5.05 Run, Rabbit, Run! (2/2)

– Развлекаетесь, доктор Эклз? – пропела вышедшая из кабины лифта Кортез. – Как марафон, как успехи?– Все было прекрасно до этого момента, – ответил Дженсен, чувствуя, как перехватывает дыхание.

Кортез мрачно улыбнулась, в упор глядя на него своими темными глазами.

– А я-то надеялась, что рано или поздно вы все-таки одумаетесь и выберете правильную сторону.Дженсен сделал усилие и начал дышать ровнее.– То есть, вы считаете, что я должен сказать вам спасибо за то, что закрыли ОМА и лишили отцов и их детей медицинской помощи, которую мы здесь им оказывали? Вы можете пренебрежительно относиться к отцам, но дети тоже страдают, а они ни причем.– Эти дети лишь побочный продукт.Дженсен взглянул на свою собеседницу в очередном наряде, который смотрелся на ней совершенно безвкусно.

– Осторожнее с заявлениями, мисс Кортез. У нас с супругом тоже есть дети.

– Да, и мне их чудовищно жаль, – неестественно широкая улыбка словно приклеилась к ее губам. – Разве вы сами не осознаете, что они, как и остальные, ?побочный продукт?, и всегда таковыми будут в обществе? Им будет заказан путь в любое более или менее приличное место: футбольные команды, научные кружки в школе, братства в университетах… Как вы думаете, после этого всего они скажут вам спасибо – своим двум эгоистичным отцам, у которых не хватило ума подумать заранее и вовремя воспользоваться контрацептивами?

Дженсен сжал руку в кулак, но тут же сунул ее в карман джинсов.

– Послушайте, мисс Кортез, вы можете оскорблять меня как врача, пытаться унизить своими глупыми намеками на то, что я плохой специалист, но не смейте высказываться подобным образом в адрес моей семьи, ясно?! Иначе однаждыэти слова могут застрять у вас в горле.

…Из-за ограбления и случившейся давки в приемном было полно копов, и всем им было что-то нужно: то поговорить со свидетелями, то с пострадавшими, то взять показания, то принять заявление. Поэтому сбивающиеся с ног медсестры отмахивались от них, как от назойливых мух и делали вид, что не замечают, перекидываясь друг с другом возмущенным взглядами.

Кэти стерла с доски имя своего очередного пациента и хотела написать имя следующего, но кто-то стянул маркер. Удивительно, что губку оставили, а маркер сперли. Хотя, возможно, кто-то из докторов просто машинально сунул в карман и забыл. Ну и чем теперь писать?- Вот черт! – выругалась она.

Сегодня был явно не ее день.– Простите, мисс…Она обернулась. Напротив нее стоял молодой человек с черными бровями и точеным волевым подбородком. Темно-синяя полицейская форма сидела на нем так хорошо, что его можно было принять за актера, приглашенного для съемок обложки журнала, а не за обычного копа.

– Офицер, - пропавший маркер отошел на второй план.

– Может быть, вы мне поможете? Я ищу своего напарника, мне сказали, что он здесь, но чем больше я пытаюсь узнать, тем меньше со мной говорят.Ну конечно! Это тот самый коп, которого они видели в окно. Издалека лица было не разобрать, и вообще, он казался гораздо старше и ниже ростом, а сейчас, стоя здесь, производил совсем иное впечатление.

– Ваш напарник, наверное, тот офицер, которому стало плохо буквально через дорогу от нашей клиники?– Да, он.

– А мы вас видели, – зачем-то ляпнула Кэти. – В окно.

– Да уж, – он виновато опустил ресницы, сдержав улыбку. – Простите за переполох. Так что, мой напарник в порядке? Офицер Козловски. Его зовут Чарльз Козловски.

– Козловски, помню. Он был у нас, но сейчас его здесь нет. Уже нет.Офицер склонил голову и пристально посмотрел на нее.- В каком смысле?

- Его подняли в кардио. У него случился инфаркт.

– Спасибо! – он развернулся, готовый продолжить поиски своего напарника в кардиоотделении.

