Двадцать четвёртый псалом: Царевна, не желавшая играть в куклы (1/2)
«…даже Луна – и та не была светла, и звёзды не озаряли его путь. В абсолютной тьме шёл Великий Архитектор, не помня себя от горя. Сорок дней и сорок ночей длилась нескончаемая сия темнота по всему миру, и столько же дней и ночей он блуждал среди гор, лесов и морей, потеряв возлюбленную свою – Церцею.
Но даже в самом кромешном мраке иногда возьмёт и мелькнёт луч надежды.
И белокрылая бабочка-цекропия вдруг осветила своей сияющей пыльцой Скифову беспроглядную ночь. За ней – ещё одна. И вот уже целая кавалькада из фосфорицирующих насекомых возникла перед Великим Архитектором и поманила за собой».
Энди поднял глаза от книги и посмотрел на сонную, но определённо восставшую из комы подругу, свернувшуюся клубочком в спальне, что она делила с ещё одной соседкой:
– Мне продолжать? – Он улыбнулся. И выхватил из череды счастливых мыслей одну – никогда бы не признался себе, что по уши влюблён в эту посредственную и совершенно непритязательную Палмер, не вздумай Лора вляпаться в передрягу и почти скопытиться.
Девушка вскинула голову на настенные часы:
– София явится минут через двадцать. – Мурлыкнула. Уютная, обычная, славная. – Как раз успеешь мне дочитать.
«…и шёл он долго, и было вокруг него не видно ни зги, но вела по верному пути пыльца с крыльев бабочек. Увидел Великий Архитектор первое творение своё – святилище на холме, сложенное так добротно и крепко, что и сомнений не оставалось, простоит миллионы лет.
Едва заложил он когда-то основу этого строения, то молвил Создателю «И на камне сем создам я Церковь Твою, где Ты, Отец Всемогущий, всегда услышишь того, кто не за себя просит».
Внутри Санктуария коптился воск. Давно догоревшие свечи истлели, и огонь беспрепятственно истязал грубый пол, словно мученика.
В этом пожарище Скифа к несчастью узрел свою возлюбленную – окровавленная, лежала она на жертвеннике, и одежды её были красны, а в разведённых ногах копошились два младенца.
– Вот женщина моя и сыновья мои, подле которых я не оказался вовремя. В муках рожала Церцея, но в доме Твоём. – Припал ангел к каменному остову, где покоилась возлюбленная, и не ощутил ни единого вдоха и выдоха от её остывшего тела. – Почему же допустил ты, Отче, такую несправедливость, лишая меня – единственной, а детей моих – матери? – Запеленал он мальчиков в грубую ткань и опустился на колени перед Церцеей. Глухо пророкотал словно гром на небе, - не уберёг я тебя, любимая.
И вдруг столп света прошёл через тело женщины, и голос услышал Скифа:
– Не за себя просишь, Великий Архитектор, но за ту, что положила начало начал любви в наших землях, хоть и предназначалась она не тебе одним своим видом. Живите же в новом, свежерождённом мире вместе, в благости, и научите его такой же любви. Вы провели здесь, со мной, так много времени, что мне больше нечего вам дать кроме права на счастье, которое вы заслужили. Ваши Бессмертные братья и сёстры плодятся и размножаются, но у вас уже не осталось тут неоконченных дел. И ученики давно превзошли своего учителя. Теперь, как ни печально наше с вами расставание, первенцы мои, вас уже ждёт новое измерение, где больше не нужны чудеса и крылья, потому что вся магия – в вашем сердце. Прощайте же, а в память обо мне возьмите новые имена. Ты, Скифа, будешь отныне зваться «Хомо», а Церцея – «Витой». Забудьте лишнее, но сохраните в душах главное.
Сияние света разлилось по всему святилищу, а когда померкло, то не было больше в этом мире ни Великого Архитектора, ни его жены, ни сыновей их.
И ступали они по новой планете, имя которой стало Террой…».
