Пятнадцатый псалом: Дочь дровосека (2/2)

– Ты не планируешь уставать? – Она произносит это и тут же ойкает, потому что демон так смачно и звонко шлёпает её по жопе, что и ягодицы её, и щёки начинают пылать. – Мы могли бы, к примеру… ай! – Ещё один шлепок. Не больно, но настолько грязно и пошло, что ей, кажется, начинает нравиться. - …помыться… Или поговорить… Ах!

Она разворачивается, глядя из-за плеча, и будто даже не подозревает, как волнующе выглядит сейчас с этим своим возмущённым изгибом губ и жалобными глазками.

– Я не хочу с тобой говорить. – Люцифер нарочито нежно гладит её круглую задницу, размазывает испарину вдоль ямочек на копчике и трётся вновь вставшим членом по распалённой промежности. – Я хочу тебя иметь.

«Выдрать. Вытрахать. Выебать. Сзади. А потом, возможно, и в твою непризнанную задницу, если не будешь слушаться… Хотя, если не будешь слушаться, мне даже больше понравится».

Ну, видит Шепфа, не рассказывать же ей, что десять минут назад у него был самый потрясающий оргазм в его жизни, а сама жизнь разделилась на две части, одну из которой можно назвать «Всё, что было до тупой, тугой, непризнанной дырки», а вторую – «Как же скучно, убого и тускло я жил до этого».

И с этими мыслями он взял её за волосы и от души насадил на пульсирующую плоть. От нехитрого действия у Уокер перед глазами поплыли натуральные лиловые круги, словно словила свой самый крутой приход от экстази.

Так туго, жёстко, с таким глубоким углом проникновения, что из глаз от удовольствия потекли слёзы, а рот открылся в глухом, грудном стоне.

Она запрокинула голову назад, видя, что он нависает над ней, и вперилась влажным взглядом в его мятежное, охеревающее от её тела лицо. Ловя себя на мысли, что Люцифер будто создан, чтобы быть вот таким – чуточку грубым, нетерпеливым и развратным. Её красивым бунтарём, чьи татуировки сейчас расцвечены пробегающими всполохами огнями.

А ещё она подумала, что никто никогда так не смотрел на неё.

Так, словно хочет сожрать.

Так, словно в этой постели нет никаких запретов.

Так, словно она – всё, что у него есть.

«И что удивительного, что о тебе грезят все бабёнки в этой чёртовой Школе?! Если ты всегда смотришь так и трахаешь так, как ты это делаешь, то я теперь не представляю, возможно ли будет однажды сказать тебе «Нет»…».

А потом он ускорился, сдавливая кулак с накрученным хвостом, облизывая и вжимая палец в её непризнанную задницу и вставляя язык в послушно распахнутый только для него рот.

«Бля… класснаягрязнаяуокер… нравится быть заполненной мной во всех дырках?.. Потому что я. Просто. Не выдержу. Слишком долго. Кончу и кончусь в тебе и уже никогда не восстану…».

Он чувствует её на руках, на лице, на пальцах и перемещает ладонь с ягодиц на клитор, нарочито медленно двигаясь по этой крошечной выпуклой точке.

Слегка отрывается от губ, чтобы что-то такое зашептать, от чего кончики девичьих ушей розовеют. И Виктория способна лишь бессвязно думать, что его член и вот это всё его остальное – самое правильное, самое офигеть какое настоящее, что случалось с ней за двадцать один год.

И если для такого надо умереть, она согласна повторить.

На этот раз Вики финиширует первая. Задыхаясь ему в рот, говорит то, чему не учат в институтах благородных девиц, пока он облизывает её подбородок и кусает за щёчку, не прекращая движений натренированным телом.

А потом выходит вдруг также резко, как вставлял в неё, разворачивает к себе и буквально подминает между своих ног, чтобы она оказалась на спине.

– Я хочу кончить на твоё красивое лицо. – Взгляд его возбуждённо темнеет. Крылья за спиной трепещут.

Вместо согласия она распахивает глаза и, совсем как те дамочки в порнушке, высовывает язык, подставляя его и подставляясь.

«Какой ты в пизду ангелок, а?.. Ёбанный суккуб… лучшая в мире шлюха… хуева обманщица… врушка… какая же ты врушка, Уокер!», - всего пара движений собственной ладони по члену, и он так красиво кривит рот в стоне, смешанном с рычанием, спуская всё на её губы, скулы и подбородок, что Вики невольно им любуется и даже завидует – нечестно быть таким прекрасным каждую чёртову секунду каждого чёртового мгновения.

Так символично. И так забавно. Ведь ровно тоже самое Люцифер сейчас думает и о ней, падая рядом. Уже даже не в состоянии ненавидеть себя, её и всё, что они создают из плоти, влаги и своих трущихся тел.

