Двадцатый псалом: Ромео и Джульетта из штата Виргиния (2/2)

– Оо-о… - она действительно удивилась. – Я бы даже сказала «Ого!». Готова придумать шикарную предысторию, но что-то мне подсказывает, что реальная в разы круче.

– Это последствия Многолетней войны, если ты ещё помнишь такую из уроков, и в твоей голове есть место не только для демонических хуёв и опилок. – В ответ Виктория зло сверкнула глазами. – Пока она длилась, Нижний и Верхний миры постепенно хирели, приходили в упадок, итогом стал неизбежный голод. А мы всё же Бессмертные, а не Всегда-Сытые. Протянем без провизии долго, но не вечно. – Выразительно посмотрел на спутницу. – Курица стала символом достатка и сытости. – И усмехнулся. – Так что будет кто подкатывать с пернатой, дай знать, сверну шеи обоим.

– Жителям Тробрианских островов есть, что ответить. Они обкусывают друг другу ресницы в знак любви и верности!

– Знаю. – Помрачнел Люцифер, рассчитывающий уже получить свою восхитительно голую бабу, но вынужденный стаскивать с себя рубашку.

Вены на его руках напряглись, и Вики словила себя на мысли, что шумно и громко дышит при виде такого зрелища. Представила, как эти руки держат её бёдра. В каких других, дивных местах у него так же напряжены вздувшиеся вены. И едва сдержалась, чтобы не заёрзать на сидении.

– Из чего делают Глифт? – Дождалась, пока его фужер опустел, и выпалила свой следующий вопрос.

– Хмель, вода, огненный мох, пара десятилетий и ангельская выдержка не вскрыть это всё раньше времени. – Демон красиво покрутил стеклянную ножку между пальцев, заставляя синеву напитка вязнуть на стенках, и Уокер поняла, что тоже самое сейчас творится между её ног. – Знаешь похожую рецептуру? – Он посмотрел на неё сквозь стекло, пряча за ним нетерпение. Никакого аналога в мире людей просто не было. Наравне с огненным мхом.

– Может быть коньяк?.. – Виктория села ровно, будто на экзамене, и свела коленки, как «малолетняя шалава», - не без удовольствия всплыло в распалённом мужском мозгу.

– Мимо. Так и быть, - повёл плечами, разминая крылья, - разрешаю раздеться.

Она смешно выпятила нижнюю губу, но косить от правил не стала: «Пацан сказал – пацан сделал, да, Непризнанная?».

Люций замер, чуть опустив ресницы, но фиксируя каждое её движение: как находит подмышкой замок, как слегка нервно тянет его вниз, как сдувает ртом прядь волос, упавшую на кукольное лицо, как, наконец, задирает свои руки, а вместе с ним и платье и быстро освобождается от плена ткани. Впервые раздеваясь перед ним сама.

«Охуетькактыпрекрасна… В щепки. Контрольный… хэдшот в мою голову… Гладкая, гибкая, глубокая с этими своими зенками, в которых я сдох… захлебнулся, не добравшись до берега… мне кранты, Уокер… мне с тобой пиздец, а без тебя – тоска херова… смертельнопьянтобой… так и запиши в своём дневничке с розовым пони – пациент скорее мёртв, чем жив!».

Не собираясь больше ждать ни одной ебучей секунды, поднимает руку и хватает её за талию, притягивая к себе.

– Как же игра? – Она почему-то шепчет.

И он отвечает ей таким же шёпотом, утыкаясь носом в живот и вдыхая… сдыхая в этой коже:

– А я проиграл.

Встаёт, нависая над девушкой, прижимая к своему боку. Обрушивается в самые губы, затапливая рот собой, и пока она соображает, как перестать так лихорадочно кружить своим языком вокруг его – до вертолётов перед расширенными, подёрнутыми пеленой глазами, - быстро расстёгивает ремень и брюки, помогая им оказаться вместе с бельём на полу экипажа.

Теперь всё идеально.

Правильно.

До невозможности уместно.

Он, садящийся обратно. И она, опускающаяся на его колени, спиной.

Её впечатанные в мужскую грудь крылья. Его нахальные пальцы, истязающие её соски.

И две пары губ, готовых сожрать друг друга без остатка.

Вики не понимает, как можно сосаться так, как будто и не целуешь вовсе, а просто вылизываешь его рот, стремясь достать до самых гланд. Но чувствует, как Люцифер делает то же самое. Словно в её глотке, что сейчас вибрирует вместе с бешено колотящимся сердцем, спрятана какая-то тайна, до которой непременно нужно докопаться.

