Глава 2. Интересные времена (1/1)

— Вы, граф, как одержимы, — нахмурился Ригорий.Красные и мутные глаза Жуцкого уставились на него.— Вы не знаете этих людей, — процедил он.Что ж, верно, не знает и знакомиться желанием не горит. Но что они, придут к нему ночью с ножами?В петербержский Революционный Комитет с ножами у кровати Жуцкого Ригорий не верил. Да, Пакт о Неагрессии канул к лешему, куда ему и дорога. Первые недели на улицах творилась неразбериха, но так всегда бывает, если сказать людям, что власть, мол, свергли. Ригорий книжки читал, вопреки издевательствам некоторых многовато о себе возомнивших подчинённых Жуцкого, а что сама Революция до Фыйжевска добралась — не верил. Правил-то всё тот же Городской Совет, иерархия немного перестроилась, но то заслуга самого Жуцкого, ночь его прибытия Ригорий помнил хорошо.Служанка вбежала и сказала, что к нему посетитель. Руки её подрагивали, а когда в холле обнаружился граф, с которого натекла приличная лужа, Ригорий поймал себя на том, что его и самого потряхивает. От политики его сперва держали как можно дальше родители, а потом и самому карты с кальянами стали казаться привлекательнее, чем болтовня напыщенных мужей в душных залах.Но тогда на вопрос о местонахождении графа Белогнёва он вместо ответа приказал пригнать бричку, и в особняке у главной площади, когда тот с Жуцким заперся в кабинете и говорил о чём-то четыре часа кряду, Ригорий мерил шагами приёмную, не зная сам, что мешает ему уйти домой и заснуть крепким сном далёкого от политики человека.И когда Жуцкой спросил, держит ли он связь со старыми знакомыми отца, он соврал, а потом оказалось, что восстановить связи не так уж трудно — разумные доводы, аккуратно убранные словесной мишурой, а в мишуре Ригорий в последние полгода имел возможности практиковаться.Она хохотала и спрашивала, что он теперь, неужто в большой игре? Он тоже посмеивался. В большой, не в большой, а отпрыску обедневшего аристократического рода хватит.Жуцкой Ригорию доверял. По старой о дружбе с отцом памяти ли, по расчёту ли на его способности, которые все признавали сызмальства. Может, от понимания — мальчишке деваться больше некуда и перебегать не к кому. Но эту мысль Ригорий старательно гнал тем сильнее, чем правдивее она казалась.Над молодым доверенным графа все посмеивались.Кроме неё. В каждой женщине есть немного от шельмы, но в этой — добрая половина.— Они не вернулись? — продолжал нервничать Жуцкой. — Должны бы.Они с Ригорием минули аллею и подошли к особняку. Встречать никто не вышел, в последнее время эту обязанность слуг все, включая хозяев, как-то игнорировали.— Вы им половину вперёд отвалили, — пробормотал Ригорий. — Может статься, они завернули по дороге выпить пару кружек пива, да так и остались с теми кружками.— Это не городские пьяницы, — покачал головой Жуцкой, минуя парадную. — У них есть… некоторый опыт в подобных делах.— Для вас?Но граф шагал по коридору, не отвечая. Портреты мертвецов непроницаемо глядели на Ригория со стен.— Могли же они вас обмануть, — продолжал он. — Могли просто…В кабинете графа Жуцкого некто увлечённо рылся в ящиках письменного стола.— А ты ещё кто? — возмутился Ригорий.Неизвестный стоял спиной, но ?ты? само вырвалось — потёртое пальто, изношенные сапоги, да самая наглость. Ошибку он осознал, когда в висок Жуцкому упёрлось дуло ружья. Из-за полураспахнутой двери, аккуратно, почти нежно.— Пройдите, пожалуйста, — вежливо посоветовали из-за той же двери.В голове Ригория мысли уместиться в порядке очереди не успели, навалились разом. ?К кровати с ножами, значит? толкнулась об ?Я ведь его уговаривал хранить письма, не сжигать?. Сердце забилось чаще и ударилось о револьвер в подкладке пальто, узкий и рельефный. Потому что в письмах — в письмах такое, из-за чего мозг Жуцкого давно бы по кабинету разлетелся, успей человек в потёртом пальто добраться до нижнего ящика. Но он без оружия, с оружием только этот, за дверью, а значит у Ригория будет шанс, если…— Пройдите, — с нажимом повторили из-за двери. — И вы, молодой человек.