5.08.Call of Duty (1/2)

– Черт. Черт! – доносилось из спальни.Дженсен осторожно выглянул из ванной комнаты. Джаред стоял перед зеркалом и, кажется, пытался удушить себя собственным галстуком. По крайней мере, со стороны это выглядело именно так. Его руки столь отчаянно тряслись, что узел получался ужасный.

– Стой-ка. Дай я, – предложил Дженсен и подошел ближе, взял Джареда за запястья, отвел его руки. – Ты что, удавку себе делаешь?– Третий раз перевязываю, не получается. Сегодня день Х, Дженсен.

– Спокойно, вдохни поглубже. Да, мы на войне и впереди у нас главная битва, но я верю в тебя.– Я боюсь, что буду звучать неубедительно.– Ты? Неубедительно? Джей, ты прекрасный юрист и отец, который сам дважды находился в палате на одиннадцатом, и если святой Антоний и может кто-то защитить и отстоять, то только ты. Все будет хорошо. Ты справишься.– Мы справимся, – поправил Джаред, приподнимая подбородок выше, чтобы Дженсену было удобнее управляться с узлом.– Мы справимся, – послушно повторил за ним Дженсен. – Не переживай. Будь адвокатом, представь им юридическую сторону – цифры, схемы, диаграммы, все, что ты подготовил, что мне показывал, а я возьму на себя медицину. Идет?

Джаред кивнул.– Да, это мне по душе.

Дженсен наконец закончил с галстуком и Джаред отступил на шаг.– Ну как?

Он был в элегантном и одновременно строгом темно-сером костюме, начищенных до блеска ботинках, белоснежной рубашке и галстуке в косую полоску. Дженсен залюбовался и загадочно улыбнулся.

– Потрясающе! – сказал он честно, не скрывая восхищения. – Если бы у нас уже не было двух свадеб, я бы на тебе женился прямо сейчас.

Глаза Джареда заблестели от внутреннего возбуждения.– Мы всегда можем повторить брачную ночь. Но давай оставим это для победы.***Стоя на площадке для машин скорой помощи перед широкими створками двери, ведущей в самое сердце отделения экстренной помощи, Кэти медлила переступать порог.

Выключив вчера телефон и включив его только сегодня утром, она обнаружила несколько сообщений от Уилла, так и оставшихся без ответа. Это было даже по-своему мило, давно никто не проявлял к ней такую настойчивую заботу. И теперь она не знала, что с этим делать. Перезвонить и извиниться за молчание? Отправить текстовое сообщение с запоздалым ответом и опять извиниться, сославшись на какую-нибудь причину? Или ничего не делать, будто ничего не было? Что вообще будет правильным?

Уилл, кажется, совершенно не собирался сдаваться, пока не достигнет своей цели. Может быть, именно это и настораживало? Ведь сама она до сих пор никак не могла понять, что именно говорит ей ее внутренний голос – за или против, да или нет, стоит ли начинать что-то или лучше остаться одинокой, утомленной учебой и работой студенткой?

Одно Кэти знала наверняка: сейчас она чувствовала вину перед Уиллом за то, что вчера его игнорировала. Пожалуй, все-таки надо извиниться.

Она достала телефон, но когда пошел набор, быстро нажала отбой, надеясь, что звонок не прошел. Это, конечно, было правильно, но что она ему скажет? И время неудачное – слишком рано для милой беседы.

Через секунду телефон завибрировал у нее в руке ответным звонком.

– Черт! Какая же я дура, – обругала себя Кэти, заколебавшись, но решила ответить.

– Привет. Ты звонила? Похоже, звонок сорвался.

– Да. Просто хотела… извиниться за вчерашний разговор. Это было очень мило с твоей стороны, а я… прости, мне вчера хотелось побыть в тишине.

– Я понимаю, все нормально. Просто хотел убедиться, что ты в порядке.

– Наверное, я не вовремя. Может, я тебя разбудила? Извини и за это тоже. Мой рабочий день начинается раньше, чем у остальных.Глупее извинения придумать просто невозможно. Удивительно, что Уилл до сих пор не счел ее за ненормальную.

– Не переживай, я не сплю, – успокоил ее Уилл. –Мое утро уже давно началось.

Он дышал так тяжело, что в динамике шумело.

– А что ты делаешь? – с замиранием сердца спросила Кэти, представляя массу вариантов, и покраснела до корней волос.– Бегу.– Что?– Я на пробежке.

– О-о! – она покраснела еще сильнее – этого варианта в ее списке вообще не было.Экран вдруг мигнул, сообщая о видеозвонке, и на нем появилась картинка: Уилл тепло ей улыбнулся из-под козырька бейсболки, а над головой у него смыкались зеленые ветки с проглядывающим чистым утренним небом. Похоже, он действительно был всего лишь на пробежке где-то в парке.