– Так рада меня видеть? – Прикусывает мочку уха, когда рука оказывается между слегка сжатых, бесконечно длинных ног. Мокрая, горячая, охуенная. Дрожит на его коленках с той силой, что он кожей чувствует исходящие от неё волны: сумасшедшие приливы, отливы, цунами, кораблекрушения.

«Ебаа-ать… Уже даже не нужно топить мой корабль, пиздецовый непризнанный океан. Я и сам рад разбиться о твои утёсы… Бегу, как конченный придурок, как самый счастливый на свете дебил, который проглотил свой дьявольский язык и может говорить тебе о тебе только путём запихивания себя… Я – грёбанный мальчик-обманщик, Уокер. Полное чмо! Желающее долбить тебя, чтобы стать твоей сутью, а не ради одних лишь розовых дырок…».

Руки раздвигают её ляжки, пальцы – ласкают промежность, и она готова зарыдать – так сильно хочет его внутри. Что любая секунда промедления, кажется, причиняет боль. А Люцифер – мерзавец, - не торопится. Выводит подушечками запретные узоры на всём её влажном нутре, выписывает древние письмена, чертит буквы их имён, будто только так можно хоть раз обратиться к ней «Виктория». Почти нежно скользит по клитору, сводя круги – неизбежно, великолепно, так, как ей нравится.

Кусает шею – больно, до фиолетового следа, до громкого стона, до её мольбы:

– Ну давай же! – Сама пытается достать из-под себя его напряжённый член. Немедленно вытащить и медленно вставить. Но он не даёт, вжимая её бёдра всё сильнее.

– Что, Непризнанная? – Хриплый, чуть насмешливый и совершенно сводящий с ума.

– Трахни меня. – Шипит во влажные губы, повернув голову в пол-оборота.

– Не слышу.

– Трахни меня! – Хочет укусить его за всё, что он делает, выкрикивая в самую темноту рта.

– Громче, милая. – Сам не понял, что за прилагательное, и откуда оно взялось в его голове, но ведь и правда такая м и л а я, когда бесится.

– Твою мать! – Она закидывает свои руки ему за голову и больно вцепляется пальцами в загривок. – Просто. Трахни. Меня. Выеби. Пожалуйста. Люцифер. Пока я не сдохну. Пока я не сдохла. Без тебя!

В её исполнении он слетал с катушек и от меньшего.

А тут – целое преступление.

Убийство топором в темечко.

И в пору разрушаться до атомов, подняв её под ноги и насаживая, буквально вдавливая в неё себя.

«Явтебесейчасутону… пощади, Уокер… Пощади меня. Мне дышать нечем… Я сгорю и умру. От меня уже ничего не осталось с тобой в постели… Сделай хоть что-то, чтобы я мог на ебанную секунду тебя возненавидеть. Предай, уйди, отвернись! Иначе всё это самое лучшее меня раздавит!!! Бляблябля… как всё это можно чувствовать постоянно?.. Как можно так ебически громко молчать… не говорить тебе всего того, от чего меня буквально разрывает. Нет! Стой! Быстро целуй меня, не запрокидывай голову! Не закатывай тупые глаза! Где твой язык, идиотка?! Запихни его в мой рот, сверли меня им… Пожалуйстабляспасибобезостановки! У меня билет в тебя до самой финишной черты и только в один конец…».

Хуже расстрела.

Лучше последнего вдоха.

И Вики представления не имеет, как живут все те несчастные женщины, которых не разрывает от его члена, его пальцев и его голоса. Которые не дышат с ним в унисон – изо рта в рот.

Зеркала над сидениями – десять из десяти, понимает Люций, когда видит в сверкающей поверхности, как широко разведены её ноги, которые он держит.

Как при каждом движении подпрыгивают её упругие титьки.

Как охуенно, чередуя темп, он втыкается в неё – такой большой в такое тугое, но идеально скользкое тело, - то поднимая, то опуская девушку прямо на себя.

Видит закинутую ему на плечо голову, распахнутый рот, которым она, как заведённая, повторяет его имя, проникая языком куда-то в самую голову.

Чувствует, что от неё пахнет алкоголем, шоколадом, сексом.

Победой, Адом, Раем.

Воздухом, космосом, им, всем.

И наблюдает, как зеркало напротив отражает то же самое, создавая бесконечный коридор их агонии.

