Седьмой псалом: Ослиная шкурка (1/2)

В очередной раз закатив глаза, Фенцио размашисто поставил неуд и откинул свиток в сторону. Шёл уже третий час проверки работ, и ни одна из них не казалась ему годной хотя бы на треть.

– Я учу дебилов.

Мужчина выудил из увесистой кучи очередной «эпохальный труд» и уставился на подпись «Виктория Уокер».

Несмотря на совет Геральда сепарироваться от родственных связей девицы, у преподавателя с трудом получалось сохранять терпение. Как и мать, Вики была строптивой и себе на уме. А не иначе как от папаши унаследовала несдержанность и тугоумие. Хотя Фенцио подыскал ей определение получше, в полной версии оно звучало, как «наглая сука, возомнившая о себе слишком многое». И если бы среди студентов составляли рейтинг на самого ненавистного школяра, Уокер заняла бы первое место в личном хит-параде учителя.

В глубине души педагог осознавал, что просто переносит свое мнение о Ребекке на её дочь, но эмоции и инстинкты, к которым с некоторых пор прислушивался ангел, перекрикивали доводы разума. А с того самого момента, когда Фенцио впервые заметил, что его родной сын контактирует с этой девчонкой слишком близко, буквально вопили об опасности.

Да, пожалуй Виктория была опасным элементом в упорядоченной жизни их маленькой семьи.

И ещё этот взгляд.

Скифа и Церцея, он же видит, как Дино смотрит на лохматую пустышку. Белобрысый идиот, точно ступающий по следам его, Фенцио, прошлого.

И ты туда же?!

Взглянув на часы, профессор отложил проверку и поспешил в коридор. В этот вечер он совершал обход. Это было стандартной процедурой в учебном корпусе, потому что слишком уж многие позволяли себе непотребства в пустующих по вечерам кабинетах.

Улов оказался успешным. Парочка юных демонов уже готовились перейти от языковой теории к, так сказать, проникновенной практике, когда в дверях возник ангел. Массивная фигура, посох, длинный балахон – в лучших традициях мстителя-блюстителя.

Вывернув юноше ухо и с презрением глядя на испуганно накидывающую кофточку девицу, Фенцио гаркнул обоим, что теперь их не ждёт ничего хорошего, зато ждёт уборка туалетов всю следующую неделю. И, разогнав молодёжь, двинулся дальше, довольно свистя себе под нос.

Внезапно из кабинета Чар донёсся голос его собственного наследника. Повинуясь неведомому порыву, ангел прильнул ухом к двери. Дино частенько шабашил репетиторством как с младшими, так и со старшими курсами с молчаливого одобрения отца и всей учебной части. Но какое-то внутреннее чутьё подсказывало профессору, что услышанное сегодня ему не понравится.

– …в теории всё можно изменить, но при условии перемещения во времени. – Послышался звук придвигаемого стула. – Смотри, я нарисую. Водоворот – это воронка. Она соединяет людское измерение и наше. Но, опять же в теории, она может соединять события и места, - перо скрипит по пергаменту, - так как является чистым столпом энергии. И эта теория подтверждается тем, что мы, Бессмертные, способны надолго изолироваться в молодом теле. Чем сильнее ангел или демон, тем дольше он будет пребывать в полном сил возрасте, отсрочив старость. Но мы не перемещаемся во времени, не останавливаем и не ускоряем его, эта единица измерения неизменна. Всего лишь накладываем на плоть чары, которые как бы консервируют её. Чем ярче аура твоей энергии, тем больше ты способен к волшебству и тем дольше ты сохранишь себя в форме. Поэтому, где-то всё в той же теории, я допускаю мысль, что раз наше тело может замереть во временном отрезке, но жить дальше с течением времени, значит можно и перенестись в иную эпоху. – Шумное чирканье, выразительная клякса. – Всегда считал, что водоворот – есть спираль, значит увидеть, что там за изгибами, мы не в силах, но можем действовать в рамках одной линии – горизонта событий.

– И как определить, что есть горизонт событий? – Виктория-Сатана-её-раздери-Уокер!

– Неизвестно. Спираль не имеет идеальной или симметричной формы, таков божественный замысел.