– Конец. – Он хлопнул корешками книг и склонился над Лорой, убирая той прядь со лба. – Расскажешь, почему тебе так нравится сказание про Скифу и Церцею? Это же сказка. Давно известно, что Древний Эдем строили несколько тысячелетий. Далеко не все Бессмертные с тех пор почили, - Энди подумал, что даже сама формулировка «умершие бессмертные» звучит страшно забавно, - и подтверждают это исследование.
– А я люблю сказки. – Девушка говорит это и чувствует неприятную, нервную сухость во рту. – В них добро побеждает зло.
– Спи давай, добро. Ты уже победила своего дракона. Теперь осталось победить только постельный режим. – Хмыкая, парень целует подругу в лоб, догадываясь, что она ещё слишком слаба, чтобы претендовать на продолжение. И машет рукой до завтра.
– Не победила, Энди. – Шёпотом произносит Лора захлопнувшимся дверям. – Просто… я – и есть дракон. – И слегка сжимает амулет сквозь свою пижаму.
***
К дремлющей на рассвете голубятне человек в капюшоне крался уверенно и бесшумно. Карман припекало важное дело, вложенное в конверт и скреплённое его личной печатью. А сам носитель опрометчиво полагал, что в такое время вряд ли встретит в пункте назначения собственных коллег.
Почти дойдя до места, повернулся и бросил взгляд на замок – с самого своего первого дня в академии ему, как говорят студенты, «заходил» этот вид. Белоснежный, кружевной, монументальный. Такой чистый и могущественный, какого у самого мужчины уже не будет никогда, как не отмывай и себя, и репутацию.
В его детстве, которое пришлось на такое отдалённое имперское захолустье, что местечко даже не указывали в Расширенном Географическом Катехизисе Пресвятой Дарии Наутской, и не пахло архитектурным изяществом. В нём пахло ржавеющим металлом, дешёвыми чернильными бобами на ужин и пылью, которая шлейфом покрывала одеяния родителей каждый раз, когда они возвращались домой.
Впрочем, называть четыре наспех сколоченные стены и крышу из Подсолнечного дерева домом мог только слепец. Своё вынужденное жилище человек, укрытый капюшоном, ненавидел всем сердцем, в последствии много раз мысленно укоряя отца и мать за нищую жизнь, на которую они его обрекли самим фактом рождения.
В возрасте семи лет он услышал от соседского мальчишки – такого же оборванца в перештопанных рейтузах с предками-мусорщиками, промышлявшими собирательством старья, а, если повезёт, и древностей, - про Школу Ангелов и Демонов. Тот, не стесняясь, врал, что непременно будет учиться там на следующий год, раз в этот не получилось пройти конкурс. Само собой обманщику даже не доводилось участвовать в последнем, но ложь приятеля натолкнула на мысль – возможно невероятную, но до мучений желанную, - накопить достаточное количество ливров и знаний для поездки в альма-матер и попытать свои силы на экзамене.
С отчаянным рвением ребёнка он начал собирать информацию по деталям у каждого залётного в их забытый Шепфой край путешественника. И даже не поленился устроиться курьером в местную небесную канцелярию, где было проще простого уточнять детали.
О том, что отправить заявку на бюджетный набор надо до весны – узнал у беглого работорговца из Нижнего мира.
О прибытии на экзаменацию не позднее, чем за три дня – у белокрылого аптекаря, тайно следующего со своей расово неверной супругой-бесом на непризнанные территории.
Об оплате госпошлины в размере сорока ливров – от собственных родичей, что безапелляционно отмели все сыновьи притязания, сообщив «Сумма неподъёмна».
Мужчина внутренне хмыкнул от воспоминаний, с какой-то особой нежностью разглядывая апсиду главного входа в здание. Какое счастье, что судьба наградила его хотя бы упёртостью, обойдя стороной громким именем и богатством. Потому что, только благодаря первой, он на целый год превратился в книжного зомби, проглатывая любую имперскую книжку, попадавшуюся на пути. И, снова благодаря этой своей черте характера, не побоялся украсть у отца с матерью удачный «мусорный» улов – потемневший от вод, но всё ещё острый кинжал с инкрустацией, пастуший костяной рожок и фибулу Адского легиона из красного золота.
