Глава 18. Узы скорби (1/1)
За эти несколько дней с Еленой Атанасия больше не разговаривала. Девочка Ирейнов намеренно избегала ее, а если и видела в коридорчиках, то стыдливо опускала взгляд и обходила десятой дорогой. Куклу она постоянно носила с собой, вела себя тише травы, ниже воды. Атанасия даже как-то подслушала разговор служанок о маленькой леди Ирейн, и ее поразительных метаморфозах:—?…ее будто подменили. Ходит везде с куклой, даже спит с ней, даже купается…!—?…не огрызается, не бьет посуду о стены, и даже старую Берту гонять перестала. Чудеса да и только, это на нее так приезд гостей повлиял…?—?Тогда я не хочу чтобы Герцог и его дочь уезжали! Здесь так хорошо стало, красота!—?Говорю же, будто подменили…—?Или, скорее, вернули. До той трагедии Госпожа Елена и была такой. Просто вас тогда не было, вот вы и не видели…!Но, в противовес затишья на фронте под названием ?Елена Ирейн?, с Флорианом у Атанасии отношения заладились. Они вместе строили суда, вместе бегали по поместью, и играли на заднем дворе. Несмотря на разницу в возрасте, им было очень весело друг с другом. Флориан чаще всего был заводилой, а у Атанасии не было причин отказывать ему в очередной просьбе поиграть вместе. И даже она, неловкая и стыдливая, в обществе малыша Фло постепенно почувствовала себя вполне комфортно. Атанасия списала все это на очаровательную ауру Флориана. ?Мальчик-цветочек??— как его называли служанки и даже тетушка,?— был сущим ангелом. Когда не кидался едой в сестру за столом, не собачился с той же сестрой, и не ныл по-детски противно. Удивительно, но его просто обожали все, за исключением собственной старшей сестры. Атанасия было думала, что раз Елена стала такой спокойной, то и с братом она будет играть хотя бы иногда. Но нет, казалось, что ?метаморфозы? Елены в сторону маленького Флориана никак не действуют.?Ладно я ей с самого начала не понравилась?,?— думала Атанасия,?— ?Но Флориан же такой милый, и сам он никогда первым ссоры не раздувает…?.Оказалось, даже Атанасию Елена готова была терпеть, хоть и было ей неуютно в обществе девочки, но брата она просто не выносила. Их даже рассадили, вопреки всем правилам этикета, по разные стороны обеденного стола, лишь бы избежать ее необоснованных придирок в его сторону, или едких замечаний, или начала очередной ?войны едой?. Они никогда не занимались у профессоров вместе, у них не было общих книжек, или игрушек. Они или не общались совсем, или начинали ругаться?— одно из двух, третьего не дано. Даже простая просьба Флориана: ?Сестра, передай пожалуйста соль?, могла стать причиной громкого скандала. Елена предельно вежливо, но едко, огрызалась в ответ, Флориан отвечал оскорблением на оскорбление, и так могло продолжаться до бесконечности. И им было решительно все равно на то, что перед ними гости, или тетушка, которая строго накажет их обоих. Как-то играя с Флорианом, Атанасия пару раз пыталась наладить контакт с Еленой, через слуг приглашая ее поиграть вместе. И однажды, к удивлению Атанасии, девочка действительно пришла… но стоило ей увидеть Флориана, так она сразу презрительно фыркнула и убежала назад.Часто взрослые исчезали, детей оставляя на попечение Берты. Старая няня в основном сидела за вышивкой, изредка поглядывая, чтобы Атанасия и Флориан не убежали слишком далеко, или не поранились. Все-таки дети уже были взрослые, и за ними не нужно было следить так уж пристально. Анастасиус исчезал так же, вместе с леди Валери и Герцогом Ирейном, при чем Атанасия даже приблизительно не могла сказать где именно они пропадают. Адам и Гарриет, скорее всего сопровождали своего Господина, поэтому их она заставала только вечером.