Глава 22. Договоры должны исполняться (1/1)

Эвридика, зачарованная безмятежностью тягучего мгновения, отрешенно вслушивалась в перезвон капель о гладкие камушки. Она не хотела ничего, ведь этого мира?— спокойного и чистого,?— было вполне достаточно. Церковный ладан, мята, и еловые иголки?— запах, знакомый с детства. Солнечный свет струящийся на молочно-белые руки, отражался в глазах рассветом. Эви всегда была рассветом, весной, возрождением, и началом. Алехандро называл ее апрелем,?— рыжим и добрым,?— а Юфи сравнивала ее апельсин волос с георгинами, что взращивала сама, на своей собственной клумбе. Дети называли ее лесной нимфой?— тоненькой, шустренькой, беззаботной, навеки молодой и сказочной.Лишь мама говорила, что Эвридика?— это сама жизнь. Сама суть жизни. Лицо истины и юности. С ней трудно было поспорить всем, кто хоть немного знал ангельски-добрую Эвридику. На чтениях священных писаний она закрывала глаза, и всю себя отдавала молитве. Верила душой и сердцем, растворяясь в легком дыме видением, лишь огненные косы выделялись на общем фоне. Тогда всем казалось, что еще немного, и она взлетит, стоит лишь приподняться на носочки и оттолкнуться от бренной земли, мгновение, и сквозь спину, лопатки, прорастут самые настоящие белоснежные крылья…Эви любила сказки. Особенно, в ночную темень, ей нравилось открыть настежь створки узенького оконца, и подставлять лицо холодным брызгам?— так она чувствовала себя живой. И все кругом оживало, играло зарослью лесов, пестрило красками и свежей утренней росой. Особенно часто, стоя на коленях под падающей с небес воды, она чувствовала соединение с миром?— безбрежным и великим. Хотелось высвободить солнечно-желтую душу, хотелось вдруг почувствовать воздух пятками, и оторваться от тела… Но стоило ей отдаться волшебному трансу, приходило скорое пробуждение. Боковым зрением она заметила неясные тени, танцующие вокруг хрупкой фигурки девочки, внезапно нарушившей уединение.Любой другой на месте Эви увидел бы сперва дорогую отделку ткани, замшевые сапожки на замочке, золото кудрей и нездоровый бледный оттенок кожи. Но Эвридика чувствовала другое. Страх. Скрытый в глубине этого хрупкого существа, запертый, подавленный, но дикий. И яростно-недобрые путы по рукам и ногам, чужеродной материей. Еще вяло, еще слабо, но корни проросли, питаясь неким слабым светом?— Эвридика видела. Перекинув мокрые волосы за спину, она замерла, пытаясь увидеть больше. Понять. Не в силах даже воздуха глотнуть, так опасно и чудесно это удивительное мгновение.—?Что ты… несешь за собой? —?спросила Эви беспечно, по птичьи наклонив головку к плечу. Она подумала о том, что над девочкой словно грозовые тучи смыкаются, глубоким стальным цветом. Это ненормально. Черные тени за ней, наступая на пятки, словно вечные спутники, а вместо глаз?— темные дымки. Эви была чувствительна к магии, особенно темной магии, но сейчас, впервые за всю свою жизнь ничего не могла понять. Вся златовласая девочка была странной, от макушки до пят.—?Ничего…? —?совершенно не поняла сути вопроса Атанасия, для надежности оглянувшись. Нет, ничего к обуви не прилипло, и в руках ничего нет. Только на пальце кольцо. Такое же как и у девочки, но явно дороже.—?Тогда почему ты не можешь освободиться…?—?Эви! —?раздался строгий голос, и тут же из закутка влетела к источнику женщина. Рыжие волосы, темнее чем у девочки, и беспокойные морщины?— это точно мать Эви. Вывела дочь из-под холодных потоков, не боясь замочить длинные серые юбки. Атанасия видела такую форму у сестер молчания, разве что у них лица были закрыты, в отличие от этой женщины. Мать тут же заботливо завернула дочь в полотенце, и прошептав что-то на ухо, отправила прочь. Эви уходить не хотела, но не могла ослушаться приказа матери. То и дело оглядываясь, зябко ежась под полотенцем, она тихо упорхнула со сцены действий.Что самое удивительное, следом за женщиной, немного погодя, вышел господин Анастасиус, а с ним вечные Гарриет и Адам, могильно-бледные, всполошенные и беспокойные на вид. Черные кудри Адама чуть завивались к концам волнами, и ему явно не помешало бы подстричься. Атанасия птицей метнулась к господину Анастасиусу, словно прячась от внимания рыжеволосой женщины.