4. (1/1)

По дороге в офис Кросса, Рид то и дело прокручивал в голове все те эмоции, которые “показала” ему Эмили, стараясь игнорировать то, как опасливо поглядывает на его светящиеся зеленым глаза, то и дело косясь в зеркало заднего вида водитель.Гэвин старался не обращать на таксиста внимание — в конце концов он давно уже привык к повышенному "интересу" к собственной персоне, особенно в те моменты, когда он являл миру свою истинную сущность. Кроме того, волноваться по поводу водителя у Рида просто не было ни времени, ни лишних нервов: все они сейчас были напряжены, как струны, и причина этого напряжения все еще не брала трубку! Произошло что-то плохое, и Гэвин подозревал, что именно, отчего тревога только усиливалась. Однако сделать прямо сейчас Рид ничего не мог, и все, что ему оставалось, это молиться о том, чтобы он прибыл на место вовремя. И о том, чтобы Ричард был в порядке.Гэвин с силой прикусил губу, надеясь, что вкус собственной крови сумеет заглушить паникующий разум. И это, кажется, сработало. Во всяком случае, частично: мысли о Ричарде все еще занимали голову полудушника, но теперь там оставалось место и на то, чтобы упорядочить всю полученную от миссис Кросс информацию. Скомканную, слишком эмоциональную, но все же бескрайне полезную.Поначалу Рид понял только то, что Эмили очень и очень боялась. Этот страх был повсюду: липкий, холодный, всепоглощающий. Казалось, что он занимал собой все существо худой, бледной девушки… Но потом пришла боль. Не спазмы в груди самого Гэвина — эта боль была совсем не физической, но раздирала нутро почище разрывного снаряда.И посреди всей этой боли, всего этого ужаса, Рид вдруг понял одну очень важную вещь: Эмили боялась не своего мужа, а за него. И осознание этого факта поставило полудушника в тупик, особенно учитывая то, что в его голове поселилось четкое понимание: Вернон Кросс — убийца.Он понял это еще там, на берегу реки, когда Эмили показывала ему обрывки собственных воспоминаний: не только тех, что запечатлела ее память при жизни, но и тех, которые она получила уже после своей гибели, оставшись в этом мире несчастной, одинокой душой.Рид видел, как ее изнасиловали. Вернее, нет, не видел — сложно было разглядеть хоть что-то в той веренице образов и видений, которые решила продемонстрировать полудушнику тварь, но ощущал так, будто все это происходило с ним, а не с миссис Кросс. Его, а не ее, поймали двое ублюдков вечером, прямо на углу их с Верноном дома; ему, а не ей приставили нож к горлу и заставили встать на колени, а потом взять в рот отвратительный, воняющий мочой и грязной кожей член… Это он так и лежал на земле за мусорным баком, бессмысленно глядя на то, как причудливо отражается свет фонаря в луже неподалеку, о происхождении которой ему не хотелось знать. И у него случилась истерика, когда его нашел Вернон и протянул к нему руку, явно собираясь коснуться пальцами бледной, грязной щеки.Но это был еще не ад — так, чистилище. Ад начался потом, когда Эмили вернулась домой, проведя несколько тяжелых дней в больнице на таком количестве успокоительного, что едва могла моргать. Там, в их уютном маленьком домике с видом на Амбассадор и реку Детройт; в месте, в котором всегда царили мир, понимание и любовь, Эмили больше не ощущала себя в безопасности. Она боялась каждого шороха, боялась даже поговорить с собственным мужем, то и дело запираясь в ванной. Вернону стоило немалых усилий упросить ее переселиться в их спальню, которую он оборудовал односторонним зеркалом — мужчина просто невероятно скучал по жене, которая плотно закрылась в своем коконе, и которую ему всем сердцем хотелось успокоить, спасти, хотя бы просто увидеть...Такси остановилось возле высотного стеклянного здания в самом центре города, и Рид, расплатившись с водителем, выскочил из машины и, буквально взлетев по ступеням крыльца, ворвался внутрь.В фойе бизнес-центра было людно, и все посетители, как один, повернули свои головы к Риду. И во всех глазах мелькнул страх, а мгновение спустя и отвращение — эмоции, которые полудушники неизменно вызывали у простых обывателей, и к которым Гэвин привык настолько, что уже не обращал на них внимания. Быстрым шагом он пересек холл и замер возле стойки администратора.