Тридцать первый псалом: Лиса и пустельга (2/2)

«Я не понимаю… Как это работает?.. Даже думать не хочу, что ты могла бы где-то проживать свою такую убогую жизнь… И, одновременно, ненавижу того, кто тебя её лишил. Что это, Непризнанная? Что это за поебень? Потому что, кажется, я жалею… Жалею тебя. Почти, блять, оплакиваю уокерскую смертельную смерть, осознавая, что самая неглубокая в мире ты заслуживаешь чего-то большего, чем размазанные по асфальту мозги…».

– А если я уже и не хочу? – Вики вдруг распахивает глазищи и приподнимается на локтях, оказываясь в такой губительной близости от его лица, что проще вскинуть руки вверх, чем сопротивляться.

– Тогда, - прицельное движение в губы: спасение утопающих – дело рук самих утопающих, - я подарю тебе диван, Непризнанная. Огромный, жёлтый диван.

«И кота. И акры погребов с Глифтом. Только давай ты уже подберёшь меня с улицы, и мы начнём сосаться хотя бы до конца наших дней…».

Это была слишком прекрасная суббота из его воспоминаний.

Такие субботы не проходят бесследно.

Они оставляют сквозные пулевые отверстия, дыры, ямы, овраги и ущелья той глубины, после которой ты всё начинаешь мерить такими субботами.

– И как этим пользоваться? – Виктория с сомнением рассмотрела деревянную палочку, напоминавшую хаси из азиатской забегаловки – длиннее обычного, прибор походил на спицу с загнутым концом.

– Вот так, - Люций выхватил у неё кулёк, полный фаршированной лапши, и намотал нехитрую снедь на крючок. – Открывай рот.

– Летит вертолёт? – Она хихикнула, но приказ по-солдатски выполнила.

Они всё ещё были на пляже, который теперь наполнился гомоном других отдыхающих. То тут, то там сновали лоточники, предлагающие подкрепиться.

– Вкусно? – Хорошо, что за солнечными очками не видно, как его штырит, что она ест из его рук. И как неотрывно он следит за её распахнутыми губами.

– Сгодится, - девчонка с шумом втянула спагеттину, вынуждая собеседника переводить взгляд на кого-то менее порнографичного. Вон отличный огромный камень, например. Лежит себе спокойно у самой кромки воды и знать не знает, какие тесные шорты продаются в Капитуле. – А что это за мясо?

– Курятина, Уокер. – Пусть лучше думает так, чем он скажет, что эти макароны нафаршированы насекомыми.

– А что происходит с телом непризнанного на Земле? – Покончив с едой с космической скоростью, она села на подстилке, подбирая колени.

– Не думал, что обед навевает на тебя мысли о бренном. – Мужчина порыскал в кармане лежащей рядом одежды и достал кипельно-белый платок. – Надо? – Вдруг вопросительно уставился на Непризнанную, хоть и вытаскивал для себя.

Она широко улыбнулась:

– Надеюсь, там вышиты геральдика и инициалы, Ваше Благородие. – Вытерла рот и губы и словила самый недоумённый взгляд. – А, ой! – Геральдика и инициалы оказались на месте. – Скажи, а люлька… люлька хотя бы была позолоченной?!

– В алмазной крошке. – Он нахмурился с самым серьёзным видом. – И на грýди кормилиц в обязательном порядке ли́ли кровь девственниц. А на обед давали жидкую лаву.

– Что-о?! – Вики быстро-быстро заморгала, а потом чуть не треснула его по лыбящейся физиономии.

– Не будь дурой. Младенцы везде одинаковые. Просто одни рождаются с крыльями, - «а другие – с мачтами и шилом в жопе».

– Так что с телом, Люцифер? – Она сделала вид, что пялится на горизонт, но украдкой рассматривала породистое лицо. Всё-таки он неправдоподобно красивый – сказочный антигерой: «…и все парни кричат «Будь он проклят!», и все девицы стонут «Когда он вернётся?!».