И снова неясно, сколько времени лежат вот так вот – он, уткнувшийся ей в ложбинку на шее, и она, стирающая простынёй следы всех трахнутых ими правил, - может мгновение, а может вечность.

Еле переводя дыхание.

С шумом втягивая, всасывая густой, пропитанный сексом воздух спальни.

– Мими курит? – Мужчина нехотя сползает с кровати. – Потому что я – да.

– В её тумбочке. – Уокер всё ещё приходит в себя.

Садится, глядя, как возмутительный, идеальный, голый бунтарь шмонает чужой ящик, обнаруживает пачку сигарет и залезает на подоконник с кошачьей грацией. Будто всю жизнь тренировался голышбой сидеть в чужих окнах.

– Что? – Она пялится, пауза затягивается и Люциферовы нервы сдают.

– У тебя татуировки светятся. – Девушка свешивает ноги с края кровати и прикидывает, как скоро вернётся способность их сдвигать, и когда опорно-двигательный аппарат восстановится.

– Потому что мне хорошо.

– Это такой демонический скил? – Пожалуй, про «ходить» пока и думать рано. – И во сколько лет он проявляется?

«В сегодня лет, Уокер. В сегодня лет! Представляешь, до чего мы с тобой дошли… Можешь только помыслить, что происходит?.. Потому что я – нет. И если хоть кто-то из нас сумеет это объяснить… разложить по ебаным полочкам так, что мне не придётся проваливаться в самые кошмарные глубины Преисподней, я буду ему благодарен… Но откуда тебе знать, когда ты сидишь и болтаешь своими тощими, лучшими на всём свете ногами, словно всё это просто очень хорошая ёбля. Охуенная секс-минутка с сокурсником!».

– Когда ты вспомнила? – Он перекинул сигарету в уголок рта и проигнорировал её вопрос.

– Когда ты меня поцеловал. – Вики откинулась на кровати на ладонях и потянулась, мурча. – В том месте, откуда спас.

– Я понял. – Если она ещё раз т а к сделает, он с ней ещё раз в с ё сделает. – Я тоже там был.

На Люцифера волнами накатывало осознание. И, внезапно, он оценил картину случившегося с иного ракурса.

Её губы.

Её охуевшие глаза.

То, как безвольно она выпустила тупую железку из ладони. Как стукнула наёмника камнем. Как сразу отвернулась. Он-то думал, что от страха.

«Но где ты, а где страх, да, поехавшая кукухой?.. Ловила пиздатые флешбеки с участием моего рта и пальцев?..».

– Что-то ты не выглядел слишком задумчивым пятнадцать минут назад. – Уокер надоели эти бесконечные паузы, наполненные чем-то таким, что втайне страшило. – На земле после всего… этого… - она обвела рукой комнату, будто именно стены были виновны в произошедшем, - …обычно смотрят сериальчик или точат пиццу. У нас ни первого, ни второго. Поэтому давай во что-нибудь поиграем.

Люцифер плотоядно ухмыльнулся:

– Давай. – Он выбросил окурок в окно и спрыгнул с подоконника, неумолимо на неё надвигаясь.

– Нет-нет, не так! – Взвизгнула Вики. – Иначе у меня отнимутся ноги и тебе придётся носить меня на рука-а-ах! – Парень подхватил, перекидывая через плечо. И теперь её задница аппетитно сияла прямо у его лица.

– Во что ты там собиралась поиграть, Непризнанная? – Он легонько куснул за ягодицу.

– В «Поставь меня на место, Люцифер»! – Рявкнула она ему меж пернатых лопаток. – Очень увлекательная игра. В которой надо завязывать со своей нездоровой молодецкой удалью и перестать пользоваться мускулами при каждом удобном случае.

– Здесь твоё место. Всё. Я выиграл. – Теперь мужчина облизал место укуса, вызывая приятную истому. – А поскольку… - он легонько подул на влажный след, - …твоя игра – хреновая, давай сыграем в мою. Три вопроса. На один – любой из них, - можно соврать. Если я угадаю, где ты гнала, Непризнанная, я целую тебя туда, куда мне захочется. – Потёрся щетиной о её бок. – Если угадаешь ты, то и целовать тебе.

– Рр-р-р! – Она подёргалась и попыталась пощекотать ему рёбра, но демон только подался навстречу её пальцам. – Это какие-то фиговые правила. Всё заканчивается поцелуями!

– Се ля ви. – Ещё бы, он же сам их только что придумал.

– Как ты убедителен. – Упустить шанс узнать что-нибудь о Принце Ада было бы ударом для её любопытства. – Валяй. Трави. Только придай мне вертикальное положение.