Ати занималась вместе с домашними Профессорами Елены. Так как были они ровесницами, да еще и девочками, в принципе программа у них должна была быть более менее схожей, но… Посетив урок этикета вместе с Еленой, Атанасия ожидала полного краха, совсем как на уничтожительных все и вся лекциях Саары, где?— ?Или сделай, или умри? было обычной практикой. Но уроки Елены не были и в сотой мере такими сложными. Леди, что поучала Елену, была дамой сердечной, и использовала систему ?Пряник за каждый незначительный успех?, когда как Саара практиковала ?Кнут, за каждый незначительный промах?.Леди нарадоваться не могла на Атанасию, чем явно обижала Елену. И Атанасия понимала ее чувства слишком хорошо. Если бы леди Саара хвалила на ее глазах другую девочку, скорее всего ей тоже было бы не сказать, что приятно. Поэтому Атанасия старалась сильно не выделяться, а просто молча усваивать уже пройденные ранее с Саарой уроки. Но Елена, обиженная в глубине души, старалась от Атанасии не отставать. Училась даже втрое больше обычного, чем приводила леди Рейнель в восторг. Елена была талантливой девочкой, но очень капризной, поэтому ранее уговорить ее что-то выучить было той еще задачей.—?Пусть девочки нам поиграют. Леди Рейнель в последнее время так хвалит их успехи в игре на фортепиано,?— заметил Герцог Ирейн, за очередным ужином. Анастасиус и леди Валери поддержали идею, а Атанасии было немного неловко демонстрировать какие-никакие успехи в данной области. Все-таки она не имела таланта к игре на фортепиано, и куда больше ей давались танцы и этикет. Что-то получалось у нее исключительно из-за постоянной зубрежки. Елена, опять же, была другим случаем. Объективно талантливее Атанасии в игре на музыкальных инструментах, она слишком много капризничала, постоянно отказываясь выполнять указания леди, поэтому и остались девочки примерно на одном уровне.― Гений?— один процент таланта и девяносто девять процентов пота, *?— схожего мнения была и леди Валери, без всякой жалости комментируя игру девочек,?— Один процент, Елена. На этом одном проценте и держится твоя игра.Атанасии почудилось, еще немного, и Елена заплачет.—?Твои девяносто девять процентов леди Адель, весьма впечатляют. —?Похвалила Атанасию леди, но удовлетворения от ее похвалы Атанасия не испытала. Она не любила фортепиано от слова совсем. Если бы для спокойного существования в кругу аристократов не нужно было осваивать музыку, она бы уж точно никогда не притронулась к инструменту в старой библиотеке усадьбы. Поэтому ей вдруг стало так жалко Елену, которая всегда играла от души, а сейчас могла бросить свой талант, из-за того, что кто-то на начальном этапе был куда лучше…В следующий раз Атанасия старалась поддаваться девочке. Она специально допустила несколько не самых грубых ошибок, но этого было достаточно, чтобы подводя итоги ?состязания?, леди Валери не похвалила ее перед Еленой. Напротив, Елена, которая действительно начала стараться и больше учиться, заслужила свою похвалу от строгой тетушки и отца. Но Атанасия не увидела на ее лице радости. Даже тени удовольствия, или счастья, от родительского внимания. Ничего. Зато в очередной раз встретив Атанасию в коридоре, Елена уже не отводила взгляд, и не смущалась, и не пыталась игнорировать ее существование. Она со скрытой обидой и долей злости посмотрела девочке прямо в глаза, и твердо сказала:—?Вы поддавались, —?констатировала она факт, а Атанасия отпираться не стала,?— Не смейте мне поддаваться, леди Адель. Если вы поддадитесь мне еще раз, то я никогда вас не прощу!С этими словами она ушла, покраснев от злости и смущения.—?Ты задела ее чувства, поддаваясь, —?