Глава 7. Завтрак на ужин (1/1)

—?Венский шницель подается на балах, особенно Рождественских, и представляет собой тонкую телячью вырезку, в панировке из хлеба. Сильно обжаренная. Подают с лимоном и петрушкой, а в качестве гарнира идет картофель или рис, девочка.… —?объявил Анастасий, предоставив в распоряжение Атанасии кухонный нож, помидорки черри и шампиньоны. Показав, как правильно срезать кожуру с картофеля, для гарнира, и объяснив, насколько мелкой, по его мнению, в итоге должна нарезана петрушка, сам он занялся мясом.Атанасия сосредоточенно чистила картофель, кожей чувствуя жар раскаленной печи. Сперва за картофелем она тянулась с видимым волнением, ведь ранее никогда не занималась чем-то подобным. Ребенка к кухне и близко не подпускали, но временами она видела, как Лили готовила еду. Она старалась срезать кожуру аккуратно, тонкой лентой, но нож то и дело соскальзывал, раня пальцы, и сперва получался у нее тихий ужас?— неровные куски, со слоем сырой сердцевины. Анастасиус, заметив ее страдания, остановился за спиной девочки да взял ее ладони в свои,?— сильные, изящные, а пальцы длинные, как у музыканта,?— направляя. Ати немного покраснела, ощущая его теплое дыхание ей в макушку. Всего несколько минут терпеливого разъяснения банальных основ, и что-то у Атанасии даже начало получаться. Больше пальцы не болели, а нож скользил плавно, закручивая кожуру в спиралевидную ленту.Анастасий готовил с истинной страстью талантливого шеф-повара, и каждый жест его был выверен, идеален и точен до безобразия. Страсть и искусство?— вот его стиль, так что даже Атанасия,?— все еще неуверенная и неуклюжая в плане готовки,?— восхищалась тем, как работает над блюдом ее покровитель. Ранее она не думала, что Господин может готовить с такой же страстью, словно опытный хирург, работая с мясом, нарезая ломтиками овощи для гарнира… Сейчас Анастасий напоминал ей Октавиана, что любил свое дело почти до слепого обожания. Но вместо заполошного блеска в очах Октавиана в драгоценных глазах Анастасиуса было океанское спокойствие. Никакой суеты, никаких лишних жестов или бесцельных брождений. Даже Атанасию он направлял, словно уже любуясь результатом. Все было так просто и естественно, и оставалось только любоваться.—?Готовка напоминает мне хирургию в какой-то степени,?— поведал Анастасиус Атанасии, и та вспомнила все его аккуратные заметки, все те пентаграммы, рунные цепочки в записных книжках. А еще она видела рисунки на стенах в его комнате-кабинете. И рисунки те были истинным великолепием, и каждая деталь была идеальна. Он соблюдал пропорции, анатомию, будто сверяясь со страницами медицинских справочников. Четкие линии, мелкие штришки, наточенные до невообразимости карандаши. Такие острые, что можно было без всякого труда ранить ими, как лезвием ножа. Атанасия поняла, что имел он в виду жертвоприношения в Храме Ритуальных Орудий, и то, что выплескивал он свои порывы или на холст, или… или искусно работая над блюдами, что в руках его были шедеврами истинными.—?И тебе советую, Атанасия. Часто Аристократы забывают о прекрасном в банальной рутине, и сами не способны хоть на что-то, помимо пустого прожигания собственной жизни на балах. Прекрасные, образованные люди вспоминают о том, что имеют талант, только в кругу знатных гостей. И вся их страсть?— пустой треп, ради повышения собственного самомнения. Но какое тогда все это имеет значение? Жить только в глазах других, при этом оставаясь жалким существом…? Создание блюд?