Он только этого и ждал. Плюхнулся в кресло, перекидывая её обратно и сажая к себе на бёдра, лицом к лицу. Виктория глухо охнула, почувствовав, как разъехались её ноги и как точнёхонько примостилась промежность.

– Твой самый отвратительный поступок? – Люцифер сдвинулся, заставляя впечататься в него, и убрал одну руку с аппетитных булок. Правда лишь для того, чтобы положить на грудь и слегка сжать ярко-розовый сосок.

– Ты что, ждёшь каких-то откровений с кровью христианских младенцев? – Лицо Уокер было близко, а глаза смотрели прямо на него так, что он видел в них собственное отражение. – Мой самый отвратительный поступок – крикнуть своей матери «Я тебя ненавижу, ты опять пропускаешь мои танцы. Проваливай в свою больницу и больше не возвращайся».

– Что же тут плохого?

– И она не вернулась. – Вики пялилась прямо на мужчину, но, по сути своей, была сейчас не здесь, а в маленьком белом доме, в окне своей комнаты на втором этаже. Наблюдающая, как в машину садится женщина с золотыми волосами. Она смутно могла бы описать её лицо, но отлично помнила ощущения – это была самая любимая, самая главная женщина в той её маленькой жизни в маленьком белом доме. – Моя очередь.

Демон кивнул. Он прекрасно понял, Непризнанная ответила правду. Хоть и не влезал в её воспоминания, не топчась там своим 45-м размером.

А ещё он понял, что ни черта не знает, как реагировать на подобные откровения. Какой-нибудь уебан Дино наверняка нашёл бы хуеву тучу слов поддержки и запоздалых соболезнований, поднял настроение обещанием скорой встречи с Уокер-старшей и закрепил это всё нежными объятиями.

Люцифер так не умел.

Поэтому он сделал то, что у него априори получалось.

Сжал её шикарные титьки и коснулся языком соска.

«Мда, так себе из меня жилетка, Непризнанная…».

– Задавай свой вопрос.

– Есть то, что ты хотел бы изменить в прошлом? – Почувствовала, что от его прикосновений снова плывёт. И течёт.

– Дай-ка подумать. Я – молод, чертовски богат, дьявольски красив, у меня огромный хер и меня хотят все самые хорошенькие демоницы, ангелочки и даже… - он с силой прижал её голову к своей и заговорил в этот идиотский, чудовищно великолепный рот, - …одна Непризнанная с крохотным мозгом и увеличенной от рождения задницей. – Мужчина дёрнулся, приподнимая бёдра, и напомнил ей вставшим членом, кто тут «папочка». – Так что нет, не могу ничего придумать. Я – сама честность.

– Это от слова «честь» или от слова «чеснок»? – Виктория не растерялась и также горячо мявкнула ему в рот, одновременно облизывая их соприкасающиеся губы и наблюдая с последующим интересом развратного исследователя, как он опускает ресницы и тяжело, сбивчиво втягивает ноздрями воздух.

– Мой черёд, Непризнанная… - «Какая прекрасная игра… Надо ввести её в школьное расписание на постоянной основе и перекрутить тебя вверх ногами, чтобы ты уже дала мне тебя сожрать, а я заполнил твою тугую глотку…». – Сколько?

– Что сколько? – Она не поняла. А потом как поняла. – О не-е-ет! Ты серьёзно? Такая плебейская банальщина? И куда пропали твои вековые аристократические замашки демона свободных взглядов?

– Они спят. Отвечай. – Он что-то такое сделал с её шеей, от чего девица смогла лишь пискнуть от удовольствия.

– Хорошо, Люцифер. – Широко и лучезарно улыбнулась, беря себя в руки. – Ты у меня пятый. Юбилейный!

– Хм.

– «Хм, думал, будет больше»? Или «хм, какая ты – шмаромойка, дуй к нам во фракцию, устроим оргию с тройным проникновением»?

– Просто загадочное «хм». Вопрос?

– Погоди, мы ещё не обсудили, как сильно ты ревнуешь. – Она погладила его скулы, подбородок и начала водить пальчиком по татуировкам, которые, до сих пор сияя, создавали ложную иллюзию, будто смотрят в ответ.

«Ты ёбнулась?.. Никак не ревную. Просто найду всех четырёх при случае и убью. Страшной, лютой смертью. Но ревновать не буду», - он не хотел даже думать, что всего лишь на мгновение рассуждал об этом всерьёз. И мысль почти не казалась ему началом конца.

– У тебя закончились вопросы? Тогда я выиграл, раз ты сливаешь сет.

– Стоп! – Она зажала ему рот ладонью и слегка поелозила по члену, чувствуя, как теперь он упирается ровно куда следовало. – Ты когда-нибудь влюблялся?