Много выручить, конечно, не вышло. Местные перекупщики не подходили для сделки: прекрасно знакомые с его семьёй, они бы надрали мальчишке уши и отвели домой в назидание. Другое дело – лихие, случайные люди, которых можно было встретить поздними вечерами близ единственного в их окрестностях постоялого двора.
Но даже вырученные пятьдесят два «И ни гентом больше!» ливра прожигали карман. Из дома паренёк убежал той же ночью, опасаясь, что воровство вскроется.
Как добирался до Школы, и вспоминать стыдно.
Вместо пары недель, в течении которых можно было пересечь несколько провинций, отделяющих их область от Озёрного Края, потратил почти два месяца, едва не опоздав к назначенному дню. Повезло ещё, что разжился картой Верхнего мира, да и шёл в тёплое время года через крестьянские поселения, сплошь усыпанные полями, где всегда можно было чем-то подкрепиться.
Встречные путники тоже попадались добрые. Простые работяги с недоразвитыми крыльями и незаживающими от сельскохозяйственных работ мозолями, которые жалели мальчишку-сироту, коим он им представлялся.
И лишь однажды почувствовал себя в опасности.
Пересекая город Жур, пристроился идти вслед за странствующим цирковым обозом.
Сначала его привлёк запах рыбы, которым циркачи кормили морского дракона-альбиноса в огромной клетке на колёсах. Что было немудрено: плодоносные сады с полями уже третий день, как остались далеко позади, а рассованные по карманам яблоки почти кончились. Но затем не устоял и перед яркой привлекательностью процессии – в конце концов мальчишке было совсем мало лет, и ничего грандиознее того бродячего кортежа видеть прежде не доводилось.
К ночи так устал и замёрз, что пошёл на неоправданный риск – влез в сундук, закреплённый на козлах одной из телег и мирно заснул на цирковом реквизите. А проснулся уже при свете дня от ритмичных, повторяющихся ударов: обоз стоял неподвижным, а в боковую стенку кто-то метал короткие, острые ножи.
Естественно пришлось драпать, что есть сил, пугая своим внезапным «выходом» абсолютно лысого карлика с чёрным, длинным хвостом.
Наконец, спустя ещё одну неделю, грязный, обозлённый и помятый, скиталец вышел к одному из водоёмов и тут же увидел гряду летающих островов. Зрелище оказалось настолько прекрасным, что, то ли от усталости, то ли от нахлынувших эмоций, мальчишка буквально разрыдался и, обессиленно хлопая давно не белыми крыльями, добрался до Школы.
Почему-то он ни минуты не сомневался, что сдаст экзамен и получит своё законное, бесплатное место. И что событие это полностью перевернёт его ангельскую, но такую бесславную жизнь.
Что ж, с первым не ошибся – жизнь человека в капюшоне впоследствии переворачивалась не один раз.
***
От стука в дверь Ости проснулась и болезненно сморщилась – минувшей ночью она знатно напилась, едва ли заботясь о том, чтобы снять хмель чарами, а теперь чувствовала себя так, как будто до самого утра её головой косили газон на школьном дворе.
Девушка с силой сжала виски и запоздало провела рукой по затылку – увы, магия уже не действовала. Глифт давно растворился в крови, даря непередаваемые ощущения самого прозаичного похмелья.
– Иду, - хрипло процедила, чувствуя сухую липкость во рту, и вдруг уставилась на чёрную мужскую рубашку на своём кресле. Однако едва вспыхнувший в глазах огонёк надежды тут же сменился ужасом.
Холмы. Поезд. Пьянка. Санктус на поцелуи. Победитель сам решает, кому достанется пропитанный синим пойлом засос. И ей в её вчерашнем состоянии вдруг начинает казаться, что выигравший партию Балтазар не так уж и плохо скользит своим языком в её рот под одобрительный гогот других Тёмных.
Брюнетка импульсивно закрутила головой по своей одиночной комнате, по счастью не обнаружив никого постороннего, и почти сразу вспомнила, что выгнала сокурсника ещё до рассвета. Потому что всё, что случилось, показалось гнусной, фатальной ошибкой, даже такому пьяному телу, которое она из себя представляла.