— почти моя страсть, и это занятие требует не меньшей сосредоточенности и любви, чем требует от тебя Октавиан в своей рунной живописи… Сосредоточься и отвлекись от плохих мыслей. Твоя энергия тоже важна, и даже она влияет на результат. Хотя, я бы сказал, что особенно она…Анастасиус подметил то, что Атанасия могла, помогая ему, внезапно застыть на месте и смотреть на свои же ладони туманным взглядом. В начале месяца, словно по расписанию, она вновь заболела и слегла на несколько дней, мучаясь от лихорадки и кошмаров. Но лихорадка прошла, зато кошмары остались неизменным спутником маленькой девочки. Словно болезнь, пожирая ее мысли и ее внимание. Атанасия временами ощущала себя призраком из давно ушедшего времени, и по ночам она могла просыпаться внезапно, а кричать жутко.—?О чем ты думаешь, девочка? —?раздался спокойный вопрос в пустоту, но Анастасиус ждал ответа, поэтому и молчать Атанасия не смогла.—?О ночи. Еще немного, и опять… опять придется закрыть глаза,?— она постаралась улыбнуться, но вышло неловко и смущенно. Все равно не так, как надо. Тяжесть. Та же самая, что не дает ей, следуя указаниям Саары,?— преподавателя танцев и этикета,?— держать голову выше, не опускать плечи и говорить не запинаясь на каждом слове. —?Эти фантазии меня угнетают… Я… Я чувствую себя беспомощной против чудовищ своего же рассудка…Атанасия сглотнула. Говорить о своих переживаниях с господином было жутко страшно и неловко. Анастасиус жарил мясо, и масло на сковороде шипело меланхолично, по-домашнему уютно.—?Мы создаем сказки, скрывая реальность, и?принимаем их. Забавный ритуал… —?Фрукты под его ножом истекали сладостным соком, а запах стоял невероятный, как в летнем саду,?— Разум способен выдумать фантазию всех сортов, когда мы?не хотим во?что-то верить или что-то принимать… Иногда же фантазии сводят нас с ума. Чем же мы не палачи сами себе, девочка? Если наш же мозг планомерно способен нас разобрать… по частям,?— Прекрасное произведение искусства возвышалось на тарелке. Он добавил специи, для полноты вкуса. От слов Анастасиуса Атанасия застыла с ножом в руках. Кажется, уголок ее губы дернулся.—?Тяжело спать, когда, закрывая глаза, раз за разом переживаешь кошмар за кошмаром? —?задумчиво спросил Анастасиус, отставляя в сторону уже почти готовое блюдо. Присел на одно колено с самым учтивым видом и протянул Атанасии чай, который сам же и заварил немного ранее. Она принюхалась и немного отпила. Запах был непонятен, а вкус ощущался терпким… Странным, очень странным. Неужели грибным?Она сделала еще несколько глотков. Атанасия мотнула головой, но все кругом превращалось из привычного мирка в нечто эфемерное. Предметы искажались, и все становилось болезненно-насыщенным. В висках набатом стучало сердце. Она отпустила чашку. Миг, и тонкий фарфор разбился. Просто и легко, почти забавно. Она с таким вниманием рассматривала помидорку черри?— красную, пухлую, с мелкими брызгами капель,?— и, не удержавшись, коснулась губами. Укус, прохлада на языке. Плод был сладкий, невыносимо холодный…—?Что со мной? —?спросила она, когда сам образ господина Анастасиуса поплыл в ее глазах. Он вдруг стал таким четким? Будто ангел… Ангел холодный, с терновым венцом на голове… Атанасия бы так хотела нарисовать его сейчас легкими мягкими штрихами, с черным оперением, кровью в пустых глазницах…?— Это действие псилобицилов, девочка. —?У Анастасиуса руки были сильные, а еще бледным золотом горел перстень на указательном пальце. Ати пальцем провела по витиеватой ?А? на кольце, не в силах оторвать взгляд. Серебро казалось неземным и рябило в глазах блеском. Вены на руках оплетали непривычной виноградной лозой руки…—?Это чай? —?Атанасия вдруг вспомнила про кружку и тысячи, тысячи осколков… Их на полу уже не было. Этот человек в капюшоне собрал осколки, и они заблестели, как разрушенные миры зазеркалья, играющие на свету искаженными восприятиями действительной реальности. Блестяшки с кривыми образами, чаинки прилипшие к стеклу, и вода, что расплескалась озерными брызгами темных вод…?— Грибы. —?Анастасиус попросил Атанасию передать еще один шампиньон, и девочка послушалась. —?