– Боже! – Кэти поняла, что невольно затаила дыхание, глазея на влажные дорожки на его шее, уходящие в вырез футболки. – Ты в самом деле бежишь!– Да, а ты что думала?Ее щеки так пылали, что ей захотелось провалиться сквозь землю. Он, похоже, заметил, что румянец на ее лице стал гораздо ярче и сделал паузу, позволяя перевести дух.– Терпеть не могу видеозвонки, – прикрывая рукой лицо, будто от солнца, пожаловалась Кэти.Из маленького прямоугольного окошка в углу экрана на нее смотрело собственное лицо – со следами усталости и хронического недосыпа, которым страдают все студенты. А еще эти чудовищные ракурсы, они кого угодно испортят, невыгодно подчеркивая изъяны… Кого угодно, кроме Уилла. Ему, похоже, были нипочем даже самые нелепые ракурсы.

Он вообще казался полностью идеальным. Рядом с ним Кэти почему-то начинала чувствовать себя теряющей дар речи невинной школьницей, которую приглашает на свидание капитан футбольной команды.– Меня камера не любит.– Нет, не говори так, ты очень красивая. Просто ты не оставила мне выбора, так я, по крайней мере, могу тебя увидеть, – Уилл внимательно на нее посмотрел. – Ты сменила цвет волос?

– Д-да, – замирая, ответила Кэти и попыталась отвести взгляд, будто ее уличили в чем-то плохом. – Тебе не нравится?– Нет, я этого не говорил, просто я такой тебя еще не видел. Нравится! Тебе очень идет. Но мне и прошлый вариант нравился.– Надоело быть брюнеткой. Решила, что пора что-то менять…

Едва закончив разговор и переступив порог приемного, Кэти тут же встретила Соню, которая осчастливила ее картой пациента.

– На четвертой койке ждет порез, – пробегая мимо, сообщила она. – А у меня не хватает рук и глаз, чтобы делать свою работу и одновременно перепроверять за новой медсестрой…Перед тем, как подойти к пациенту, Кэти быстро пробежалась глазами по информации в карте. Наверное, работа – все-таки самый лучший способ отвлечься от всех романтических терзаний. Вот, например, тут сказано, что мистер Гудридж скрипач, а повредил правую руку, должно быть, с такой травмой ему сейчас куда хуже, чем Кэти.– Здравствуйте, мистер Гудридж. Я доктор Кессиди. Что случилось?

На койке сидел худощавый бледный мужчина, одетый в старомодный наряд, включавший в себя подтяжки поверх рубашки и зеленую бабочку. Он держал перед собой окровавленную руку, обмотанную полотенцем.– Случилась моя неловкость, – мистер Гудридж застенчиво улыбнулся тонкими губами. – Я решил приготовить обед, стал открывать банку консервов, – продолжил объяснять он. –И сам не понял, как рука соскользнула, порезался жестяной крышкой. Я бы не пришел, но крови было очень много.Кэти аккуратно размотала почти полностью ставшее красным полотенце и осмотрела порез.

– Мужчина, который сам готовит – это сейчас редкость, – сказала она с восхищением и заметила, как брови мистера Гудриджа поползли вверх.

– Это были всего лишь бобы, походный вариант, так сказать. Так что, не обольщайтесь на мой счет, доктор Кессиди.– Пошевелите, пожалуйста, пальцами. Хорошо. Что ж, хочу вас обрадовать, рана поверхностная, надо обработать и зашить. Когда все заживет, проблем с функциональностью руки не будет. Вы ведь музыкант?Пациент смущенно потупился.– Надо же, вы в курсе, кто я.– Конечно. Я видела вашу анкету.– И запомнили?– Я видела ее пять минут назад.– Обычно людям хватает и меньшего времени, чтобы обо мне забыть.Его определенно нельзя было назвать красавцем и покорителем женских сердец. У мистера Гудриджа была абсолютно заурядная внешность и, видимо, так и оставшаяся с подросткового возраста нескладность: слишком худой, с непропорционально длинными, без развитой мускулатуры, руками, узкими, сутулыми плечами, острыми скулами и сильно выдающимся носом.Довершал портрет конусообразный подбородок и редкие, неопределенного цвета волосы. Но, несмотря на все это, он почему-то с первых секунд общения вызывал в Кэти необъяснимую симпатию и доверие. Он напоминал ей несуразного, но очень доброго волшебника из детских сказок.

– Вы играете на скрипке?– Да.