Жуцкой, будто только теперь опомнившись, отмер и двинулся к стульям. Но обернулся и кинул на Ригория взгляд.О револьвере граф знал.Леший бы его побрал. Ригорий опустил глаза, чтобы не отвечать взгляду, усилием воли вытянул руки по швам и пошёл следом. Главное, чтобы они не догадались про оружие.— Допустим, было бы глупо обвинять вас в том, что вы не оправдываете оказанного доверия, — вздохнул гость. Волосы у него были острижены странно, коротко для аристократа, непрактично для работяги, но на невозможность последнего намекали и черты лица, и движения, и особенно усики по старой европейской моде — выйдя в коридор их можно было бы найти на портретах ровно между свежепреставившимися и совсем древними Жуцкими.А живой экземпляр молчал, мрачно оглядывая гостя. На Ригория внимания не обращали.— Но вас никто и не собирается обвинять, — продолжил, помолчав, человек в потёртом пальто. Почему-то именно на него в конце концов падал взгляд и застывал, отказываясь изучать обстановку, как подобало бы. — Мы лишь полны искренней обиды и негодования.В кабинете тоже портрет имелся — батюшка нынешнего графа, окладистая борода, чёрные глаза, не то злобные, не то серьёзные. Глядели на всё равнодушно.— Ну и зачем вы тянете? — перекосило Жуцкого.— Вы ведь не думали, что мы пришли сюда хладнокровно умертвить вас и уйти, — оскорбился человек, продолжая рыться в письмах. — Мы пришли поговорить о перспективах.— Вы слишком высоко забрались, — хмыкнул граф, выправляясь, собирая остатки достоинства. — И все ваши перспективы — однажды упасть. И скорее рано, чем поздно.— И скорее с вашей помощью, чем без, — улыбнулся гость.Ригорий, наконец, оторвал взгляд от его вытертого драпа и взглянул на дверь. Что-то военное в манере держаться. Ружьё не опустил, но и целиться перестал. Взгляд непроницаемый и будто безразличный. Тот, с письмами, значит, главный. И вряд ли способен себя защитить, раз таскает по пятам гору мышц с ружьём, не редкость для аристократа. А что волосы коротковаты, так то мода такая пошла на большой земле.Она рассказывала, получив письмо от подруги детства из Старожлебинска.— Чего вы от меня ждёте? Теперь?— И что, вы не попытаетесь нас уверить в своей лояльности?Человек в потёртом пальто обошёл стол и встал перед креслом, в которое уселся Жуцкой. Загородил второго, в дверях, от Ригория, а Ригория — от него.— А не поздно?— Поздно. Да, граф, — вздохнул гость. — Наступили интересные времена. Вы противились — даже не всеми силами, кое-как,а они наступили.Ригорий поднёс правую руку к груди. Человек в потёртом пальто не заметил, человек у двери заметить не мог.— Вы нас пытались убить, но это даже не главное, — гость вздохнул. — Главное — Куй, там ведь так хорошо шло… до вас.Ригорий просунул руку под полу и нащупал рукоять.— Вы зачитываете обвинение?Сгиб локтя на горло, револьвер к виску, заставить второго положить ружьё и отойти.— Это не суд, а мы не судьи.Ригорий рванулся, потянул револьвер из-за подкладки.Тёмные глаза на портрете обидно усмехались.Рука запуталась в атласной ткани.Человек в пальто дёрнулся тоже. Испугался.Ригорий не понял, как оказался на коленях с чем-то холодным у виска.Богатый паркет давил на колени так же больно, как замызганный пол подвальных кальянных.Дуло, что же ещё.Леший.— А вы были против того, чтоб узлы вязать, — хмыкнул человек в потёртом пальто, протягивая руку. Ригорий отдал выпутанный таки в последние секунды револьвер.— Идиот, — прошипел Жуцкой где-то далеко.— Зачем же так, — хмыкнул гость. — Делал, что мог. Как я и говорил, мы не судьи, потому что судьи должны быть беспристрастны, а у нас тут что ни на есть шкурные интересы. Вопрос теперь следующий: что делать?— Я сделаю, что вы скажете, — граф нервно смеялся, всё ещё бесконечно далеко, пусть и в каком-то метре.— У вас нет выбора.— Что вам сказать, что я тут резко воспылал к вам искренней любовью под дулом ружья?— Н-да. Тупик.Холод у виска.Оглушительный грохот.Должно быть больно, но нет. И что-то влажное стекает по щеке.— Ригорий свет Александрович, — позвали сверху. — Вы бы поднялись.Ригорий скосил глаза влево. Дырка в голове аккуратная. Обивка светлая, вся испачкалась.