Они помогут тебе избавиться от навязчивого страха и заменят плохие ассоциации на хорошие. Нам это нужно, чтобы ты сумела перебороть эмоциональную травму. Иначе твое обучение не сможет пойти так гладко, как нужно нам.Грибы. Наркотик. Атанасии стало смешно.—?Саара говорит, что ты очень пугалась столового этикета. Быть может сегодня все пройдет гладко, леди? —?Анастасиус едва заметно улыбнулся, и Атанасия кивнула. Это странное ощущение…—?Фейжоада,?— Атанасия осмотрелась кругом, как во сне, а голос Анастасиуса потек приятно, будто колыбелью,?—… из?фасоли и?копченой говядины или свинины. Обычно подается с?рисом, листовой капустой, фарофой. —?Атанасия моргала, ведь блюдо готовилось уж больно быстро, а мир вокруг немного качнулся,?— Острый соус и?дольки апельсина облегчают пищеварение. Забавно, не так ли?Атанасии сейчас все казалось забавным. И то, как человек в капюшоне фырчит, будто котик, помогая разобраться с фасолью. Атанасия почувствовала себя Алисой из сказки, посреди самого странного чаепития в комнате, что шаталась, как палуба тонущего корабля.—?Мать моя женщина… —?у Адама в глазах виделся весь скепсис этого бренного мира. Фасоль ему никогда не нравилась. А девочка сейчас так таращилась, будто новорожденная. Он стоял смиренно рядом с Гарриет, у которой в руках был серебряный поднос. В начищенном костюме привалился к стенке в ленивой позе, что разительно отличалась от ?стойки смирно? в исполнении Гарриет. Капюшон Гарриет с него стянула, чтобы Атанасию не пугать, но на нем осталась маска, что скрывала половину лица.—?…а я-то думала, что твоя мать мужчина,?— вежливо заметила Гарриет, с присущим ее натуре спокойствием идеальной слуги. Переговаривались они шепотом, чтобы не дай боже, господин не услышал. Адам локтем легонько заехал Гарриет по ребрам, на что та не отреагировала от слова совсем. Молодого человека очень выводила из себя манера Гарриет огрызаться, при этом сохраняя спокойную мину.—?Как тебе Император? —?спросила тихо Гарриет, чуть наклонив голову в бок. Она не оставляла попыток стянуть с непослушного Адам маску.—?Королевский ублюдок,?— дал безжалостное определение Клоду Адам.—?Ублюдок? Наверное, твой дальний родственник. —?Сладко прошептала девушка, с долей материнской нежности.—?Что ты сказала...? —?Елейно протянул Адам, натянув вежливую улыбку, под которой скрывалось чистое бешенство.—?Ну-ну, не дуйся, Адди, я лишь указываю на сие поразительное совпадение…Атанасия внезапно рассмеялась в кулачок, чем заставила Гарриет и Адама вздрогнуть. Этакие удивленные говорящие кролики, которых застукала Королева Червей. Вероятно, своей перепалкой они уж никак не хотели привлечь внимание господ. Хотя, Адам не походил на слугу совершенно, ведь обычно мужчины носили грифельно-серые пиджаки, галстуки или черную форму. Адам же больше походил на гостя, в отличие от той же Гарриет. Нет, определенно, с этой парочкой все было не так просто…—?Нашей юной особе не пристало слушать такие бескультурные замечания,?— снисходительно высказался Анастасиус, протягивая Атанасии руку, словно заботливый отец. Гарриет и Адам не покраснели от стыда, а побледнели, причем практически одинаково.Атанасия схватилась за руку Анастасиуса, немного покачнувшись. Все будто стало четче. У Господина Анастасиуса галстук был повязан, будто петля, которая душит, душит… Нет, вовсе не петля. Но похоже! Темный камзол, пуговица расстегнута до странного неуместно. И цвет такой насыщенный, как будто крыло черного стервятника… Атанасия все мотала головой, отгоняя совершенно неуместные ассоциации. Все вокруг играло соцветиями, и синие бутоны расцветали на коже. День, что медленно догорал мерцанием был трагичен, напоминая удачную постановку в старом театре.