– Стойте! У вас самого кровь, надо осмотреть рану.– А это… – офицер коснулся лба. Из пореза чуть выше брови и правда сочилась кровь. – Не стоит. Ерунда, простая царапина. Лучше подскажите, на каком этаже кардио…– Вас сейчас туда все равно не пустят, придется ждать здесь – в комнате с чихающими и кашляющими людьми, или пойти со мной в смотровую палату, где я обработаю и зашью вам порез, выбирайте, – мягко, но настойчиво предложила Кэти. – Скоротаете время до появления новостей о напарнике. Серьезно, на вид рана глубокая, нельзя оставлять просто так, говорю как врач.

Они прошли в свободную смотровую. Кэти жестом пригласила своего пациента сесть на покрытую простыней кушетку, надела перчатки и, подойдя к нему, принялась осматривать порез, надавила на края кровоточащей раны.

– Больно?Офицер даже не поморщился.– Нет. Я же говорю, это не стоит вашего внимания. Я отнимаю у вас время, которое можно потратить на по-настоящему больных пациентов.

– Глупости, вы мой пациент наравне с остальными. Итак, офицер… – Кэти опустила глаза на именную табличку из белого металла под полицейским жетоном на груди. – Кларк.– Можно просто Уилл, доктор… – он в ответ обвел взглядом прикрепленный к карману ее халата бейдж. – Кессиди.– Можно просто Кэти, – улыбнулась она и снова осторожно надавила на края раны. – Понадобятся швы – немного, четыре, максимум пять. А ты везунчик, Уилл, если бы налетел на стекло несколькими сантиметрами ниже, мог бы повредить глаз, а это куда хуже, чем швы. Жаль было бы такие красивые глаза.Он бросил на нее вопросительный взгляд.

– Разве это не я тут должен делать комплименты?

Кэти поняла, что краснеет. Оставалось надеться, что офицер не примет это на свой счет.

– Тебе делали прививку от столбняка?– Да, классе в восьмом – лет десять назад.

– Тогда придется повторить.

– Без проблем.Кэти открыла ящик с медицинским расходным материалом, чтобы подготовить все необходимое.

– Что, и глупых шуток не будет?– Про что именно? – насторожился Уилл.

– Про место укола, конечно. С намеком снять передо мной штаны.

– Так и правда кто-то шутит?– Постоянно, – уверила его Кэти.

– Ну, я не буду. Я коп, у нас часто проходят медосмотры, и все прививки нам делают в руку.

Когда Кэти приготовилась накладывать швы, у офицера Кларка на плече защелкала рация.

– База пять-два-Гарри, - прорезался женский голос, сквозь стрекотание помех,- ваша машина покинула зону патруля.

– Пять-два-Гарри базе, код один-три, офицер Козловски в клинике Святого Антония.

– Принято, пять-два-Гарри.

Кэти в этот момент уже обезболила кожу вокруг раны и отложила шприц с лидокаином в сторону.– Вы постоянно так общаетесь? – спросила она. Ей не хотелось накладывать швы в полной тишине.

– С диспетчером по сканеру? Да.– Говорить обычными словами не разучился?– Вне работы я говорю обычными словами, честно, - признался офицер и ослепительно улыбнулся, так, что у Кэти вниз по спине устремились стада мурашек. – Разве швы накладывают не медсестры?

- А я и есть наполовину медсестра, - созналась Кэти. – Работала здесь ею долгое время, но потом решила учиться на врача и вот теперь я стажер. И не знаю, рада ли я этому или нет. Мне пока непривычно быть в этой роли.– Как все запутанно и непросто.– В святом Антонии все запутанно и непросто.– И какая она, работа врача? – спросил Уилл.

Кэти завязала последний узелок, обрезала нитку и задумалась.– Работа врача… кровь, боль и слезы по большей части.– Похожа на мою.– Что ж, выходит, мы делаем похожую работу. Вот и все, готово! Думаю, шрама не останется.- Спасибо, Кэти, - Уилл благодарно улыбнулся, не отводя глаз от ее лица. Он невольно залюбовался ею.

