, то шутки кончились. Впрочем, лгать себе он тоже не мог – было ещё кое-что, заставлявшее кровь разом побежать быстрее, разнося приятное тепло: заставлявшее мужские пальцы на её тонких щиколотках вновь совершать едва заметные, ласковые движения.

Он был счастлив.

Так до обречённости глупо счастлив.

Что магия, которую посмели применять на его девчонке, вдруг стала наименьшей из бед.

«Тупой, эгоистичный ублюдок – вот ты кто!», - прогудело в голове: «Не «тыкай» мне тут», - отмахнулся от чего-то, походившего на совесть, по определению отсутствующую у дьявольских наследников.

– Какое зеркало, крошка? – Мими потрясла соседку и родительским жестом смахнула капли пота со лба последней.

– Зеркало Сомнус. – Теперь голос Непризнанной звучал тихо и безвыходно. Мышка, угодившая в кувшин, разуверилась в спасении и перестала взбивать молоко в масло. – Полагаю, это был кусок зеркала Сомнус. – И хоть инструкций к шкатулке не прилагалось, новая Уокер не теряла времени даром и сама нашла нужную информацию в библиотеке. Зря что ли половину осени проторчала там пятой точкой к верху, разбираясь в стеллажной иерархии и изучая лабиринты полок.

– Херово, - брюнетка определённо знала, как работает волшебный артефакт. – Где оно сейчас?

– В озере. На дне. Выкинула. – Отчеканила телеграфом и снова начала глубоко и тяжело дышать. Будто она – солдат, потерявший конечности в давней войне, но до сих пор ощущающий в них фантомные боли.

– Совсем херово. – Дочь Мамона перевела взгляд на Люция. – Что скажешь?

«Скажу, что нам с Уокер повезло с предками. Скажу, что иногда убить честнее, чем разделить личность. Скажу, что блядские дни блядского серафима Ребекки сочтены. Вот что я скажу».

– Это мать тебе дала зеркало? – Он навис над блондинкой, без усилий докапываясь в слезящихся серых глазах до воспоминаний о посещении озера. Чёрт, не соврала. Сделала это сразу после их стычки в поезде, от которой он запретил себе очищаться, прибив событие к личной стене едва не сотворённого ужаса.

– Да, - она утвердительно мотнула головой.

– В понедельник?

– Угу, - на Вики снизошла одуряющая апатия, - посылка с зеркалом уже ждала меня по возвращении из Цитадели.

– Ты понимала, что выкидывая зеркало, лишаешь себя единственного шанса вновь стать самой собой? – Люцифер едва не прокусил губу, наблюдая, как она собирается с духом, чтобы расстрелять его в упор. Плевать. Просто плевать. Ему необходимо это услышать.

– А ты понимал, что попытка меня изнасиловать в толчке – это слабая мотивация, чтобы беречь зеркальце вблизи своего нежного сердечка? – Секунду назад ещё вялая, теперь первокурсница смотрела с вызовом – расхристанная, гневная, безжалостная.

– ЧТО?! – Первой мыслью Мими было въехать дьявольскому потомку по красивой роже. Она выросла в доме, где без её согласия даже дождь за окном не давали.

– Непризнанная всё не так поняла, - он отмахнулся.

– Естественно! – Найдя в зелье правды такую до смешного нелепую лазейку для нелицеприятных откровений, Виктория уже не упускала возможности нанести очередной удар. – Когда тебе в лицо суют член, всегда столько вариантов происходящего! То ли в любви признаются, то ли на свидание зовут. Ну как тут разобрать?!

– С извинениями перебьёшься, - да, он был плохим мальчиком, и ещё будет себя наказывать сто миллионов раз на протяжении ста миллионов лет, но победить ей сейчас просто ради мстительной злобы не позволит.

– Отойди от неё, Люций, - прошипели справа. Вообще-то демоница хотела расцарапать ногтями здоровенное плечо, но здравый смысл подсказывал, что идея фиговая. – Это слишком. Даже для тебя.

Парень закатил глаза:

– Бабы. – Встал с абсолютно прямой спиной, заставляя Мими отшатнуться от движения огромных крыльев. – Уокер, я трахал тебя хоть раз без твоего согласия?