Анастасий придерживал ее под локоток, провожая в сторону просторной комнаты, в которой ранее Атанасия не бывала. В зале горели свечи в золотых канделябрах, и мягкий свет лужей растекался на дорогих коврах, на добротной мебели красного дерева, а за столом было накрыто на четыре персоны. Блюда еще не подали, но зато уже выставили корзинки с поджаренным хлебом и трехъярусные хрустальные подносы с виноградом насыщенно черным, глубоким синим, зеленым. Тарелки ломились от фруктовых экспозиций: словно стебельки цветка очищенная кожура мандаринов, канапе в чернильном соусе, кровавые яблоки в плетеной корзинке, сливы, груши, ломтики ананаса. Подобного изобилия она в жизни не встречала.Странно, но за столом сидел все тот же самый человек в капюшоне, который обычно не говорил ровным счетом ничего, но сегодня очень Ати насмешил… Черные кудряшки, собранные в хвост, показались Атанасии очень трогательными, словно у взъерошенного длинношерстного котика. Алые глаза очень напоминали глаза Гарриет, хотя сама же девушка скромно стояла рядом с пустующим местом Атанасии и не садилась за четвертое место. Оно было не для Гарриет. Но была она рядом со своей Госпожой, дабы вовремя информировать ее о правилах приличия за столом. По идее, на ее месте должна была стоять Саара, но на этот раз Анастасий сделал исключение ради создания спокойной атмосферы для подопечной.У Атанасии глаза разбегались, и она с трудом воспринимала реальность, теряясь, когда слуга попросил ее выбрать блюдо: свежевыловленную скумбрию в оливковом масле, с каперсами, петрушкой и помидорками; оленьи медальоны, обжаренные в горячем топлёном сливочном масле до румяной корочки; запеченную утку в апельсинах; фетучини в соусе и грибах, с куриной грудкой; рататуй с шампиньонами; морепродукты северного края… От больно сложных названий Атанасия растерялась, но наконец выбирала ?иропиту??— один из современных завтраков Империи Каа. Слуга уведомил ее о том, что ?тиропиту? в Империи Каа считают ?завтраком на ужин?, ибо с древности подавали данное блюдо в начале и конце дня. Атанасия почти смеялась, ведь все это так прекрасно, а в голове стоял легкий туман, и сияя лунным светом. Все сон, игра. К ?завтраку на ужин? ей подали грибной крем-суп, чья консистенция оказалась воздушной на вкус, и тающей на языке.Гарриет не спеша показывала ей, какой столовый прибор взять, как правильно есть: не запихивать все сразу в рот, даже если очень-очень вкусно и хочется немедленно проглотить поданное блюдо; есть не спеша и никогда не доедать до конца, но и не оставлять блюдо нетронутым, даже если тебя от него мутит, ведь безразличие может обидеть хозяйку вечера…Атанасия удивленно подняла взгляд, открытый, без всякого намека на ее обычное смущение. Все вокруг смазалось, как на старом полотне, и Атанасия с каждой минутой ощущала все больший сюрреализм происходящего. Картины, зеркала в золотых рамах. Парадная витиеватая лестница с серебряными балясинами, что поддерживают перила, и роскошный бордово-золотым ковер на ступенях. Официанты, что обслуживали троих, словно растворялись в пространстве, едва делая несколько шагов по ступеням…—?А если блюдо мне совсем-совсем не понравится? —?Атанасия нахмурилась. Ведь ей многие блюда не нравились… Цветная капуста, брокколи, кефир… Ее заставят пить кефир…?!Атанасии официант подал тиропиту из тончайшего теста фило с начинкой из яиц, сыра феты, сливочного масла, а также шпината. Мясо было необычайно сочным. Непохожим на все то, что до этого момента когда-либо ела Атанасия. Слюнки текли от одного только запаха мяса, от вида хрустящей аппетитной корочки…—?Достаточно просто оказать почтение хозяйке, попробовав блюдо. Помни, что дамы в аристократических кругах злопамятны, а особенно хозяйки, чей труд не оценили по достоинству. Тебе не обязательно есть блюдо целиком. Сперва задержи во рту кусок, делая вид, что жуешь, а затем быстро проглоти. Главное, всегда сохраняй лицо. —?