сказала вечером Гарриет, расчесывая волосы Атанасии, и заплетая их в косы перед сном,?— Для нее этот жест значил пренебрежение и снисхождение. Значил, что ты недооцениваешь ее как соперника, или не воспринимаешь всерьез.—?Но… Я хотела помочь… —?прошептала Атанасия, то снимая, то обратно надевая на пальчик кольцо, что скрывало благородный топаз глаз обычной голубой лазурью. Глаза, будто хамелеоны, то вспыхивали драгоценными камнями, то меркли тусклым синим?— стоило снять или надеть кольцо. Сейчас она действительно сожалела. Ей было жаль Елену, и невероятно стыдно, что она обидела девочку своим благим намерением.—?Я понимаю, милая,?— Гарриет, завязав бантик на последней косичке, вдруг тепло обняла ее, грея. Атанасия спиной прижалась к девушке?— стало спокойнее. —?Доброта не всегда созидает. Иногда она куда большее зло. Поэтому, когда без разрешения причиняешь добро, тщательно обдумай, нужна ли человеку твоя насильственная доброта? И будь готова к тому, что она обернется вредом.—?Что бы сказала Лили?—?Она бы похвалила тебя за твое доброе сердце,?— Гарриет погладила Атанасию по светлой макушке. Атанасия чуть улыбнулась, пытаясь представить свою любимую няню. Лили была бы ей довольна…—?А папа? Что бы сказал папа? —?зачем-то решила узнать Атанасия.Лицо Гарриет немного помрачнело, и она лишь крепче прижала маленькую госпожу к себе.—?Он бы отметил твой выгодный вклад в будущее.***У Ирейнов был задний двор, который так нравился Атанасии. Чудесные ухоженные клумбы с лилиями, маргаритками и петуниями. Декоративный прудик, где цвели камыши и плавали упитанные утки. Флориан даже дал Атанасии хлеб, чтобы она сумела с рук покормить флегматичных пернатых созданий, нисколько не боящихся людей. Бархатные сумерки, безбрежное озеро неба, чернильное забвение мягкого осеннего сна. Башни, верхушки таких же старинных обиталищ аристократов, золотые купола церкви. Яблони, гнущие гибкие ветви под тяжестью алых плодов. Паданцы в золоте травы отдавали сладкой медовой терпкостью, а вокруг раздавалось жужжание ос.Здесь они с Флорианом носились вечерами, после и перед ужином, и днем, когда заканчивали свои занятия. За высокой оградой расстилались наполненные светом луга хлопковых и кукурузных полей. Стоило Берте с головой уйти в вышивку, так Флориан прошмыгнул мимо кустов, и показал Атанасии чудесную дырку в ограде, которую Флориан (как с гордостью он и отметил) отрыл сам. Из рабочей пристройки садовника ранее таскал инструменты: лопаты, вилы и ножи, чтобы спокойно себе копаться в грязи. Обычно Берте было все равно чем заняты дети, лишь бы были сыты, здоровы, и не голосили громко.Белый пух хлопка летал, путаясь в мягких кудряшках Флориана, а колосья будто скрывали их от всего мира. У Атанасии буквально дух захватило, стоило ей почувствовать этот запах жизни, сочных красок бытия и свободы. Полям не было конца и края, и лишь где-то позади можно было узреть поместья и пристройки. Флориан привык к такому зрелищу, но надеялся впечатлить леди Адель, которая, по слухам, ранее жила затворницей в доме строгого отца. Милый малыш Фло очень удивился, когда узнал что Атанасия не ходила по утрам в церковь, не очищала душу святому отцу, если согрешила, и в детстве не играла в пятнашки среди тополей, могил священников и кипарисов.—?…а когда бабушка садилась молиться, мы с Самсоном по очереди щекотали ей пятки! Ей же отрываться нельзя было от чтения священного писания! Она пыхтела гневно, а дома брала ремень и гоняла нас по всему поместью… —?смеялся Флориан, в такт с Атанасией. Девочка уже вытирала слезы с щек, из-за самых нелепых и причудливых историй разговорчивого Флориана. Он много рассказывал ей о временах, когда дедушка, бабушка и брат были живы, когда мать была в трезвом уме и твердой памяти. И иногда Атанасия чувствовала тоску, по тому неизведанному фантому счастья, что потерял Флориан.