– Так же виртуозно, как Вивальди?– Вообще-то, скрипачом-виртуозом был Паганини, – без доли укора ответил мистер Гудридж. – И я бы не стал нас сравнивать, слишком много чести для меня… А Вивальди, хоть тоже и играл на скрипке, больше известен как гениальный композитор. Он писал музыку, для скрипки в том числе.– Я ужасный знаток классики. Простите.

– Ерунда. Однако, вы сами того не зная, угадали моего любимого композитора. Я с детства заслушивался им, его произведения удивляли меня, восхищали, они побудили меня заняться музыкой, чтобы получить возможность прикоснуться к ним.– Я знаю только ?Времена года?.

– А говорите – не знаток. Надо будет что-нибудь вам сыграть из его опер, – предложил мистер Гудридж. – Обещаю, как только рука заживет, и если к этому моменту я ее себе снова не порежу, не сломаю или не вывихну,устрою концерт прямо здесь, в приемном. Для вас.Кэти улыбнулась, но тут же нахмурилась.

– Мистер Гудридж, а что, такое уже случалось и раньше? Порезы, вывихи? И часто?– Да. Бывает. Виной трясущиеся руки.– Вы поэтому порезались сегодня?– Порой я просто что-то роняю, но это ерунда, правда. Я же скрипач, случается, пальцы сводит судорогой. Вот скажите мне, кто сейчас в наше время не страдает от переутомления? Я гастролировал с оркестром, постоянные репетиции, выступления. Нет, я обожаю свою работу, но это немного утомительно. Недавно купил витамины, они должны устранить рассеянность и потерю сил – просто пока не начали действовать.

– Что-то еще вас беспокоит?Мистер Гудридж подумал секунду, вздохнул.– Зрение стало барахлить. Но… я уже не мальчик, мне сорок семь лет.

– Это не так много, чтобы чувствовать себя стариком, – уверила его Кэти. – Давайте мы проведем некоторые анализы.– А это точно необходимо? Вас сейчас наверняка ждут пациенты, которым в сто раз хуже, чем мне, а вы беспокоитесь о неудачнике, не удержавшем в руке банку.– Мистер Гудридж…– Адам. Зовите меня просто Адам.– Адам, не беспокойтесь о других, сейчас вы мой пациент, и я хочу убедиться, что вы в порядке. Может быть, мы подберем вам другие витамины, что тоже скажется на улучшении самочувствия.– Ну что ж, вы врач. Спасибо!

– Обследование займет некоторое время, позвонить кому-нибудь, сообщить, что вы здесь?– Нет. Звонить некому. Я из тех, у кого от семьи остались только фото в альбоме.

– А друзья?

– Я все время провожу на репетициях, а когда возвращаюсь домой, репетирую снова. Не люблю шумные места и никуда не хожу.У меня нет друзей, а те несколько человек, кто был, давно обзавелись семьями, поменяли свою жизнь и пропали с радаров. Кому нужен одинокий неудачник?– Ладно, Адам, мы узнаем, что с вами, и вылечим.***Выступление Джареда перед Советом директоров было назначено на вторую половину дня, у него еще было время прогнать все материалы и подготовиться, Дженсен же решил не освобождать целый день и поработать в приемном, прежде чем они с Джаредом отправятся на встречу с толстосумами. Будет не очень красиво смотреться, если врач, которого Джаред выбрал в свои эксперты, станет отлынивать от работы.

Джаред был прав на счет дня Х, сегодня случится либо долгожданная желанная победа, либо проигрыш, который поставит крест на святом Антонии. Если Джаред не сможет убедить директоров, как он это умеет – со всей обстоятельностью, профессионализмом и своим невероятным обаянием, Дженсену – хмурому доктору-зануде – даже пытаться не стоит.Внутри нарастало скверное предчувствие. Оставалось скрестить пальцы и надеяться, что все пройдет хорошо. Вот только, судя по тому, как начался рабочий день Дженсена, денёк обещал быть тем еще…– Что происходит? – Дженсен вбежал в палату одной из своих пациенток– Дороти Веллер, поступившей с анафилаксией.

Интерком только что известил о ?синем коде?.Аппараты у койки пациентки сигналили, как безумные, мигало и пищало все, что только можно. Кардиомонитор демонстрировал пульсирующий хаотичный ритм.Соня в панике металась по палате, не зная, за что хвататься первым делом.

– Давление падает, девяносто на пятьдесят. Тахикардия. Черт, какого вообще? Она была стабильна!– Сейчас начнется фибрилляция, – предупредил Дженсен, глядя на показатели на настенном мониторе. – Соня, лидокаин и дефибриллятор, быстро! Заряд на триста шестьдесят!Соня немедленно взяла тележку экстренной помощи, стоявшую в углу противоположной стены, и покатила ее к койке, протянула Дженсену смазанные гелем ?утюги?, выставляя количество джоулей, как он и просил – триста шестьдесят.