—?Папа! Папа, она… Ее глаз…! —?зашептала с судорожной паникой Атанасия, но ее остановил отец, прижав палец к нежным девичьим губам.—?Тише, девочка. Я знаю.Атанасия подумала, что ее сейчас выгонят, скажут искать Фло и Елену, но нет, Гестия кивнула в ее сторону:—?Дочь Дианы узнаю даже по манерам.—?Госпожа, вам нужно пройти с нами,?— улыбнулась ласково Гарриет, чуть успокоив уже запаниковавшую девочку. В том, что женщина знает ее тайну, а также имела дочь, с драгоценным глазом, и слуги, и Господин, вовсе не видели ничего необычного. Значит ли это, что все идет по плану, и волноваться не нужно?—?Называй ее Гестией, девочка. Идем. Твое время настало.Сердце Атанасии пропустило удар и мертвой птицей упало в пятки.Они шли, пробираясь через живые изгороди?— высокие, с плотными стенами-листьями, переплетенными ветками, которые ужасно морально давили на путника,?— туда, где трава зеленела, а под деревьями не было ни единой кучки, с убранными листьями. Лишь небольшие горстки пепла?— служители монастыря уж слишком тщательно следили за порядком на святой земле.Гестия закрыла дверь своей монашеской обители, но внутренне содрогнулась?— словно запирала себя в клетке с опасным хищником. В их с Эви теплом доме, всегда служившем ей защитой, а теперь так внезапно предавшем свою давнюю хозяйку. Павший Император казался затаившимся волком, что вырядился в безупречные манеры, этикет, дорогие костюмы, словно в овечью шкуру. И живет так, рядом с обыкновенными овцами, не вызывая у них и тени подозрений. Глупое стадо даже не понимало, насколько хищник близко, и как легко он может мощными челюстями прокусить яремные вены их тонких шеек. Даже сейчас он прячется, но Гестия достаточно долго жила во дворце, и получала дорогими каблучками по почкам, за свои промахи, чтобы видеть. Видеть то, что сокрыто безупречными масками.—?Не стоит опасаться. Я умею держать слово, —?уведомил Гестию Анастасиус. Он почему-то смотрелся скорее хозяином дома, чем гостем. На его фоне Гестия была слишком пугливой, словно это ее пленницей привели против воли на аудиенцию в Черную усадьбу.—?Вам и шантажировать людей не надо, они и так сделают, как вы хотите. Ведь вы, Ваше Величество, сами по себе?— одна сплошная опасность, —?улыбнулась она одними губами, в ответ получив такую же острую улыбку-опасность. Не так он улыбался певчей птичке Диане, или расфуфыренной суке Пенелопе?— подумала женщина.Она увидела и девочку, и то, как доверчиво она льнет к матерому истинному зверю. И как же ловко он манипулирует не только ее действиями, но и мыслями, взращивая из невинной овечки свое собственное подобие. Гестии было страшно представить, что получится из Атанасии уже несколько лет спустя. Возможно, она сама не понимает. Но кольцо из белого золота на ее пальчике, расписной знак бесконечности, на фоне выгравированной ?А? говорит сам за себя?— собственническое клеймо, прекрасно дающее понять, кому она принадлежит. Истинное положение марионетки в руках умелого кукловода.Позади Гестии полотно: тело Иисуса, свинцовое, словно мраморная статуя, беспомощное и такое хрупкое, вот-вот должно пасть на руки апостолу Иоанну. ?Снятие с креста?*. Атанасии никогда не нравились картины Рубенса, из-за мрачного библейского подтекста, тяжелого смысла. Слишком кошмарно и бесчеловечно, для маленькой девочки. Ей всегда хотелось закрыть глаза, и не смотреть.—?Дочь Императора Клода. Атанасия дэ Эльджео Обелия. —?Попробовала имя на вкус Гестия,?— Чего-то подобного я и ожидала. Хотя, слухи о тебе в последнее время ходят самые странные. В официальном заявлении Принцесса Атанасия пропала. Но какие же ходят теории, особенно после подставного тела!Гестия рассмеялась. Но смех ее был тяжелым, словно после черного анекдота.—?За год к Императору вышедшие из ума простолюдинки привели штук пять самозванок. Все ?Принцессы Атанасии? не имели драгоценных глаз, но так, девочкам ведь и не положено! А чем же все это закончилось? —?Гестия прыснула, вопрос был риторическим,?