Девятнадцатый псалом: Умная невеста (1/2)

Ребекка подписала свою часть свитков и посмотрела на бессменного Главного Советника – серафима Эрагона.

– Хотела переговорить.

– Слушаю. – Он не отрывался от бумаг, не поднимал головы, но – женщина была уверена, - знал уже всё, о чём она хотела сообщить.

– Я собираюсь отправиться в Школу ангелов и демонов, чтобы выступить доследователем со стороны Небес. – Блондинка пристально следила за реакциями древнего Светлого.

– Ну раз ты уже с о б р а л а с ь, - он бросил на неё насмешливый взгляд, - разве я смею задерживать?

– Отлично. – Эту игру Уокер-старшая хорошо знала. И умела в неё выигрывать. Когда-то именно решающий голос Эрагона, что проникся её несгибаемой стойкостью и решимостью, позволил даме занять нынешнюю должность. При этом сам ангел оставался чуть ли не единственным, на кого совершенно не действовало её женское обаяние. Ни чьё другое, впрочем, тоже. Как ни странно, она это ценила. Хотя бы потому, что в Империи было катастрофически мало того, что ещё вызывало у Ребекки уважение. – Рада, что не возражаешь.

– В Школе происходят странные дела. И твой мудрый взгляд на события нам не повредит. – Серафим смотрел очень пристально. – Надеюсь, ничто не сможет отвести его от сути?

– Можно не переживать за то, чего давно нет. – Сухо подчеркнула женщина, вставая из-за круглого стола. – До встречи, Эрагон.

Он лишь кивнул, пригладил волосы и вернулся к перу, не замечая поклона.

***

Уокер спала на кровати так, будто захватила всю её территорию огнём и мечом, и теперь единовластно ей владела.

Сначала отжала одеяло, потом столкнула его на пол, разбросала свои длинные ноги по горизонтали, по диагонали, в конце концов закинула их на Люцифера и залезла в кольцо его рук, явно замерзая и теснее прижимаясь к мужчине, что его полностью устраивало.

Подобный расклад казался таким волнительным и идеальным, что он стойко и мужественно «терпел» узурпаторство, сомкнув глаза едва ли на пару часов и с завидной регулярностью просыпаясь от бурной, энергичной, сновиденческой деятельности Непризнанной, чтобы проверить, не испарилось ли это всё из его спальни, из его мира, из его вечности.

«Родилась с шилом в своей ебически чудесной заднице? Ни минуты покоя, да? Надо всё успеть, так как жизнь слишком коротка? А вдруг эти подушки убегут от тебя раньше, чем ты разметаешь их к хуям?..», - думал, но с такой опустошающей нежностью, словно дурная девка – это идеал… его золотой телец, из которого он сотворил кумира, и теперь, как последний дебил, готов восхищаться всем, что она делает.

Пока лежал, слушая её мерное дыхание, вдруг так легко принял мысль, что, кажется, эта ночь стала последней в его нескончаемой внутренней борьбе с самим собой, когда он ещё мог мысленно оскорблять её так изощрённо и немыслимо и искать себе оправдания за все эти сносящие крышу губы, рты и раздвинутые, текущие, влекущие ноги. Что теперь осталось только сплошное до невозможности хорошо, которому не нужен ни анализ, ни его ебаная рефлексия.

А нужно только тугое утреннее марево, витающее в воздухе.

И сделать так, чтобы оно не исчезло с первыми лучами низкого солнца, что уже собиралось взойти где-то там, среди облаков, оставляя последние секунды очарованию ночи.

Вики в очередной раз покрутилась, размётывая и себя, и волосы — на спине, и демон подумал, что это отличный повод сделать что-нибудь великолепное с её торчащими розовыми сосками, смотрящими строго вверх.

Поэтому глаза девушка распахнула под аккомпанемент из собственных стонов. Где-то у её груди склонилась его тёмная, растрёпанная шевелюра, а язык раз за разом рисовал узоры на сжимающихся ореолах.

– Это пентаграммы, да? – Выдохнула она, чувствуя, что ей холодно от открытых окон и жарко от мужского тела.

– А то. – Люцифер слегка сжал одними губами правую грудь, а потом подул на влажный след своего рта, заставляя блондинку совсем бессвязно замурлыкать. – Видишь, у тебя получилось призвать дьявола.

– Отлично, дьявол. Верни мне одеяло!

– Как-то ты дешевишь с просьбами к Тёмным силам. – Теперь он втянул другой сосок, прикусывая его и чувствуя, как в его волосах начинают путаться её пальцы. «Какжематьтвоюстобойхорошо…». – Я думал, попросишь вечную молодость там или самое завалящее могущество.

