Глава 1. Стоп-кран (1/1)

Поезд начал тормозить, и Мальвин скользнул в соседний вагон. Прошёл, оглядываясь, будто искал кого-то. За спиной Золотце нервно заозирался, и оглядываться было не нужно. Спросил риторически у седого попутчика: что за беспредел? Тот старик долго на них пялился, Мальвин было занервничал, заподозрит ещё что, минут десять шептались. Но Золотце рассмеялся ему в ухо — если и заподозрит, то вещи, которые исключительно им на руку.— Что это? — спросил Мальвин у бездумно глядящей в окно дамы.Выглядела она слишком аристократично для этих вагонов. В этих вагонах кто-то вёз под сиденьем курицу в корзине, разбегались дети, как их ни удерживали матери, отцы, тётушки и дядюшки, а на полустанках забегали местные с лотками и кричали о своих товарах. Чтобы ехать в этих вагонах, Золотце с жутковатым шипением обрезал волосы и заглянул к старьёвщику, изрядно того озадачив. Последнее, если спросить Мальвина, было лишним, но играть так играть.Странное дело, на пороге нового мира длина волос имела значение. На пороге нового мира давали куртуазные приёмы в уцелевших особняках Петерберга, а вагоны первого и третьего класса содержали строго определённый контингент.И кто знал, что большая политика будет пахнуть дешёвой обивкой и куриным помётом?— Остановились, — растерянно захлопала глазами дама. — Станция, наверное?До зубовного скрежета выбивается из этого места. Не лучшая кандидатура для разыгрывания спектаклей, но понял это Мальвин слишком поздно.— Никакая не станция, — вмешался мужик с другой стороны. — Нет здесь станции.Мальвин разыграл удивление и беспокойство. Хотелось надеяться, что после практики в Патриарших палатах получилось правдоподобно. В чём именно опасность, они не смогли бы сказать. В интуицию Мальвин не верил, но поезд поднимался на крутой холм, а поднявшись, должен был непременно спуститься. Да и одна из попутчиц — пожилая тётушка с тремя котомками, в которых явно гремели пустые банки — куда-то исчезла уже после последней станции. Люди обыкновенно не верят в злонамеренность пожилых тётушек с котомками, но здесь куйско-фыйжевские заговорщики просчитались, а им всего-навсего следовало изучить семейные обстоятельства объектов заговора.Вот же веселья — скрываться, дёргать стоп-краны, играть простых ыздных парней. Золотце этот романный зачин горячо оценил, но всё ж трата времени и средств, и ради чего — ради эффектов.И размер ответственности прямо пропорционален их неготовности ко всему — обе воистину огромны. ?Склонны долго планировать, тянуть время?, — говорил Скопцов. ?Это наш шанс дать им самим себя переиграть?, — говорил Скопцов. Да что там — все его послушали и согласились, потому что звучало логично.Нельзя оставлять людей надолго самих с собой, они начинают бродить.Нельзя начинать сокрушаться по поводу собственной юности и неготовности ко всему вокруг, когда надо делать дело.Вернувшись в вагон, Мальвин перекосил лицо в раздражении.— Опять кто-то развлекается! — возмущались вокруг. — Когда ж это закончится!— Изловить бы да уши оторвать.— А может случилось чего?— Да чего тут случится, мы б знали.— Вон в марте к тётке ездил, тоже — мальчишки побаловались, а ты в городе на три часа позже.Переполох что надо. Знать бы ещё, для чего надо.— Это что? — требовательно склонил голову Золотце.— Не знаю.В вагон зашли проводники. Молодой мальчик безуспешно попытался перекричать толпу:— Сохраняйте спокойствие!— А ну все по местам! — рявкнул краснолицый мужик, его напарник. — Мы разбираемся!Повскакивавшие с мест пассажиры частью успокоились, кто-то присел даже. Другая часть только разошлась.— Задерживаете людей!— Следить надо, а не чаи гонять!Проводники, сочтя работу по информированию населения выполненной, скрылись в дверях.Ирония заключалась в том, что они четверо и вправду прожили жизнь в закрытом городе, и не только росской земли не видали — с таким явлением, как поезд, знакомы были через рукопожатие. Всегда ли такое бурление в бедняцких вагонах? Или это тот помойный душок, в который стремительно превращался дух демократии по всей стране?