– Всего два часа дня, Непризнанная, - он откинулся на спину и перевернулся на живот, оказываясь ближе. – Я ещё не успел никого грохнуть. – Легкомысленно дёрнул головой и взирал теперь снизу. – Если расскажу, что получу взамен?

Виктория закатила взор и издала полный прискорбия вздох:

– Опять сделки с дьяволом?

– Это наш блицкриг при Арденнах. – Парень хмыкнул краешком губ и вдруг потёрся макушкой о бедро Уокер, заставляя ту смотреть на него с весёлым недоумением – игривый, насмешливый, весь такой из себя.

– Да поняла я! – Она засмеялась и запустила пятерню в его шевелюру, фактически включая урчание на полную громкость. – Люцифер?

– Мм-м… - он зажмурился, распластавшись на камнях.

– Скажи «уруру», - она почесала его за ушком, от чего губы старшекурсника сложились в безмолвном выдохе.

– Если я такое скажу, - придвигается ещё ближе, впечатывая нос в её бок и обнимая огромной рукой, - то мне придётся тебя убить, Непризнанная.

– Тогда отвечай на вопрос, - второй ладонью Вики тянется к рёбрам, но, сидя на подстилке, ей совершенно неудобно его лапать. Мешают бордовые крылья, заполонившие Вселенную. И тогда она просто перемахивает к нему на бёдра, словно опытная массажистка из тех салонов Чайнатауна, про которые ходят слухи, что делают там не только массаж.

– Тело на Земле… - он был готов ответить на вопрос. Мгновение назад – точно. А сейчас ускользали даже базовые данные – такие, как: нынешний год, кто – его родители и какое он носит имя. – Земное тело исцеляется и исчезает вместе с непризнанным там, чтобы появится здесь, - наконец собрал остатки мыслей в кучу и промурчал под руками Уокер. Одна из них путалась в волосах, а другая зудела ногтями прямо под лопатками. – Всё, что видят на похоронах люди – лишь фантом. Такая же иллюзия, как облик, что мы получаем на заданиях.

– А если вскрыть могилу спустя время, что там будет? – Она подвигалась бёдрами на его копчике, принимая удобную позу и совершая массированный авианалёт на демонические мозги.

– Ты всерьёз думаешь, что однажды я так сильно тронулся умом, что спустился в твой мир, чтобы разорить склеп с каким-то непризнанным? – Не удержавшись, Люцифер захохотал.

Вики вспыхнула: в такой формулировке её вопрос и правда звучал бредово.

– А как умирают Бессмертные? И от чего? – Обе ладони перекочевали на мужскую спину. И теперь пальцами она чертила полотна, достойные не то пера Рембрандта, не то журнала Hustler. – Я-то думала, - добавила с нескрываемой иронией, - что подсказка кроется в слове «бессмертие», и теперь я никогда не умру. Везде обман!

«А ты и не умрёшь, Уокер… Теперь уже никогда. Кто ж тебе даст, когда у тебя, оказывается, талант превращать меня в ебучее желе своей упругой жопой и парочкой плебейских рук. Был пацан и нет пацана!..».

– Умирают в боях. Умирают от болезней. А последние – вечный спутник старости. – Люций внезапно резво перевернулся, заставляя её подскочить и тут же втемяшиться в него обратно. – Обряд похорон – красивое действие. – Понял, что хочет не только чувствовать её руки, но и трогать в ответ. И потянул шнурок лифчика за спиной. Всё равно её, окрашенные амулетом перья скроют их от любопытных глаз. – В последний путь провожают песнопением «Последний завет». А сами крылья складывают на груди усопшего, предварительно сломав те в паре мест. – Тема для прелюдии, конечно, так себе, но какое ему дело, когда её бикини уже болтается на тонкой шее, а на него с незацелованной укоризной взирают два розовых соска. – На Небесах покойника отправляют по реке Плат в Долину Смерти – это болотистая местность, полная топей, где тело истлевает в считанные месяцы. – Он с какой-то преданной нежностью обводит подушечками ареолы и заставляет наклониться ближе. – В Преисподней тоже пускают по реке под названием Ахерон, но вдогонку стреляют огненными стрелами до тех пор, пока погребальная ладья не загорится. – Привстаёт навстречу и едва касается кончиком языка острых, напряжённых грудей. – Вот уж не думал, что подобные разговоры тебя заводят, мрачная королева мёртвых…

– А я стала готкой… - Бормочет Виктория, вжимая его голову в себя.

