Глава 12. То, что сокрыто (1/1)

—?Поверить не могу… —?Лилиан в абсолютном небывалом смятении смотрела на… ванну. До верха наполнена она была шоколадом, едва ли не переливавшегося через бортики сладкой мякотью. Дольки клубники, орешков и банана казались случайными островами посреди бескрайнего шоколадного моря. Сладкий запах уже немного остывшего шоколада заставлял сглатывать слюни, от пробудившегося внезапно аппетита. Лили даже пальцы окунула в молочный шоколад, слизав тающую во рту сладость?— невероятно вкусно. Воздушный, тающий, нежный… —?Вы… Так вы не шутили, когда сказали, что исполните любое желание?—?И не думал, леди,?— Анастасиус пригласил в ванную комнату Гарриет, переодевшую Атанасию в короткую ?купальную? белую сорочку и такие же белые панталоны. Волосы ее были собраны заколками, чтобы во время ?купания? не испачкать чистые локоны,?— Как же мало детям нужно для счастья.—?По вашему это?— мало? —?Лилиан все еще даже подумать не могла о том, что ее подопечная из всех возможных вариантов выбрала ?поплавать в шоколадной ванне?. А еще более поражающим ей показалось исполнение ее желания. Анастасиус не только приказал слугам наполнить ванну шоколадом, но и отнесся к ее просьбе со всей серьезностью. Набрав ?ванну?, немного подождал, когда горячий шоколад остынет, и официально пригласил девочку на ее ?сеанс купания?. Атанасия пришла под руку с Гарриет, с круглыми глазами лани?— видимо сама была в трансе от всего происходящего.—?Ваша ванна подана,?— самым официальным тоном продекламировал Адам, вежливо подавая Атанасии руку. И слуги не смеялись. Никто не смеялся над ее желанием, и сама она отнеслась к купанию со всей ответственностью и аккуратностью.Девочка ступила сперва на деревянную подставку и наконец переступила бортик, погружая худенькие ножки в объятия шоколада. Привыкнув, она погрузилась по животик, по плечики. Сперва неуверенно, затем же с невероятной эйфорией и восторгом, она почти плюхнулась в ?воду?, и с губ ее сорвался смех. Настоящий, громкий, преисполненный чистой детской радостью. Она попробовала шоколад на вкус, собирая ладошки ?ковшиком?, нарушала покой шоколадных вод ножками, и брызги разлетались кругом. Воздушное облако кругом обнимает ее тело, и липкая сладость на коже так соблазнительно стекает меж пальцев. Она, отбрасывая всю скованность, зажатость, забыв обо всех уроках Саары, слизывает шоколад с рук, клубникой заедая нежное наслаждение. На щеках шоколад, на носу тоже шоколад и губы все в шоколаде. Молоко и нежнейшие сливки, теплое нечто, такое приятное на ощупь и во рту. Орешки, кусочки банана. Адама окатило шоколадной ?волной?, сотворенной вошедшей в раж девочкой, и глаза слуги расширились от невиданной ранее наглости. Теперь его костюм не подлежал восстановлению, а липкие черные лохмы придется тщательно промывать. Гарриет хрустально рассмеялась в кулачок, вторя Атанасии, глядя на то, как Адам в полнейшем ужасе, выбитый из колеи, отряхивается как мокрый пес.—?А тебе идет, Адди,?— поддела его Гарриет, и елейная улыбка Адама говорила одно?— только присутствие Господина Анастасиуса сейчас спасло девушку от шоколадной волны за шиворотом и в темно-рыжих кудрях. Лили, что не привыкла к такому поведению обычно сдержанных и безупречно презентабельных слуг Господина, только хлопала глазками, открывая и закрывая рот. Будто рыба на суше. Анастасиус этой вакханалии будто и не замечал, ведь сейчас он крайне внимательно смотрел на девочку, измазанную в шоколаде по самый подбородок. Визг восторга, смех радости и бескрайнее счастье. Ребенок хлопает в ладоши, ребенок забыл о своей боли прошлого, и сейчас в глазах всего только девочки истинный восторг.