—?А еще, а еще! —?Флориан перевернулся на живот?— под его весом сломались янтарные ростки пшеницы. Он и Атанасия вместе лежали посреди бесконечных золотых полей, скрытые высокими колосьями. Берта заснула в кресле-качалке, поэтому ускользнуть от нее не составило большого труда. Слушая рассказы о Елене,?— другой, веселой и живой,?— она поверить не могла, что Фло говорит об одной и той же девочке. По словам Флориана, Елена и Самсон всегда бедокурили вместе. В основном Самсон, но и Елена никогда не отставала. Однажды, они с Самсоном, посреди проповеди священника, начали биться в судороге, словно в них вселился дьявол. Тогда престарелый мужчина в ужасе из ведер поливал их святой водой, пока бедные монашки от страха визжали, стоило Самсону потусторонним голосом восславить дьявола. А еще раньше Елену выгнали с детского чтения Библии, потому что она обманом заставила одного парнишку съесть кайенерский перец. Тогда ее поставили на горох, заставляя отвечать на вопросы Сестры.?— Черви, которых мы проходили на прошлом уроке, леди Елена?— ?Оседакс?, или ?поедающие кости?. Они обитают на дне моря скорби???— спросила ее тогда строгая страшная мадам, которую все за спиной называли ?мегерой?.?— Нет, но я посмотрела на вас, и поняла что обитают??— ответила Елена, не долго думая.—?Елена и Самсон однажды так напугали этих дурашек из церковной семинарии…! —?в слух смеялся Флориан,?— Просто до истерики! Елена сказала что старая темная церковная столовая?— это дыра в ад. И что когда задувают свечи, из недр деревянных стен проступает лик Сатаны! А у Самсона с рождения не было ноги, но они то об этом не знали, что у него деревянный протез был… Ну, здесь,?— Флориан хлопнул себя по колену, подводя историю к кульминации,?— В ту столовую отправилась целая делегация маленьких леди. Они сначала хихикали только, а когда свет затушили, выбежали с дикими воплями и соплями! С тех пор все воспитанники начали под любым предлогом походов в столовую избегать: притворялись больными, и тому подобное… Я серьезно видел младшего маркиза Эдарда, которого Святая Сестра буквально силком тащила в столовую, а он ревел, что хочет жить, что слишком молод…Атанасия хихикнула в кулачок, жалея бедняжку.—?Напряжение нарастало, и вот, наконец священник собрал всех воспитанников в той столовой, задул все свечи, и принялся бахваляться, мол, ?Посмотрите как глупо вы себя вели!?. И тут… —?Флориан трагически понизил голос, заставляя Атанасию наклониться чуть ниже,?— Раздался тихий унылый голосок Елены: ?Я его вижу… Он откусил моему брату ногу…?. Сперва раздался вопль Самсона, а затем детский оглушительный вой…!Смех Атанасии сложно было унять, да и Флориан рассказывал теперь, едва не задыхаясь:—?Самсон без протеза выполз из столовой, упал на каменную кладку, и уже начал составлять завещание, которое Елена записывала с такой скорбной мукой на лице?— боже правый, будто святая Мария у трупа Христа…—?Флориан? —?наконец, отсмеявшись вдоволь, Атанасия, задумчиво смотря в небо, обратилась к мальчику.—?А? —?лениво отозвался Фло. Он взял колосок, и засунул его себе в рот, будто длинную отцовскую сигару.—?Почему Елена тебя не любит? Если вы раньше так дружили… —?Атанасия вдруг поняла, какой же личный вопрос задала. Да, ей нужна была информация, но чувства Фло были для нее теперь куда важнее. —?Прости! Можешь не отвечать! Я… слишком личное спросила…—?Все в порядке,?— с привычной уже грустной улыбкой отозвался мальчик. Эта тень скорби разбила Атанасии сердце на мелкое крошево,?