— Чем я… Что я могу для вас сделать? — робко поинтересовалась хрупкая, хорошенькая шатенка в строгом костюме.— Где Кросс? — грубо спросил Рид.Девушка вздрогнула и, опустив глаза, быстро забегала пальчиками по клавиатуре, а через пару мгновений уже протягивала полудушнику пропуск посетителя и карту здания, с отмеченным на ней кабинетом психотерапевта.Гэвин рванул к лифту и поднялся на двенадцатый этаж. Если верить плану (а не верить ему причин у Рида не было), Кросс принимал пациентов в юго-восточном крыле. Гэвин быстро сориентировался в пространстве и быстрым, переходящим в бег шагом проследовал по длинному коридору с панорамными окнами, из которых открывался просто потрясающий вид на город. — Здравствуйте! Вам назна… Стойте… Стойте, вам туда нельзя! — запаниковала секретарша, когда Рид разве что не с ноги распахнул дверь сперва в приемную, а после и в сам кабинет Кросса.— Где он? — прорычал Гэвин, обнаружив, что в кабинете никого нет, — Куда он делся, мать твою? — Вы не имеете… Боже...Женщина испуганно попятилась, стоило только Риду повернуться к ней.— Боже… Боже… Боже… — как заведенная повторяла она.Гэвин шумно выдохнул, с трудом сдерживаясь, чтобы не схватить секретаршу и хорошенько не тряхнуть.— Где. Доктор. Кросс, — процедил он, нависая над испуганной женщиной.Она нервно сглотнула:— Он… На крыше… Он всегда обедает… На крыше...Рид тихо чертыхнулся и снова рванул к лифту — на этот раз он сразу припустил бегом, минуя стадию быстрой походки. Его сердце, которое билось, как сумасшедшее, начало отчаянно болеть. В обычной ситуации Гэвина это насторожило бы: раньше боль в груди никогда не беспокоило его после “перерождения”, но сейчас Риду было наплевать — он свернул на лестничную клетку прямо перед лифтами и рванул наверх, логично предполагая, что пешком доберется до крыши куда быстрее, чем в медлительной, нерасторопной стеклянной кабинке.На саму крышу вела аккуратная лестница со стеклянными перилами, и Риду в голову пришла совершенно неуместная мысль о том, как же сильно архитектор этого здания любил стекло. И эта мысль захватила полудушника целиком. Видимо, таким образом обеспокоенный до предела разум пытался оградить своего бедового носителя от того ужаса, который рисовало его неуемная фантазия. Гэвин вцепился в чертового архитектора так крепко, что не сразу понял, что к нему кто-то обращается.— Ни шагу больше, мистер Рид! — приказал спокойный, хорошо поставленный голос, и Рид обернулся на него, замирая, чувствуя, как отвисает его челюсть.Доктор Кросс стоял неподалеку от миленького белого столика с такими же стульями, возле кадки с чем-то отдаленно напоминающим пальму, и выглядел так хорошо, будто только что сошел с обложки журнала для женщин.Но впечатлило Гэвина совсем не это, а Ричард. Он застыл, как восковая фигура за спиной у Вернона; его красивое лицо растеряло всю свою привлекательность, превратившись в совершенную, но лишенную всего живого маску; руки висели вдоль тела плетьми; волосы чуть заметно развевались на ветру, что только усугубляло его сходство с ужасно похожей на человека, но все же куклой. Вот только самым страшным было совсем не это пугающее сходство, а то, что задняя часть его ботинок свешивалась с чертовой крыши.— Ричард! — крикнул Рид, но Найнс даже не шелохнулся, — Ричард, ты меня слышишь?— Мне очень жаль, мистер Рид, но ваш помощник сейчас не совсем… в себе, — снова подал голос Кросс.Он был совершенно спокоен, вернее, Гэвину так казалось ровно до тех пор, пока он не заметил испарину на лбу доктора.— Что ты с ним сделал? — прорычал Рид.— Ничего. Просто усыпил. Это — обратимо.— Сукин сын.... Верни его! Сейчас же!— Верну. Но сперва мы с вами поговорим.— И о чем же желает побеседовать доктор Смерть? — огрызнулся Рид.— О том, что произошло с моей женой, — Кросс явно пропустил мимо ушей выпад полудушника, — И о том, что происходит сейчас.Гэвину говорить с врачом не хотелось совершенно — не в тот момент, когда Ричард застыл буквально на краю пропасти, но по этой же самой причине знал, что выбора у него нет: эту игру затеял Кросс, и все козыри были у него. Риду оставалось только играть по заданным правилам и надеяться на лучшее. Конечно, он мог бы рискнуть, полагаясь на свою скорость и реакцию, но рисковать жизнью Ричарда не мог. Не хотел. Не посмел бы...