– Вот такая я не амбициозная. Всего лишь мечтаю не замёрзнуть. – В голове не было ни единой мысли. По крайней мере приличной. Уокер ощущала, что ей настолько восхитительно, что она не готова менять свою горизонтальную позицию, превращаясь в прямоходящего человека, и согласна провести на лопатках и крыльях весь остаток вечности, лишь бы Люций продолжал делать с её грудью то, что он делает. – Плачу поцелуем!

– Так себе сделка. – Брюнет явно ухмылялся в пылающую, нежную кожу тяжело вздымающегося декольте. – Поэтому сделаем иначе. – Он начинает двигаться по ложбинке вниз, - я сам выбираю, куда я тебя целую. – Доходит до пупка, - а ты перестаёшь мёрзнуть.

И с окончанием фразы мужчина запускает кончик языка в эту впадинку на животе и щекочет её, от чего Уокер, как по заказу, начинает дёргаться и смеяться, сгибает ногу в колене в попытке оттолкнуть, а ему только это и требуется.

Подхватил и вжал в постель, раздвигая, опускаясь ещё ниже. Обвёл свободной рукой пухлые, розовеющие, половые губы и жадно втянул носом запах, ловя себя на абсолютно животном «Моя женщина!»; тут же приник ртом к набухшим, алым складкам, чувствуя, как под напором его языка её сомкнутое влагалище буквально лопается и начинает течь ему в рот.

«Это, бля, лучше любого кофе в постель, Непризнанная… Ты просто пиздец… Тыпахнешьраем. Не всратого Шепфы, нет… Настоящим, выебанным мной раем! Лучше любого Запретного плода на вкус. Моя охуенная религия…».

Вылизывает её так, словно это последнее, что ему можно сделать на этом свете, и ощущает, как она выгибается, подаётся навстречу и стонет так громко, что к его и без того утреннему стояку добавляются лихорадочные удары сердца.

Отпускает худую ножку, зная, что его ангелоподобная нимфоманка хочет ебаться ничуть не меньше, и, облизав пару пальцев, вталкивает в узкую, но так приветственно блестящую промежность, что у него в голове не фиговые фейерверки от предвкушения, как он вот-вот будет драть её. Снова.

– Давно хотел узнать. – Не скрывает ни иронии, ни плотоядства, ни похоти. – Ты точно, - начинает медленно двигать рукой, пропитываясь её влагой, - уверена, - проводит языком по пульсирующему клитору, обводит его, слегка всасывает, пока где-то в изголовье Уокер вцепляется в спинку кровати и старается не завыть, - что у тебя в роду не было суккубов? – Увеличивает темп, неотрывно и заворожённо наблюдая словно в десятикратно приближённой камере, как она раздвигается, сжимается, дрожит. Как краснеют её нежные внутренности между половых губ. Как по его пальцам прямо на ладонь начинает стекать её сок. – А то трахаешься ты… - договорить не фартануло. Виктория вцепилась Люциферу в волосы, потянув вверх и заставляя оказаться сбоку от себя, прижимаясь всем телом и неудержимо насаживаясь на яростно долбящие её пальцы.

– Немедленно! – Уставилась на него с раскрасневшимся лицом и выдохнула в помеченный ей рот, слизывая саму себя с губ демона.

– Что? – У него не было ни малейшего желания начинать эту чёртову недотрожью игру, но так хотелось побесить юную дрянь, что где-то отыскал силы и сделал округлённые глаза. – Что ты хочешь от меня, женщина?

– Тебя хочу… - Прошептала в самую глотку, упираясь в его огромные предплечья и опрокидывая на постель.

«Так бери. Берибля! Я уже не знаю, есть ли во мне хоть что-то, что ещё не твоё… Забирай! Вот тебе ёбанное одеяло! Вот тебе мой хер! Вот тебе моё серд…всё! Бери давай, потомучтомнеононахуйненужно, если оно – не твоё!».

Уокер похожа на конченную оторву с ликующими глазами нарушительницы. Соскакивает с его пальцев и осёдлывает сверху, опускаясь на член, как на законное место.

Как на собственный трон.

На алтарь всего этого влажного сумасшествия между ними.

Прижимает его ладони к подушкам и начинает резко, дёргано двигаться, заставляя мужчину стонать.

Запрокидывает голову, и Люций ловит себя на совершенно фаталистической мысли, что она родилась, выросла и умерла лишь для того, чтобы быть с ним. Что она – это его судьба. Его непризнанная, самая долбанутая, самая лучшая неизбежность. Что вот это всё – единственно справедливый блядский промысел Бога.