— Да, она не любит меня. Она ненавидит меня, и будет ненавидеть до конца своих дней. Но…Атанасия затаила дыхание.—?Она абсолютно права. Я хочу, чтобы она ненавидела меня. И лучше я буду позволять ей себя ненавидеть, чем раню ее… воспоминания,?— тихо закончил Фло, и улыбка его теперь не казалась такой скорбной. Скорее, она напоминала весенний рассвет. Он смотрел на небо, словно видел что-то, вне этого времени, нечто далекое и такое родное его сердцу. То, что он потерял навсегда.Тишину нарушила Берта, зовущая Господина Флориана и леди Адель к ужину. Дети быстро подскочили, и гуськом прошмыгнули через дыру в ограде.***Вечером им запретили выходить на улицу. Сперва просто выходить, затем запретили бегать по поместью и шуметь. Сказали тихо играть в комнате. Никаких музыкальных концертов, и прочего.Господин ди Андерсон и его слуги отбыли по неотложному делу в местной церкви. Атанасии оставалось только гадать, что же такое задумал бывший Император и его неизменная свита. Но, наверное, привыкшая к подобному, она не думала задавать вопросы. Если это важно?— ей расскажут. Если нет?— лучше спать будет. В конце концов та комната ?Синей Бороды? испугала ее достаточно сильно, чтобы отучить лезть в дела Господина Анастасиуса.Елена закрылась у себя в комнате, Герцог Ирейн и леди Валери так же испарились, вместе с Бертой.Но Флориан, злой от того что опять поместье превращается в ?темный склеп?, буквально заставил нытьем своим Атанасию составить ему компанию в ?прятках по поместью?, с высокой колокольни наплевав на установленные порядки. Атанасия же подумала, что чем терпеть иногда довольно мерзкое и надоедливое нытье Флориана, лучше уж действительно занять его играми. На том и решили. Но не учла Атанасия одного факта?— поместье оставалось для нее тем еще лабиринтом Минотавра. В итоге, что ожидаемо, она заблудилась, но не могла попросить слуг указать ей дорогу, ведь тогда хозяева узнают, что она,?— гостья,?— нарушила их запрет. Одно дело?— быть пойманной вместе с Флорианом. Мальчик был честным, и признался бы, что он зачинщик. Но сейчас она могла выставить себя той еще нахалкой…Вдруг послышались шаркающие шаги?— так шаркал только дворецкий. Она развернулась, чтобы драпануть назад, но было поздно?— с другой стороны раздались девичьи перешептывания служанок. В панике, она шмыгнула за полуоткрытую дверь, да там и затаилась, сквозь щель второй двери, (ведущей уже непосредственно в комнату) вынужденная наблюдать за сценой, представшей перед ее глазами. Осталось только молча ругать Флориана и свою собственную глупость.—?… хлеб еще горячий, и пахнет как цветущий дрок,?— вдруг услышала она мягкий, даже чересчур мягкий голос Герцога Ирейна. Так он не разговаривал ни с детьми, ни с сестрой. Но сейчас говорил,?— она видела через узкую щель,?— сидя на табурете перед кроватью супруги. Ее сухие костлявые ладони в его руках. Атанасия уж точно не думала, что Герцогиня Сесиль Ирейн будет выглядеть еще хуже, чем в прошлый раз. Будто повядшая лилия.С ужасом Атанасия поняла, куда же забрела. Та самая комната. Комната больной леди Сесиль. Похоже она пришла с другой стороны поместья.—?Дрок, сухая лоза и засушенные листья черемухи, моя Госпожа. Идеальная растопка для печи,?— и, вероятно, голос той самой няни. Женщина стоит в дверях, и глаз не сводит с хозяев. Прижала полные руки к пышной груди, теребя платок. —?Посмотрите, зерно из амбара?— чистое золото. Пшеница, сорго, рожь, ячмень, просо…—?Господь дал тебе руки, чтобы ты готовила хлеб,?— приняла эстафету леди Валери, но манерой речи уж больно напоминала Саару. Не пыталась лебезить перед женой брата, или сюсюкаться как с малым дитя. —?