В Петерберге, например. Мальвин поймал себя на мысли, что если бы не дело, он бы призвал тут к порядку иначе. И что за повод — дурные ассоциации с происходящим в родном городе?Сословные ограничения в топку? Тогда и мебель в топку, и оконные рамы выломать, и сами стены повалить. Из дикого, животного какого-то желания мести, теперь, мол, можно. И ведь не скажешь — нельзя.Хэр Ройш вот считал, что скажешь. Чуть подождать, наладить контроль, и говори сколько влезет. И с одной стороны это новомодные европейские романы о государстве, каждый чих контролирующем, а с другой — как их словами уговоришь не жечь?К лешему мебель и дома, были и трупы. Такие, что лучше бы не видеть, не потому что кишок и жжённой плоти не видел раньше, а потому, что вопросов много, и ответ на них один: люди такие. Вот и теперь Мальвину почудились те трупы там, где было лишь возмущение пары склочных старух на внеплановый простой.— Да что случилось-то? — накинулись на вновь всунувшегося по плечи в вагон мальчика.— Баловался кто-то.— Дерьмо собачье, — процедил сосед.Нервные здесь все. Или дело не в здесь, а в сейчас.За окном обозначилось движение. Мальвин прислонился лбом к стеклу. Парнишка, весь в грязи, будто не бежал по лужам, а катился по ним, свернувшись в клубок, что-то растолковывал давешнему верзиле-проводнику и машинисту, размахивая руками. По вагону пролетела вихрем женщина в синей форменной куртке.Народ волноваться не спешил, когда появилось, из-за чего. Все притихли, прилипли кто к стеклу, кто к сиденьям. Золотце сверкнул глазами и насильно себя удержал на месте. Что там смотреть — и так ясно.Потом вошли, объявили, что пути повреждены. Повскакивали старики с вёдрами и котомками, родители похватали детей, гомон разом стал громче и тревожнее. Толпа повалила на выход, стиснула и вынесла через узкие двери.После спёртого воздуха вагона от свежего ветра закололо в груди. В низине угнездилась деревня: вот откуда парнишка. Несколько раз Мальвин видел толпящихся вдоль рельс деревенских детей — бегают глядеть на поезда, развлечение, должно быть.Ошалелые пассажиры разбрелись по траве, курица из корзинки сбежала и забилась под вагон, хозяева тщетно пытались достать её. Какого-то старика успокаивали впятером, проводники обходили всех, спрашивали, увещевали.Пути были не единственные, следующий поезд — грузовой, минут через тридцать по расписанию. А потом ещё через час — пассажирский. Полон, как и этот, но можно и стоя поехать, не куковать же в поле. Давешний краснолицый проводник всё это Мальвину разъяснил на удивление кратко и вежливо, угадал ли в нём кого, притворялся ли при толпе грубым верзилой — таких внимательней слушают.Золотце вернулся из бесцельного обхода возвышенности и тут же принялся фонтанировать ценными идеями.— Тоже думаешь о том, чтобы поехать с картошкой?— Тебе не понравится ехать с картошкой, — хмыкнул Мальвин.— И что же тебя заставило так подумать?— То, что там будет картошка. А прибывать мы должны были завтра утром.— Политика требует жертв!Когда под вечер они въехали в город, Золотце каялся и говорил, что, может, и жертв, но не таких. Мальвин пожимал плечами, он-то на картошке даже заснул. Но когда у половины состава дипломатической миссии отказывают одновременно тело и разум, в её успехе следует усомниться.С другой стороны, с каждой минутой их инкогнито подвергалось всё большей угрозе — граф Жуцкой заделался в последнее время параноиком. А ещё предателем государственных идеалов и заговорщиком, что принуждало к определённым действиям.Но потом появился безумный проект, в который никто не верил, и который все поддержали. А потом — хэр Ройш цедил сквозь зубы — мадмуазель Вишенька считает, там есть, что ловить. ?А ловить нужно на живца?, — продолжил неуместную метафору Золотце, и все опять-таки согласились. Каким образом Мальвин очутился в числе ?всех?, он не знал.