– Что? – Люций опешил. В очередной Дохулион-Ещё-Много-Ты-Это-Будешь-Делать-Со-Мной-Раз. Словно она никогда не перестанет поражать его своей человеческой, дурной прямолинейностью.

– Ну любовь… сердечки там, стрелы Амура, держаться за руки… всё такое. Я же не знаю, может у сатанинских принцев всё ушло в рост и в… - она опустила глаза вниз, - …диаметр.

– Видишь, ты сама на всё ответила. – «Что ты хочешь услышать?!.. Что? На хера это спрашивать… как будто в этом слове есть какой-то особый, невероятный, тайный смысл…». – Теперь я. – Он приподнял её бёдра и постепенно вдавился в нежное, разомлевшее и такое податливое тело. - О чём ты мечтала, Непризнанная, до того, как попала сюда?

Соображать оказалось трудно. И туго. И Вики закусила губу, откидывая назад голову:

– О невероятной куче денег, прекрасном принце, трёх белокурых мальчуганах и огромной собаке по кличке Паштет на заднем дворе своего особняка. – Девушка поелозила бёдрами, чувствуя, как распирает плоть. – Устраивает?

– Нет, - сжал её щёки, притягивая к себе. – Врёшь. Потому что всё это – не твоя история. Не твоя сказочка.

Она постаралась скрыть удивление: «Ты там что, мысли читаешь?..».

– Ну как же. Мы – девчонки – все одинаковые. И мечтаем только… - посмотрела в красивое, мужское лицо, замечая усмешку, и закатила глаза. – Хорошо. Мой последний вопрос: и о чём же я мечтаю?

Люцифер двинул туловищем, задавая ритм:

– О страсти. Такой ошеломительной, охуенной, всепоглощающей страсти, в которой можно задохнуться. – Делая ещё одно движение, он шепнул ей в самое ухо. – О приключениях, где ты – не какая-то всратая пленница в высокой башне, что в надежде скидывает свои белокурые патлы вниз, а главная героиня, отъявленная мятежница, чарующая злодейка, ёбанная Алиса. – Он застонал ей в рот, позволяя своему языку сплетаться с её. – И самую чуточку – об опасности. Чтобы приятно сосало под ложечкой от предвкушения. Чтобы слегка припекало твою круглую жопу. Чтобы глаза у тебя горели также, как сегодня, на капище, с тесаком. – Старшекурсник уже не сбавлял скорости, вдалбливаясь снизу вверх. – И ровно по той же причине ты сейчас здесь. Голая. Отважная. Отвязная. И скачешь на мне. А не слюнявишь тощий хуй белокрылого пидора своими роскошными, блядскими губёхами. – Виктория глухо застонала. – Потому что тебе это нравится. Тебе нравится ходить по грани. Нравится, когда с тобой соперничают. Когда с тобой борются. Меняют тебя, а ты меняешь других. Когда тебя берут и когда ты забираешь. – «Тыдосмертиохуительная… слышишь?!..», - он же этого не произносил? – Потому что в глубине души, где-то настолько глубоко, что туда даже мой хер не достанет, ты знаешь, что только так чувствуешь, что живёшь. По-настоящему живёшь. А не прозябаешь. И тебе вдруг становится не насрать на то, где и с кем ты прямо сейчас, и кто разъёбывает твой свежий, сладкий пирожок. – Он почти не слышал себя, задыхаясь. Так ошеломительно задыхаясь от всего сказанного, что у него буквально кружилась голова. – И тебе не нужен Нью-Джерси, Непризнанная. Тебе нужен весь мир.

Словно в подтверждение его слов она упала назад, распласталась крыльями по мужским коленям и дико, судорожно кончила, позволяя Люциферу сделать тоже самое следом.

На мгновение показалось, что их слышала вся Школа. Что, конечно, было не так.

«И я никогда не смогу выполнить условия нашего договора, даже если буду знать, как мне это сделать. Прости, Уокер, но пока ты хочешь всего и сразу, я хочу лишь тебя. И можешь быть моим Адом, моим ядом… Кем хочешь, но рядом. Потому что всё это обязательно неебически рухнет. Совсем скоро. За ближайшим горизонтом. По-другому просто не бывает… Но твою задницу я теперь буду спасать даже раньше, чем свою», - и Люцифер победно поцеловал её руку, которой она вцепилась ему повыше локтя.

***

Греясь в первых рассветных лучах, замок спал. И не слышал ни стонов, ни криков, ни отчаянно громких мыслей.

Ровно до тех пор, пока на первом этаже кампуса не раздался жуткий вопль:

– Помогите! Её убили! Лору убили!