Двадцать пятый псалом: Юноша с пустым цветочным горшком (1/2)
Громкий даже не стук, а скорее удар в дверь заставил юношу в башне оторваться от шахматной партии. Он скрежетнул зубами: несмотря на отсутствие соперника этюд выходил на редкость увлекательным.
Едва подумал, кого ещё принесла нелёгкая, как тяжёлая створка распахнулась, что могло означать только одно – сейчас в комнату зайдут сами архангелы.
– Ой! – Тонкий голос пролетел через всю комнату и достиг головы за доли секунды, но глаза всё ещё отказывались верить в происходящее. – Простите… Прости, пожалуйста, я думала, тут пусто. – Он был не в силах ответить. Лишь смотрел и смотрел на гостью, когда в каждой клеточке тела буквально гудело от нежданной близости. – Можно я у тебя спрячусь? – Наконец добила его Девушка Без Имени, выводя из заветного оцепенения.
Виктория осмотрелась: она была в обычной спальне, которая, впрочем, превосходила размерами любую жилую площадь в кампусе. Помещение оказалось разделено на две зоны, которые она, как архитектор, сразу заприметила.
В одной располагались кровать, платяной шкаф и небольшая софа с цветастыми декоративными подушками.
Другая – скорее представляла из себя кабинет, если не сказать больше – целую индивидуальную аудиторию: тут находились и рабочий стол, и книжные полки, и даже грифельная доска у стены.
А также напольный глобус, большая карта Империи и несколько репродукций фресок, оригиналы которых она видела лишь в Школе.
Владельцем всего перечисленного излишества оказался молодой темноволосый парень – явно не самый разговорчивый, потому что не сводил с посетительницы взора добрые пару минут, до сих пор не произнеся ни звука.
«Может он – немой? Или глухой? Или сразу глухонемой?», - пронеслось на периферии сознания: «А зачем тогда они заперли калеку? Явно же тут живёт, и в академии его я никогда не видела…».
– Можно. – Словно подслушав её не самые лестные мысли о его новоиспечённой инвалидности, глухо вымолвил шатен. – Можно у меня спрятаться. – Откашлялся и добавил, поясняя.
– Супер! – Уокер произнесла это преувеличенно жизнерадостно и плюхнулась на диван. – Я тут немного… наломала дров и теперь меня ищут те два рослых мужика, что обычно пасутся около башни.
– Архангелы что ли? – Он осторожно отодвинул стул от своей парты и сел на него, оказываясь напротив девушки и стараясь не забывать размеренно дышать.
– Ага. – Легкомысленно покрутила головой и показала два больших пальца вверх, вызывая недоумение на лице молодого человека. – Это значит «Классно у тебя тут!». – Студентка вдруг поняла: он не знает этого жеста. – Я – Вики. Вики Уокер.
– Меня зовут Бонт.
– Джеймс Бонт?! – Не удержавшись, прыснула блондинка. – Прости. Это всё мои земные шуточки. Приятно познакомиться, Бонт.
– Ты – непризнанная. – Юноша констатировал это очевидным фактом. – Я – Бессмертный.
– Точно, чувак. – Разговор явно не клеился. Парень казался угрюмым и каким-то пришибленным: «Ты что, с девчонками никогда не трепался что ли? Покажи мне свою коллекцию солдатиков… Собрание лютневой музыки XVI века… Или что тут у тебя?..».
– Что такое «чувак»? – В глазах загорелся неподдельный интерес любознательности.
Уокер помялась:
– Это такое вежливое обращение к мужчине. – И быстро сменила тему. – Ты здесь живёшь?
– Да. – Бонт утвердительно и слишком активно затряс головой, как это обычно делают дети, когда чем-то очень хотят поделиться. – Хочешь, покажу тебе какие у меня есть книжки? – И, не дожидаясь ответа, порывисто вскочил и поманил рукой к стеллажам.
«Честно говоря, нет, но если в противном случае ты пинком проводишь меня за дверь, где буйствует Её Преостервейшество, то лучше давай потрындим о литературе», - с обречённой покорностью Виктория поднялась следом, запахивая пиджак Люцифера, накинутый поверх нижнего белья. Для светских представлений униформа, конечно, не годилась. А годилась разве что для шлюшьих игр с владельцем этого самого пиджака. На первые секунд двадцать. Пока он не сорвёт и его, и трусы с лифчиком, наглядно демонстрируя, какую фракцию надо выбирать в конце года.
– Это что, Некрономикон? – Вики постучала по чёрному мрачному корешку, по легендам выполненному из человеческой кожи. – Он же только в Аду хранится.