Она – невыносимо мокрая. Он – невозможно ласковый. И оба они – будут жить долго и счастливо и не умрут ни в один из дней.

Люцифер испепелил окурок и уже собирался выйти, когда за дверью зазвучали голоса. Один лишь смутно знакомый – «кто-то из местных демонов…», - зато другому в такой час здесь точно было не место.

Он замер у входа и прислушался.

– …точно сработает? – глухо пророкотал Фенцио.

– Ошибки исключены. – Отвечал его собеседник. – Полагаю, вам для экзамена. Не забудьте сделать это заранее. До того, как…

– Я знаю, - профессор перебил его, послышался шум ткани, а, следом, звон монет. – Как договаривались.

– Но здесь меньше, чем… - в тоне зáмкового служки просквозило недовольство.

– Но и вы задержались на пару недель! – Он пристукнул посохом.

– Не так-то просто раздобыть столь о с о б ы й переводчик, - рыкнул второй. – Плати́те или проваливайте.

– Сильно сомневаюсь, что на чёрном рынке они не продаются из-под каждой полы, - учитель закряхтел, но принял решение смириться, - однако, ваша взяла. – Снова забряцали ливры, а затем, не прощаясь, Фенцио прошаркал вглубь коридора.

Наследный принц выждал ещё несколько секунд и толкнул створку – как раз вовремя, чтобы заметить спину удаляющегося демона. Он знал его, это был старик Ксáфан. Когда-то мужчина служил церемониймейстером у Сатаны, но после был разжалован до тренера младших курсов по огненным наукам. И то лишь для тех демонят, кто умудрился появиться на свет без врождённых способностей к огню.

«Значит пока твой потомок опиздюливается в обносках, ты тратишь золото на какие-то особые переводчики… Очень интересно, для чего. Я не знаю. Но я узнаю!», - и он поспешил за Ксáфаном.

***

– Тебе въебать или тебя выебать? – Ему потребовалось немало времени, чтобы отыскать Уокер в понедельник вечером.

Получив разгон от Мисселины, Люций оказался у «непризнанной» спальни, но, ещё не дойдя до входа, почувствовал совсем свежий шлейф знакомой энергии, уносимый по коридорам – значит успела выйти.

«Слабó провести хотя бы один день, не потерявшись, не будучи похищенной, не лишившись памяти и остатков жалких мозгов? Ходячая неприятность. «Виктория», блять, победоносная! Кто-то несёт свет, добро и надежду. Ты несёшь мешок. Полный мешок каких-то ебаных проблем, которых у меня отродясь не было…», - и он вынужденно принялся разыскивать её по всем аудиториям, которые они оскверняли ранее.

Искал в Школе, но обнаружил лишь в поезде.

А когда нашёл, буквально охренел.

Люцифер много раз видел Непризнанную. Но только не в таком платье. Явно с чужого плеча, настолько блестящее и короткое, что и задирать ничего не надо, девица выглядела как шлюха.

И накрашена была, как шлюха.

Вела она себя, впрочем, тоже как шлюха.

Потому что только последние потаскухи могут утром говорить одно, а уже вечером делать нечто совсем другое.

– Я всё решила, - она откинула волосы совершенно несвойственным жестом. Слишком по-взрослому. Слишком педантично. – Это становится опасно.

– Что? – Он замер напротив неё, сложив на груди ладони, и не понимал ни слова. Каждое отдельное неизвестное казалось очевидным, но вот сумма всех производных никак не желала складываться.