— Он убил всех пришедших. Больше никому и в голову не пришло попытаться выставить себя за потерянную Принцессу. Еще говорят, что умерла принцесса то-ли от чумы, то-ли от хвори, или же ее похитили противники Императора. Одним словом?— веселье в полном разгаре!—?Кто она? —?подала несмело голос Атанасия, указав наклоном головы в сторону источника, так прекрасно видимый из окна небольшого жилища Гестии, за ситцевыми тонкими занавесками. Хотя, она уже знала ответ. Прекрасно знала, но боялась его услышать, словно слова способны превратить фантом в реальность из плоти и крови.—?Так Принцесса уже познакомилась со своей старшей сестрой по отцу? —?снисходительно отозвалась Гестия, видимо читая Атанасию по глазам. Удивление, неверие, отрицание?— весь спектр чувств. Девочка напугана, девочка не знает что и думать. Гестию это веселило.—?Эвридика?— моя дочь от действующего Императора Клода. Но, насколько видишь, Принцессе Атанасии она не конкурент. —?Ехидно подметила Гестия, чем вогнала пергаментно-бледную Атанасию в помидорно-красный. Словно ее застукали за неприличными, или даже грубыми, мыслями,?— Это называется гетерохромия. Она такой родилась. С Императорским проклятием на один глаз. Я была крайне удивлена, но что с этим поделать…Атанасию удивило еще и то, что драгоценный глаз Гестия рассматривает не как возможность, а как… проблему. Удивительную неудачу, выпавшую на долю ее бедной дочери. И Саара, и Октавиан говорили ей, что для девочки это большая честь. Чудо генетики. На лице Гестии же чистое сожаление, и ничего более.—?Значит вы… наложница?—?Бывшая наложница,?— вновь поправила девочку Гестия, сложив руки на груди. Ей не понравилось то, что Адам не посчитал нужным разуться, и сейчас стоял на ее любимом коврике в своих грязных сапогах. —?Вижу ваше удивление, Принцесса. Дело в том, что до вашей матери, ваш отец посещал гарем ежедневно. Я бы рассказала вам о целых отделениях девушек, которых он пробовал всего за день, и как они уставали после его пришествий, но боюсь вы еще слишком малы для таких подробностей.—?Верно, не думаю что девочке нужно о таком слышать,?— дружелюбно подметил Анастасиус, с легкой улыбкой. На простеньком стуле, что шатался и скрипел, он восседал словно на Императорском троне.—?Значит… у меня есть другие братья и сестры? —?дрожащим голосом спросила Атанасия, раз за разом воскрешая в памяти образ Эвридики, по голени в кристально-чистом омуте.—?Сомневаюсь. Все другие наложницы остались там, и погибли там, —?ласково улыбнулась Гестия, хоть в голосе ее и звучала скрытая сталь. —?Если бы я убежала чуть позднее, то наверняка родила бы лишь мертворожденного младенца.Женщина прошлась вдоль белых стен, и коснулась тоненькими мозолистыми пальцами рисунка, что прицепила она к каминной полочке: неловко нарисованная рыжая девочка держит за руку рыжую женщину,?— вероятно, Гестию,?— и другую девочку, с огромными спиралевидными кудрями. Видимо рисунки ее дочери, когда та была совсем малышкой. Рисунки Атанасии горничные просто напросто выкидывали, но Лили их трепетно и бережно хранила в своей тумбочке.—?Почему? —?посмела спросить Ати, гадая, а Юдифь ли на рисунке?—?Видишь ли, Принцесса. Возможно тебе не говорили о том, что такое ?мертвый чай?, или ?ангельский яд?, и как часто эти чертовы стервы из гарема прибегают к ним, в условиях жесткой конкуренции за право стать Императрицей…Атанасия пожалела, что спросила. Явно воскресила в Гестии не самые приятные воспоминания. Она и без того была больно нервной.—?Но получить дитя от Императора Клода было еще той задачей. А те, кто получал дар божий,?— она коснулась своего живота,?— становились целью завистливых интриганок, так же желающих понести первой, и за счет этого подняться по социальной лестнице. Не всем Бог дает дитя, даже после нескольких ночей. А те, кому дал, не долго под сердцем священный дар носили. ?Мертвый чай? продавался у потерявших совесть лекарей, его вполне можно было достать. А иногда, если чай был не лучшего качества, вместе с еще не рожденным дитя погибала и мать! —?Гестия говорила с жаром, клокочущим гневом,?