Несколько мгновений они молча разглядывая друг друга, пока Кэти не почувствовала, как ее щеки вспыхнули ярким румянцем.…Если бы Соня могла, засунув два пальца в рот, громко засвистеть, как это делают фермерские мальчишки, завидев проходящую мимо красивую девушку, выказывая ей тем самым свое внимание, она бы именно так и сделала. Но сейчас она лишь многозначительно протянула ?у-у-у!?, глядя в спину уходящему офицеру.– И кто этот сногсшибательный красавчик? – поинтересовалась она у Кэти, вышедшей вслед за ним из смотровой.

– Просто коп, он искал своего напарника, - она попыталась сохранить невозмутимое выражение лица. - Стоял здесь, истекающий кровью, и всем было на него плевать. Я ему помогла.– Как жаль, что меня в этот момент не было, я бы ему тоже помогла, – мечтательно призналась Соня, – а потом позволила бы покатать себя на его машине с мигалками…Вроде ничего особенного в этой фразе не было, но она сказала это с таким видом, что Кэти поняла – ?машина с мигалками? - это явно метафора.- Я надеюсь, ты дала ему свой номер телефона?

Они бы продолжили этот разговор, если бы Соня не заметила знакомую фигуру в синем пиджаке – от игривого настроя не осталось и следа.

– Мэдисон?– Как Таша? – спросила Мэдисон.Соня и девочка отошли к картотечным шкафам, там было меньше всего народу.

– Все еще не пришла в себя.

Мэдисон помолчала, а потом извлекла из кармана маленький пакетик, в котором белело несколько круглых таблеток.– Вот, – сказала она, протягивая его Соне. – Таша приняла это. Надеюсь, в них нет крысиного яда, толченого стекла и всего такого.– Спасибо, это нам поможет. А ты неплохо осведомлена о разнообразии состава колес.

– Погуглила.– Откуда они у тебя?

– Просто были.– Просто были? Послушай, Мэдисон, это уже не первый случай в твоей школе. Странно, правда? А еще я вижу, что ты не похожа на своих одноклассниц…– Что это значит?– У них глаза пустых кукол, у тебя – нет. Когда привезли Ташу, они смотрели на нее, как на морскую свинку за лабораторным стеклом, ты же смотрела, как взрослый человек, понимающий, что произошло что-то плохое. Тебя что-то беспокоит, расскажи мне.

– Обычно все заканчивается хорошо, если не смешивать, не превышать дозу и принимать с умом… Таша не превышала, не знаю, почему так получилось.

– ?Принимать с умом? наркотики? Ты такие наставления даешь своим одноклассницам? У нее проблемы со здоровьем, вот это, – Соня потрясла пакетиком, – ударило по слабым местам. Скажи, Мэдисон, как давно ты этим занимаешься?– Чем?– Толкаешь.

Кровь отхлынула от лица девочки, и она смертельно побледнела.– Вы не правы!– Перестань, это очевидно, меня ты не обманешь. Я перевидала достаточно пушеров, чтобы в них разбираться. Это умно, толкать дурь своим подругам по школе.