Дженсен прижал контакты к груди пациентки и подал разряд. Женщина дернулась на кровати, почти выгнувшись дугой, ее руки подскочили, как у тряпичной куклы, и тут же упали по бокам.

– Фибрилляция сохраняется, – вздохнула Соня.

– Еще один разряд! – распорядился Дженсен, дождался, пока аппарат перезагрузится и яростно вжал кнопку на ручке ?утюга?.

Раздался еще один глухой хлопок. Импульс, величиной в триста шестьдесят джоулей пронзил тело пациентки во второй раз. На экране монитора высветился нормальный синусовый ритм. На этот раз высокоразрядная терапия дала положительный результат.

– Не понимаю, мы же ее полностью стабилизировали, почему аритмия? – изумился Дженсен.

Ни что в состоянии Дороти Веллер не вызывало опасений, прогноз был хорошим, а сейчас она находилась буквально на грани жизни и смерти. Должна быть какая-то причина, иначе получается чертовщина!– Не знаю, – честно ответила Соня.

– Постой, я назначил ей допамин. Какая дозировка на капельнице?

Соня подошла к инфузору, вывела на экран настройки введения препарата и обомлела.

– Четыреста, – сказала она тихо.

– Что!? Я назначал сто.

– Может, вы ошиблись? – предположила Соня.

Дженсен резко глянул на нее.– Я что, похож на идиота?

Но на всякий случай снял висящую на перекладине карту пациентки, нашел строчку с назначениями и убедился в своей правоте. Там, напротив ?допамина? стояла четкая и вполне ясная цифра ?сто?.

Соня не стала спорить, у нее, на самом деле, и в мыслях не было обвинять доктора ?Э? в небрежности.– Дозировка в четыре раза больше, – сказал Дженсен хмуро. – Кто заправлял капельницу?

Соня подумала. После того, как Дженсен закончил с Дороти Веллер, в отделение экстренной помощи поступили жертвы ДТП, Соне нужно было принять парамедиков и распределить пациентов. Новенькая – сестра Дарлин Хеллман, как обычно, читала за стойкой медсестринского поста любовный роман. Соня уже на ходу крикнула ей, что пациентка из седьмой палаты нуждается в установке капельницы, назначения в карте. Уж такую нехитрую работу можно доверить даже зеленому интерну, не то что медсестре ?со стажем?. Требовалось лишь заправить отсек для раствора, выставить требуемую дозировку и подсоединить трубку к катетеру – делов-то!

– О боже, – Соня схватилась за голову, проклиная себя за глупость. – Я поручила это новенькой – Хеллман.

– Соня, ты работаешь медсестрой достаточно, и каждый день имеешь дело с дозировками лекарств, скажи, есть разница между сотней и четырьмя сотнями допамина?– Огромная. Такая дозировка может убить. Вот почему началась аритмия. Простите меня, доктор ?Э?!– Тебя я не виню. Но как можно выставить такую цифру, будучи в здравом уме?***Когда Кэти отдернула занавеску, разделяющую койки, Адам Гудридж сидел на своей кровати с пластиковым стаканчиком воды в руке.

Планируя помочь, вероятно, всего лишь назначить новые витамины милому долговязому скрипачу, она даже не подозревала, что все повернется так и ей придется сообщать страшный диагноз.

– Здравствуйте, Адам, – сказала она.Он сделал учтивый жест, приглашая ее сесть рядом с собой на кровать.Кэти замешкалась. Разговаривая с пациентом, тем более разговаривая на такую деликатную тему, лучше сохранять дистанцию, но поблизости не было ни стула, ни кресла.

– Милый доктор, присаживайтесь. В самом деле, вы же не будете стоять. Не бойтесь, я не кусаюсь.

И Кэти села.– Ну что, как там мои анализы? Уже решили, какие витамины мне пропишите?

Кэти потупилась. Она едва сдерживала дрожь.

– У вас такое прекрасное лицо, доктор Кессиди. И волосы – будто лучи майского солнца. Но сейчас вас словно окружили грозовые тучи. Что не так? Вы что-то нашли? Что-то плохое?В этот момент она была безмерно благодарна Адаму Гудриджу, по сути, сейчас он сделал половину ее работы, подведя к теме, которую не хотелось начинать.

– Мне жаль, Адам.

– Знаете, вот за это я и не люблю больницы. Придешь с пустяком, а у тебя обязательно найдут какую-то дрянь. Что там?