— ?Ангельский яд? подсыпали в еду. Он надежнее, и действует даже на поздних сроках. Одна девочка, помню, родила изуродованного мертвого младенца. Это было ужасно, это было кошмарно… Но кошмарнее всего было знать, что делают это с тобой те, кто живет с тобой бок о бок. Кто ест с тобой Сидонийские сладости, Арланские фрукты, и носит шелка южных стран.—?Обычно, защитой леди от ?неприятных случайностей?,?— Анастасиус улыбался, возможно слишком довольно, словно во всех этих трагедиях и его вина была,?— занимается сам Император. Но ему, скажем так, было все равно. Есть наследники, нет их…Анастасиусу было почти смешно. После Пенелопы брат не то что о себе не думал, он даже о своих же женщинах не размышлял. До Дианы, разумеется, но это уже совершенно другая история…Атанасию передернуло. Гестию, к слову, тоже. Они удивительно понимали сейчас, что такое полное безразличие Императора Клода. Хоть и причины их координально отличались, как ночь и день. Наложница и единственная наследница.—?В гареме, в то время, творился сущий ад, —?продолжила Гестия, с напускным весельем,?— И чтобы защитить Эви мне пришлось отдать все свои украшения, все шкатулки, все сбережения старой мымре-повитухе, приходившей раз в неделю проверять ?счастливиц?, что провели ночь с Императором. Я отдала все, за ее веское, сказанное во всеуслышание: ?К сожалению, Бог не наградил?. А он наградил! Но если я хотела дать Эви шанс ходить по этой земле, а не выйти из моего чрева от подсыпанного яда или чая… мне пришлось бежать. И я бежала.Куда бежала, смысла спрашивать не было, если учесть, где они находились. Но Атанасия начала подозревать, почему же сейчас Гестия так открыто болтает с бывшим Императором, Принцессой Атанасией и их свитой. И почему на пальце Эви красовалось зачарованное кольцо. Самостоятельно Гестия, без гроша в кармане, не сумела бы оплатить такую сильную магию, ценой в несколько дворцов. И почему Эвридика так беспечно сейчас молится на свободе, вместо того, чтобы вянуть на привязи в замке для всех отпрысков рода Обелия, тем более имея драгоценные глаза… точнее, глаз.—?Что происходило после меня и знать не хочу. Я слышала о резне, и о породившей тебя Диане. Это ужасно, —?взгляд Гестии выражал толику сочувствия, и Атанасия почувствовала терпкую горечь во рту. Внутренности словно скрутило в узел. —?Мы с Эви счастливы здесь. И так уж вышло, что я не хочу подвергать мою дочь опасности. Хоть я не считаю то, что вы, Ваше Величество, делаете?— есть правильно, но я не в праве вмешиваться,?— Гестия отвернулась, но Ати успела заметить страх в глазах этой женщины. Почему же она так боится? —?Я делаю это исключительно потому что вы обещали мне и моей дочери защиту. Услуга за услугу. Я помогу вам, но не забывайтесь…Атанасия поежилась. Взгляд Гестии был страшен. Как у медведицы, защищающей медвежонка.—?… не смейте втягивать мою дочь в ваши грязные игры. Эви?— девочка, а не инструмент. Если вы не сдержите свое обещание, то я могу вполне не сдержать парочку своих.—?Pacta sunt servanda**,?— легко согласился Анастасиус, по-лисьи усмехаясь и поправив галстук. Чтобы секундой спустя ослабить узел вновь. Его рука замерла, будто в нерешительности, но галстук опять был небрежно спущен. Атанасия прижалась к нему, подсознательно ища защиты, и немного погодя он привычно погладил ее по голове, накручивая прядку на указательный палец. Иногда его моменты раздумий приводили Атанасию в смятение. Отец в такие минуты казался совершенно другим человеком.—?Папа…? —?несмело позвала она.—?Делай все, что прикажет тебе Гестия. —?Дал наставление Анастасиус, мимолетно сжав золото локона в руке. —?Мы обратились к ней, потому что ей можно доверять.—?А… папа… почему папа уверен, что она не предаст…? —?шепотом спросила Атанасия, боясь что Гестия, отошедшая налить чаю, услышит. В конце концов он сам ей говорил об опасности доверия. Анастасиус присел перед Ати на корточки, и взяв ее маленькие ладошки в свои, поправил на ее пальце кольцо. И только тогда расплылся в удовлетворенной улыбке, дав доверительный ответ:—?Просто она любит свою дочь.Вот и весь ответ.