– Это копия. – Юноша посмотрел на девушку и вдруг понял, что стоит она очень близко и что глаза у неё даже светлее, чем ему казалось сквозь толщу зеркала, а губы – большие и чувственные. И что на её тело мало что надето. А ещё – что от неё буквально веет теплом и вкусным, чуть пряным ароматом. – Твой наряд, - кивнул он на чёрный пиджак, - с ним случилась неприятность?
– Он – не мой. – Она закатила глаза. – А неприятности, надеюсь, теперь будут у другой… женщины.
– Я думаю, желать кому-то неприятностей – очень плохо. – Бонт лукавил. Последнее время он думал иначе.
– А я думаю, что так навязчиво лезть в чужую жизнь, ещё хуже. – Уокер глянула в ответ с вызовом. И вдруг добавила, словно оправдываясь перед ребёнком, что говорил прописные истины. – Меня преследует моя мать.
– Она что-то от тебя хочет?
– Управлять она мной хочет! – Виктория поняла, что словила так называемый «эффект попутчика», когда неизвестному человеку, которого, быть может, ты уже больше никогда не увидишь, ты вдруг рассказываешь совершенно личные вещи, но остановиться уже не могла. Раззадоренная и Глифтом, и выходкой на ужине, и своим последующим побегом, она всё говорила и говорила, - ей не нравится, что я встречаюсь с плохим, взрослым парнем.
– Насколько взрослым? – Будь школьница наблюдательнее и трезвее, наверняка бы заметила, как поджались в линию губы её собеседника.
– Двадцать шесть… или две тысячи лет… Сложно определить. – Хихикнула и перевела взгляд на полки. – О, трилогия «Серафим». Читал?
– Не до конца. Профессор Геральд говорит, что мне ещё рано разуметь некоторые вещи. – Бонт искоса смотрел на девушку: «Значит у тебя есть мать, которой не нравится тот тёмный хлыщ, который тебя… Что ж, она мне уже симпатична…».
– А ты, видимо, из тех парней, что всегда делают то, что говорят профессора. – Ей не нравился его взгляд, и она отошла от книг к шахматному столику. – Кстати, извини за бестактность, но почему ты не учишься в Школе вместе со всеми?
– Мне говорят, что я не могу учиться с другими ребятами, так как это опасно. – Юноша переместился следом и внезапно с пылом забормотал, - но я не опасен и не заразен, Вики Уокер. Меня тут просто заперли и никуда не выпускают. Я вижу, как за окнами проходит настоящая жизнь. Вижу, как за зимой наступает весна. Вижу, как летом на озере появляются огромные, цветущие кувшинки. Вижу, как на школьном дворе подстригают кусты и деревья. Но когда я спрашиваю, зачем это делают с растениями, мне сообщают «Чтобы лучше росли». А потом эти же люди приходят ко мне и подстригают мне волосы. Для чего? Чтобы я тоже лучше рос? – Его глаза потемнели, а губы и щёки запылали. – Для чего мне расти, если меняется всё, только не четыре стены вокруг?
В Нью-Джерси у Виктории была игрушечная обезьянка. Самое простое развлечение для юных умов: нехитрый механизм, ключик в заднице которого позволял макаке бить в барабаны и бесконечно петь свою песенку.
Но когда малютке стукнуло семь, все обезьяньи песни были спеты. Взбешённая тем, что драка, затеянная с соседским мальчишкой, мучившим кошку, была прервана его квохчущей мамашей, она пришла домой и кинула игрушку об стену.
Как ни странно, обезьянье тело выдержало это свидание с гипсокартоном, но головой безвозвратно повредилось. И теперь, каждый раз, как только маленькая Уокер вновь заводила ключик, игрушечная зверюшка делала лишь один удар в барабаны, звучавший набатом, призывающим на погост, и пела единственную строчку «Я расту на радость маме, я расту на радость папе!». После чего всё в ней хрипело и умирало, чтобы повториться заново.
Пылкий монолог Бонта ужасно напоминал эту обезьянку, как ни грустно было такое признавать.
– Тебе объяснили суть запрета? Что говорят твои родители? Где они вообще? – Ей вдруг стало его жаль. Сидит тут один, а молодость проносится мимо. Ни друзей, ни подружек, ни первых поцелуев под Луной. «Или сколько там тебе, и может можно уже не только целоваться?».
Юноша насупился:
– Я не знаю своих родителей. – Пальцы выхватили королевскую ладью и с силой сжали. – Всё, что мне объяснили, что они погибли, а мне самому грозит смертельная опасность за пределами этой башни. И выйти я тоже не… - договорить ему не дали.
Второй раз за вечер двери без стука распахнулись, на пороге возникли архангелы.
– Виктория Уокер, на выход! – Гаркнул темнокожий охранник, недоброжелательно качнув копьём.