– Боюсь, обрадовать мне вас нечем. Проведенные тесты выявили у вас боковой амиотрофический склероз. Сокращенно БАС.

– Я ничего не понимаю в медицине. Можете объяснить попроще?Кэти прикусила нижнюю губу, пытаясь справиться с волнением.– Это тяжелое дегеративное заболевание нервной системы, со временем оно будет прогрессировать, ухудшая ваше состояние, приведет к параличу конечностей и атрофии мышц, вследствие чего вы не сможете ни говорить, ни самостоятельно питаться, ни двигаться. Ни даже дышать.– Вы обещали меня вылечить, – напомнил Адам Гудридж.– Я сожалею. Эту болезнь нельзя вылечить, можно лишь проводить терапию по относительному облегчению симптомов. Однако они все равно будут сказываться на качестве вашей жизни и влиять на работоспособность. В итоге это все приведет, к… летальному исходу.– Вся жизнь неминуемо приводит нас к летальному исходу. Я не смогу больше играть?Кэти отрицательно покачала головой.

– Судороги будут становиться сильнее, мышцы – слабее. Обычно у больных страдают пальцы, становится невозможно держать даже ложку. Не говоря уже об игре на скрипке, для которой необходимая мелкая моторика.Он закрыл глаза и быстро задышал.

– И сколько мне осталось?– Сложно сказать точно, болезнь прогрессирует быстро. Вероятно, год, может, два. Самое страшное в данной болезни, пожалуй то, что она не вызывает деменцию, способность мыслить не нарушается, вы будете пребывать в здравом уме, все понимать – понимать свое состояние и приближение кончины...– То есть, мой разум будет заключен в немощном теле, как в склепе? Пару лет на медленное превращение в овощ… Вот теперь я впервые рад, что у меня никого нет, страшно подумать, какой бы обузой я стал своей семье.– На самом деле, наличие близких людей рядом было бы кстати, Адам. Моральная поддержка в такой сложный период очень важна. Вам будет тяжело, понадобится уход.– Какая именно поддержка? Смена подгузников, кормление через трубку?

– И это тоже. Вы не справитесь один. Не может быть, чтобы у вас совсем никого не было. Хоть один друг-знакомый, далекие родственники?Он долго молчал, потом обреченно махнул рукой.– Посмотрите на меня, доктор Кессиди. Я похож на душу компании? В школе меня называли ?жердью? и ?каланчей?, я носил зубную пластину и очки, девушки проявляли ко мне интерес только на спор или чтобы позлить своих бойфрендов, а потом все смеялись, обсуждая меня за школой на спортивной площадке. Единственной отдушиной для меня была музыка, моменты, когда я мог закрываться у себя в комнате и разучивать новые произведения. Я оттачивал игру до кровавых мозолей на пальцах, продолжал практиковаться, даже, когда они лопались. Знаете,я нарочно выискивал самые сложные пьесы – Бах, Паганини – играл, пока техника не доходила до идеала, пока скрипка не начинала играть сама, а я лишь следовал за ней. И не скажу, что мне это не нравилось – скрипка никогда меня не подводила, не унижала, не отвергала. Так что… я так и не научился доверять людям, заводить друзей, не нашел свою единственную. Наверное, чтобы начать нравиться женщинам, стоило бы стать рок-звездой, – сыронизировал Адам Гудридж. – Но какая из меня рок-звезда? Но мне этого достаточно, я нашел свою стихию. Вот только всегда боялся умереть от старости в одиночестве. Ведь если прожил столько лет один, что может измениться? Поэтому, тайно надеялся, что однажды, когда я еще не успею превратиться в древнюю беспомощную мумию, меня случайно собьет насмерть машина, или упадет на голову кирпич, или остановится сердце – что будет лучше всего. Я надеялся на смерть, но не на такую же!

– Мне очень жаль, – в который раз повторила Кэти. Кроме этого дежурного извинения у нее не нашлось ни подходящего ответа, ни слов. Разве они вообще существовали?– Я бы очень хотела вам помочь...

Он очень осторожно, деликатно, без всякого подспудного смысла, накрыл ее руку своей широкой ладонью.

– Вообще-то, вы можете. Неужели для таких, как я, нет выхода? Достойного выхода? Чтобы не дожидаться этого унизительного и страшного существования, в трубках и аппаратах, день за днем теряя человеческий облик, опускаясь на самое дно адской бездны, даже еще не умерев?

По спине у Кэти пробежал неприятный холодок.– Что вы имеете в виду? – не поняла она.– Неужели у вас нет пилюли или укола, которые помогут человеку уйти спокойно и достойно?– Вы… вы говорите жуткие вещи.