Чтобы вышивала золотом по бархату. А ты закрылась в комнате, будто в склепе.—?…Госпожа, как же яичные гренки? Помните, как вы зимой смачивали их в горячем вине с леди Корнелией… а ваши дети в парном молоке…Леди Сесиль Ирейн с отсутствующим взглядом смотрела куда-то, будто сквозь стены. Одежда висела на ней, слабо обхватывая худой силуэт.—?Разве по вашему это жизнь? —?няня закусила губу, и в ее светлых голубых глазах заиграли искры,?— Госпожа все время сидит уставившись в стену, все сидят тихо по углам, словно немые. Иногда здесь наступает такая мертвая тишина, что хоть посуду бей! Это заметил даже Герцог ди Андерсон! А дети? Госпожа, как же ваши дети? Они отвыкли смеяться, говорить громко, бегать и шуметь. И стоит лишний раз леди Елене прийти к вам, так тут же вы сами гоните ее в покои! Когда гости уедут, то дом будет… будет как мертвец!—?Не надо говорить громко! —?прошипела Сесилия, сжав подлокотники так, что костяшки побелели. Ее прекрасное лицо исказилось, морщины и дрогнувшие губы словно состарили весь ее лик. —?Все должны сидеть, и вспоминать! И дети, особенно дети! В тишине легче отдаться скорби! Вам бы тоже не помешало хоть раз вспомнить, хоть раз!Голос ее сорвался, словно у охрипшей птицы. Дрогнули скулы, и глаза увлажнились?— она бы заплакала, если бы не выплакала уже все слезы. Герцог хотел прикрикнуть на Берту, но видимо и сам не мог лишнего слова сказать. Даже голову поднять.—?Вы… Вы думаете я… забыла? —?севшим голосом прошептала Берта,?— Никогда в жизни, никогда я не забуду этого мальчика! Я кормила его своим молоком! Мой младший сын?— молочный брат этого мальчика и леди Елены! Как вы можете даже предположить такое, Госпожа? Но поймите же, что жизнь не закончилась, у вас есть еще двое, и они нуждаются в вас. Думайте о них! Зачем же вы занавесили все окна, погрузили дом в траур, если за окном солнце все еще восходит над горизонтом?—?Никогда. Никогда в этом доме, пока я жива, солнце не встанет,?— сухо проговорила она, и одернула руки из пальцев Герцога Ирейна. Мужчина молчал, словно в зачарованном сне. Молчала и леди Валери, которая отвернулась к книжной полке, и с преувеличенным интересом рассматривала фолианты. Ее взгляд застыл?— это отметила Атанасия.—?Госпожа, молю вас, Госпожа,?— Берта села на колени, перед кроватью леди Сесиль,?— Позвольте проветрить вашу комнату. Прикажете слугам раскрыть настежь шторы, пусть поместье озарит свет. Давайте мы пойдем в его комнату, отдадим его игрушки сиротам, сотрем пыль с сундуков и полок, постираем простыни…—?Не смей, Берта, как бы я не ценила тебя, как бы долго твоя семья не служила Ирейнам, я отрублю тебе руки, если ты тронешь комнату Самсона,?— голос тихий, угрожающий, давно севший. Холодный пот на коже Атанасии, мурашки на руках?— она вдруг поверила, что слова леди Сесиль?— не пустая угроза. Отчаянные слова матери, защищающей нечто ценное своему разбитому, кровоточащему сердцу. —?Солнце не имеет права осветить дом накрытый печатью траура. А эта пыль на сундуках и полках, запах на простынях?— все, что мне осталось от моего бедного, бедного мальчика.Берта отшатнулась, но на плечо ей легла ладонь леди Валери. Погладив старую няню по плечу, она продолжила мерить шагами комнату.—?Напрасны попытки, Берта. Сесиль как человек, который не дает забинтовать рану. Так и будет расковыривать ее всю жизнь, пока не загниет. —?Горькая смесь презрения, понимания и суровой выдержки поразила Атанасию. И осанке леди Валери возможно позавидовала бы даже Саара.—?Пусть гниет! Пусть болит! —?вскричала жутко Сесиль,?— Я хочу чувствовать эту рану, чувствовать ее до конца своих дней, на своем теле. И лучше так, чем забыть, как все вы! Все вы его забыли! Но я его мать, и никогда, никогда не забуду!