***
Сидя на крыше Сэми заметил первым, как к ним на всех парах приближается Мими. Оторвался от галстука Ади, который решил развязаться в самый неподходящий момент, и который сам демон так и не научился завязывать, и с удовольствием прикусил язык, оценивая свой идеальный виндзорский узел на сотню ливров.
Папочка, царствие ему Небесное, в каком бы котле он сейчас не варился, точно гордился бы своим ангельским сынулей. И, поди, помер бы повторно, узнай, что единственный наследник богатого и благородного дома – гей.
«Заднеприводный», - как презрительно бросал глава семейства, пока ещё был жив, про всех тех знакомых, чья ориентация вызывала сомнения.
Конечно сын не спешил делиться с предками сакральным открытием, когда в возрасте семнадцати лет окончательно убедился: девчонки – это не его. Риск стать жертвой экзорцизма на обрядовом столе в родовом святилище с целью изгнания какого-нибудь древнего беса, который наверняка вселился в Сэмюеля по мнению папаши, был чрезвычайно высок.
О принятии не шло и речи.
Но тут, как это водится, вмешалась судьба в лице редкой и неизлечимой болячки, от которой батя сгорел буквально за пару лет, назначая отпрыска главным и по завещанию, и по сути.
Мать, полагал Сэми, догадывалась. Но была она из тех томных и жеманных женщин, которые не созданы ни для любви, ни для продолжения рода, ни, тем более, для умственной деятельности. Всё её время занимали редкие приёмы и журфиксы, да какой-то ленивый, словно через не хочу, уход за розарием, всё равно исправно выглядевшим заброшенной клумбой.
Поэтому дома парень норовил бывать как можно реже, а все рабочие вопросы, касаемо семейного бизнеса, предпочитал вести через деловую переписку, назначив в столице доверенного управляющего.
– Чудовища! – Демоница прервала и поток мыслей, и минутку нежности то ли к галстуку, то ли к его носителю, который безобразно прекрасно растягивал свои пухлые губы в улыбке, видя, как партнёр не сводит синих глаз с кожи на его шее. – Есть дело!
– Если оно не включает в себя отбеливание ануса, - не глядя на Мими, но глядя на Сэми выдал Ади, - то я уже согласен.
Игнорируя шуточки, девушка плюхнулась на парапет по соседству:
– Там Уокер увезли.
– В дурку? – Рыжий наконец заинтересовался. – А я предупреждал. Нельзя так много шпилиться с сатанинским сынком. Слухи, знаешь ли, ходят разные. Может у него и правда как у коня. Дотянулся до непризнанных мозгов и все выбил.
– Я бы посмеялась, - брюнетка хмыкнула, - но увезли нашу мёртвую царевну в колеснице её матери. И она явно была невменяемой. Я сама видела.
– Опоили? – В голосе Сэмюеля прозвучало беспокойство.
– Скорее всего. Ребекка – сука! – Маленькие кулаки Мими судорожно сжались, пока она, не разбирая слов, высказала ещё пару совершенно нелицеприятных мыслей о высокопоставленном серафиме. – Видела это, кстати, не только я, но и причина мамочкиной трогательной заботы. Вы с ним знакомы. Под два метра ростом. Красивый. Злобный. Опасный. Полирующий свои мечи, чтобы прямо сейчас отправиться и разрушить Цитадель.
– Да что там произошло вообще?! – Поинтересовались оба парня чуть ли не хором.
– А вот этого я не знаю. – И спешно добавила, - но если Люцифер просто умотает из Школы, это заметит Фенцио, он сегодня дежурный, а значит и Зачарованный план в его зверских лапах.
– Предлагаешь помочь отношениям, основанным на правонарушениях? – Ади нацепил своё самое притворно-возмущённое лицо.
– Да!
– Где и когда? – Тут же вскочил с нагретого места и потянулся, будто готовясь к качественной махле стенка на стенку.
– Есть у меня одна идея. – Губы Мими растянулись в улыбке, которая в иные времена могла обратить атеистов в верующих. – Но нужен колдовской огонь, отмычка и капелька слабоумия и отваги.
***
Спроси его кто, что он сейчас творит – затруднился бы ответить. В голове колом свербило «Как они посмели забрать моё?», а ни для чего другого там просто не оставалось места.
Ну хорошо, допустим, оставалось.
Просто предположим, что было кое-что ещё.
В чём он не сознался бы даже перед образами, чего ему, впрочем, как дьявольскому сыну, и не требовалось.
Но факта это не отменяло: Люцифер чувствовал себя виноватым. В конце концов это он напутствовал Уокер, а потом, вдруг, упустил ситуацию из-под контроля и не оказался рядом вовремя, когда долбанутая мамаша усадила последнюю в свою колесницу и была такова.