Девица фыркнула:

– Как же это удобно – окрещивать всё непонятное и неизведанное промыслом Шепфы.

– А что хорошего в людском желании найти ответы на все вопросы?

«Мой – мальчик, да ты – молодец», - едва успев обдумать эту мысль, Фенцио чуть сильнее прижался ухом к двери, когда, неожиданно, та поддалась, открывая щель с чудесным видом на сладкую парочку. И Дино в этой пасторали сидел близко, слишком близко к одетой в белую майку и плиссированную юбку непризнанной.

– Благодаря людям, которые не прятались в пещеры от того, что где-то гремел гром, а пытались понять природу явлений, мы сейчас не бегаем по Манхэттену в шкурах с дубинками. – Собеседники явно не слышали постороннего шума и с жаром продолжали отдаваться научному спору.

– Благодаря людям, которые пытались всё понять и попробовать, вы, образно выражаясь, прозевали Эдем и вечную жизнь, Вики, - ангел мятежно уставился в её красивое лицо.

– И, ради прогресса, я не задумываясь променяла бы ещё три таких же. – Она метнула ответный взгляд.

– Да ты – бунтарка! – Он был не в силах оторваться от её потемневших от дискуссии радужек, и это не укрылось от скрючившегося у дверей Фенцио. – Но что важнее, мимолётные знания, которые сегодня – одни, а завтра – другие, или душа?

Виктория подскочила в запале, едва ли не роняя со стола хаотично разбросанные книги:

– Я не верю своим ушам, Дино! Ты что, прибыл на Небеса прямым экспрессом из Тёмных веков? Что за закостенелость мышления? – Она импульсивно обошла стол и замерла с другой стороны от ангела, и это совершенно не понравилось преподавателю. – Нет никакой отдельно существующей души. Она не спрятана в правом предсердии или аппендиксе! Мы есть то, что мы знаем, умеем и пережили. Наши воспоминания. Наш опыт. Наши таланты. Вот это всё и делает нас людьми. Вас – ангелами. Господи, да даже демона это делает демоном!

– Считаешь, если взять новорожденного дьяволёнка, - Дино встал и оказался в такой опасной близости от Уокер, что пальцы преподавателя за дверью похолодели, - и вырастить его в обычной человеческой семье на Земле, из него не вылезет всё то, что…

– Может что-то и вылезет. – Перебила его блондинка. – Люди называют это генетикой. Но! – Она легонько стукнула собеседника кулаком в грудь. – Окружение и накопленный опыт будут определять его куда сильнее, чем ты полагаешь.

Ангел накрыл её ладонь и сжал в ответ:

– Или нет. Люцифер – гавню-кхм… плохой человек, потому что его таким родили.

Словно играя в одну известную им игру, Уокер шлёпнула свою руку поверх руки Дино:

– Люцифер – гандон, потому что его воспитали, как гандона. И потому, не умея иного, ведёт он себя тоже как гандон. И… - девушка замялась, - …делает он то же, что обычно делают гандоны. Вернись в прошлое, забери его у папаши и отдай на воспитание Далай-ламе или матери Терезе, а потом поговорим.

«Не вздумай этого делать, щенок! Даже не вздумай!», - мысль едва успела пронестись в голове Фенцио, когда его сын уже накрыл вторую ладонь Уокер своей свободной рукой. Расстояния между ними не осталось, а в коридоре у профессора словно откачали весь кислород.

Прижатая к груди ангела, запечатанная в замок из крепко сцепленных пальцев, Виктория подняла голову и широко вперилась в ясные голубые глаза.

– А можно я не буду решать проблемы Люцифера, - Дино чуть склонил голову, чувствуя, как с пяток до кончиков крыльев его прошибает электрическим током, и тихо выдохнул это непризнанной в самые губы, - а проведу это время с тобой?

Спроси кто профессора, он бы сказал, что эта развратная сука первой встала на цыпочки и ткнулась своим порочным ртом в его мальчика. Но, говоря откровенно, ангел сделал это сам.

Издав вздох, словно решаясь, мужчина наклонил голову ниже и неизбежно столкнулся со слегка растерянными, но не сопротивляющимися губами Вики.