Лицо Адама Гудриджа потемнело.– Разве? Вы в красках описали мне мое будущее – вот оно жуткое. Кто вообще захочет так жить? Мой дед был ветеринаром, даже больной скот добивают из жалости, из гуманных соображений. Неужто человек – мыслящее существо – не достоин милосердия? Прошу, – с мольбой в голосе попросил он.

Кэти вдруг ударило изнутри тугой волной жалости.– Принять то, что вас ждет, нелегко, я понимаю. Но то, о чем вы говорите… это невозможно.

– Выходит, животному, которого могут усыпить, везет даже больше, чем человеку? – печально заключил Адам Гудридж.

***Соня выглянула из третьего бокса и крикнула в коридор так громко, как только могла:– У меня здесь катастрофа, пациента рвет фонтаном! Кто-нибудь, пожалуйста, принесите новые контейнеры, быстрее!Ей на помощь пришла Ванесса, принеся пару контейнеров и стопку полотенец. Полотенца оказались очень кстати, потому, что форма Сони была вся испачкана в рвоте.

– Сэр, как ваше самочувствие? – спросила Ванесса.

– Как? – наклоняясь над пластиковым контейнером, зло переспросил тот, утробно извергая содержимое желудка. – Мне еще хуже, чем было до того, как меня сюда привезли.– У него жар. С чем он поступил? – уточнила у Сони Ванесса.

– Не знаю. Меня на всех не хватает, я с ног сбилась! Перепроверяю назначения пациентов, и те ли лекарства они получают… до него еще не дошла. Сегодня в приемном творится настоящий ад!

– Анемия. У меня анемия! – прохрипел пациент, крепко вцепившись в тазик, будто это было его единственное спасение.

– Не с отравлением? – недоуменно пожала плечами Соня. – Потомучто у нас был кто-то с отравлением…

– Какое к чертям отравление? – рявкнул пациент. – Это вы меня отравили, эскулапы жопорукие! О боже, я умираю, да?! – его снова стошнило в пластиковый, уже полный до краев контейнер.

– Спокойно, – Ванесса подала ему новый тазик. – Мы все выясним. Давайте подумаем, в чем проблема? Анемия… Соня, – она указала пальцем на капельницу, – ему переливают кровь. Группа?Соня сняла пакет с кровью с крючка, сверила группу на пакете и в карте. Пациента звали Карл Зельцер, и группа крови у него была совершенно не та, которая поступала по капельнице.

– Ему вливают не ту кровь…– Отсоединяй катетер, быстро!

– Что-о?! – заорал пациент. – Да вы точно жопорукие! Гепатитом меня еще заразите для полного счастья!– О, сэр, одну жопорукую особу я знаю точно! – уверила его Соня, отсоединяя пакет с кровью от системы переливания. – И вы не представляете, с какой бы радостью я воткнула в нее этот катетер…

Пациент еще долго орал и ругался, однако, на его счастье, ошибка была замечена вовремя, иначе все могло бы закончиться плачевно.

– Догадываетесь, кто вешал пакет с кровью мистеру Зельцеру? – обратилась к Ванессе Соня, когда они вышли из палаты.

– Дай угадаю – наша новенькая, Хеллман?– Ага. С ее появлением отделение превратилось в черную дыру. Может, она и правда из ада?

– Тогда нужно загнать ее обратно.

Кто-то окликнул их сзади.– Ван, можно с тобой поговорить? – к ним подошла Кэти.

По ее выражению лица Соня поняла, что ей при этом разговоре присутствовать не нужно.

– Видок у меня отвратный. Глядите, я побила рекорд по заблеванности среди медсестер,– она продемонстрировала свою испачканную форму. – Пойду-ка я переоденусь, – и унеслась прочь.

– Я хочу кое о чем поговорить.

– Сложности с пациентом?– Вроде того.

Они отошли к стене, чтобы не мешать идущим по коридору врачам и медсестрам.

– У меня скрипач с БАС, и я только что сообщила ему о его диагнозе.– БАС – это серьезный диагноз. Мне жаль.

– Мне тоже жаль – его. Он очень милый. Скажи, у тебя никогда не было ситуаций, когда единственно верным вариантом для пациента представлялось не лечение, а… смерть?Ванесса с недоумением воззрилась на Кэти.– О чем ты говоришь?!

– Ван, его ждет страшное будущее…– Но пока у него еще есть немного времени.– На что? На ожидание смерти?– Кэти, он в этом мире такой не один. Есть и другие люди, находящиеся в похожих ситуациях… всем им нелегко, но это не значит, что мы должны предлагать им смерть как способ избавления.Кэти замерла, словно приросла к месту, она не знала, что ей делать. Просьба мистера Гудриджа вызвала у нее смешанные чувства, но чем больше она о нем думала, тем больше его понимала.