– Нет! – Распластанная по покрывалу, девица обиженно засопела. А имей она возможность соврать, несомненно это бы и сделала: соседка по комнате, обуянная женской солидарностью, была готова забыть все её личные прегрешения этой недели и начать дружить против Опасного Отродья.

– Может быть тебе пришлось вырываться и убегать от меня из сортира? – Надменно смотрел сверху вниз, старательно не замечая, что от всех движений её юбка окончательно сбилась на талии, оголяя чёрную ткань белья.

– Тоже нет! – Так сверкнула глазами, что оба других участника сцены вдруг подумали, что у Уокер есть все шансы попасть во фракцию Тёмных в конце этого года.

– Мой член был в твоём рту в поезде в этот понедельник? – Да он издевается!

– НЕТ! НЕТ! НЕТ! – Завизжала, как резанная.

– Умница, - улыбнулся и внезапно склонился к ней, заправляя светлую прядь волос за полыхающее ухо. – Любишь меня, врушка? – Спросил это тихо, но Мими всё равно расслышала и нетактично замерла в ожидании ответа – полная живого любопытства и животного предвкушения, что на её глазах творится самое интересное.

– Я не… - сглатывая пересохшим горлом, в мельчайших подробностях представляя, с каким ликованием она бы сдирала с его лица эту гладкую, всё ещё тронутую загаром кожу – кусочек за кусочком, Вики и хотела бы промолчать, солгать, но уже усвоила преподанный зельем урок. Прикрыв тяжёлые веки, она прошелестела, - да.

– Вот и славно, - Большой палец проскользил по девичьим губам, заставляя их слегка приоткрыться. А не дыши дочь Мамона где-то совсем близко и особенно раздражающе, пальцами они оба не ограничились…

– Куда ты? – Демоница увидела, как наследник Ада направился к выходу, и бросила в спину, - и какой у нас план?

– Точно! – Он наигранно хлопнул себя по лбу. – Забыл перед тобой отчитаться, малышка Мими. – Поискал глазами пальто, кинутое на спинку стула, пока брюнетка недовольно морщила нос, вспомнив, что между ними пропасть лет, позволяющая молодому человеку воспринимать её не более, чем ребёнком. – Не забудь развязать свою подружку, Веритас вот-вот прекратит действовать.

– Он всегда так раздражает?! – Мими впечатала это в хлопнувшую дверь.

– Даже больше, - мрачно процедила Уокер.

И это было то немногое, в чём нынешней ночью сошлись обе соседки по комнате…

***

В былые времена Ости бы славно поиздевалась над патлатым убожеством, который ещё в водовороте заложил такое крутое пике, обдав её потоком ветра, что она выругалась как дворовая девка, хотя, обычно, не позволяла себе подобного.

В былые времена демоница бы устроила идиоту Энди настоящее адское испытание, а не земное задание. Заставила бы потратить кучу энергии, безнаказанно пользуясь запрещёнными приёмами. Измотала бы по всему Сеулу, где им было предписано найти одну корейскую жёнушку, что должна застукать своего мужа с любовницей, и либо дать, либо не дать свершиться поножовщине.

В былые времена она бы с блеском исполнила роль плохого ментора и завалила непризнанного неудачника, чтобы тем же вечером в красках живописать одному наследному, не слушающему её королевичу затравленное выражение лица подопечного.

Но былых времён больше не было. И Ости, не желавшая принимать сей факт до победного, осознала это с утра.

С самого поганого утра, идущая на завтрак ни свет, ни заря, дробно выстукивая каблуками в тишине коридоров и упираясь взглядом в слипшуюся пару за первым же поворотом.

Дьявол подери, как же он её целовал…

Люцифер, которого, как брюнетке казалось, она прекрасно изучила за последние шесть лет в постели.

Люцифер, который меньше всего интересовался вот этими вот сплетающимися языками, влажными губами и пронзительными объятиями.

Люцифер, который предпочитал основное блюдо закускам.

Вжимал ненавистную мразь в каменную стену и буквально трахал собственным ртом, позволяя Уокер также порывисто сосаться с ним в ответ.