Второго приглашения Дино не требовалось. Да он, Шепфа побери, так о ручном драконе в детстве не мечтал, как об этих губах последние недели.

Изо рта Уокер пахло арбузами и зубной пастой: аромат девчонки-чистюли. И это буквально вскрыло ангелу внутренности. В голове успело пролететь совершенно обывательское «Она специально чистила зубы перед нашей встречей?!» прежде чем остатки разума разметало целенаправленным взрывом.

И имя тому было обжигающий язык непризнанной.

Парень впился в девичий рот, позволяя себе немыслимые доселе вещи – вылизывать его изнутри с болезненным напором. В ушах набатом зазвучали барабаны и, прежде, чем он понял, что так шумит его собственная кровь, Дино расцепил руки, но лишь для того, чтобы запустить одну в бесконечность русых волос, а другой легко подхватить Вики чуть ниже талии и усадить на парту.

Обхватывая её лицо ладонями и запрокидывая его вверх, позволяя своему языку буквально трахаться с её языком, ангел с ужасом подумал, что готов продать душу кому угодно, лишь бы этот момент не заканчивался.

Что значат правила, если в них не нашлось места рту Уокер, который так охотно открывается ему навстречу? Да гори в Аду самоконтроль и доброе имя, когда её мокрые, пухлые, чуть обветренные губы кусают, скользят, сжимают, целуют его собственные.

Это было лучше, чем Рождество.

Лучше, чем весна в саду Адама и Евы.

Лучше, чем архитектура Цитадели в столице.

Лучше, чем киносеанс в «Dolby Theatre».

Лучше, чем первое «Отлично».

Лучше, чем не случавшаяся победа по Крылоборству.

Лучше чем весь секс, который когда-либо у него был.

Не разрывая поцелуя, Дино опустил руки на её бёдра и вжал их в себя, позволяя двум стройным ногам обвиться вокруг торса. Его неумолимо уносило в открытый океан без спасательного жилета, но он бы предпочёл сдохнуть прямо в нём, прямо сейчас, между её ног, чем принять предложение о помощи.

– А строил из себя недотрогу… - сделав судорожный вздох, она лишь на секунду смогла избавиться от его языка, который тут же вернулся на своё законное место.

Да, несомненно, место языку ангела было именно здесь. В этом тёмном, упругом жаре, который сулил все радости мира и кары египетские одновременно.

Таков божественный замысел.

Её губы созданы для него – для Дино, сына Фенцио.

А никак не для споров.

Невероятное ощущение правильности происходящего полностью накрыло мужчину. Чего нельзя было сказать о его от ужаса чёрном, как осенняя грязь, родственнике, ставшим невольным вуайеристом и заложником ситуации.

Фенцио разрывало между желаниями прекратить эту мерзость одним движением распахнутой двери и сбежать куда подальше, делая вид до заката вечности, что он ничего не видел. Потому что в глубине души, где-то очень глубоко, профессор знал, что подглядывает сейчас не за сыном, нет. А видит себя со стороны. Те же помещения, те же огромные серые глаза, тонкая фигурка и длинные ноги. Тот же светловолосый мужчина, красивый и ещё не обрюзгший, въедается в пухлый алый рот с такой страстью, будто только это способно утолить жажду.

Сдавленные вздохи, громкие влажные поцелуи, шорох бумаг на столе от вибрации тел.

О да, преподаватель Внушений слишком хорошо помнил, как способны вскружить голову женщины этой уокерской породы. Словно созданные для племенного разведения. Демонстрирующие всем своим хрупким видом, какие они женственные.

А ещё хитрые, решительные и злобные.

Наверное это рок.

Преследующее его семью проклятье.

Сначала пал он, а теперь с оглушительной скоростью вниз летит Дино и даже не думает расправлять крылья, чтобы вырваться из тенёт отвратительной химеры, так бесстыдно подставляющей разведённые бёдра.

Профессор не любил мать своего сына. И это было взаимно. Их супружеский мезальянс был полностью основан на принципах взаимного уважения, симпатии и крепкой дружбы. И тогда этого казалось достаточно.

