Глава 11. Лисы и Синяя Борода (1/1)
У лисы с окровавленной пастью девять хвостов. Глаза алые, так напоминают сосредоточенный прищур Адама, что вспарывал сырую тушу кролика с силком на вспухшей лапе. Подходит мягко, оставляя кровавые следы на траве, и меж зубов так и пузырится пена. Кицунэ подрагивает то ли от страха, то ли от холода, будто чувствуя опасность, что следует по пятам. Тихо-тихо, как тень, по опавшим листьям. Тихо-тихо, как ступает хищник, чтобы не потревожить дыханием жертву. Кицунэ визжит так, что хочется уши зажать руками и плакать, и ее прокушенный бок так и саднит. Она срывается с места, по прелым листьям и сырой земле, надрываясь. Кривые лапки подкашиваются, она боком бьется о кусты и стволы деревьев, но все еще бежит.Атанасия хочет кричать, но во рту ее вата. Стекловатая в легких, стекловатая в глотке. Только рот открывает и хрипит. Ей бы бежать за кицунэ, ведь бежит она не просто так, ведь она чувствует приближение зверя, который и кости Атанасии обглодать в состоянии. Но ноги будто по самые бедра в болоте, и бежит она так медленно, сколько бы не выбивалась из сил. Догнать лису не может, сколько бы не бежала по кровавым следам. На пнях часы Сальвадора Дали растекаются лужами, Кицунэ кричит, ноги Атанасии по самые бедра в безднах времени и мутной омерзительной жиже.Ей бы звать маму, точно маму, но мамы у нее нет. Ей бы звать Лили, но она знает, что даже Лили уже не спасет ее. Она кричит-хрипит, руками хватаясь за склизкие цифры и стрелки, перепачканные кровью кицунэ. Ей страшно, ей страшно, ей…—?Госпо… Папа! —?кричит она, просыпаясь от звука своего же голоса, вынырнув из жуткого сновидения, словно из холодных объятий бездны. Жадно глотает воздух и одеяло сжимает пальцами, уверяя себя, повторяя, ведь она не в лесу, а в постели. Что мокрые простыни вовсе не от крови кицунэ, а от ее слез и пота. Что все это сон, дурной сон, просто сон…Она выпутывается из простыней, опуская босые ступни на пол, придерживаясь за бортики кровати. Кружится все до сих пор, и подташнивает. В начале нового месяца она слегла с приступом и только к вечеру прошлого дня почувствовала наконец-то облегчение?— ее отпустило. Развязался жестокий узел мерзкой вереницы, более в глазах не плясала вакханалия чертей. Более ее не выворачивало наизнанку, не коробило ледяным ознобом и не нужно было пить микстуру за микстурой. Иногда, просыпаясь, она видела над собой Гарриет, и бесконечная печаль в ее глазах была такой душераздирающей. Атанасия тянула к ней бледные ладони, пытаясь сказать хоть что-нибудь, утешить. Ведь она просто заболела, и ничего в этом страшного нет. Но из горла издавался разве только бессвязный бред, а Гарриет была почти безутешна. Горе, печаль, тоска… только серые грязные сны, листья и визги лисицы.Проснулась она слишком рано: поместье все еще было холодным, словно застывшим в ледяном оцепенении, на кухне не разносились аппетитные ароматы кушаний, да и слуги, скорее всего, еще досыпали законные часы. Самостоятельно одеваться она умела, хоть и неумело. Грузное платье и сложная прическа без помощи слуг оставалась в районе фантастики, поэтому обошлась она лишь тем, что провела гребнем по спутанным локонам, умылась в приготовленном с вечера лохане с ледяной водой,?— утром приносили теплую воду с лепестками роз, но на ночь всегда оставляли воду на случай, если Маленькая Госпожа захочет охладиться,?— и переоделась в легкое сиреневое платье. Завязала неумело бантик на спине, обулась в балетки и рыбкой нырнула на встречу утренней прохладе террасы.Так и наступило утро дня ее рождения. Первый день рождения в стенах ?