Не в силах ни пройти мимо, ни окрикнуть нарушителей, Ости превратилась в отвратительный содомский столб и замерла, не моргая. Отвести глаза не получалось. Не думать о том, что он в жизни так ни с кем не целовался – тоже.

И она вдруг поняла что-то совершенно невообразимое: то, что отчаянно выжигала из мыслей все эти месяцы, то, что гнала от себя после последней их встречи, чуть не стоившей ей отёка шеи, то, чему находила кучу иных объяснений.

Сомнений не осталось – Люций был влюблён.

И даже хуже.

Он любил эту мерзкую, блеклую, похожую на выброшенную из моря медузу смертную и дошёл до той стадии, когда ему стало плевать, как это отразится на его статусе, репутации, на его отношениях с отцом и на Законе Неприкосновения. Потому что уже проще расписывать вонючую девчачью глотку всеми инфернальными узорами, вываливаться в ней и её запахе с головы до пяток, сжирать её губы, чем считать, что интрижка кратковременна.

И если у Ости ещё оставались иллюзии. Если глубоко в сердце ещё отряхивались разрушенные плиты её мифических замков в надежде быть возведёнными заново. Если в коротких, желанных снах он ещё садился с ней в столовой. То сейчас всё в одночасье истлело. Не вспыхнуло, не прогорело, не провалилось, а развеялось бессмысленным прахом ужасного пыльно-серого цвета. Хотя демоница с самого детства презирала этот невзрачный, не идущий к её смуглой коже оттенок.

Она поскребла по душе, пытаясь отыскать злость, но там было пусто. Внутри не осталось опоры даже для ненависти. Потому что если этот идеальный мерзавец, этот сложный, но такой невероятный человек просто влюблён в непризнанную, то всё кончено. Война проиграна, так и не начавшись.

И Ости, слишком хорошо знающая, что такое любить и страдать из-за любви, не может выискивать способы причинить такую же боль в ответ.

Не ему.

Никому.

Слишком верила сказкам своей юности, выращенная принцессой, но никогда ей не являвшейся. И от того отыскала в окружении единственного Принца, достойного небожительства на её личном небосводе. Вот только всё их мироздание оказалось слишком былинным.

И «принцесса» – с грязной кровью и вся в долгах.

И Принц – способен обожать лишь заморское чудище.

***

В собор Санта Мария ла Майор в окрестностях испанской Ронды Люцифер прибыл первым. Уокер улизнула от него ещё в классе Фенцио, но волновало это мало – она неизбежно явится в пункт назначения, чтобы не завалить аттестацию.

«Беги – не беги, но тебя всё равно влечёт ко мне ебучим магнитом, Непризнанная», - пожалуй, это можно было назвать девизом всей минувшей недели. С тех пор, как в ночь с четверга на пятницу он вытряс из девицы истину с помощью зелья, прошло целых семь дней. И за это время у них наметился определённый прогресс: связанные репетициями туже, чем брачными узами, они уходили последними, неустанно играя в игру, в которую демон умел выигрывать.

Одним словом, его разделённая то ли на сущности, то ли на сучности личная шалава самозабвенно его ненавидела.

И также сильно хотела.

Что с завидной периодичностью перетекало в засосы и укусы, которые начинала именно она, а завершал всегда он.

Стоило ему выйти той ночью из спальни первокурсниц, Люций сразу направился в библиотеку. В мыслях была чехарда, изредка пронзаемая самой постыдной радостью – грёбанную принцессу просто заколдовали злые мачехи, а ему теперь надо разбить зеркало и пару ебальников, чтобы Уокер снова умирала под ним, пытаясь смять член своей волшебной дыркой. И говорила все те слова, которые ему, конечно, абсолютно не нужны. Поэтому не проходило и часа, чтобы он мысленно не произносил их её голосом.

Но эйфория продлилась недолго.

Быстро выяснив, что ничего он в холодном водоёме, пронизанном подземными родниками, стремящимися с островов Озёрного края как можно дальше – вниз, - не найдёт, мужчина принялся изучать историю магического артефакта.