Вбивается в неё до чёртовых звёзд перед глазами, каждым своим сантиметром чувствуя узкие, горячие стенки. Так хорошо упирается в самую матку, что её почти лихорадит от полноты ощущений. Заставляет смотреть вместе с ним – непристойное, недостойное, не…вероятное зрелище.

Когда они – как одно целое.

Когда он – огромная часть её, делающая Уокер такой прекрасной, такой завершённой.

Когда она – утопает в мужчине, буквально врастая своим влажным телом в его мышцы.

Ей хватает нескольких секунд этого порнофильма, чтобы кончить, истекая смазкой. Но тут его рука снова ложится на клитор, и Викторию почти мгновенно накрывает вторым, настолько мощным оргазмом, что она начинает истерически смеяться, закрыв лицо руками и чувствуя, как из глаз текут слёзы.

– Хорошо… - зажатый, сдыхающий между её ног, демон шепчет, - какжеэтовсёблятьчудесно… - легонько толкает Непризнанную, заставляя сползти и рухнуть на колени. На четвереньки. Уткнуться лицом в сиденье напротив. Не в силах остановить ни её истерику, ни творящееся безумие.

Оказывается сзади, вставляя в неё до судорог в кончиках пальцев. И просто добивает бешеным темпом, полагая, что сейчас, как гоночный болид, либо придёт к финишу победителем, либо расшибётся в лепёшку.

– Люцифер, - Вики почти уверена, что у неё будут сломаны некоторые кости, и это самое лучшее, что с ней происходило, – кажется… я тебя… - он припечатывает её туловищем к взмокшей коже сидений, оказываясь так близко, рядом с горящим ртом.

– Что, Уокер? – Почти рычит в самое ухо. – Что ты меня?! – Вбивается до брызг, до потопов, до влаги из каждой её клеточки. – Ненавидишь? Хочешь? Любишь? Что? Ты? Меня? – Почти кричит на неё, всем своим телом умоляя сказать. Никогда не говорить. Проорать это в ответ.

– Я тебя всё. – Она выгибается, приподнимая голову, так, чтобы посмотреть на него.

– И. Я. Тебя. Всё. Непризнанная.

Умирает в её губы, до тошноты смотрит в глаза. Стонет, кончает, рушится, воскресает из праха и пепла. Оставляет всего себя в ней. Забивая жаром и спермой до бесконечной фатальности.

И дышит прямо в рот, уронив рядом голову. Всё ещё в ней. Всё ещё с ним.

Глаза в глаза.

Вдох-выдох.

Эти двое и их Всё.

***

– И где в таком случае Уокер? – Геральд уставился на Мими в дверях, сложив на груди руки.

– Не знаю, - демоница тряхнула волосами. – Я ей не мамка!

«Конечно ты ей не мамка. Её мамка сейчас в моём кабинете. Страшно жаждет проявить заботу и нежность к своей наследнице!», - подумал, прищурив один глаз, и вспомнил, что видел на столе у Мисселины записку о посещении Ада на все выходные от одного старшекурсника, чьё имя начинается на «Люци-», а заканчивается на «-фер». Пазл тут же сложился в единую картину: «Идиоты! Но славные идиоты…».

– Послушай… - задушевно начал учитель, но девушка перебила.

– Поди гуляет где-нибудь. Я скажу, что вы её искали, профессор!

Попыталась затворить дверь, однако мужчина выставил в проём ногу и хмыкнул:

– Полагаю, «гулять» она будет до понедельника.

– Не исключено. – Мими осклабилась с пониманием дела. – Очень, знаете ли, любит ходить в долгие пешие походы.

«Не школа, а партизанский бордель! У нас теперь что, все покрывают сына Сатаны и дочь серафима?!..».

– Лучше передай, что Ребекка Уокер некоторое время проведёт в академии. – Повернулся и собирался идти, но, внезапно, совсем по-отечески добавил, - чтобы она… чтобы вы все были к этому готовы.

Демоница кивнула, закрывая дверь, и крепко задумалась, чем им это чревато. Но порассуждать не успела, в комнату снова постучали.

– Если вы… - распахнула, полагая, что вновь увидит Геральда. Однако на пороге стоял белобрысый, - если ты тоже хочешь спросить про Непризнанную, - она не на шутку взвинтилась, мгновенно вспыхивая безо всякого пороха, - то я ей не секретарь! И она мне не докладывает! В этой шараге что, всем нужна одна только Вики?!

– Мне нужна ты. – Ошалело выдохнул ангел, но тут же поправился. – В смысле, я искал тебя, чтобы вернуть книгу. – И протянул ей «Серафима моего сердца».