— Я знал, что за мной придут рано или поздно, — сказал Кросс, приняв, видимо, затянувшееся молчание со стороны полудушника за согласие слушать, — И я… Я рад этому. Знаете, говорят что любой преступник делает все, чтобы его поймали, потому что где-то в глубине души он понимает, что поступает неправильно и ищет расплаты. Теперь я на собственной шкуре убедился в том, что так оно и есть… Я искал расплаты за то, что сделал. Я убил всех этих людей, мистер Рид.— Почему? — спросил Гэвин, не мигая глядя на Кросса своими сверкающими зелеными глазами, — Почему вы это сделали?— Потому что они не ценили жизнь, — с горечью ответил Вернон, — Я пытался помочь им, но они не хотели ничьей помощи. Они желали только одного — смерти, и я подарил им ее.— Вы же давали гребанную клятву! — процедил Рид, — Защищать людей во что бы то ни стало! Вы…— Все верно, и я исполнял свою клятву. Смысл моей работы — спасти как можно больше жизней. Есть люди, которым действительно нужно лечение: они понимают это и сами; они мечтают вылечиться и жить нормальной жизнью; у них, не смотря ни на что, все еще есть смысл и даже блеск в глазах. Но мне приходится тратить время на Эббинк, МакНэри, Делоу и им подобных. Много времени, мистер Рид, иногда — непростительно много….— И вы решили просто избавляться от них?— Я решил больше не повторять своих ошибок, мистер Рид, — голос Кросса дрогнул, — Одна из них стоила мне слишком дорого...— Дайте угадаю: сейчас вы расскажете мне слезную историю о том, как погибла ваша жена? Не нужно — я и так знаю, что случилось: неудачный эксперимент с зомбированием, или как вы там называете эту херню, которой пудрите мозги своим пациентам?— Вы знаете не все, — раздраженно произнес Кросс, — Да, я экспериментировал с НЛП, и даже пробовал его на Эмили, но убило ее не это. Она покончила с собой, мистер Рид, но в ее смерти все равно виноват я. Меня не было с ней в тот день. Мне пришлось уехать, потому что Эббинк в очередной раз попыталась свести счеты с жизнью. Мне позвонили из реанимации, потому что именно мой номер значился как “экстренный” у Кэрриет, и мне ничего не оставалось, кроме как поехать к ней… Тогда я еще верил, что спасти можно всех, но я ошибся…Вернон запнулся, и Рид заметил, как в уголках его глаз блеснули слезы.— Больше всего на свете я хотел вернуть Эмми. Я бы умер, если бы это могло помочь ей, но… Знаете, почему она вышла из дома в тот день? Почему решилась на это, хотя раньше даже из комнаты не выходила?Гэвин отрицательно покачал головой.— Потому что предыдущей ночью я напился, — горько сказал Кросс, — В жизни ни разу не пил, но в тот раз… Я просто не смог — дал слабину, решил утопить свое горе в бутылке. Так глупо… Эмили все слышала — как я плакал, как скулил, словно побитый пес, как жаловался на то, как мне плохо и одиноко. Мне! Эгоистичный сукин сын… Она решила все исправить, вот так просто, одним махом. ОНА меня ПОЖАЛЕЛА, мистер Рид. Поэтому она это сделала. Эмми всегда была сильной девочкой… Моей сильной девочкой.... Но она не справилась. Вернон снова замолчал, и молчал он так долго, что Гэвин подумал было, что врач поставил точку в своем рассказе. — Я не жалею о том, что убил всех этих людей, — Кросс посмотрел прямо в глаза полудушника, — Кэрри после гибели Эмили пыталась покончить с собой еще дважды, прежде, чем я прекратил этот фарс. Моя жена погибла, потому что хотела жить. Эббинк жила, хотя больше всего хотела умереть, — Вернон облизнул пересохшие губы, — Я видел ее, мистер Рид. Видел Эмми. Каждый раз, когда приходил, чтобы увидеть, как затухает огонь в глазах очередной моей… жертвы. Она пыталась остановить меня, пыталась спасти их. Спасти их от меня. От такого же чудовища, как те, что изнасиловали ее тогда...Кросс замолк и повернулся к Найнсу:— Сделай шаг вперед, Ричард, — велел он, и Ричард послушно отошел от края крыши, — Ты проснешься, когда услышишь звук бьющегося стекла. А вы, мистер Рид, — Вернон взглянул на полудушника, — Признание лежит на моем столе — можете предоставить его полиции. Как и предсмертную записку. И прежде, чем Гэвин успел понять, что Кросс собирается сделать, мужчина развернулся и спрыгнул с края крыши.