– Все, что ему нужно, это тот, на кого он мог бы положиться хотя бы в своем последнем желании, это его выбор, – словно со стороны услышала Кэти собственный голос. – Я с ним говорила, он все решил. Он попросил.– Люди в его состоянии могут много о чем просить. Кэти, если мы начнем решать, кому жить, а кому умирать, мы перестанем быть теми, кем являемся. Знаешь, кто такие ?ангелы смерти??– Но это не тот случай. Я не сумасшедшая! – Кэти растерянно потрясла головой. – Я не собираюсь загонять пациентов в могилу пачками, считая себя спасительницей мира! Я видела его взгляд, слышала его тон. Я боюсь, он сделает это так или иначе, если не с врачебной помощью, то сам. Он этого не заслужил, он… – она глубоко вздохнула. – Он, как цветок, такой хрупкий и беззащитный, и ему даже не от кого ждать поддержки. Наверное, японимаю, почему он хочет умереть.

– Если ты ищешь поддержки, или одобрения, или оправдания своим возможным действиям, я их не даю, Кэти. Даже не думай! Мы не можем такое делать, пусть пациент нам и симпатичен. Мы не можем такое делать вообще ни с кем.

***– Ну как, я внушаю доверие? – спросил Джаред и стряхнул с рукава пиджака пылинку.В глазах у него горела целеустремленность и решительность. И Дженсену это нравилось.

– О да! – кивнул он, и к этому моменту и сам уже успел переодеться в костюм. – Ты выглядишь на все сто, прекрати думать о внешнем виде. Бумаги все у тебя?– С бумагами все в порядке, а вот внешний презентабельный вид тоже играет большую роль. Стал бы ты слушать какого-нибудь неряху и его доводы?– Ну, ты точно не из этой категории. Ты не должен волноваться, ты же тысячу раз выступал в суде, выигрывал дела. Уж у тебя-то опыта побольше, чем у всех нас.– Выступал. Я волнуюсь за то, что не сдержусь... Им плевать на клинику, им нужно… – Джаред запнулся, на мгновение перед глазами у него потемнело и повело в сторону. Чтобы не упасть, он ухватился за плечо Дженсена.– Эй! – Дженсен поддержал его, заглянул в мертвенно бледное лицо. – Ты точно в норме?

Джаред судорожно сглотнул, чувствуя, как сжимается желудок, и опасаясь, что сейчас его вырвет прямо здесь, в коридоре, перед дверьми конференц-зала. По лицу струился пот, он был бледен, губы дрожали. Дженсен принялся хлопать его по щекам.– Джаред, дыши глубоко, носом, – говорил он медленно. – У тебя паническая атака…– У меня не было панических атак даже в университете перед экзаменами, – попытался оправдаться уязвленный Джаред.Но с ним и правда творилось что-то странное в последнее время: шум и галдеж раздражали, от горьковатого запаха медикаментов его нешуточно мутило, глаза начинали слезиться, как только он садился за компьютери приникал к монитору, а сегодня, репетируя свою речь, он несколько раз рассыпал бумаги и никак не мог сконцентрироваться.Сейчас, чтобы не потерять равновесие, он опустил голову вниз, уперся руками в колени и сделал пару глубоких вдохов.

– Что ты хочешь, – сострадательно вздохнул Дженсен, поглаживая его по спине.– Ты стареешь.– Спасибо, успокоил. – Джаред разогнулся, мир вокруг него, кажется, обретал былую яркость и снова переворачивался с головы на ноги.

– Ну?

– Прошло.Было очень страшно и стыдно. Так он себя не чувствовал даже в момент своего первого выступления в суде – а это была та еще штука. Может, Дженсен прав, и возраст сыграл с ним злую шутку? В студенческие годы все казалось проще, потому что он был полон сил и уверен в себе, а теперь незаметно потерял сноровку?

– Хорошо, – одобрительно кивнул Дженсен. – Ты справишься. Я буду рядом, мы будем вместе. А ты самый лучший адвокат, не забывай об этом никогда.

Джаред наконец успокоился.– Я должен убедить директоров, должен доказать, что им следует вернуть ОМА! Должен защитить клинику и пациентов, для которых святой Антоний – последний шанс. Иначе какой я, к черту, адвокат, если не смогу этого сделать?

Дженсен достал из кармана своего пиджака платок, вытер Джареду с лица выступившую испарину.

– Помнишь, однажды ты сказал, что такие как я не делают мир лучше, не помогают, что адвокаты лишь роются в грязном белье и заботятся о своих гонорарах? – спросил Джаред.