Демоница явно оказалась не готова к такому повороту событий. Смутилась, меняя гнев на милость:

– Ну спасибо, Дино – сын Фенцио. – Взяла роман и глупо потрясла им, как будто пожимает его руку, которой он удерживает издание с другой стороны.

– Я тогда пойду, Мими – дочь Мамона? – Мотнул головой в сторону коридоров.

– Ага. Увидимся. – Похлопала ресницами, пытаясь понять, что это за странная фраза-вопрос.

И уже прикрывала дверь, когда услышала его негромкое, кинутое через плечо:

– Кстати, сцена на маяке в тридцать четвёртой главе невероятно впечатляет.

***

Люцифер встал с пола первым, наконец позволяя ей развернуться и сесть, поджимая ноги, которые не желали слушаться.

Протянул руку, как истинный джентльмен, но Уокер проигнорировала. Тогда совсем не по-джентльменски взял за локоть и поднял, хватая за талию и удерживая на весу.

– Будешь меня слушаться? – Уставился в лицо с улыбкой совершенно счастливого человека.

– Нет. – Честно пискнула Вики.

– Так я и думал. – Кивнул, словно принимая сам факт. И поцеловал её. Абсолютно не так, как обычно.

Не до обломков всех в мире кораблей, не до сметённых в пыль древних городов, не до пожаров и штормов. А абсолютно естественно. По-хозяйски. По-свойски. По…человечески. Словно она – его девчонка. Девочка. Девушка. Женщина. Потаскуха. Богиня. Мадонна. Религия. Всё.

И вдруг усадил на кожаный диван и совершенно простецки завалился рядом, кладя голову Виктории на ноги и как бы говоря «Погладь меня, Непризнанная, я не цапну».

Повторного приглашения дожидаться она не стала. Запустила руку в его растрёпанные, слегка потные волосы и начала почёсывать макушку, перебирая прядями между пальцев. Сладкая, тянущая пустота внутри просила только одного – покоя.

Чувствовала, как медленно истекала им прямо на сиденье, но совершенно наплевательски это игнорировала.

Люций прикрыл глаза и едва ли не мурчал. По крайней мере Уокер полагала, что ощущает кошачьи вибрации в его идеальном теле.

– Когда ты станешь старше, - она задумчиво очертила его скулы и подбородок, - то будешь ещё красивее. Вот тут, - ласково провела между бровями, - заляжет умная морщинка. А здесь, - коснулась тонкой кожи под глазами, заставляя ресницы трепетать, - иногда начнут появляться следы бессонницы.

– Уокер, я постарею очень не скоро. – Поднял веки, сверля бессовестно нежным взглядом. – Но мне нравится мысль, что ты собираешься не давать мне спать и через много тысяч лет. – Сказал это так просто, будто все давно в курсе.

«Ты ещё охуеешь, когда я заявлюсь к тебе и твоей мамаше с курицей подмышкой…», - чуть не заржал от собственных мыслей, прибавляя с долей металла: «В сопровождении Адского Легиона, если потребуется».

– Нам ещё долго? – Растрёпанная, прекрасная, девушка откинулась на сиденье и без единой мысли рассматривала мужчину на своих коленях, как произведение искусства.

– Что видишь за окном?

Она попыталась выпутать руку из его волос, чтобы приоткрыть штору, но демон тут же перехватил её запястье, возвращая ладонь на место и заставляя губы Виктории расползаться в улыбке.

– Намёк понят, - продолжая скрести его ноготками, потянулась носом и отодвинула створку прямо так. – Вокруг одна вода. А на горизонте, - присмотрелась, - полуостров.

– Есть своя прелесть в длинном и любопытном носе, да, Непризнанная? – Демон ухмыльнулся и тут же почувствовал, как она мстительно сжала его волосы. – Скоро будем на месте.

– Сколько лететь?

– Ты как назойливая деточка со своим «А долго нам ещё?». Бесишь.

– Я постоянно мучила родителей этим вопросом. – Студентка хихикнула. – Пока они не сговорились и не стали всегда отвечать «Три часа» независимо от того, сколько там оставалось на самом-то деле.

– Нетерпеливая Уокер спешит жить. – Чуть приподнялся и поцеловал полушарие её груди снизу.

«Наверняка ты была мерзкой, весёлой и офигенной девахой. Самой оторванной на своей улице. Из-за которой чаще всего вызывали пожарный расчёт, дорожный патруль, а когда подросла – и на «дуэль».

– Под нами Гневное море?