Скачет на его огромном хере, как распоследняя шалава из самых грязных закоулков Чертога.

Облизывает распухший, пересохший рот и чудовищно прекрасно хлюпает.

Упирается ладошками в спинку кровати и рушится на него – всем своим телом в накрывающем её оргазме.

Люциферу не требуется дополнительного намёка: он тут же кончает следом и бесстыдным образом не особо парится, что вновь забивает Непризнанную по уши своей спермой.

«Примешь зелье… Или родишь мне детей… Просто до хера много, с твоими охуенными серыми зенками. И никто тебе ничего не сделает, Уокер! Иначе я убью любого, кто посмеет… кто только подумает… Потому что мне невыносимо… нужнобытьстобой! Ты бесишь меня больше, чем кто-либо, но я, блять, безумно хочу проживать с тобой каждый этот раздражающий день…».

– Согрелась? – Он гладит её по талии и целует в покрытую испариной шею, прикусывая, вылизывая, посасывая пульсирующую венку.

Она едва способна ворочать языком, пока её пальцы скользят по его размётанным бордовым крыльям:

– Не обманул, дьявол.

***

Едва архангел покинул комнату, Мими тут же заперла дверь и облегчённо выдохнула: «Должна будешь, Непризнанная!».

Губы растянулись в дерзкой улыбке, когда она в очередной раз бросила взор на постель соседки. Ведь как чувствовала, выпроводив её вечером, что до утра ждать не стоит, потому что их прекрасный адский королевич не выпустит Уокер, пока не отжарит до состояния нежнейшего, отыметого филе. До счастливых, осоловелых глаз.

Так живо представила, как красиво он её любит, как неистово, сокрушительно хочет. Как много всего этого между ними – волнующего, шального, тягучего, что сама Мими не глядя готова обменять свою вечность на такие же чувства к кому-нибудь.

Смахнула прядь волос, отгоняя этим жестом непрошенный романтизм, и хмыкнула, смотря на сформированный из одежды кулёк, что додумалась затолкать под одеяло Виктории, увенчав композицию шиньоном из блондинистых волос.

Даже не ожидала, что дешёвые декорации прокатят перед воином из Восточной башни, но чернокожий мужчина так смутился, когда она открыла ему в полностью прозрачной комбинации, под которой было одно сплошное ничего, что очень быстро осмотрел девичью спальню в пол-глаза не переступая порога и, извинившись, скрылся.

Вспомнив его смущённый взгляд, Мими вдруг развеселилась. Так драматично, по-театральному закружилась в своей развратной ночнушке по комнате и подумала, что ей страшно нравится присущее ангелам смущение, которыми её одаривали все белокрылые, стоило девушке немного выйти за рамки приличия. Почему-то в голове сразу возник вспыхнувший и мгновенно отводящий взор Дино – сын Фенцио, что заглядывал сюда в поисках Виктории перед каникулами.

Так мило, что… даже хочется повторить.

Ложиться спать было уже бессмысленно, поэтому девушка достала свой несанкционированный этим миром айпод, воткнула наушники и включила музыку. Память гаджета, чудесным образом продолжавшего заряжаться при помощи магии, была забита более чем десятью тысячами композиций, но дочь Мамона отдавала предпочтение песням из фильмов и мюзиклов.

Включила «Красавицу и чудовище», села у зеркала и принялась наводить марафет, размышляя, как скоро соседка явится в их девичью обитель, и что Мими потребует за спасение её непризнанной задницы.

Она была немного младше Люцифера, но это не помешало им в детстве творить беспредел всей тусовкой наследничков, которых он как-то мгновенно собрал вокруг себя, безоговорочно признаваемый лидером. И, наверное – по крайней мере одно время Мими так думала, - она была в него влюблена, хотя они никогда не переходили грань дружеского общения.

А теперь девушка чувствовала себя немного смешно и даже странно, что сейчас с демоном происходит самая древняя магия, творится самое чудесное волшебство, а она это видит. И не просто видит, а ещё и выступает соучастником. Является связующей и очень важной шестерёнкой в судьбе главного в этой постановке героя.

Ей-то всегда мерещилось, что ледяное сердце их тёмного Кая пожизненно останется запертым в Снежном замке, среди осколков слова «вечность», но выходило, что, чтобы отогреть его, нужны не руки и губы холёных аристократок, а один хороший пинок от смертной девицы, которая крошит чипсы на кровать, бегает по Школе босиком и поёт в расчёску тогда, когда думает, что соседка по комнате её не слышит.

И именно это вдруг оказалось таким естественным и единственно верным, что демоница аж зааплодировала Шепфе, вскинув ладони вверх и одобряя чувство юмора: за тонкую насмешку и прекрасную сказку одновременно.