Кассандра была дочерью двух успешных архангелов, а её старший брат Гезария занимал в Цитадели отнюдь не последнюю должность. Всё это в совокупности сулило Фенцио, родители которого были очень посредственными низшими ангелами, прекрасный союз и надёжный тыл. И, по началу, так оно и шло.

Буквально в первые месяцы после свадьбы они с Кассандрой сумели заделать Дино, а новоиспечённые могущественные родственники помогли вчерашнему выпускнику Школы получить статусную должность в столице. Дальше всё зависело от самого Фенцио, который, к счастью свёкров, оказался далеко не дурак. И пока у его милой жёнушки, сидящей дома, рос живот, у ангела стремительно росло влияние. А к сроку рождения первенца он совершил немыслимое, впервые за столь короткий отрезок времени став престолом в небесной канцелярии.

Привилегированная каста престолов, в состав которой входило около трёх сотен ангелов из самых именитых Домов, представляла из себя младшую палату чиновников, если считать старшей палатой верховное собрание серафимов. И если было в мире место, где сосредотачивалась абсолютная, безусловная власть сразу после Шепфы, то именно в этих двух организациях, в совокупности именуемых советом.

Для такого умного и честолюбивого юнца, как Фенцио, всю жизнь росшего на задворках Империи в никому неизвестном доме и забытом всеми богами поселении, кристаллизация подобных возможностей казалась сбывшейся мечтой.

Внезапно он стал значимым человеком.

К его словам начали прислушиваться.

А мнение – находить авторитетным.

И даже скоропостижная гибель молодой супруги сразу после родов, когда местная медицина в очередной раз показала себя не идеальной, не выбила ангела из седла. Он сохранил хорошие отношения с роднёй жены, которые оставались рады видеть и его, и своего кроху-внука, и всячески способствовали карьерному продвижению овдовевшего зятя.

А потом, через две тысячи идеальных лет, случилось это.

Фенцио как раз намеревался выдвигать свою кандидатуру на должность серафима, и ему нужны были надёжные покровители. Вспомнив, что ещё в Школе он был на отличном счету у ректора Кроули, он решил нанести визит своему древнему и могущественному наставнику.

Под предлогом общения по поводу зачисления сына ангел провёл успешные переговоры, заручился поддержкой серафима и уже намеревался отправиться в Цитадель, когда во дворе бывшей альма-матер его накрыла внезапная ностальгия. Когда-то школьные годы, проведённые здесь, стали для Фенцио настоящей отдушиной после унылого и бедного отчего гнезда. Именно в Школе он увидел, что жизнь бывает иной – богатой, могущественной, красочной.

Он погулял по коридорам, заглянул в теплицы, мечтательно постоял на стадионе для Крылоборства, а затем отправился к статуе Равновесия – некогда излюбленному месту для такого одиночки, как он.

Именно там ему прострелили башку.

Один лишь взгляд этих бесконечно серых, как грозовое небо, глаз девушки, которая читала книгу, сидя прямо на траве, убил старого Фенцио и породил кого-то нового, неизвестного.

Он помнил, как по-идиотски пялился на неё – на золото волос, падающих на плечи, на силуэт фигуры, терявшийся в просторном синем платье, - и думал, что никогда не видел никого прекраснее. Не замечая ни мощного волевого подбородка, рушащего иллюзию хрупкости, ни хищного тонкого носа, портящего милоту лица, ангел боялся сдвинуться с места, словно картина с идеальной женщиной исчезнет в одночасье.

А потом она вдруг подняла голову и сказала что-то в духе «Здравствуйте, незнакомец». Или, быть может, «Хорошая сегодня погода». Впрочем, она могла сказать и «Зачем вы смотрите на меня, как баран на новые ворота?», Фенцио всё равно бы не понял смысла произнесённого. Но её глубокий голос с холодными нотками показался ему райским пением.

Впрочем, ему удалось собрать остатки самообладания в кулак, приблизиться к ней и завести беседу. Беседу, длиною в несколько часов, будто встретил старого друга, которого не видел тысячи лет. Или, скорее, себя самого, потому что Ребекка Уокер, а именно так звали девушку, оказалась амбициозной, корыстной, расчётливой.

И самой прекрасной во всех трёх измерениях.

Как и Фенцио, Ребекка ни для кого ничего не значила.