Дженсен сложил платок и убрал обратно в карман.– Помню. К сожалению. Потому что мне до сих пор стыдно за эти слова. Я не имел права так отзываться о твоей работе, ставить ее ниже своей, я был неправ. Прости меня за это.

– Вообще-то, я не добивался извинений, но спасибо. Я просто подумал, а что если мы и правда… ?такие?? И я ?такой??– Джей, мы все отчасти ?такие?. Мы же живем не в стране единорогов. Работа – любая – порой от нас от всех требует жесткости или… пренебрежения правилами… ну и деньги важны. Извини, что я так редко тебе говорил, что восхищаюсь тобой как профессионалом, как виртуозом своего дела. Я правда восхищаюсь и горжусь.– Правда? – растерялся Джаред и растроганно захлопал ресницами.– Правда. Поцелуй на удачу?– Ага! – охотно закивал Джаред и расцвел в улыбке.Но поцеловаться они не успели. Двери, ведущие в конференц-зал, открылись, и в коридор, едва перебирая ногами, будто гейша,в своей чрезмерно узкой юбке-карандаше вышла Кортез.Она довольно сообщила:– Мы начинаем.

Улыбка сошла с лица Джареда, как будто ее стерли. Он размашисто переступил порог конференц-зала, Дженсен шагнул вслед за ним, но Кортез преградила ему путь.

– Только один представитель клиники святого Антония, – сказала она.– Он больничный юрист, а я – врач. И я работаю в клинике больше десяти лет, – проинформировал ее Дженсен, изо всех сил сдерживаясь. – Я непосредственно имел дело с отцами, поступающими в ОМА, мне есть, что сказать директорам.

– Только один, – упрямо повторила она с расстановками.

Глаза у нее были ледяные, кукольные, ничего не выражающие. Впрочем, как и обычно. Она вся была кукольная, с пластмассовым, нечитаемым лицом. Каждое ее движение, слово отдавало каким-то наигранным ?мыльным? душком. И Дженсена это нервировало. Он глянул на Джареда: тот, водрузив на стол свой кейс, доставал бумаги. Они переглянулись, Джаред посмотрел на него с сожалением и виной, будто это именно он запретил ему сюда входить, а не Кортез.

?Все будет хорошо, Джей! Ты справишься!? – беззвучно одними губами прошептал Дженсен, и пока Кортез стояла прямо перед ним, здесь – на пороге, поспешил обратиться к ней:– Вы прислали к нам бездарность, мисс Кортез.

– Вы о ком?– О Дарлин Хеллман, конечно, о вашей медсестре. Она совершенно не компетентна и ее действия угрожают жизням пациентов. Если вам так нужен шпион, вы могли хотя бы озаботиться квалифицированным шпионом. Я даже не уверен, что ее лицензия медсестры подлинная.

Кортез смотрела на него пристально, не моргая.

– Сегодня она чуть не убила пациента, выставив неправильную дозировку лекарств на капельнице.

– Но не убила же, – голос ее прозвучал ровно и буднично. – Все ошибаются.

Дженсен с трудом подавил в себе желание схватить эту женщину за горло и сжимать, пока пальцы не занемеют.– Правда? В дозировке лекарств, которая может привести к летальному исходу? Хорош медперсонал, не хотите сами у такого полечиться? А я вам потом выражу сочувствие, опустив пункт, касающийся безграмотности людей, в чьих руках было ваше здоровье. Сегодня она никого не убила, к своему счастью и счастью пациентов, но боюсь, рано или поздно это все-таки случится. И тогда это уже будет не только моей проблемой, уж поверьте.

– Не преувеличивайте, – на лице Кортез появилась усмешка. – Давайте дождемся результатов Совета директоров, и тогда посмотрим, у кого будут проблемы.И тут у Дженсена перед самым носом с грохотом захлопнули створки дверей.***Дженсен ослабил галстук, расстегнул верхние – душащие пуговицы рубашки, побродил по коридору взад-вперед, сжимая и разжимая ладони. Стоять под дверьми не было никакого смысла, как и прислушиваться к происходящему в конференц-зале – оттуда доносились лишь приглушенные голоса, и слов было не разобрать.

Волна эмоций захлестнула его. Чертова Кортез! Каково сейчас Джареду там, стоять перед Советом директоров, совсем одному? Он наверняка надеялся, что они с Дженсеном будут выступать вдвоем. Конечно, они вчера вечером несколько раз прогнали все медицинские детали и Джаред не оплошает… но все равно, выглядит как предательство.От злости и расстройства очень хотелось курить. И если бы Дженсен давным-давно не бросил эту, заведенную со студенческих лет, вредную привычку, и у него была бы пачка, то наверняка уже выкурил бы ее всю.