Поняв, что кудрявый полюбовничек явился за своими тряпками, Ости зло выскочила из постели и распахнула дверь, намереваясь раз и навсегда отбить у него охоту таскаться сюда и, тем более, болтать лишнее.
Но не успела издать и звука, как шею сдавила тяжёлая рука, а крылья впечатались в стену.
– Привет, подружка. – Люцифер очаровательно улыбнулся, отрывая демоницу от пола и перекрывая все подступы к кислороду. – Не раздевайся по привычке.
– Люци… - она просипела, вскинула вперёд руки и старалась ухватиться за него… Дьявол раздери, уже за что угодно!
– Знаю, ты очень рада меня видеть. – Он сдавил шею сильнее. – Но не будем тратить время на долгие прелюдии. Просто зашёл сказать, что твой поступок не остался мной не замеченным. И, быть может, однажды, когда ты не будешь этого ждать, наслаждаясь своей ревнивой жизнью обедневшей бесприданницы, чьё столичное имение минувшим вечером мать была вынуждена отдать в счёт уплаты бесконечных долгов банку Локуста, тебе воздастся. Как там было?.. Око за око, зуб за зуб.
Её лицо, когда-то казавшееся ему красивым и породистым, натужно краснело, и Люций разжал пальцы. Девушка тут же рухнула на пол, шумно кашляя.
– Что?.. – она подняла глаза, полные отчаяния. – У мамы забрали дом? Откуда ты…
– Какой я бестолковый. – Он вскинул брови с преувеличенным сожалением. – Ты ещё не в курсе. Такими новостями не спешат делиться.
– Это ты устроил?! – Ости почти взвизгнула, в полной мере понимая смысл выражения «Земля ушла из-под ног».
– Устроил что? – Демон спокойно посмотрел на неё сверху вниз. Огненная Бездна в его глазах потухла. – Бесконечный парад твоих покупок? Нескончаемый поток шмоток, амулетов, оружия? Ты прекрасно справилась без моей помощи.
– Натравил это казённое дерьмо на мой дом!
– Нет, этого не требовалось. Ваши дела плохи последние пару лет. – Люцифер прищурился, словно раздумывая, говорить или нет. – Раньше я помогал твоей матери затыкать финансовые дыры. Пока, недавно, ты не решила, что какого-то хуя можешь вмешиваться в мою жизнь.
– Я… - её миндалевидные глаза вдруг стали просто гротескными, - …как же так? Она никогда не говорила.
– Хоть кто-то в вашем семействе не треплет своим гнилым языком. – Ответил ей так буднично и равнодушно, что Ости поняла – сейчас она разревётся словно сопливый ангелочек. Или, того хуже, как мерзкая, тощая, непризнанная тварь, по вине которой всё это с ней и происходит.
– Люцифер! – Вскочила, не желая терять лицо. – Всё, что я сделала, я сделала…
– Из-за своих высоких чувств. Бла-бла-бла. – Мужчина зевнул. – Не интересно. Ты предала. Возомнила себя крутой злодейкой? Уймись, ты всего лишь настучала. Сделала то, за что сама не раз презирала окружающих.
– Ты предал первым! – Она обличительно уставилась на него. – Себя! Всю фракцию! И меня!
– Наслаждайся пеплом на губах, Ости. Мне искренне тебя жаль, потому что ты уже достаточно себя наказала, выдумав то, чего никто не обещал, и мысленно приплетая к этому остальных демонов. Которым, - он усмехнулся, - в равной степени насрать, кого я ебу – тебя или её.
Такой идеальный и безразличный, он развернулся, чтобы выйти, когда до ушей донеслось надломленное:
– Почему именно она? Кто угодно, только не она. Ты же всегда всё знал про моего отца и её мамашу. И, пусть по-своему, но ты ценил нашу… дружбу! – Девушка ещё держалась, несмотря на нервный клёкот в голосе. – Знал, ценил и всё равно выбрал её! Что ты в ней нашёл?!