«Уложила», - глухо прорычал внутренний голос: «Ты же не сама с ней попёрлась, лохматая дура? Что там вообще у вас случилось после твоего зажигательного этюда в главном зале, от которого у Веника на лобке прибавилось седых волос?».
И совсем уж неизбежно он думал о том, что в её присутствии становится слишком расслабленным, хотя с этой конченной девицей следовало бы проявлять в десять раз больше бдительности, чем обычно. Потому что, словно бонусом к тому, что Непризнанная выплёскивала из себя, превращая будни в его персональный карнавал счастливой невменяемости, шёл целый комплекс проблем, с которыми Люцию прежде сталкиваться не доводилось.
«Ходячая Мисс Неприятность, да? Ты – как ебучий запуск вашего ебучего земного шаттла в космос. Нужно, чтобы исправно работала каждая часть твоего уокерского механизма… чтобы был обесточен пункт тоски по Нью-Джерси… чтобы командный центр был отрезан от мерзких лап твоей родственницы… чтобы о происходящем на капитанском мостике никто не прознал в Хьюстоне… чтобы новости о запуске не дошли до моего дражайшего отца… и тогда, быть может, мы уже взлетим? Как с тобой сложно. Как без тебя тухло. Где эти грёбанные мечи?!..», - выудив из подкроватного ящика искомое, демон засунул оба узумских куска металла в ножны за спиной и поспешил ретироваться из комнаты со скоростью, не уступающей космическим запускам.
Чтобы тут же угодить в окружение.
Люцифер был вынужден признать – это смотрелось даже эффектно.
Вот он едва делает три шага от своей общажной конуры, дабы свернуть на лестницу, как ему тут же преграждают путь: рыжий – справа, его голубой дружок – слева, малышка Мими – по центру, и он вынужден тормозить, но не от удивления, а только чтобы не сбить никого из них.
Остановился, замер, сложил на груди руки и посмотрел на сокурсников с высоты своего роста, не произнося ни слова, лишь изогнув бровь.
«Отвалите от меня. Я хочу бухать до блевоты и Уокер. У вас, как вижу, ни первого, ни второго. Съебитесь с глаз долой!».
Тишина гнетуще нарастала, и брюнетка не выдержала первой.
– Мы пришли помочь!
– Кла-асс. – Он протянул это так лениво, как только мог. – С дороги.
– Тебе.
– Ещё лучше. – Стал обходить, напоминая опасного хищника. – С дороги.
– Слушай, Ваше Высочество, - Ади сделал выразительные глаза, - мы ж не дебилы. Знаем, куда ты направляешься, презрев все писанные и не писанные законы.
– Сегодня дежурный Фенцио. – Вставил слово Сэми. – Хотя ради тебя я и палец о палец не ударил бы. Это только для Вики.
«Этё тёлько для Вики!», - внутренний ребёнок одного себе половозрелого дьявола передразнил ангела тонким голоском: «Завали рот, пернатый. Иди соси им дружеский хер. Лучше нет влагалища чем очко товарища!».
– И Посох-мэн сразу увидит, если ты покинешь Школу! – Припечатала Мими.
– Даже не знаю, как донести до вас всю глубину моего посрать. – Он сделал ещё один предупредительный шаг вперёд, уже решая, что сшибёт со своего пути рыжего. По крайней мере это будет честнее, чем толкать девчонку или без-пяти-минут-девчонку.
– Предсказуемо. – Тонко ухмыльнулся Ади.
– И поэтому мы подожгли святилище! – Блеснули глаза демоницы.
– Вы что?! – Люцифер подумал, что ослышался.
– Устроили пожар в Санктуарии на третьем этаже. – Сэми произнёс это голосом человека, которого явно удерживали в заложниках.
– Спалили нашу местную септу к херам! – Радостно завершил объяснение Ади. – Через пару минут всё разгорится, сработает магическая сигнализация, Венику будет не до школьного плана, а у вас, Высочество, появится возможность беспрепятственно свалить.
– И зачем вам это нужно? – Ничем не выдал желания покинуть Школу кратчайшим путём, даже если на этом пути придётся расхуярить все окна, убить пару-тройку архангелов и даже прокатиться на тринадцатом трамвае.
– Ты – идиот, - хмыкнула Мими. – Но ты – наш идиот. И мы в тебя верим.
– И не забываем, сколько раз ты спасал наши задницы, - присовокупил рыжий.