Мертвая тишина разгоралась пламенем, омерзительным гнойником. И только всхлипы Сесиль, словно разбавляли удушливое тоскливое марево.—?Мне всегда казалось, что мой муж не любит меня, ведь никогда не говорил красивых слов, никогда не называл меня самой красивой, не вспоминал о годовщине нашей свадьбы,?— Берта улыбнулась, с тихим горем под сердцем,?— Но первые ландыши он рвал для меня, и мою любимую землянику приносил к моей кровати в плетеных корзинках. А когда я болела, или вынашивала дитя, то носил меня на руках, и массажировал ноги. Молчать?— не означает ничего не чувствовать. Иногда в молчании больше чувств, чем в крике и плаче. А еще он подарил мне пятерых мальчиков.—?Холдэна я буду вспоминать до конца своих дней. Он был достойным человеком,?— Герцог Ирейн словно вспомнил нечто важное, вдруг очнувшись. Сесиль же только поджала бледные губы:—?Муж не плоть от плоти, как собственное дитя. Мужчины приходят и уходят. Дитя?— это другое…Улыбка сползла погребальной свечой с губ Берты. Она очень долго медлила.—?И вы… говорите мне о… дитя? —?Герцог и леди Валери одинаково посмотрели на леди Сесиль. Странный взгляд, словно удивленный, жалостливый и обвинительный. Брат и сестра были похожи в своем осуждении. Но Сесиль не сказала и слова. —?Вы потеряли одного, царствие ему на небесах. Я потеряла всех пятерых в один день.Разумеется, они знали. Атанасия закрыла себе рот руками. Голос Берты щемил душу, разрывал словно сам мир и его устои. Горе, тоска, неверие и глубокое одиночество.—?Их искали неделями, по кусочкам собирали с поля боя, в тот ужасный день восстания Второго Принца… Я сама вымыла пять тел, сама похоронила. И разве я села плакать? Нет, я оплакивала их здесь… работая. —?Голос прервался, она утерла глаза платком. —?Я посадила пять яблонь, и каждый год они цветут, напоминая мне о счастье, что когда-то я потеряла. А смех Самсона и Елены всегда я слушала с замиранием сердца, словно звон лесных колоколов. Словно смех моих детей. И вы думаете, почему я так тоскую? Я тоскую по смеху Господина Самсона, который более не услышу никогда… и по смеху Госпожи Елены, которая никогда не сможет засмеяться вновь… пока мать ее, который год закрывшись, сидит в темной комнате, покрыв голову траурной шалью.Сесиль вновь впала в беспамятство. Глаза ее будто покрылись ледяной коркой плотного тумана?— более она никого не замечала. Попытка вновь привести ее в чувство грандиозно потерпела провал.—?Берта, прошу тебя, посмотри, как там дети. —?Попросила леди Валери, отпустив наконец няню. И Берта побрела, чуть покачиваясь придерживалась за стенку. Ее тяжелые шаги болезненно отдавались в сердце Атанасии. Она уже было испугалась, что старая няня ее заметит, но она вышла через другую дверь. Вероятно ту, через которую зашла Атанасия в прошлый раз,?— Брат, я бы хотела узнать, что произошло? Почему она не вспомнила Корнелию? Маленькая леди Адель практически ее копия…—?Не знаю, сестра. Сесиль кричала, испугала девочку… Что будет, если леди Адель расскажет об этом своему отцу? Мы потеряем последний шанс вернуть Сесиль, если Герцог ди Андерсон прикажет собрать экипаж,?— Герцог поднялся, табурет жалобно скрипнул, но мужчина не обратил внимание, то и дело доставая из чехла сигару. —?Не знаю, сестра. Ничего я не знаю. Ни как воспитать Елену и Флориана, ни как вернуть детям мать из мира скорби и траура. Знаю только то, как обеспечить герцогство, как вовремя собрать налоги, и как заглушить горечь в виски. Этим я сейчас и займусь. Буду работать… и молиться. И молиться… —?повторял Герцог, как заведенный.Леди не стала останавливать его.