Вот она – его Белль.

Бесстрашная, чудесная, с прибабахом.

Разогнавшая тьму, разрушившая оковы холода, снявшая проклятье не-любви.

Вспомнила, как после бала они поспорили с Ади.

Он ставил на то, что Люцифер трахнул Уокер, и теперь истории конец.

Она – что Люцифер трахнул Уокер, и история только начинается.

Теперь, глядя на них обоих, уже знала точно: у Непризнанной – что-то прекрасно и безвозвратно поломано им внутри, у Больше-Не-Зачарованного-Принца – лицо полнейшего идиота. А именно так и выглядят все влюблённые!

– Что ж, Ади, - она изогнула подведённые брови, глядя на отражение, - не хочу тебя огорчать, но ты проспорил.

***

– Куда-куда отправимся?! Непризнанные области? – Она бросила рыться в гардеробе, в надежде найти хоть что-то, что не будет на сто миллионов размеров больше самой Вики, и уставилась на собеседника.

– Это не в твою честь, Уокер. – Люцифер сидел на подоконнике в позе Властелина Мира. Естественно голый. Само собой курил. – Так что я бы не рассчитывал на автографы и многочисленную толпу фанатов.

– И где… – она вытянула из недр шкафа пижаму с клубничками, – …о не-ет! Только не говори мне, что это подарок семьи, который ты бережно хранишь?!.. – Показалось или правда покраснел?

– Теперь мне придётся свернуть тебе шею. – Девица торчала у деревянного монстра, способного отправить в Нарнию весь Адский Легион, совершенно обнажённой, и это не давало ему ни спокойно мыслить, ни курить. – Как и всем до тебя, обнаружившим этот рядовой прикол от команды крылоборцев. – Съела?!

Виктория разочарованно кинула пижаму в глубины гардероба и, наконец, выудила какую-то древнюю чёрную рубашку адекватных масштабов, которая сейчас явно была мала Люцию с этой его завораживающей косой саженью в плечах: «На каких анаболиках ты сидишь, добрый молодец? И что такого жрёшь, раз у вас в Техасе всё большое?!».

Натянула на себя и принялась мельтешить по комнате, собирая уцелевшие вещи с поля боя, пока он с прискорбным и счастливым упоением мысленно констатировал, что Непризнанная в его одежде выглядит, как сюзерен-захватчик, взявший неприступный бастион, и по-дикарски облачившийся в сорванное знамя перед толпой новоиспечённых вассалов. Мол, смотрите: Король умер! Да здравствует Королева!

– Так что там за области, где все меня только и ждут? – Забралась в кресло, сворачиваясь в клубочек, словно она – измученная обстоятельствами жертва с неуместно красивыми ногами, за которые сильно извиняется.

– Если ты немного отвлечёшься и посмотришь куда-то дальше Нью-Джерси, - Люций спрыгнул с подоконника и рухнул во второе кресло, оказываясь напротив девушки, - или дальше моего члена. - Высверлил её взглядом, - то увидишь огромный мир.

Она закатила глаза – то ли от его нравоучений, то ли от того, что мужчина всё ещё оставался неодетым:

– Дальше твоего члена?! Такое просто невозможно!

– Садись, Непризнанная, отлично. Классно подлизнула. – Прикрыл глаза и подумал, что ему возмутительно хорошо. За такое в Аду нередко убивают. – Помнишь хоть что-то из Истории Небес? Например, что наш мир – это тоже планета, которая находится там же, где и Земля, только вне времени.

– Это повергло меня в такой шок, что не забуду даже после четырёх кварт Глифта.

– Ну-ну, не недооценивай себя. – Ухмыльнулся.

– Я до сих пор не понимаю, почему острова летают, а законы физики те же. Или почему погода другая, если расположение в Солнечной системе аналогичное. – Вики нахмурилась. – Не говоря уж о том, почему вы живёте на планете, а называете всё это Нижним и Верхним миром. Я, когда… ну, когда я тут оказалась, - он видел, ей не очень приятны воспоминания о дне смерти, - была уверена, что это какая-то метафизическая реальность. Как минимум, это была одна из версий. Сильно уступавшая таким топчикам, как «мне снится кошмар» и «это моя прощальная агония».

Люцифер махнул рукой, как бы говоря «Не углубляйся, не сегодня»:

– Нижняя часть планеты отдана Аду, верхняя, - в голосе появился металл, - и более пригодная для проживания – Небесам. Очевидно, что есть места, где они граничат. У вас это называется Экватором. У нас – Рубежом. Приграничными территориями. За которые вечно ведётся бюрократическое сражение.