В поезде было малолюдно, начало учебной недели сказывалось. Лишь несколько парочек в сумраке столиков, да группа студентов, рубящихся в Санктус.

– Гуляй, рванина! – Из бывшей кабины машиниста, переделанной в подсобку, вынырнул Ади. В руках его был зажат пакет с чипсами. – Кто-то притащил с задания… Привет, Высочество! – Он отвесил поклон и кинул добычу перед первокурсницей. – Люций, ты будешь? – Встал за барную стойку и указал на Глифт.

– Он говорит, я слишком много пью, - манерно хихикнула Вики, наблюдая, как наполняют её бокал.

– Ну надо бросать, Уокер!

– Да, надо. – Она подняла коктейль и посмотрела прямо на сатанинское роскошество. – Жалко, конечно… Хороший был парень.

«Хороший парень» послал добрейшую улыбку – именно такую можно увидеть на лице мясника, прежде чем он вонзит тесак в тушу. Хватило одного взгляда и одного движения пальцем «Встала и почесала за мной», чтобы Виктория поняла – лучше не перечить.

– Ну да, ну да, - разудало кинул им в спины Ади, - пошёл я на фиг. Выпью и один!

Люцифер упустил пассаж. В голове отпечаталось лишь странное сочетание девичьих слов, смысл которых ускользал. Как предрассветный сон, который и захочешь – не вспомнишь.

– Входи, - демон толкнул дверь сортира и, не дожидаясь, пока томная лань с неестественно размалёванными глазами пошевелит копытами, впихнул студентку внутрь.

– Ай, больно! – Она обиженно хлопнула ресницами. И вдруг добавила напуганными шёпотом, - ты хочешь, чтобы я пострадала? – Рот презрительно изогнулся. Огромный, жабий, намазанный чем-то таким, что недвусмысленно намекало на тлен и разложение: «Гниющая слива сейчас в почёте?».

Непризнанная красилась и раньше.

Она была ухоженной.

Она была модной.

И уж точно не являлась той девицей, про которую говорят «серая мышь». Но он всегда находил в ней крохотный изъян – босые ноги, веснушки на ключицах, встрёпанные на макушке волосы и прочую хуйню, делающую такой неидеальной… пиздец какой расчудесной – самой живой.

«Тебя покусала твоя мамаша? Уокер, подними глаза. Ты не смотришь на меня. И это начинает выбешивать», - на самом деле Люций врал. Это не злило, это пугало.

– Ага, - он включил режим доёба, - сейчас ты пострадаешь здесь, потом – в моей спальне. А утром я заставлю тебя исстрадаться в душе – дважды. – Навис над ней и вжал в раковину. – Столько страданий… похлопочи там перед Цитаделью, может возведут в лик святых.

– Пожа-алуйста! – Подделка на Вики Уокер пискнула и почти молитвенно сложила руки.

– Позалуйса! – Он с липким омерзением передразнил её, всё мучительнее погружаясь в бурю охуевания. – Что ты там мямлила, истеричка?

Отвечать она будет по закону.

По его персональному своду правил, требующих тут же развернуть блондинку спиной, вжать в себя, втереть в собственное тело, вмазать пальцы ей в промежность прямо сквозь ткань трусов и начать следствие под пытками.

«Это какая-то игра, да? Поиграем в изнасилование, где ты якобы не моя девчонка? Чтобы я грязно воспользовался тобой в сортире?..», - другой рукой демон скручивает ей шею, заставляя запрокинуть лицо.

И она плывёт.

Конечно плывёт, дьявол подери!

Словно могли быть сомнения.

Словно на минуту старшекурснику показалось, что её подменили.

Распахивает свои губы, закрывает глаза и даёт ему чудесный повод сожрать мразотную помаду и растерзать языком рот.

– Нет! – Поцелуй не продлился долго. – Не надо, Люцифер.