На периферии сознания у Люция мелькнула мысль, что он слишком быстро шагнул вперёд, а потом – что ему фантастически всё равно, что они обо всём этом думают. И что он хочет целовать её и вернуть в их маленький безопасный мирок академии, где ещё можно оставаться влюблёнными детками, нарушающими запреты, и отчаянно не взрослеть.
Обернулся напоследок и коротко кивнул всем троим тем особым жестом, в какой сложные и не добрые люди обычно вкладывают всё – от «спасибо» до «я этого не забуду».
И Мими с парнями без слов сошлись во мнении, что это было лучше, чем любые самые жаркие благодарности.
Куда ценнее.
И гораздо значительнее.
***
Первое, что Виктория увидела, распахнув глаза, были огромные малиновые круги, расходившиеся вензелями. Голова нещадно болела, а во рту ощущался аммиачный привкус.
На похмелье и близко не похоже.
Сев в огромной постели, укрытой балдахином, Уокер тяжело и недружелюбно осмотрелась: открывавшийся вид совсем не совпадал с её привычной спальней.
Все конечности нещадно ныли как после тренировки, а самим крыльям словно что-то мешало расправиться. Для полноты картины на подкорке сознания крутился целый рой воспоминаний, которые она покорно начала в себя впускать.
Вечер. Ужин. Кроули.
Неизменный балкон, на котором они жарятся языками с Люцифером, и под её ужасным платьем бушуют моря и океаны, потому что язык – это так отчаянно мало в их случае. А когда прекращают, он легонько шлёпает её по заднице, как бы осеняя крестным знамением на свершения, и Вики почти уверена – это дьявольское благословение круче любого причастия.
– Глифт, мама? – Девушка протянула два бокала, адресованные Ребекке и директору.
– Благодарю. – Коротко кивнув, Уокер-старшая снова обратила свой взор на старика, явно увлечённая беседой.
Такой расклад Викторию вполне устраивал. Незаметно прошмыгнув в тень одной из статуй, она зло сорвала со лба дрянной кокошник и также зло подумала: «Значит «делай что хочешь и люби кого хочешь»? «Не могу тебе приказывать»? «Юная волевая женщина»? Да будет Воля моя, матушка, как в Аду, так и на Небесах!».
Несколько минут спустя, преобразившись ровно настолько, насколько позволяли сподручные средства, Уокер-младшая покинула темноту угла и, подхватив бокал синего пойла, направилась прямиком к Винчесто, который что-то обсуждал с учителем Крылоборства.
– Здравствуйте, господа, - она поприветствовала обоих как можно громче, привлекая всеобщее внимание. – У нас тут возник непримиримый спор, вы должны нас рассудить.
– Рад видеть тебя, Виктория, - адмирон доброжелательно улыбнулся, осматривая студентку: волосы были распущены и слегка растрёпанны, а на лбу ещё виднелся отпечаток былой диадемы: «Люцифер, видимо, сказал тебе, что это наряд для Инициации? И по традиции всех женщин рода Уокер ты тут же вышла на тропу войны…». – С радостью выступлю на этом Трибунале. Только не проси меня быть Соломоновым судьёй и рубить младенцев.
– Младенца я уже разрубила. – Она сделала щедрый глоток Глифта и хищно присовокупила. – Осталась змея. И вот мне просто интересно, - голос стал скандальным, решительным, совершенно как у Ребекки, - может ли высокопоставленный серафим наряжать свою непризнанную дочь в обрядовые тряпки?
– Чисто с юридической точки зрения, - задумчиво протянул Фома, - нет. – Правда тут же добавил, - но мы все свои. – И поспешил откланяться, правильно полагая, что назревает скучный, семейный конфликт.
– Думаю, твоя мать уже недовольна, - Винчесто наклонился и шепнул ей это на ухо. – Потому что она всё слышит и смотрит сейчас на нас.
– Адмирон, - Вики умоляюще сложила руки, чуть ли не роняя бокал, и тихо заговорила в ответ, - спасите меня. Я не хочу, чтобы она была недовольна… - он удивлённо посмотрел в серые глаза, - я хочу, чтобы она рвала и метала!
«Как же вы похожи. Стоите друг друга от каждого А до каждого Я. Никаких дипломатических миссий, никаких переговоров с террористами… Тушите пожары бензином, заливайте глаза керосином, пусть всё горит!».
– Ну, - он ухмыльнулся, - можешь поцеловать меня, и тогда одного присутствующего серафима женского пола точно хватит удар. – А когда она дёрнулась в попытке потянуться, буквально вынужден был остановить Уокер-младшую, взяв за плечи, - нет-нет, Виктория, я же шучу. Мне всё ещё нравится моё здоровое тело, и я не хочу потом несколько месяцев отращивать новые крылья взамен тех, что мне вырвет один адский Принц. Или твоя мама. Или оба они, не сговариваясь.