Черной усадьбы?, среди слуг и господина Анастасиуса. Ничего грандиозного от этого дня Атанасия не ждала, ведь за все свои десять лет жизни верхом роскошности торжества считалось получить самодельную игрушку от Лилиан, съесть яблочный пирог, а затем весь день играть с няней, бегая по зарослям неухоженного сада. Это был ее мир и это было ее счастье. Невесомое, хрупкое, но все-таки родное счастье, в сладком сне иллюзий. Темнота душила, дождь бил по стеклам, оплакивая неизвестную ей трагедию минувших лет. Атанасия наткнулась на мраморную статую медведя, но в редких утренних лучах он уже не казался таким страшным. Особенно, после ?джентльмена? в охотничьем домике?— ранее настоящего зверя, а не создание из холодного металла.Она хотела воздуха, ей нужна была влага утреннего тумана на ключицах, красное яблоко и землистый дух петрикора. Дождь мелкий, моросящий, словно вводящий душу в состояние, близкое к медитации, к единству с великой и прекрасной вселенной. Вселенной, что полна дождя и невыплаканных слез. Арка, балкон и маленькие ангелочки, держащие на своих плечах белые колонны. Атанасию обдувал ветер, трепал ее платье, похожее на мягкий цветок шафрана. Рассвет?— рождение дня, возрождение жизни и новое начало. Рассвет рождает новые облака на небесах и новое солнце. Ати любила рассвет, ведь казалось ей, что и она сама возрождается под первыми морозными лучами, в небесных каплях возрождения.—?Атанасия?На другой стороне, на балконе немного выше уровня светлой макушки Атанасии, Лилиан развешивает простыни. Пахнет лавандой и порошком, в консенсусе с землей, моросью. В плетеной корзинке Лилиан яблоки, о которых так грезила Атанасия?— свежие и влажные, в каплях дождя. Девочка подошла к краю, взялась за влажные поручни и руку потянула к ней. Лилиан же опустилась на корточки, желая ухватить подопечную за руку, но расстояние не позволило им коснуться друг друга. Почти божественная фреска сотворение Адама, но Атанасия вовсе не считала себя созданием божьим, да и Лилиан была далека от творца. Оставив бесполезные попытки, Лилиан подкинула яблоко и, когда девочка ловко словила его, ласково улыбнулась девочке:—?Принцесса, сегодня ваш праздник…! —?Лилиан явно радовалась, но и тень опасения осела на бледных губах женщины. Ровно год назад Атанасия пропала, а с ее пропажей для Лилиан началась вереница истинного ада?— страха за ребенка, ужаса осознания ее мнимой смерти… —?Вам уже легче? Я же просила Господина не брать вас с собой на охоту. Вы еще слишком малы, чтобы смотреть на то, как Гарриет стреляет по птицам.—?Они не виноваты. Это мой организм,?— сказала Атанасия, поправляя белый чулок, сползший змейкой с коленки. —?Лили, я же просто смотрела… В этом нет их вины.В день, когда Господин показал ей ?Комнату трофеев?, Атанасия захотела остаться, чтобы увидеть Гарриет. Увидеть парящих птиц и стрелы, что пронзают их насквозь. Увидеть лес глазами ?отца? и его приближенных слуг-компаньонов. Господин распорядился приготовить охотничий домик к их пребыванию. Погода была на редкость сухой, и вспотела девочка, едва они оказались на месте. Она сидела на простыне, лакомясь яблоками, и наблюдала со склона за тем, как Гарриет и Адам стреляют по птицам. Господин тоже занял место наблюдателя, ведь с ребенком под боком в лес далеко не уйдешь и оставлять ее без присмотра было нельзя.Тени вокруг заметно удлинялись, лазурная синева на востоке небес сгустилась, будто снежные комья, и просторы озарили первые мерцающие звёзды-щербинки.—?Закат означает смерть дня. Но за закатом грядет рассвет и новый день. Новые небеса, новое солнце и травы, новые звезды. —?