Закончилось это каморкой на втором этаже заведения слишком нелицеприятного, чтобы называться постоялым двором, и слишком строгих правил, чтобы называться притоном. То есть в лучших традициях шпионских романов, но Золотце восторгаться не спешил, а вместо этого растянулся на койке и объявил:— Документируйте. Здесь я собираюсь скончаться во цвете лет.Койка подозрительно скрипела и грозила развалиться.Сказать ?а я говорил? было бы звенящей пошлостью. Мальвин и промолчал. Подошёл к окну, осмотрел внутренний двор.Во внутреннем дворе плескались в грязи две свиньи. Некоторое время он их разглядывал, припоминая разговоры о том, как их довольно хлопотно держать, припоминая, где слышал это — в родительском доме, притворяясь мебелью при очередном взрослом разговоре, где ещё, хоть и самого разговора начисто не помнил — прикидывая, достаточно ли велика эта деревянная постройка для хлева, и растягивая прочую мысленную жвачку, ему-то сон не шёл.Всё случилось слишком быстро, и тело перехватило управление над собой, оставив Мальвину глупо таращиться на события.Что-то просвистело у уха. Что-то стеклянное разбилось с совершенно романным звоном. Мальвин бросилсявниз. Попытался отыскать осколки.Вот Золотце слетел с койки и упал на пол по каким-то неестественным углом, вот метнулась тень на стене, как удобно окно выходит на запад. Вот тело, не поднимаясь, понесло к двери ползком, и ноги утащили по лестнице. Тогда только мысли пришли, запоздалые и неповоротливые.Здание П-образное, хотя прописная ?П? — много чести, всю её обежать можно за пару минут. В окнах напротив движение, конечно, было, только Мальвин на него из уважения к частной жизни не обращал внимания. А вот на тень обратил — метнулась к центру. Солнце, клонясь к закату, высвечивало край крыши. Если в центре люк в коридор второго этажа, то туда бежать бесполезно — успеет скрыться. Вниз лестницы две, у одной снятая комната, сбегать горе-снайпер будет с противоположной.Ноги принесли вниз. Люди в зале растерянно закрутили головами — из обеих дверей наверх разом выскочили куда-то крайне спешащие господа.Выскочили и рванулись к двери наружу.Только один рванулся к двери наружу, второй — вынес окно и выпрыгнул. Хозяин за стойкой закричал вслед. Мальвин помянул лешего и выбежал-таки через дверь. Надежды догнать уже не было, но хоть для проформы.Тощий парень стоял как вкопанный и загнанно дышал. Единственный прохожий бросил колючий взгляд и скрылся в подворотне. Справедливо рассудил, что свидетелям интересных сцен обычно не везёт в жизни.— Окна — прекрасная вещь, — поделился Золотце, легкомысленно махнув револьвером. — Их ещё можно открывать прежде чем использовать, я бы вам советовал.Хозяин поддержал первое впечатление, вопросов задавать не стал, впустил гостей через чёрный ход, дабы уберечь от глаз других клиентов, заставших начало сцены.— За уборку комнат тоже доплачивать будете, — буркнул он.Золотце рассмеялся.— Не натечёт, — и кивнул Мальвину, поговори, мол, с ним, расплатись, я тут и сам.Хозяин оказался и вправду понятливым, деньги за окно, а на всякий случай и за уборку — впрок — принял. За молчание отдельно. Хорошо Мальвин сделал, что настоял взять много наличности. Всяческие расписки и заверения от самых настоящих органов власти у таких людей не котируются.Возвращаясь назад, он замер перед дверью и прислушался.— Много, — выплюнул парень. — По нашим-то временам.— Ну ладно, — вздохнул Золотце. — Посидишь до завтра и выпустим.— Почему до завтра?Мальвин подумал мельком, что будет сейчас осмеян за дешёвые эффекты, но слушать за дверью надоело. Он вошёл и прикрыл её за собой.— Потому что завтра всё закончится.Плата за молчание — это, конечно, хорошо, но известный граф всяко больше может дать, чем мутные типы изниоткуда.— Выпустим? — уточнил Мальвин, когда пленника перетащили в соседнюю комнату.— А что нам ему, кожу снять? Медленно и мучительно?— Можно работу предложить.Золотце поморщился.— Дразнить удачу столько раз подряд? Да и руки у него что-то дрожат.А о том, что было бы, если б руки не дрожали, они не разговаривали, пока не заснули мутным сквозь поднявшийся ветер сном.