– Значит сливаетесь? – Блондинка мстительно прищурила глаза.
– Зачем тебе война?
– Затем, что не я подняла эти агрессивно-красные стяги над башнями. И вижу их с тех пор, как моя родительница вновь явилась в мою жизнь. Она, как грёбанный коммунизм в Китае!
– А ведь ты уже всё придумала, да, девочка? – Адмирон вдруг понял, что она к нему вовсе не за руководством к действию пожаловала: «У тебя есть план и ты его придерживаешься».
Виктория утвердительно кивнула:
– Если я попрошу об этом Люцифера, поползут всякие… слухи. – Она ликующе улыбнулась и улыбка её демону совсем не понравилась. – А вы давно не студент и производите впечатление человека, который вертел слухи… вокруг собственной оси.
– И что от меня требуется?
– Просто подыграйте мне, Винчесто! – И девушка вновь пригубила Глифт, внезапно начиная кашлять так громко, как только умела. – Адмирон, пожалуйста… - задыхалась, развернувшись лицом к «зрительному залу», и показывала куда-то на свою спину, - …корсет… слишком туго!
Тут-то до мужчины дошли все простота и изящество маленькой дочкиной мести: раз родительница нарядила её в платье, которое ей не по вкусу, значит она вовсе останется без платья. И расшнуровать его предстоит именно ему.
«Раздевал твою мамку, раздену и тебя», - совершенно демонически резюмировал он и принялся помогать с нарядом, пока Вики недвусмысленно изображала из себя кошку, подавившуюся комком шерсти.
Всё получилось даже идеальнее, чем она представляла. Потому что ровно в тот момент, когда оценившая диспозицию Ребекка бросила Кроули в одиночестве и размашисто выдвинулась в их сторону, а с другого конца зала на помощь поспешили обеспокоенные учителя в лице Мисселины, Геральда и даже Фенцио, платье сдалось под ловкими пальцами адмирона и элегантно ухнуло вниз, оставляя Уокер-младшую в красивом белье ядрёного колера.
– Что ты себе позволяешь?! – Ядом пролилось то ли в адрес Виктории, то ли – Винчесто, но выцарапать глаза затейникам беспредела серафим не успела: вокруг стало слишком оживлённо, а на плечи тут же опустился пиджак с катастрофически знакомым, заставляющим низ живота напряжённо дрожать запахом.
– Ей стало плохо. – Спокойный голос, полный равнодушия, разлился из-за спины, но рука Люцифера, успевшая скользнуть по её распахнутой ладони, и пальцы, чуть сжавшие её собственные, ясно намекали – всё это напускное, и он готов аплодировать и даже ревновать.
– Бедная девочка. – Охнула Мисселина. – Такой тугой корсет, не удивительно, что ты поперхнулась! Как ты себя чувствуешь?
– Пойдём, отведу тебя в твою спальню, дорогая, - Ребекка растеклась патокой, и Вики словила себя на мысли, что меньше всего она сейчас хочет оставаться с матерью наедине.
– Сама дойду. Простите за этот казус! – Дёрнулась, направляясь к двери, но тут же была схвачена под локоть неугомонной родственницей.
– Ты уже потеряла платье. – Прошипела та на ухо. – Не хочу, чтобы где-то по пути тебя лишили и твоих красных трусов.
Монструозные двери распахнулись, заставляя студентку резко сесть в кровати и временно отложить воспоминания минувшего вечера. В проёме возникла женщина, смеющая именовать себя покойной Уокер-старшей. И улыбку с лица которой тут же захотелось стереть, хорошенько повозив этим лицом по полу.
– Проснулась? – Она окинула дочь взглядом, подмечая и нахмуренные брови, и хищный оскал: «Значит всё вспомнила. Вот и отлично. Не придётся тратить время на разъяснения».
– Потеряла бдительность! – Вики дёрнулась было, чтобы встать и убежать, но увидела за спиной матери огромного мужчину-ангела в полной боевой амуниции, включая доспехи. – Приятно, что ты так опасаешься меня, что поспешила явиться с личным телохранителем.
Серафим лишь рассмеялась, как бы подчёркивая глупость заявления:
– Матвей не меня – от тебя, он тебя от необдуманных выходок охраняет. – Она присела в кресло напротив постели и ласково посмотрела на девушку перед собой, - уже нарисовала себе образ властной и ненавистной мамаши, достойной порицания? И даже объясниться не дашь?