Анастасиус казался расслабленным. Легкая щетина на обычно идеально выбритой коже, охотничья одежда, так не похожая на элегантный камзол, чистые туфли, галстук и накрахмаленную рубашку. Они зажарили на костре фазана, и Гарриет протянула ей лесную землянику: шесть маленьких ягодок на хрупкой ладошке служанки блестели в сумерках как алые рубины. Однако, ночью ее сковал жар, точно раскаленным венцом наградили ее небеса за мгновения эфемерного счастья. Ей морщилась кицунэ с окровавленной пастью, за которой бежала она по прелым листьям от невидимого ненормального порождения всех ее кошмаров…—?Как прошла… охота? —?Настороженно спросила Лилиан, жалея, что не может сейчас просто, как в юности, перепрыгнуть на другую сторону резвой птичкой. Расстояние вовсе не большое, но она повзрослела и вряд ли сможет повторить свои детские ?подвиги?… Обрывками мозаики Атанасия восстанавливала смутный конец того дня, но так и не могла собрать все в единую картинку. Словно из ее памяти вырезали куски, и в черепную коробку запустили черного тумана загадки.Диван у камина, Атанасия лежит, сбросив в бреду подушки на пол и вытянув ножки. Диван не был предназначен для сна, и взрослый человек вряд ли поместился бы целиком, не свесив при этом ноги с подлокотника. Но сейчас Атанасия помещалась, голову поместив на колени Господина. Сонливый купол бреда и паралич, ей то жарко, то вновь холодно, а его рука на ее лбу. Гладит, успокаивает. Атанасия то засыпает мимолетно и видит яркие тошнотворные отрывки?— плотный туман, земля и бегство, кицунэ воет от боли и страха,?— то просыпается в реальность, шатающуюся так же эфемерно, раскачиваясь из стороны в сторону метрономом. Пот по шее и спине, мокрая тряпка на лбу.Кружится голова, мир перед глазами предстает таким ненадежным. Поворачивает голову на бок?— пламя камина пляшет неистово, ритуально отдает дань забытому времени, когда не было ничего, кроме бесконечного. И бесконечность была всем. Поднимает руку к небесам-потолку, считает дощечки и чучела синиц, но господин легко перехватывает ее запястье, пальцы девочки выводят по его щеке треугольники пирамид, луны и капли заката жизни. Ей кажется, что рога оленя разрастаются необузданными деревьями, рождая новые и новые черные ветки, обгоревшие на солнце. Ветки сплетаются вокруг, стволы обвиваются живыми змеями-веревками. Перед глазами?— распухшая лапа в силке, кицунэ, из раны которой кровавый пух вместо крови, и служанки, которые игрушки ее разбирают по коробкам, унося торопливо из дворца, пока Атанасия плакала, пытаясь спасти своих единственный друзей.—?Все было…! Осознание ударило девочку под дых. Лили всю жизнь старалась защищать ее даже слишком ревностно и саму себя посвятила одному единственному ребенку, по собственному желанию. Иногда для нее правила были не писаны, когда дело касалось Атанасии, и всегда она старалась облегчить воспитаннице судьбу. Работала за сущие копейки, недоедала, терпела насмешки и презрение горничных Рубинового дворца. Поэтому Атанасия, что открыла рот, дабы рассказать все как оно есть… выдала нечто совершенно другое.Солгала. Солгала той, кому раньше рассказывала обо всем на свете, не тая секретов.—?Было скучно,?— вот и все.Ни слова о бессоннице, таксидермии, стреле, что застряла в считанных миллиметрах над ее головой, и горный лев, что едва не загрызший ее на месте… Ни слова. ?Было скучно??— два слова и пропасть, что пролегла между ними с этого самого момента осознания. Осознания того, что далеко не все она может поведать Лили. Далеко не все, даже одну десятую. То ли, потому что боялась испугать или же причина таилась в чем-то совершенно другом. В том, что позорно скрыто благородным желанием уберечь. Как скорлупой.—?Действительно? —?