***Ричард действительно пришел в себя, стоило только телу Кросса пробить стеклянную крышу парковки и упасть аккурат между двух рядов припаркованных на ней автомобилей.Звон битого стекла оглушительно прокатился по округе, и Найнс моргнул, неловко делая шаг в сторону, потерянно глядя на застывшего у карниза Гэвина.Полудушник сидел на корточках на самом краю и смотрел вниз своими горящими зеленым огнем глазами. Его взгляд был устремлен туда, где между осколков стекла, в расползающейся луже собственной крови лежал доктор Вернон Кросс.Своим улучшенным по сравнению с человеческим зрением, Рид мог рассмотреть каждую деталь, каждый блик света на каждой, даже самой крошечной алой капле, несмотря на разделяющие их четырнадцать этажей.Глаза Гэвина постепенно затухали, боль в груди возвращалась, постепенно нарастая и проникая все глубже и глубже — разрасталась, как раковая опухоль, пущенная на самотек нерадивыми врачами. Постепенно она поглотила собой все его существо, заставляя Рида задержать дыхание и схватиться за футболку, с силой комкая хрупкую ткань.— Мистер… Гэвин… — сонно и явно с трудом пробормотал Ричард, — Гэвин, ты в порядке?Гэвин не был уверен, но, кажется, перед тем, как вырубиться, он кивнул. А вот что он запомнил хорошо, так это десятки… нет, сотни следов от ладоней, отпечатавшихся на осколках прежде, чем исчезнуть навсегда.Вместе с кричащей от ужаса душой доктора Вернона Кросса.***Rufus Wainwright - HallelujahМолодой, до неприличного симпатичный официант с большими голубыми глазами и светлыми, аккуратно уложенными волосами остановился возле столика и, откупорив бутылку вина, налил его в бокал.Алекс равнодушно смотрел на то, как красивая алая жидкость искрится в прозрачном, начищенном до блеска хрустале. Он знал, что напиток будет превосходным — за те несколько месяцев, что они с Тедди были… вместе, Лин твердо усвоил, что у Миллса просто превосходный вкус как к изысканным блюдам, так и к элитному алкоголю, который Алекс, впрочем, оценить был не способен: для него все вино было на один вкус. Кроме того, он все равно никогда не мог выпить больше половины бокала — в лучшем случае, его начинало тошнить и клонить в сон, а в худшем… Ну, о том, что происходило в худшем, Лин не хотел ни думать, ни, упаси Боже, вспоминать.Тедди немного поболтал напиток в бокале, а после сделал небольшой глоток, перекатывая вино на языке. Несколько секунд он раздумывал, а после одобрительно кивнул, и официант, улыбнувшись, поставил бутылку на стол.— Ты уверен, что не хочешь попробовать улиток? — спросил Тедди, как только официант удалился, — Повар здесь просто потрясающе их готовит! А чесночный соус, с которым их подают… Уверен, тебе очень понравится!— Спасибо за совет, но мне будет достаточно салата, правда — я плотно перекусил на работе, — слабо улыбнулся Лин.— Как скажешь, — миролюбиво согласился Миллс и протянул руку, чтобы накрыть своей ладонью ладонь Алекса.Это было уютно, и приятно, и очень-очень тепло, и Алексу правда нравилось, когда Тедди прикасался к нему, но сейчас он был слишком поглощен собственными невеселыми мыслями. И Миллс это заметил.— Что-то не так? — спросил он, чуть крепче сжимая руку Лина, — Тебе здесь не нравится? Мы можем уйти, если...— Нет, нет, мне очень нравится, правда! — поспешил заверить Алекс, — Просто… Я так устал искать дом. Иногда мне кажется, что я никогда не смогу больше найти себе собственное жилье, и мне придется всю жизнь прожить у мистера Камски, и...Тедди понимающе кивнул, безмолвно прося Лина продолжать.— Я не хочу больше пользоваться его добротой, понимаешь? Я и так чувствую себя жалким и беспомощным.— Ты не беспомощный, — возразил Тедди, — И уж точно не жалкий. А насчет дома — у меня есть… Миллс замолчал, не договорив, отпуская руку Алекса, позволяя вернувшемуся официанту поставить на стол еду: греческий салат для Лина и пасту с белыми грибами и трюфельным соусом для Тедди.— Приятного аппетита! — улыбнулся Алекс, изо всех сил стараясь, чтобы улыбка вышла совершенно беззаботной, — Давай поедим, хорошо? Не хочу говорить об этом.