— Зачем?— Неудобно как-то с человеком на коленях говорить, согласитесь.— О чём?— О перспективах на будущее, — стоящий у двери вдруг закинул ружьё за плечо и подошёл.Ноги будто примёрзли к полу, но Ригорий их отодрал. Встал, подошёл к стулу. Портрет на стене хмурился.— Какие у меня перспективы? Я разве не свидетель?— Свидетель чего? — не понял человек в потёртом пальто, возвращаясь к ящикам стола и письмам.— Он хочет сказать, мы не собираемся скрывать своей причастности. Это бессмысленно, — сказал человек с ружьём, присаживась напротив Ригория. Его движения и голос были спокойнее и твёрже, почти убаюкивали.— Интересные времена идут, Ригорий свет Александрович, — поделился человек в потёртом пальто. И с револьвером где-то под ним, который он достал легко и без осечек в отличие от Ригория. — С трудоустройством станет тяжело.— С каким трудоустройством?— Давайте так: аристократия себя изжила, — отчеканил человек с ружьём. — Хотя вам и до того происхождение дохода не приносило. Приносило знакомство с графом Жуцким.Жуцкой. Кровь на светлой обивке и канувший вникуда Городской Совет.— А кто будет вместо него?— Для вас, полагаю, никто, — усмехнулся гость, изучавший письма.— Для города?— Никто.— Что?Человек с ружьём внимательно взглянул Ригорию в глаза, но тот не смог отделаться от воспоминания: ему десять лет, он убежал из дому, скитался по городу два дня, подняв на уши всю семью. Отец наклоняется, заглядывает ему в глаза, строго, но всё со снисхождением взрослого до ребёнка спрашивает. — Это неэффективно — отдавать управление городом или целым ыздом в руки одного человека. Или даже на коллективное решение многих людей, как прежние городские советы.— И что будет?— Новые формы управления. Ваши перспективы.— Мои?— А вы предпочитаете быть пастухом или шахтёром? Мы ведь объяснили, скоро с трудоустройством станет туго, — вклинился опять человек в потёртом пальто.Ригорий уставился на свои колени. Почему-то они болели.— А вы кто?Сбоку вздохнули:— Да пошли, а?Спереди ответили:— Перебор.— Или в самый раз.Интересно, где она сейчас? Уехала два дня назад, говорила, вернётся сегодня к вечеру.О чём-то Ригорий забыл, но вспомнить, о чём, не мог.— Вы сказали, новые формы? — он поднял голову.— Структурная единица, которая может решать проблемы эффективнее, нежели единоличный управленец или громоздкие советы, — захлебнулся словами человек в потёртом пальто.Да, а колени болели.— И что от меня?— Поехать в Петерберг, — человек в потёртом пальто обежал вокруг стула, всплеснув руками. — Знаем, вы из породы людей, влюблённых в малую родину, но это ненадолго. Вы вернётесь, и не в роли мальчика на побегушках.— А вы кто? — повторил Ригорий, беспокойно вглядываясь в тёмные глаза портрета старшего Жуцкого.— С вами всё в порядке? — спросил человек с ружьём.А про него-то он и забыл почти. Странно, сидел напротив.— Конечно. Что я, трупов не видел?Молчание. Почти беспокойное.— Вы о перспективах говорили?А потом перед глазами всё поплыло.Вечером она глядела на него испуганными глазами.— Может быть, сбежим?— Сбежать нужны средства, — выдавил Ригорий. — А их у меня нет.— Есть мои.— Что вы! Это неприемлемо.Она вздыхала, но принимала это. Не мог же он в самом деле перейти на содержание дамы.— Вы очень храбрый.И куда подевалась шельмоватость? Может быть, и она любит его. До того дня, Ригорий всё сомневался, ветреный характер, распахнутая миру натура, и смех, сквозящий в каждой улыбке и в каждой гримаске печали.Теперь его не было. Она не плакала, нет, она первая бы оскорбилась, предположи он в ней слёзы, но глаза были припухшие, и Ригорию, парадоксально, хотелось танцевать от радости.— Я соглашусь, соглашусь, пока соглашусь, на время соглашусь, — бормотал он.— На время? — распахивала она глаза.— Я ничего не сделаю для них существенного, я…Дальше придумать он не мог.— Это ведь опасно! — восклицала она.— Опасно, но я не могу отказаться от такого шанса… такого шанса…Она не выспрашивала. Она его понимала. Понимала даже то, чего он сам пока не понимал.Он убежит с ней вдвоём, и никто им не помешает.