Люцифер даже не обернулся, удаляясь в сумрак коридора:
– Всё.
***
Выдвинутые ящики стола в кабинете Геральда недвусмысленно намекали на то, что учитель почти отчаялся в своих поисках. Битый час исследовал пространство в надежде обнаружить именную печать для ежемесячной корреспонденции, но крошечная гадина словно испарилась с насиженного на промокашке места и из этого измерения.
С одной стороны потеря не была существенной, он закажет в Чертоге новую. С другой – отправлять письма, не скрепленные его геральдикой, было неразумно и даже опасно. Заветный штамп выступал не только гарантом отправителя, но и защищал послания магией, что не позволяла вскрыть конверт случайному адресату.
В конце концов, утомившись, мужчина махнул рукой и обречённо опустился в кресло – прямо перед ним сиял девственно чистый отчёт, который к обеду надо будет предоставить прилетающему старику Кроули, не забыв присовокупить своё махровое мнение.
Порывшись в исходных бумагах, выудил показания сестры Альбы.
– Что тут у нас?.. – Почесал кончик носа пером, пробегаясь по строчкам, - …поступила в бессознательном состоянии… порезы на запястьях… явное магическое вмешательство… нанесены острым предметом, предположительно кинжалом или скальпелем… - взял во вторую руку аналогичный манускрипт от Фенцио, - …не бытовые чары… вряд ли заклинатель… кровопускание совершено с помощью сильнейшего магического предмета… Так, стоп! – Внезапно профессор замер, ещё не понимая, во что упёрлось его подсознание, но интуитивно чувствуя – в документах что-то не так. Будто кольнуло иголкой или едва уловимым противоречием, а теперь надо лишь отыскать нужное. - …кома неясного генеза… медленная регенерация… зарубцевавшиеся ожоги на венах… - сообщал коллега. – Зрачки суженные… на звуки не реагирует… давние порезы вдоль вен… - вторила медсестра.
«Вот оно!», - Геральд ликующе дёрнулся за столом: «Старый пёс ещё берёт след… Теперь бы понять, что это значит».
Закурил и логически рассудил: и Фенцио, и Альба могут полагать, что причина одних и тех же шрамов различна. Тогда один из них либо врёт, либо добросовестно заблуждается.
Мысль понятна.
А ответ хранит где-то в недрах памяти сама Лора.
Вот с ней он и поговорит.
***
– Ругаешься, как сапожник! – Мими вышла из ванны, кокетливо поправляя полотенце на теле и тряся мокрыми волосами прямо на ледяной пол. – Прекрати, Уокер, ты же девочка!
– Очень замёрзшая девочка! – Вики с треском захлопнула одно из двух окон, которое соседка благополучно оставила нараспашку. – Ты, как коммунальные службы: «Ой, простите, зима пришла внезапно – в декабре!».
– А ты, как смертная плебейка! – Демоница фыркнула, опуская зад за туалетный столик. – У тебя миллионы способностей, а согреть себя не хочешь, не можешь, не умеешь. – Окинула её взглядом: красивая сорочка из розового шёлка и такая же красивая Непризнанная, порозовевшая от зимней температуры в спальне. Бонусом шли неизменно босые пятки, которые блондинка поджимала, силясь дотянуться до верхней ручки оконной рамы. Не выдержав, Мими удручённо хлопнула рукой по лбу, - крылья, Виктория. У тебя есть крылья!
– Блин. – Ещё не проснувшаяся, Уокер в очередной раз выругалась и успешно завершила свой крестовый поход против погодных условий.
– Теперь мы даже не узнаем о событиях за окном и не увидим, если моря затопит кровью, а с неба польётся огонь.
– Уверена, прогноз погоды нас проинформирует! – Непризнанная рявкнула это и с тоской посмотрела на ещё тёплую от снов постель. Ту, в которой к ней приходили болезненно-томительные сны с участием двух сильных рук, влажных, цепких губ и одного Адского Высочества.