И, как и Фенцио, она очень хотела вылезти из грязи в князи.

Не стесняясь в выражениях, Уокер-старшая негодовала из-за традиционно сложившегося отношения к непризнанным, а под лёгкой, прогулочной поступью ангел ощущал грядущие суровые века рядом с этой властной женщиной.

Сказать, что Ребекка покорила Фенцио – не сказать ничего. Он был размазан по ней начисто: будто очень тонкий слой масла растирали по очень большой краюхе хлеба. Вернувшись домой, он не находил себе места.

Будучи человеком холодного рассудка, мужчина с сомнением относился к историям любви, считая бесконтрольные эмоции уделом слабаков. И его свадьба, его карьера и его знакомства всегда вписывались в эту идеальную картинку мира. Уокер же ворвалась внезапно и, играючи, сгубила весь выстраиваемый быт. А ещё она показала себя той личностью, от общения с которой Фенцио был не в силах отказаться.

Тогда он сделал единственно допустимое, памятуя, что девушка – всего лишь бывшая непризнанная, а он – престол и без пяти минут серафим: Фенцио стал писать ей письма.

Сначала это были ничего не значащие послания потенциального наставника ангелу, в чьей фракции уже пребывала Ребекка. Он интересовался её успеваемостью, помогал найти источники для дипломной работы в библиотеке Цитадели и сыпал выдержками известных научных трудов. Но, спустя полгода еженедельной переписки и измученных долгим маршрутом голубей и воронов, от Уокер прилетело письмо с припиской «Вы так давно не посещали академию, я успела соскучиться по вашей ямочке на подбородке». С одной стороны такая невинная, эта фраза вскрыла ящик Пандоры в и без того мечущейся душе престола. В одночасье его послания перестали носить деловой и покровительственный характер. А в строках забрезжило всё то, что он уже неоднократно проделывал с Ребеккой в своих снах и фантазиях.

На одно из подобных писем девушка ответила фотографией. И если до этого Фенцио ещё не чувствовал себя конченным влюблённым идиотом, то, всматриваясь в клочок бумаги и зацеловывая его в своём кабинете, ощущения стали полными.

Именно тогда он решился на недозволенное. Используя бесконечные связи и знакомства, мужчина выбил себе место приходящего преподавателя по Внушениям и два дня в неделю стал пропадать в Школе.

Сначала Уокер делала вид, что никакой переписки не было. Она была прохладна, точна и до зубного скрежета неприкосновенна. А её теоретическая и практическая база были настолько идеальными, что у Фенцио не оставалось ни единого шанса задержать девушку после пар. Но на втором месяце преподавания, когда весь класс покинул кабинет, а ангел по привычке стал собирать свои вещи с рабочего стола, дверь внезапно хлопнула и закрылась с внутренней стороны.

На пороге стояла Ребекка.

В тот день ни один учительский свиток не уцелел на дубовой столешнице.

Это было сложно назвать сексом. Скорее, борьба, пепелище, аутодафе с отсечением головы. Уокер-старшая оказалась страстной, тесной и молчаливой. Она оставляла укусы на его шее, царапины на спине и обломанные в крыльях перья. А на его горячий шёпот и откровенные признания реагировала стонами и поцелуями.

Её деревенская и такая безвкусная юбка в шотландскую клетку была порвана по шву. А сплетения ног, промеж которых Фенцио утыкался в неистовом приступе желания, - он знал, - теперь навсегда в его воспоминаниях, чем бы это ни закончилось.

А закончилось плохо.

После этого вечера профессор больше не утруждал себя бдительностью. Бессовестно зажимая Ребекку каждый раз, когда в коридорах школы было пусто, Фенцио буквально пожирал её честолюбивый рот, зацеловывал лицо, шею и линию высокой груди. Вымаливая глазами и словами ещё одну встречу, он лишь изредка получал ответную порцию ласки. Чаще всего Уокер просто оставалась показательно равнодушной. Зато в письмах, которые они не прекратили друг другу писать, молодая женщина всё больше интересовалась разными людьми из Цитадели и всё меньше уделяла внимания его сумасшедшим откровениям.

А потом их кто-то увидел.

Иного объяснения у Фенцио не было.