Даже Лили удивилась. Хотела бы она сейчас коснуться ее лба, проверяя температуру, мягко гладить по волосам, заправляя золотые прядки за ушки. Няня Принцессы явно ожидала того, что охота ее девочке придется как минимум не по душе, а как максимум?— ночным кошмаром. Но Атанасия улыбается достаточно правдоподобно, чтобы Лили поверила. И Лили верит.—?Серо и пыльно, насекомых много. —?Да, все было так. Атанасия пытается убедить в этом не только Лили, но и саму себя. Скучно… Смертельно скучно.—?Тогда возвращайтесь в комнату, я разбужу Гарриет, и она поможет вам подобающе одеться,?— Лили подняла корзинку с яблоками, наблюдая за девочкой, с аппетитом вкушающей сладкие плоды сада. Кусает за красные бока, будто вкушая соки рассвета жизни. —?Сегодня особенный день, Принцесса. День рождения Принцессы всегда был для меня самым особенным днем в жизни.—?Я люблю тебя, Лили,?— сказала девочка, быстро-быстро убежав, чтобы няня не видела ее порозовевших щек.Лили улыбнулась. День смерти и рождения. Начала и конца. В момент ее первого крика и в момент, когда убежала она за тенью отца искать счастье, которого нет.***—?Одно желание? —?Ати с интересом рассматривает кушанье Анастасиуса. Крольчатина в ломтиках лимона пахнет костром. Атанасия сама удивилась тому, как же легко съела поданное кушанье без всякого омерзения. Более того, она ела с аппетитом. Ранее обескровленная туша кролика, с жутким силком на лапе, оказалась невероятно вкусной, и она ела, зубами вгрызаясь в аппетитную корочку, и жирный сок на языке только разжигал аппетит после долгой болезни. На столе, помимо привычного неземного великолепия блюд, есть шоколадный фонтан. Три яруса, и вафельные ?лодочки?, чтобы зачерпывать шоколад. Когда Гарриет спросила Атанасию о том, чего же она хочет получить в подарок, та сперва уведомилась, что она действительно может пожелать всего, чего душа ее захочет, и что Гарриет подарок вовсе не доставит труда. Кажется, что Лили, что Гарриет были удивлены ее достаточно скромному желанию. Она могла попросить корону из настоящих драгоценных камней, каких в замке для наложниц к девяти годам жизни Атанасии не осталось вовсе. Могла попросить игрушечный ?замок принцессы?, так популярный у девочек ее возраста, с целым набором кукол в красивых платьях. И Анастасиус, скорее всего, выполнил бы любую ее просьбу, и деньги в этом вопросе не играли особой роли. Но Атанасия, видимо, обалдевая от собственной наглости, с горящим взглядом попросила ?Шоколадный фонтан? к застолью в честь дня ее рождения.Гарриет часто замечала ее почти фанатичную зависимость от сладкого. Тортики, пироженые, шоколадки?— все это Атанасия могла есть тоннами, будто оголодавший ребенок, и только ограничения спасали ее от диабета. Все равно что ранее нищую сиротку отмыть и принести во дворец. Именно так временами вела себя Атанасия, запихивая в себя лакомства быстро-быстро и даже пряча конфеты под подушками и коврами. Во время уборки Гарриет в первые месяцы жизни Атанасии в ?Черной Усадьбе? находила ?тайники? с зачерствевшим хлебом, яблоками и уже гниющим сыром. Тогда она старалась показать Атанасии, что никто в еде ее не ограничивает, и, даже находя тайники, меняла черствый хлеб на свежий, с аппетитными ломтиками колбас и сыров, чистила кожуру с яблок. Со временем Атанасия перестала прятать еду, но от ?сладких тайников? она до сих пор не могла отказаться. Все подаренные ей шоколадки были хорошо спрятаны, и могли месяцами лежать на одном месте. Гарриет всегда было интересно, почему же девочка складирует вкусности, не пытаясь их есть? Ответ пришел неожиданно. Зайдя однажды в комнату, она застала девочку, что целых двадцать минут просто смотрела на шоколадку, затем нюхала ее и вновь все прятала по своим ?