Анастасиус критически осмотрел ошарашенную таким заявлением Атанасию.—?Что за глупости… —?прошипел под нос Адам, вероятно думая, что остался неуслышанным. Каким он, оказывается, может быть разговорчивым. Однако Анастасиус заметил его уже второй раз за вечер, чем заставил Адама оперативно побледнеть. Удивительно, что господин так легко позволял Адаму подобные вольности. Даже дерзость.—?Уж лучше так, чем незаметно подкладывать свою фасоль нашей юной особе,?— спалил с потрохами Адама Анастасиус, иронично приподняв бровь. Атанасия посмотрела в свою тарелку, с не меньшим удивлением обнаружив там горсть фасоли, которой до сего момента в блюде не наблюдала! И когда он только успел? Адам стушевался, под хихиканья Гарриет и смешки Атанасии. Посмотрев на часы, ему пришлось удалиться, чтобы привести почетную гостью, контракт с которой этим утром был окончательно заключен. Вежливо поклонившись, он ушел, так и не дождавшись десерта, вновь натянув маску.—?Можно в салфетку выплюнуть, а затем в урну выкинуть, маленькая Госпожа,?— шепнула Гарриет, когда поправляла движения Атанасии, вложив вилку с ножом в ее ладошки правильно. Анастасиус услышал и ее замечание, головой покачав, как снисходительный родитель, что услышал глупую затею неразумного дитя. От совета Гарриет Атанасии стало намного спокойнее. По крайней мере всегда есть пути к отступлению, если блюдо очень-очень не понравится!Их прервал слуга, лишь для того, чтобы узнать предпочтения господ в десерте. Авокадо и киви, в сбитых сливках и шоколадном муссе устроило всех. Особенно Атанасию, что слюной истекала по всему сладкому и шоколадному.—?Но не торопись есть в доме, где тебе не рады, девочка,?— хмыкнул Анастасиус, видя то, с какой же радостью Атанасия вкусила кусочки киви в мягкой шоколадной массе,?— Яд?— оружие на все времена, и никогда не знаешь, где можно закончить свой век, именно из-за подлой отравы в утреннем чае. В основном это оружие женщин и тех, кто недостаточно силен или достаточно умен, чтобы не лезть выше своей головы… Действительно ли хозяева бала хотят лишь похвастаться в своем кулинарном мастерстве? Горечь эспрессо маскирует что угодно?— мощный релаксант, яд… Никогда не знаешь, где можно ожидать обман.—?Но как же мне понять, есть ли яд в блюде? —?спросила Атанасия растерянно. Ей вовсе не хотелось захлебнуться за завтраком, или поедая вкусное овсяное печенье на ужин…—?Есть выявители. Но вся шутка в том, что это может оскорбить хозяина вечера. —?Улыбнулся Анастасиус своей привычной всезнающей улыбкой,?— Но иногда можно пренебречь чужими чувствами и перестраховаться. Особенно это касается приемов пищи среди тех, кто был тебе не рад, но внезапно стал поразительно радушен. В высшем обществе ?просто так? ничего не происходит, девочка. Люди?— коварные создания, животные по своей сути, которые только и ждут подходящего момента. Злость, зависть, выгода. Яд может стать грозным инструментом в умелых руках интригана. И никто не будет с тобой добр без выгоды для себя или своего положения. Будь осторожна с врагами, а еще более осторожной тебе следует быть с друзьями…—?Но почему? —?Атанасии внезапно стало невыносимо тоскливо. Никому доверять нельзя? Это же так… Жестоко? В который раз ее убеждения покачнулись под тяжестью мира сего. Всё зависит от точки зрения?— стоит едва сместить взгляд в иную сторону, и вдруг ранее прекрасный фасад обрастал ядовитыми шипами, а мир предстаёт в совершенно ином свете: друзья могут оказаться вовсе не друзьями, а партнерами, которым ты на данный момент выгоден; дети?