— Приятного аппетита, — отозвался в ответ Миллс.Они принялись за еду в тишине, нарушаемой только тихим гулом голосов других посетителей и тихой фортепианной мелодией, доносящейся со стороны сцены, на которой располагался блестящий черный инструмент. Перед ним, на круглом маленьком стульчике сидела красивая женщина лет сорока в шикарном красном платье с глубоким декольте. Ее длинные пальцы ловко бегали по черно-белым клавишам.Салат был превосходным. Впрочем, Алекс искренне сомневался, что хоть кто-то в состоянии испортить нарезанные овощи с сыром, оливковым маслом и парой капель лимонного сока.Алекс ел, но почти не чувствовал вкуса еды. Потому что в его голове крутилась та, последняя квартира, которую кто-то в очередной раз увел у него прямо из под носа сегодня утром.И обиднее всего было то, что эта квартира просто до ужаса понравилась Лину. Она была очень светлой, и просторной, и из окон открывался чудесный вид на залив...Мысленно Алекс уже успел даже обставить ее мебелью. В крохотной гостиной, примыкающей к кухне, просто замечательно смотрелся бы низкий кофейный столик и пара мягких кресел-капелек. А в спальне можно было поставить рабочий стол — прямо у окна, чтобы солнце по утрам заставляло жмуриться и улыбаться, нежась в его оранжевых лучах.Лин лениво поковырялся вилкой в изящной тарелке с позолоченной, извилистой каймой.Тедд тоже ел, и тоже медленно, вот только причины отсутствия аппетита у него в корне отличались от таковых же у Алекса. Миллс переживал за самого Алекса: ему очень хотелось, чтобы Лин был счастлив, но вместо этого приходилось смотреть на то, как день за днем тот становится все печальнее и печальнее. И Тедд знал, кто является расстройства эксперта. Знал, но сказать ему об этом не мог — не хотел расстраивать его еще больше.Зато был вполне в состоянии решить маленькую проблему Алекса. Да, метод был нестандартный и… рискованный, но Тедди все же искренне надеялся на то, что Лин согласится на его предложение. Во-первых, потому что это сделает его счастливее, а во-вторых, потому что это сделает счастливее самого Миллса.Теодор прокашлялся, отпил немного отменного вина из бокала и отложил вилку в сторону, на салфетку. Он нервничал, и изо всех сил пытался скрыть свое волнение, жалея о том, что в этом ресторане не подают напитков покрепче.— Как тебе салат? — спросил Миллс.— Очень вкусный.— А вино?— Хорошее.— Может, переедешь ко мне? — внезапно сказал Тед и тут же отвел глаза, чувствуя, как у него, взрослого, полностью состоявшегося в жизни, почти сорокалетнего мужчины, начинают гореть уши.Алекс даже вилку уронил от неожиданности.— Что? — глупо переспросил он.— Я… — Миллс снова прокашлялся, — Я был бы очень рад, если бы ты переехал ко мне.Алекс несколько раз моргнул:— Тебе не кажется, что это… Ну, что еще слишком рано? Тед пожал плечами:— Мы вместе уже почти четыре месяца. Как долго ты был хотя бы знаком с Камски прежде, чем переехать к нему?— Тогда ситуация была другой!— Тогда у тебя не было своего дома. Сейчас у тебя его тоже нет. Не вижу разницы.Алекс прикусил губу и надолго замолчал, сосредоточенно вглядываясь в скатерть.— Мне нужно подумать, — наконец сказал он.— Хорошо, — согласился Тедди, снова накрывая ладонь Алекса своей.***Элайджа свернул шею бутылке виски и сделал большой глоток прямо из горла.Он сидел на стуле перед терминалом в своей лаборатории и не мигая глядел в экран воспаленными, покрасневшими глазами. Волосы, обычно убранные в хвост или аккуратный пучок сейчас были распущены и растрепаны.На мониторе, на котором обычно высвечивались бесконечные формулы и расчеты сейчас была открыта фотография — плохого качества и сделанная под неудобным углом.На ней был запечатлен Алекс, которого обнимал невысокий мужчина средних лет. Они стояли на крыльце ресторана “Маленькая Италия”.Алекс улыбался, и Элайджа глядел на его улыбку, как зачарованный. В его голубых глазах плескалась жгучая, ядовитая смесь из боли, обиды, ярости и отчаяния.Камски поднял бутылку в воздух и отсалютовал фотографии и поднялся со стула.— Ваше здоровье, мистер Лин! И ваше, агент Миллс... — громко сказал он, отпил еще немного виски, а после с силой швырнул бутылку в противоположную стену.