тайникам?.Сейчас сидела она, в розовых бантиках и пышном праздничном платье цвета нежного рассвета, будто настоящая маленькая принцесса. В волосах заколка-бабочка?— самодельный подарок Лилиан, и милые туфельки, что преподнесла ей Саара. Восторженный ребенок, истинная леди, и не скажешь даже, кем она была год назад.—?Одно желание,?— повторяет Анастасиус, в бокале золотистого шампанского серебристые блики, мясо он режет хирургически правильно, будто вспарывает плоть. —?Любое желание, девочка. Все, что захочешь.—?Абсолютно любое? —?Атанасия зарделась. Этот день был особенным во многих смыслах. Ведь именно сегодня она праздновала свой настоящий день рождения. С подарками, с пышным тортом. А главное?— ?С днем рождения? от всех и каждого, без исключения. Она о подобном раньше разве что читала, но не думала, что в реальности это вполне возможно. Возможно, не есть в одиночестве черствый кекс, дожидаясь прихода одного единственного человека, кому не все равно на то, что девочке уже шесть/семь/восемь. В свои семь лет она начиталась разнообразной ванильной ерунды из коллекции Лили о чудесном исполнении любых желаний в ?тот самый день рождения?. Она весь день ждала, что вот-вот отец появится у порога с плюшевым медведем и настоящим тортом. Появится, ведь она так пожелала, а день рождения?— это ее праздник, в который исполняются даже самые невозможные мечты, стоит лишь поверить…. Так ждала, что отказывалась от игр с Лили и сидела под дверью, мешаясь служанкам, работающим не покладая рук. Под конец дня она и вовсе разразилась громким душераздирающим плачем, от того, что книжка соврала, от того, что папа не пришел, как и год назад… Тогда кто-то отвесил ей подзатыльник, окунул в холодную воду и запер в комнате на весь вечер, не пуская ее к дверям, сколько бы она не колотила стены комнаты, сбивая кулачки в кровь.—?Простите, простите… Простите меня, умоляю, Принцесса…Тогда она впервые увидела слезы Лилиан. Они обожгли ее сердце, что покрылось кровавыми волдырями обид и стыда, за саму себя. За то, что довела свою любимую Лили до такого состояния…—?Абсолютно любое. Но имей ввиду, девочка, если твое желание?— мировое господство, то тебе придется подождать как минимум до своего совершеннолетия,?— хохотнул мужчина, а Атанасия так и не поняла?— а шутил ли ?дядюшка?? Вероятнее всего, именно что шутил, но все материальные блага он мог преподнести ей на блюдечке с самой прекрасной каемочкой. Все, что можно измерить лишь размером кошелька. Любовь отца, разумеется, деньгами не купишь. На самом деле это ?Абсолютно любое? вовсе не абсолютно, но разве это имеет значение?—?Как это?— не празднуешь день рождение? Моя няня в день рождения исполняла любое мое желание! —?Диана удивленно уставилась на него, словно он объявил о своем желании податься в балет, оставив трон младшему брату.—?Абсолютно любое? —?Скептически приподнял брови Анастасиус, пока женщина пыталась словить порхающую кругами бабочку.—?Абсолютно! Однажды я попросила ее всю неделю кормить меня только особенными шоколадными тортами, которые готовила няня разве что по большим праздникам!—?И она, разумеется, отказала тебе? С черными от кариеса зубами кто бы взял тебя замуж, глупая женщина?Диана возмущенно подскочила, с праведной обидой в глазах:—?Разрешила! И я всю… почти всю неделю ела одни торты… —?Диана вспомнила, как уже на третий день умоляла няню начать кормить ее хоть чем-нибудь кроме опостылевшего ей до мозга костей торта…—?Тогда… хочу… —?Атанасия осмелела, вспомнив уроки Саары?— спину прямо, подбородок выше, уверенный тон. Пальцами только вцепилась в скатерть, от волнения и осознания своей необычайной наглости,?— Я хочу…