– Под тобой – не знаю. – Он ехидно подмигнул, - а под экипажем – залив Святой Роберты.

– И чем Роберта прославилась?

– Была настолько красивой, - чуть не добавил «прямо как ты», но вовремя прикусил язык, - что из-за неё случилось кровавое рубилово среди нескольких серафимов и высших демонов.

– А чем закончилось?

– Все умерли. – «Из-за вас, из-за баб, такое бывает».

– Любовь – полный отстой. – Совершенно философски протянула Вики.

– Слова не отрока, но мужа. – Он потёрся о её бёдра, как бы требуя, чтобы она не забывала перебирать своими охеренными пальцами в его макушке.

– Эй, м-мрачный парень! – Почти ляпнула «мой», но осеклась. – А весёлые истории в твоём бесконечном источнике знаний есть?

– Хэппи энды оставляют чувство незавершённости, Непризнанная. – Повернулся к её животу и подул на кожу, вызывая рябь мурашек и слушая, как смешно она ойкает. – Но если расскажу, что мне за это будет?

Виктория притворно закатила глаза:

– А что ты хочешь?

– Ты раньше, - Люцифер прищурился, - была не такой сговорчивой.

– Ну так обновление вышло, следить же надо!

Настолько широко улыбнулся, что свело скулы. Глупо подумал, что будет рад умереть прямо тут, на её ляжках, от того, какая она – классная, и того, какой он – довольный имбецил.

– Кстати об обновлениях. Когда ты там родилась?

– Хочешь подарить мне хтоническое чудовище? – Она наклонилась, приближая свои глаза, в которых черти выплясывали хороводы.

– Могу даже убить кого-нибудь в твою честь, - ответно запускает руку в её волосы и чешет ямку на холке. От этого движения девушка готова заурчать и растечься сладкой лужицей прямо у него на груди. – Правда, я – романтичный?

– Эротичный. Говорим и пишем правильно, Люцифер. – Чмокает его в кончик носа и садится ровно. – Скажу дату рождения, если расскажешь весёлую историю.

– У тебя проблемы. Ты постоянно заключаешь сделки с дьяволом.

– У меня проблемы. Дьявол мне нравится.

И он уже не может это игнорировать. Привстаёт и попадает ей точно в распухшие губы. Потому что ему всего две тысячи лет, и у него, наконец-то, всё идёт так, как нужно.

– Но я согласен. – Брюнет отрывается от неё и млеет, тлеет и хочет, чтобы этот счастливый идиотизм не отпускал.

– Я родилась ранним апрельским утром 17-го числа.

– Что? – Он округлил глаза.

– Что «что»?

– Это я родился ранним апрельским утром 17-го числа. – Пытался не думать, что это знак. Охренеть какой. Прямо грёбанное судьбоносное «Привет». Стоит и держит в руках мигающий транспарант «Внимание, я – знак судьбы!». Но не думать не получалось.

– Не волнуйся, я не отберу твою часть подарков, - она забавно морщит нос. – Но, чур, машинки и скейтборд – мои!

– Тогда нам придётся подраться.

– Возможно даже побить посуду, пока мы ссоримся.

– Ага, и сломать кровать, пока миримся.

«Потому что я тебя… всё, Уокер», - и больше ни единой мысли. Люций просто замирает и щурится, глядя на неё, будто она – солнце. Но момент прерывает резкое снижение. Ещё немного, и они будут на месте.

– Прилетели? – Виктория приникает к окну, находя словам подтверждение. – С тебя должок в виде весёлой истории.

– Будешь одеваться? – Мужчина нехотя отделяется от её ног и начинает облачаться в одежду. – Или так пойдёшь? Не то чтобы я был против… Но неудобно одной рукой придерживать тебя, а другой – выкалывать глаза каждому встречному.

И она знает, что в этой шутке лишь доля шутки. А ещё чувствует, как это неимоверно ей льстит.

– А зачем меня придерживать? – Тянется к платью.

– Чтобы не споткнулась.

– Я вроде уже давно освоила сложную технику прямохождения. И совсем редко грохаюсь на ровном месте. – Находит трусы и натягивает их, полагая, что это всё равно ненадолго. – Что тогда станешь делать, если я упаду?

Люцифер, закончивший застёгивать рубашку и теперь заправляющий её в брюки, посмотрел удивлённо и как-то так, что Уокер вдруг стало неловко за вопрос. Будто ответ был настолько очевидным, что его знали даже дети.

– Если ты упадёшь, Непризнанная, я понесу тебя на руках.