Выводы не утешали: утеря зеркала означала лишь одно – вернуть человеку спящую часть личности невозможно. Однако то там, то здесь, мелькая в строках различных фолиантов, фигурировала одна и та же строка «Характер един и не делим, и обратная сторона натуры – тоже сторона. Сильный духом и да пробудится…» и ещё десятки вариаций бла-бла-бла в похожем антураже.

Решение пришло с последней звездой на предрассветном декабрьском небе, угасающей на востоке. Он достучится до Непризнанной ровно также, как они уже начинали однажды. Достучится, додолбится, выбьет из неё прикроватный полог, за которым дрыхнет Спящая Царевна, заставит всю псевдо-надменную дурь вытечь на его самые разнообразные конечности и… постарается заткнуть того пессимистичного изверга, который гнусно бормочет ему сейчас «Её уже не вернёшь…», намекая трагично уползти в свой привычный мыльный пузырь – изображать не только недолюбленного папашей Гамлета, но и слюнявого Ромео, Джульетта которого отказалась идти под венец, потому что на этот вечер у неё запланирован подъём по карьерной лестнице.

«Значит вот ты какая, уокерская изнанка? Не розовая, не липкая, не текущая. Но до блевоты опасающаяся любой привязанности. Избегающая чувств. Способная топать по головам, предварительно их отрубив и подложив под свои босые пятки для удобства. Да ты почти я, Непризнанная… А с собой я справлюсь».

Люций прищурился и неожиданно улыбнулся совершенно собственнической ухмылочкой. Он сотрёт репутацию сучьей матери в прах, чтобы лично развеять его над Нью-Джерси: благо, инструмент для такого благородного дела у него теперь имеется.

Но самое главное: он заполонит, зажарит и съест мозг её дочурки, не оставляя последней ни единого шанса избежать Принца Ада.

Хоть целая, хоть попорченная древним чародейским дерьмом, девчонка станет той, кто будет «стонать его имя по ночам, заранее готовясь к материнству»… Или как там выведено у старика Шекспира в его побасенках?..

«Ты ещё ничего не знаешь об искушении, Уокер. И я намерен это исправить».

– Сеньор, вы будете омывать руки? – Испанская карга недовольно цокнула и отодвинула старшекурсника клюкой. Оказывается, он преградил доступ к кропильнице.

К костёлам, тем более католическим, дьявольский наследник питал трогательную слабость, которую иные сочли бы богохульной иронией. В некотором смысле Люцифер чувствовал себя в местах, подобных этому, так, как, пожалуй, чувствуют себя актёры на красных ковровых дорожках, спешащие на закрытый киносеанс в лучах славы и фотовспышек.

Потому что фильм будет о них.

В главных ролях тоже они.

И всё мероприятие только для этого и затевалось.

В конце концов половина всех фресок, икон, витражей и наскальных узоров были про него, его немногочисленную семью и символичную Родину. А другая половина настолько боялась живописать Ад, что это сквозило в каждой жирной, херувимской складке.

Склонившись над чашей, он рассмотрел в отражении мужчину средних лет с кудрявыми волосами и приметной родинкой – годится. А затем, с абсолютно бунтарской усмешкой, опустил пару пальцев в святую воду, осенил себя крестным знамением и прошёл к последнему ряду скамеек.

Интересно, знай все эти жалкие позёры, простодушно вручающие высшей силе ответственность за судьбу, что дьявол может искупаться в их благословенных чашах, сидели бы с такими блаженными лицами?..

Служба начиналась.

***

Когда за Викторией, ныне выглядящей рыжеволосой дамочкой с пышными формами, захлопнулась дверь, она достала из кармана узкой юбки конверт с заданием и ещё раз пробежалась глазами по въедливым, как сам Фенцио буквам: «Отец Октавио из Кафедрального собора… тайно влюблён… мечется между долгом и Хасинтой… склонить к грешному чувству…».

Искать костёл не пришлось. Расположенный в самом центре старого города, он возвышался своей колокольней над остальными зданиями, полюбоваться которыми дипломированный, но мёртвый архитектор Уокер себе позволила. Хоть и поконфликтовала с той частью, что вознамерилась поучать, мол, прошлое прошло, а будущее будет.