— не просто дети, а угроза или марионетка, которую нужно держать при себе и направлять (как господин Анастасиус), чтобы использовать в игре или устранить, если проку от нее нет. Ведь дети вырастают и становятся угрозой. Атанасия понимала, что и сама она однажды вырастет. И именно поэтому отец, хоть и не любя ее, все равно держал в заточении дворца. Для чего? Возможно, ради политического брака, возможно, просто потому, что отпустить ее он бы все равно не смог. Ведь сейчас в руках иного игрока она уже способна перевернуть партию Клода. Его единственная наследница. Старшая наследница. Нелюбимый ребенок, а оружие…—?Потому что охрана,?—?Анастасиус хотел кивнуть в сторону Адама, но тот уже давно ушел,?— защитит тебя от врагов, но не от тех, кто тебе дорог. Поэтому и ты должна понимать, что, приближая кого-либо к себе, ты даешь в руки человека самое ужасное оружие на свете. Твое собственное доверие.Анастасиус едва улыбнулся, уголками рта. Атанасия заметила странное обстоятельство. Возможно, только возможно… она тоже держит нож у спины своего покровителя? И он это знал, поэтому и улыбка его немного отдавала горечью…?***—?Господин хотел передать, что госпожа Атанасия все еще недостаточно окрепла и новая обстановка сейчас для нее… стресс,?— сказал Адам с видом ?убейте меня, почему я вообще должен разговаривать с этой психичкой, так еще и впаривать ей откровенную чепуху?.Адам зарылся пятерней в волосы, откинув неровную челку назад. Лилиан отметила, что самый приближенный слуга экс-Императора был очень волен в той же степени, что и опасен.Лили окрепла достаточно быстро благодаря уходу Гарриет и Кэролайн, которые были к ней очень добры. Контракт был самой трудной частью, но необходимой… И сейчас, впервые, казалось, за целую вечность она увидит свою девочку. За ужином Анастасиус и обещал показать, что с воспитанницей Лили все хорошо, да и вновь сближать их он предпочел в более официальной обстановке. Но все же приватной и деловой. Словно трехсторонние переговоры за столом, уставленным яствами-баррикадой.На белом фарфоре алело филе в овощах, а Анастасиус запивал это великолепие густым вином, как старое золото дорогих украшений.—?Лили! —?Атанасия счастливо улыбнулась, едва подавив в себе желание кинуться няне на шею. Еще ведь успеет, верно? А господин не будет доволен, если она сейчас пренебрежет правилами этикета. Она просто радовалась?— счастливо, по-детски мило. В этом доме было так тепло…Но почему…? Мир вновь помутнел, и… Она смотрела на Лили и Анастасиуса, но видела вовсе не их образы, а мужчину и женщину с золотыми кудрями… маму и папу. Будто сошедших с портрета. У мамы лицо было обеспокоенное, почти неверящее, и смотрела на на папу так, словно спрашивая: ?Что с ней происходит??. Искренняя забота, теплота, беспокойство… Папа же спокойно сидел, величественно устроившись во главе стола, и смотрел на саму Атанасию с легкой улыбкой. Так папа… никогда не глядел на нее. Никогда… Кап, кап. Слеза за слезой. У Атанасии взгляд помутнел, и она улыбнулась, пока слезы катились по ее щекам. Привкус тиропиты пересолен, явно пересолен. Почему же так тепло? Почему же Атанасии вдруг стало так… тепло…?—?Я рада,?— сказала Атанасия, смаргивая наваждение и видя лишь мельком Лили и господина Анастасиуса. Они тут же вновь предстали родителями, которые сейчас ели с ней завтрак на ужин. Мама растерянно-радостная, отец же спокоен, и взгляд его такой же теплый. Это ложь… Это счастливая иллюзия, что подарил ей господин. Последняя встреча с теми, кто никогда не сможет стать ей семьей. Прощание и принятие конца заблуждений…—?Я… рада…?—?шептала Атанасия, стараясь есть сквозь слезы и глотать, пережевывать, даже если губы дрожали. Даже если сейчас хочется просто навсегда остаться здесь. В этом уголке мечты, который голая реальность убьет с рассветом. Но сейчас… сейчас они рядом. Диана и Клод. Мама и папа, которых у нее нет, и никогда не было, на самом деле… И Атанасия просто хотела бы и дальше есть свой завтрак на ужин, пока мама и папа рядом. Пока рассвет не забрал ее счастливую иллюзию.