И это его… нисколько не раздражает?***Разгорающееся мандариновое золото заката, с оазисами оттенков темного моря и сливы, стремительно угасал, наливаясь кровью. Розоватая дымка неба менялась блаженным голубым и пятнами лепестков роз. Атанасия в одном полотенце наслаждалась остатками дня, в редких лучах солнца. Пердрикор в нос?— блаженство вечерней прохлады леса. Гарриет на улице уже стирала ее ?купальную? одежду, пока сама девочка высыхала после купания уже в нормальной воде. Хотя, сколько бы Кэролайн не терла ее мягкими губками запах самого счастливого дня ее жизни,?— запах шоколада и клубники,?— остался на ее молочной коже. Поднимает ладонь?— вспоминает капли шоколада, дорожками по ее рукам, как будто вены, как будто ветви ночных деревьев…Разве можно быть счастливее, чем Атанасия сейчас? Ей хочется громко-громко смеяться, распугивая птиц, чтобы все-все знали о ее невероятном восхитительном шоколадном счастье на коже и в душе. Теплый вязкий шоколад, мягкий как облако, в ее мыслях тоже небеса. Захватывающая дух эйфория, свобода жизни, то, чего невозможно достичь, что нельзя ухватить за хвост руками. Можно лишь улыбаться и кожу спасительному свету в жертву отдавать. Лили обещала тоже приготовить что-нибудь,?— наверняка шарлотку или вишневый пирог,?— и теперь трудилась на кухне. Атанасия в нетерпении свернулась в одеяльный кокон, то и дело катаясь таким образом из одного конца в другой, глупо улыбаясь. Глаза закрыты, пахнет шоколадом, и жизнь кажется такой прекрасной.Не в силах больше томительно ждать, она решила все-таки посмотреть, хотя бы одним глазком, на то, как няня орудует на кухне. Уже высохшая насухо, она полотенцем провела по локонам и, надев легкое платье, побежала навстречу своему безграничному счастью. Топоток по лестницам, тенью по стенам. Мелькнул черный хвост, явно кошачий, вытесняя все ранее цели. Она представила себе мягкую шерсть, ушки, усы… как же ей захотелось увидеть кота! Неужели такой есть на территории поместья? Она же видела хвост, а значит это он! Свернув за поворот, она пробежала зал, комнату господина, стараясь не шуметь, чтобы не спугнуть кота. Странный азарт проснулся в крови, адреналин побежал по венам, и знакомое чувство ударило в голову. Будто прятки, будто… охота…? Слуг в поместье было мало, из-за подготовки к странному мероприятию отца в Храме ритуальных орудий, горничные же вычищали ?шоколадную ванну? и убирали со стола. Тишина вдруг показалась Атанасии оглушительной, когда она наткнулась на дверь, ранее запертую на замок. Интересно, почему же она открыта? Быть может, кот там…?Заглянув в комнату, она увидела ступени, уходящие вниз, все ниже и ниже. Коридор был достаточно освещен, поэтому и страшно ей не было, тем более, ведь это поместье Господина. А значит ничто здесь не способно ей навредить? Шум, явно маленьких лапок, и, не теряя время на раздумья, Атанасия, подобно Алисе из страны чудес, бежит в ?нору?. Чем ниже, тем темнее, и пахнет сыростью. Все двери надежно закрыты, а значит кот побежал вниз?— другого пути у него нет. Наконец, уткнувшись в тупик, Атанасия разочарованно вздохнула. Совсем темно, и не видно ничего. Она упустила господина кота? Отойдя, плечом случайно она толкнула дверь, и та отворилась перед ее носом.?…У?двери в?маленькую комнатку она?постояла несколько минут, вспоминая о?запрете, который наложил ее?муж, и?