– Ты соврала! – Почти плевком полетело в ответ. – Сказала: «Ужин, и я отстану». А вместо этого нарядила в ангельские тряпки, а потом… - она потёрла лоб, припоминая, что Ребекка потащила её отнюдь не туда, куда сказала, а прямиком в башню, - опоила, похитила и увезла. Что тут объяснять? – Пальцами Виктория нащупала тяжёлый, давящий на шею медальон. – Выйти и улететь я не могу видимо из-за этой чертовщины? Просто чтобы ты не думала, что я уже не пыталась.
– Смышлёная девочка. – Ребекка решительно встала, давая понять, что игра в добросердечие закончена, и пересела на постель, бесцеремонно толкая ноги дочери. – Никто тебя не похищал. В понедельник будешь в Школе. И подставляй там все свои тылы под демонический член и потенциальное наказание, сколько влезет. Я умыла руки, и слов своих обратно не беру.
– Зачем тогда гонялась за мной по всей Восточной башне? Заставила выпить свой псевдо-чай? И приволокла сюда? – Студентка обвела рукой вычурную спальню в итальянском стиле. – Кстати, где мы?
– В Цитадели конечно же. – Уокер-старшая изумлённо взметнула брови. – Ты что, даже из кровати не вылезала и в окно не выглядывала? – Она вдруг резко, до боли, сжала её коленку и дёрнула. – Вставай! Я могу понять все твои шлюшьи порывы при виде адского выблядка и кривляния на ужине, чтоб на зло мамке уши отморозить. Но отсутствие самой жалкой толики любопытства в таком удивительном, богатом, прекрасном измерении, я принять не в силах!
С серафима словно слетела шелуха дутой, материнской нежности, а сама она показалась Виктории жёсткой, величественной и надменной – ровно такой, какой и являлась.
– Прекрати меня тянуть! – Девушка вырвала руку и уставилась с непониманием. – Что, зрители разошлись и можно уже не отыгрывать роль тётушки-заботушки?
– Ты – размякшая, поплывшая дура, пиратка. Которая не желает ни видеть, ни вникать. – Мать подтолкнула её к каменному балкону, красиво увитому гортензиями и диким плющом. – Давай уже поговорим. По честному. Без прикрас. Ровно для этого я спланировала твой уикенд, умоляюще выпрашивая у Кроули разрешение на посещение столицы. И, - она хмыкнула, - пока ты не устроила клоунаду с моим платьем с Инициации, всё шло хорошо.
– То есть разрешение ты так и не получила и покидать Школу я не могу? – Вики вскинула взор на окрестности и непроизвольно распахнула рот.
– Получила конечно. – Серафим отмахнулась от подобной чуши. – Просто пришлось предложить кое-что взамен, а не только воздействовать уговорами. Нравится? – Последнее относилось к увиденному за пределами балкона.
Потому что за его пределами раскинулась самая настоящая Венеция – ровно такая, какой её запомнила Виктория, однажды путешествуя по Европе целое лето.
Широкий канал, на который выходил фасад палаццо, был испещрен гондолами, намытый тысячелетиями камень зданий призывно темнел, выглядывая из вод, да и запах стоял совсем тот самый – рыбный, свежий, прохладный.
Снующие в полёте Бессмертные и несколько драконов, запряжённых колесницами, далеко на горизонте, впрочем, делали картинку фантасмагорической.
– Нам показывали Цитадель на уроках – замок из стекла, кости и хрусталя, - и это не Цитадель. – Она зло сверкнула глазами, уличая собеседницу во лжи. – Так где я?
– Цитадель – это и замок, и город. – Мать раздражённо выдохнула. – В Чертоге тоже самое. Ты видела лишь строение, теперь можешь внимательно рассмотреть Сити. – И внезапно добавила с еле заметной теплотой. – Клянусь, я не вру.
– Венеция? Серьёзно? – Впечатления, которые младшая Уокер пыталась сдерживать, всё же прорвались наружу. – Я думала, небожителей бесит всё земное.
– Ты путаешь причину и следствие. – Ребекка вдруг совсем по-девичьи ухмыльнулась, словно знает какой-то секрет и сейчас с радостью им поделится. – Был такой венецианский дож Энрико Дандоло. Интриган и царедворец, который и привёл Венецианскую республику к рассвету её могущества и к виду, который представляет каждый второй смертный.
– Знаю, я учила историю итальянской архитектуры в Принстоне.
– Но вот чего ты точно не знаешь, так это того, что первые несколько тысяч лет этот господин был бессмертным ангелом и градоначальником тогда только начавшей строительство Цитадели. – Она указала рукой на храмовые купола. – В здешнем Санктуарии даже можно найти его имя, высеченное на камнях. Там же хранится проектный генплан города. И все застройки до сих пор делают только согласно этому документу.
– Его сослали на Землю?
– Да.
– И стёрли память?
– Очевидно.