Несмотря на вынужденный ранний подъём, Виктория решила, что ложиться не имеет уже никакого смысла. И, то ли злая, то ли возбуждённая, отправилась в душ, а когда вышла обратно, тут же попала в объятья Мими.
– Моя маленькая брюзга! – Хрюкнула та, сверкая стрелками, способными не только придать глазам выразительности, но и ранить пару десятков сердец. – Давай уже научим твои модельные ноги морозоустойчивости.
– Давай. – Уокер вздохнула. Неделя почти закончилась, а вместе с ней – и лимит её накопленного с Капитула хорошего настроения. Теперь она всё чаще ловила себя на том, что вполне серьёзно поглядывает на меч, прислонённый в углу, и прикидывает, помнит ли дорогу в Ад.
– С таким лицом идут на поминки, а не открывать новые способности. – Брюнетка схватила подругу за руки и закружила в импровизированном танце. – Он вернётся, когда так нужно, когда ты уже склонишь плечи, будешь думать: «Мне плохо, душно»… Он вернётся и станет легче!
– Не знала, что именно ты в этой Школе увлекаешься поэзией. – Вики была бы и рада не улыбаться, но грех предаваться унынию, когда с тобой дочь демона богатства и роскоши. Очень весёлая дочь демона богатства и роскоши.
А ещё она всерьёз прикинула, что им с Люцифером куда больше подходит самый убогий рэп в духе:
Твоя мать будет ныть,
Его батя будет бить,
Твои зрачки и юбка узкие,
Страдай и не забудь запить.
Потому что, когда он придёт или во сне привидится,
Ты будешь течь, а он – материться:
«Снимай свои доспехи и трусы на видео,
Станешь плохой, и я подумаю, как ещё в тебя влю…вдолбиться».
– Это не я, - сверкнула зубами Мими. – Это из «Серафима моего сердца». Пора уже тебе ознакомиться с матчастью. В конце концов весь Чертог зачитывается трилогией!
***
Мисселина чихнула – в голубятне среди прочих запахов преобладали нотки свежего помёта, - и посмотрела на коллегу за отправкой писем.
– Всё равно желающих мало! – Упорно затрясла головой женщина. – Донни, Ади, Сэми, Томас, ваш протеже Энди, пара девочек и, конечно, Мими. Но она, мне кажется, и в Школе-то учится только для того, чтобы сыграть роль на ежегодном Рождественском приёме.
– А старшекурсники? – Преподаватель по Крылоборству выпустил очередную птицу, уносящую свиток.
– Не смешите меня, Фома. – Она закатила глаза. – Стоило мне заикнуться про постановку, вся фракция демонов подняла такой гвалт хохота, что я была вынуждена применить чары, лишь бы они умолкли. Ангелы, кстати, не отставали!
– Так может сделать спектакль частью аттестации? – Мужчина легкомысленно пожал плечами, его мало заботила общественная активность академии, а мысли много лет были забиты исключительно собственным делом.
– Это не по Уставу, – тяжело вздохнув, Мисселине подумалось, что не такая уж она и правильная, раз в её судьбе давно и прочно обосновался Геральд. Словно в насмешку встреченный ей в такой добропорядочной до него жизни. – Хорошо ещё, что танцевать не отказываются.
– А что они будут танцевать в этом году? – Тут Фоме стало уже интереснее: хореография – те же полёты, одно неверное движение, и красота рушится на глазах.
– Пляски святого Вита они будут у меня танцевать! С Вендиго в паре! – В дверях голубятни возник Фенцио. – Таланты учеников, как прыщи: не ясно, где вылезут, поэтому надо дать им раскрыться! – Взметнул подолом пыль и засохшую листву, заходя внутрь. – Какой тут ажиотаж с самого утра.
– Дел накопилось, – учительница помахала стопкой писем. – Доброе утро, коллега.
– Доброе, - мужчина процедил это с ликом человека, который совсем не разделял мнения касаемо начала дня. После чего постучал посохом, стряхивая с него первый, выпавший в этом году снег, и снял с головы капюшон. – Я не понимаю, почему мы в очередной раз должны заниматься подобной хернёй, чтобы Кроули мог пустить пыль в глаза Цитадели под Рождество и всем, кто оттуда пожалует. Здравствуйте, Фома! – Пожал руку демону. – На нас четверых весь старший поток. И всё равно дёргают! То у мелких кого подменить, то танцульки начальству показать!