– Да что с тобой такое? – Она вырвалась, пользуясь тем, что он её и не держал. Был слишком занят. Со свистом рушился на самое богохульное дно неверия и почти ничего не чувствовал.

– Со мной?! – Визг полон льда. Битой стеклянной крошки. Ядовитых бактерий. Паучьих ног. – Я просто хочу жить. А не скрываться по углам с мужиком, который готов рисковать моими свободой и головой.

– Стоять. – Она попыталась уйти, но демон пригвоздил её рукой к стене. А другой стал обшаривать, буквальным образом залезая в одежду.

– Перестань! Прекрати немедленно, иначе я закричу! – Девушка дёрнулась, однако в этот раз безрезультатно. – Что ты творишь?

– Да хоть оборись, - он не остановился ни на секунду. – На тебе чары. Заклинание. Амулет. Я не знаю, что именно, но оно есть. И я его найду, даже если тебе его в матку запихали.

– ТАМ НИЧЕГО НЕТ! – Она завизжала, и Люций тоскливо осознал, что это похоже на правду. – Честное слово, - уже мягче добавила Виктория, кладя ладонь ему на плечо.

Крохотный жест, от которого он привык ждать большего. Такой совершенно уокерский, обозначающий, что сейчас она его погладит или прожжёт до костей, ототрёт до катастрофически счастливого смятения слюнями… одним словом сделает что-то такое, от чего все его двухтысячелетние внутренности совершат кульбит, исполнят чечётку и будут лежать и глупо, но радостно смотреть в небо на этом поле чудес.

Но ничего не произошло.

Её рука просто покоилась на его плече и вежливо придерживала – не лупила, не щипала, не ласкала, а просто, мать твою, удерживала.

– Что случилось? – Возможно он сдох. И всё это – происки небытия.

– Я сказала, - вздохнула с видом сенсея, чей ученик прогулял семестр, - что всё это для меня слишком.

– Что слишком, Непризнанная?

– Ты – это слишком! – Она вспыхнула, зло сжав кулаки. – Думал, можно долго совмещать секс и самомнение зажравшегося подонка? Надоело. Умотало. Укатало. – Звук её голоса стал значительно громче, - или даже не так. Мне просто о п о с т ы л е л а твоя карусель, от которой мутит, как на корабле в лютую качку. – Изогнула рот и стала копией своей мамочки. – Я себя чувствую героиней какой-то паршивой игры, которая только и делает, что мотается в гипер-пространстве, не успевая жить. И всё это из-за наших с тобой перепихонов!

«А, ну теперь понятно, да. Ты всё-таки под заклятием. Пиратов не укачивает, вот ты и прокололась, манда. Иначе тебе не выжить… иначе мне с этим жить…».

– Уокер, - старшекурсник нежно проводит по лицу. – Я знаю, что это всё ещё ты. – Почти по-отцовски заправляет ей волосы за ухо. – Чувствую и тебя, и Кровную Печать. – Ладонь скользит по шее, заставляя дрожать от нежданной, тягучей, как кисель, близости и вдруг резко сжимается, перекрывая подступ кислорода. – А ещё я знаю, что с тобой что-то сделали. И в твоих же интересах распахнуть сейчас свои зенки пошире, чтобы я выяснил, что именно.

Такой вариант полностью устраивает лже-Викторию. И пока он исследует её воспоминания, с особой тщательностью перебирая всё, что связано с серафимами, школьница абсолютно бесстыдно наслаждается его, едва позволяющими дышать пальцами.

Конечно Люцифер ничего не находит.

Да и как ему найти, когда он не знает, что искать?

Зеркало в шкатулке – совершенно дамский реквизит, - демон даже не цепляется за этот мимолётный обрывок, зато мучительно быстро тонет в слайд-шоу, где Непризнанная крутится у зеркала – сначала совершенно голая, а потом – затянутая в корсет.

– Убедился, что я в порядке? – Она почти разочарованно расстаётся с рукой, которая исчезает с шеи. Но решение принято, и распыляться на связь, что сулит неприятности, новая Вики не желает.