– Как тогда он смог воспроизвести архитектуру в другом измерении?
– А как тогда ты помнишь, как ездить на велосипеде, даже если не ездила с самого детства? Как, едва выйдя из комы, люди узнают, что любят арбузы и не любят сливы, лишь почувствовав запах? Или как мать, - лицо её снова дрогнуло. И Виктория совсем уж поэтично, в духе обстановки подумала, что по нему пошла трещина, как по венецианской, фарфоровой маске, - безошибочно находит своё дитя в толпе других, не видя ту шестнадцать лет? Нельзя вытравить из мыслящего существа всё, что он из себя представляет. Человек сложнее горстки воспоминаний.
Под окнами, словно подчёркивая важность момента, раздалось протяжное пение гондольера.
– Мама. – Вики подняла тяжёлый взгляд и уставилась на женщину. – Ты сказала, что тебе пришлось предложить Кроули что-то взамен. Это..?
– Что? – Ребекка поняла не сразу. Но спустя пару мгновений глумливо осклабилась. – Конечно нет, Шепфы ради! Ему это давно не нужно. Как и мне уже давно не требуется прогибаться… под изменчивый мир. – А потом добавила – сухо и с укором, - но если ты хочешь знать, легла бы я под кого-нибудь, чтобы защитить тебя, то мой ответ – да. Пусть хоть весь Адский Легион разорвёт меня на части, пиратка, лишь бы ты была в безопасности.
– У тебя странные представления о моей безопасности. – И снова они – материнские эмоциональные качели, на которых та бессовестно баюкает Викторию. Маятник от холода к жару, от жёсткости к скабрезности, от «дура» к «дитя». И девушка хоть и понимает, что с ней творят, но всё равно чувствует себя мазохисткой, не способной отказаться от этого извращённого удовольствия. Туда-обратно, песня без конца и начала. Так долго НЕ ждала, что она будет её любить, что теперь не может устоять ни от Ребеккиных цунами, ни от её смертельной засухи. – Так ты об этом хотела поговорить?
– Нет. – Серафим моргнула, и момент будто бы сдуло её собственными ресницами. – Одевайся и спускайся вниз. Пойдём, прогуляемся.
– Я же не могу… – Дочь поболтала амулетом перед её носом. – Аллё!
– Со мной – можешь. – И Уокер-старшая покинула балкон, а за ним и комнату, заставляя девушку думать, что даже вся её фигура напоминает то ли жало, то сжатую до предела пружину, вот-вот готовую лопнуть.
***
Фенцио свернул свиток и поспешил убрать его в свою сумку.
– Что ж, очень хорошо, Бонт. – Он посмотрел на юношу за партой. – Извини, что оторвал у тебя твоё выходное время. Но я не смогу провести свою пару на той неделе в связи с некоторыми рождественскими, - мужчина хрустнул челюстью, - мероприятиями.
– Ничего страшного, чувак! – Молодой человек по-детски улыбнулся.
– Что? – Профессор не поверил собственным ушам. – Что ты сказал?
– А какие мероприятия проходят на Рождество? – Бонт, который и без того всю лекцию витал где-то в облаках, просто проигнорировал вопрос.
– Скучные и неинтересные. – «Наверное, всё же, послышалось». – На, возьми. Принёс тебе новую книгу и даже нелегальный журнал. Не скрижали, конечно, что повелел чтить и исполнять Отец Всемогущий, но не даром же Он даровал нам глаза – чтоб узреть. – Учитель подмигнул школьнику, выложил на стол презенты и уже направился к дверям. – Не переживай, мальчик, твоя жизнь гораздо занимательнее, чем у тех, кто находится за стенами этой башни.
«Поэтому вы меня тут и заперли?..», - он лениво махнул на прощание и начал перебирать то, что принёс ему один из его друзей. Учебник с заманчивым названием «История камуфляжа: от халата до кирасы» решил оставить на десерт, а пока с увлечением принялся листать журнал «Вестник Преисподни».
Само издание ему не нравилось. Бонт знал: эту жёлтую прессу печатают в Аду, а к Нижнему миру он не питал никаких симпатий. Но на страницах глянца, к вящему смятению юноши, всегда находилось что-то интересное. На последней полосе, к примеру, размещались гороскопы и анекдоты. А в середине журнала имелась вкладка с разворотным календарём и какой-нибудь симпатичной девчонкой.
Он вдруг представил, как сейчас распахнёт прессу, а там – Девушка Без Имени по имени Вики Уокер. Ровно такая, какой она стояла тут вчера: в отвратительно пахнущем ёлками, табаком и силой мужском пиджаке, в котором иногда мелькало её красное бельё и горячая, гладкая кожа.