– Вот и скажите ему об этом сами сегодня на собрании, - Мисселина поджала губы.
Она ценила профессора за знания и какую-то медвежью несгибаемость, которую он обрёл в результате всех своих злоключений, но почти не пересекалась с ним во внерабочее время, с трудом представляя, чем живёт этот скованный внутренними цепями человек-гора и как вообще можно терпеть его характер.
Её и Геральд-то порой выводил из себя бестактностью. Но, в отличии, от Фенцио, у того хотя бы были солидные аргументы, позволяющие женщине не обижаться слишком долго: обаяние, красота, ум, сатира, её чёртовы любовь и обожание и… ещё кое-что весомое.
Поэтому все вспышки гнева обычно начинались с её:
– Ты – последняя сволочь!
А заканчивались его:
– «Говорю то, что думаю» и «сволочь» - это синонимы, - и… последним, решающим аргументом.
– Директор всё также должен утверждать состав исполняющих первый танец? – Преподаватель по Крылоборству закончил с рассылкой писем и переметнул взгляд на присутствующих.
– Идиотский регламент мохнатых времён! – Раздался рык Фенцио, который полез на верхний этаж в поисках своего почтового голубя.
– Впервые не могу с ним не согласиться, - Мисселина сделала выразительные глаза, смешно зыркнув в сторону корячащегося на лестнице мужчины. – Я уже всё расписала. Танцевать будут танго, танцующих – пять пар. Выбирала из тех, кто умеет. – Она нахмурилась, вспоминая расстановку. – Люцифера с Мими в центр. В круге: Сэми с Моникой, Энди с Лорой, Астр с Лилу и Вики с Дино.
На верху что-то отчётливо громыхнуло, а затем раздался вопль, недостойный ушей педагогического состава:
– Дражайшая к о л л е г а! – Фенцио спрыгнул обратно и разлился змеиным шипением, - вы тут что, пытаетесь всех разбить на пары с тайным влечением?
– Вы о чём? – Женщина удивлённо округлила глаза, а Фома лишь сглотнул и молча ретировался, предпочитая не вмешиваться в происходящее.
– Уберите это чадо змеи от моего сына!
– Скифа и Церцея! Не кричите вы так. – Вопли она не переносила с самых пелёнок. И хотя со времён её пелёнок прошло немало лет, множество Англо-Бурских войн и добрые тысячи общемировых катаклизмов, в венах тут же вскипела злость. – Поставлю Дино с Лилу, а Уокер – с Ас…
– Нет! С Лилу не сметь! – И внезапно уныло добавил. – Там всё плохо. Они на ножах. Поставьте его с этой… демоницей-первокурсницей. Дочерью Мамона. – Фенцио решил, что из танцующих это, пожалуй, единственный безопасный вариант. Одна – бывшая. Другая – желанная. Третья – коматозная и чёрт знает, что за магия приключилась с подозрительной девкой. А кто такая Моника, мужчина в принципе помнил с огромным трудом.
В ответ на волеизъявление Мисселина вдруг тонко и хитро, совсем не по-ангельски ухмыльнулась:
– Хорошо, профессор. Я поставлю Дино с Мими, а Викторию – с Люцифером. – И припечатала. – А, в случае чего, скажу, что это была ваша идея.
***
Уокер и сама до конца не понимала, как это работает. Просто шла, буквально металась по лестницам, пока все внутренности затапливало его энергией.
Это не было ни запахом, ни звуком, а, скорее, тем странным ощущением, про которое на земле говорят «седьмое чувство».
Стоило Мими скомандовать «А теперь попробуй себя согреть», Вики послушной ученицей расслабилась, впуская в тело мысли о тепле. Вместо него пожаловали дрожь, манящая сладость и недобрая сотня ежей, что ощетинились копьями ниже пупка.