– Утром ты многое мне сказала, - в голосе нет ничего – ни единой эмоции. Пустота, голод, чума и безразличие. А в его голове уже надсадно скрипит больное, чихающее, кашляющее: «Просто земная кретинка поняла, что все вы тут – конченные уёбки».

– А ты – многое мне не сказал. И, всё обдумав, я поняла, что хочу перерыв в этой буре страстей. – Блондинка знает, заряди она с порога, что Люций ей больше не нужен, он ни за что не поверит. Значит нужно аккуратно лавировать вдоль скалистых берегов адского Принца, пока она не доберётся до самого сердца, чтобы бесповоротно разбить последнее.

«Этого разговора просто не существует, Уокер… Он какой-то поддельный. Он такой же бутафорский, как ресницы наклеенные поверх твоих. Такой же галимый, как румяна проститутки на твоём лице… Я ничего не знаю про ваше человеческое Всё, но я знаю тебя: ты – не та, кто сменит пластинку пару часов спустя… Ты слишком цельная, слишком настоящая, слишком «неглубокая»… такчтотыблятьнесёшь…».

– И куда ты засунула своё «всё»? – Люций вроде и участвует в диалоге, но сам где-то очень далеко – и там страшно, до агонии холодно.

– Моего «всё» ты не заслуживаешь, - она почти потянулась к дверной щеколде. Почти была спасена. Но не сдержалась.

И он слетел с катушек.

Дёрнул её за волосы до горького всхлипа и стал сминать, заставляя опускаться всё ниже – приседать, оказываться на корточках, наконец, рушиться на колени. Ненавидел и себя, и её, но уже не мог остановиться. В конце концов, его, кажется, впервые кинули, и старшекурсник снова «всего лишь сын Сатаны».

Демон.

Дьявол.

И делать дерьмо сама суть его натуры.

– Бесконечно лживым тварям вроде тебя в Аду вырывают языки, - не отпуская волос, расстегнул ширинку и вынул член. – Но мы не в Чертоге. Поэтому, - сжал свободной рукой её щёки, заставляя распахнуть челюсти, - соси, сука.

Уокер попыталась выкрутиться, но хватка оказалась до боли крепкой. И тогда она просто вскинула на него глаза:

– Ты пожалеешь об этом, - стальное лезвие, а не тон. И об радужки можно содрать кожу заживо. И ещё она тянется этими своими губами, когда на лице ни желания, ни похоти. Лишь покорная злоба и скупая практичность – всё равно он сильнее.

– Блять! – Люцифер дёргает её за шкирку до того, как всё начинается. – Выметайся.

«Не могу, дура. Не могу даже помыслить, чтобы вот так вот… Я просто слабак. Жалкое создание. Облезлое, молящее вернуть всё, как было животное, готовое «насиловать» тебя лишь тогда, когда ты сама этого хочешь. Убирайся прочь, пока я не рухнул на колени, вымаливая у тебя… вылизывая у тебя… проклиная, бля, тебя…».

Виктории не требуется повторять – она вылетает пулей.

Откуда угодно, только не из его головы.

Демон замер на втором этаже. Часы в коридоре показывали полвторого ночи – это было даже меньше, чем он ожидал. Занёс кулак и снова помедлил: «А если она не врёт?».

И вдруг отчётливо понял – он просто трусит. Ссыт, как ребёнок, потому что не окажись там никаких чар, магии и прочей волшебной хреноты, ему придётся жить с тем, что каждое слово, каждый звук, каждый стон этой химеры – лживая фальсификация.

Вся смазка промеж её бёдер, все сказки из её губ – верить этому уже не получится.

Делить на два – тем более.

«…и уж лучше тебе и вправду находиться под каким-нибудь хитровыебанным заклинанием, Уокер… Другой тебя у меня не будет».

Надев маску хладнокровия, Люций стукнул в дверь.