размышляя о?том, что?за?это непослушание ее?может постигнуть несчастье; но?соблазн был?так силен, что?она не?могла победить его: она?взяла ключик и?с трепетом отворила дверь…??— сказка таинственная, почти забытая. Она много читала, и не все книжки, прочитанные ей, дарили только счастье и покой. Какие-то книжки пугали ее до ужаса, и ?Синяя борода??— одна из таких книг…В темной обители холод леденит пальцы на ладонях. В Атанасии нет ничего, кроме непонятного любопытства и непонимания мотивов своих же действий. Бредет, как во сне, как в дурмане. Кот? Где же кот? И под ногами что-то липкое, словно в живодерне… Она бы не хотела случайно наткнуться на ведра с ?отходами?, ибо убирать все это очень сложно. Адам будет зол, если она наведет беспорядок…?Через несколько мгновений она?стала замечать, что?пол весь покрыт запекшейся кровью и?что в?этой крови отражаются тела нескольких мертвых женщин, висевших на?стенах: все?это были жены Синей Бороды…??—?сказка мягким шепотом облизывала ее слух.Сердце стучит слишком быстро, бьет по ушам, разрывается от стука в глотке ледяным комом. Ускоряется пульс?— опасность бежит по венам адреналином. Она все еще словно в плотном тумане, и ничего не знает, и ничего не помнит, и не хочет вспоминать. Она открывает глаза, и что-то жуткое, холодное, сворачивается внутри протухшим гадким бредом.Раньше ее не было здесь, определенно не было. Не было. Кровь из пустых глазниц, шкура влажная от дождя в руках, и она ее сжимает, пятки в земле, ветки в волосах. Колючий ветер обжег сознание?— в руках что-то необузданное бьется, вертится, хрипит и задыхается. Шипит, бьется, боль на руках?— царапины.Атанасия поднимает руки, не веря и не желая верить. Холодный озноб по спине и судорожный вдох.На руках свежие царапины, и под парой ногтей немного бурой… грязи? Грязи, грязи, крови, грязи…Атанасии кажется, что она спит и что сон превращается в кошмар, ведь часы на стенах плывут, и у лисицы уже не один хвост,?— нет-нет,?— их два, три, шесть, девять! Кричит, убегает. Но куда убежит ?чудо таксидермии?? Оно молчит, а жуткий крик лишь звон в ее ушах.—?Атанасия? —?Господин резко подхватывает ее, не давая повалиться на бок, и руки ее зажимает одной левой. Легко и просто. Он спокоен до ужаса, и в глазах его одно чертово чернильное бесконечное спокойствие, и тиканье топазовых часов?— тик, так, тик, так. Атанасия дергается, как умственно больной, и дрожит.—?Адам, будь добр.Господин-человек сменяется чудовищем-вендиго, и оленьи рога прорастают сквозь череп, чернильным наливается кожа. Руки хватают ее, прижимают к мощной груди. Гладят ее по волосам и прижимают, будто бабочку к коллекционной доске.—?Видимо, для ребенка слишком большая доза.Укол в шею, вскрик, и Атанасия засыпает.У лисы с окровавленной пастью девять хвостов. Глаза алые, так напоминают сосредоточенный прищур Адама, что вспарывал сырую тушу кролика с силком на вспухшей лапе. Подходит мягко, оставляя кровавые следы на траве… Атанасия оборачивается, чтобы понять, что же так напугало кицунэ.За спиной не было никого.Атанасия забывает, как дышать, глотку закладывает. Воспоминания бешено бьются в черепной коробке. Воспоминания? Воспоминания?! Крик умирающей в ее руках кицунэ,?— которой здесь нет,?— переходит в скрип, ржавый, ржавый скрип…Дверь за ее спиной отворяется со скрипом, и свет озаряет ее бледное лицо, золотые кудри… и трупы, подвешенные за тощие костлявые руки на стене. Спекшаяся кровь на ржавых цепях.—?Разве ?Синяя борода? ничему тебя не научила, девочка?