– Они мне не подруги. Они общаются со мной лишь потому, что я приношу таблетки, но у нас нет ничего общего. Я хожу в школу учиться, а они развлекаться. У них и так все есть, зачем им что-то делать? Принимать у них считается вроде как круто и модно. У моего отца нет гоночной машины или яхты, или домика в горах. Они надо мной смеялись, тыкали пальцем, но после того, как я начала давать им таблетки, все изменилось. Они со мной здороваются, улыбаются. Я знаю, что это не настоящая дружба, но так я хотя бы перестала быть паршивой овцой. Таша единственная, кто никогда не относился ко мне плохо, – Мэдисон сгорбилась от отчаянья. – Я, наверное, ужасный человек, мне плевать на остальных, но Таше я никогда не хотела причинить вреда. И мне не нравится то, чем я занимаюсь, понятно? Но у меня нет выбора. Мы не очень богаты, но папа отдал меня в эту дарацкую школу, потому что хотел как лучше. У него была маленькая строительная фирма и все, что он зарабатывал, он отдавал школе – оплачивал мою учебу. Я много раз говорила ему, что это не обязательно, я могу учиться где-то еще, но он даже слушать не желал. А пару лет назад его фирма развалилась, он обанкротился. Мы питаемся полуфабрикатами, папа почти не бывает дома – я его не вижу, потому что он работает на нескольких работах– все для того, чтобы я продолжала учиться в этой чертовой школе рядом с избалованными дурами, привыкшими получать все по щелчку пальцев. Но на оплату все равно не хватает. Однажды один мой знакомый поделился со мной таблетками – просто чтобы расслабиться, поймать кайф. Я не принимаю и не хочу, долго не знала, что с ними делать, но потом все получилось как-то само собой. Джуди Райнсдроф, школьная красотка и королева, как-то хвасталась своей ?свите?, что пришла на урок под кайфом. Я решила попытать удачу, принесла таблетки и предложила местным девчонкам, и сработало! За несколько маленьких колес я получила хорошие деньги. Это было просто. Богатенькие пустышки, живущие в замках с золотыми стенами, расстаются с деньгами, как с фантиками, стоит лишь потрясти перед ними пакетиком с разноцветными пилюлями. Дальше было дело практики: приложить немного усилий, найти проверенного поставщика, придумать, как все устроить – будто делаешь школьный проект. Я стала откладывать на оплату учебы, сказала папе, что получила стипендию, как лучшая ученица, хотя в этой школе никогда не было никаких стипендий… но он так тяжело работает, что поверит, наверное, даже в инопланетян. Я не хотела, чтобы кто-то пострадал, я просто пыталась выжить. Но после того, что случилось с Ташей, уже не уверена, что хочу продолжать… – лицо девочки совершенно побелело. – Что теперь будет? Вы все расскажете копам, и меня арестуют? Я не расстроюсь, если меня исключат из школы, но если папа узнает, что я делала, он навсегда во мне разочаруется…

Соня бросила внимательный взгляд на свою собеседницу.– Я отдам это в лабораторию. Давай подождем и посмотрим, как Таша будет реагировать на лечение.…Дежурная медсестра в кардиологическом отделении оказалась приятнейшей седовласой женщиной, едва завидев копа в форме, она тут же прониклась его обеспокоенным видом, понимающе кивнула и охотно сообщила номер палаты, в которую определили офицера Козловски.

Когда Уилл приоткрыл дверь в палату, его напарник, полулежа в кровати, ковырял ложечкой в пластиковом стаканчике с зеленым желе. Кто бы сомневался!Увидев Уилла, он приветливо ему замахал.– Как ты, Козловски?– Как видишь, пока жив.– Ты нас здорово напугал. Мама видела новости – уже звонила, наверняка готовит свою фирменную запеканку. Завтра заставит передать ее тебе.

– Благослови боже Барбару Кларк! – неуклюже заворочался на подушках офицер Козловски. – С беконом, надеюсь?

– Нет, – разочаровал его Уилл. – С брокколи и морковью.

Козловски тут же скис.

– Твоя мать тот еще изверг. Здешняя еда такая гадость! Ты это видел? – он возмущенно продемонстрировал стаканчик с недоеденным желе. – Там будто разложилась лягушка, невозможно есть… я бы не отказался от сэндвича с пастрами, кеббе, ну или от двойной порции сувлаки.– Серьезно? Сувлаки? Тебя не посадили на диету после всего, что случилось?

– Посадили, – оскорблено моргнул Козловски. – И постельный режим прописали. А сестрички тут ничего, кстати… одна так просто огонь! Ты посиди со мной подольше, вдруг застанешь.Брови Уилла удивленно взметнулись вверх.– Что я слышу, неужели ты наконец-то решил взяться за устройство своей личной жизни?– Да я не про себя, глупый. Про тебя!– О нет, прошу, не будь моей второй мамой, не надо меня ни с кем сводить, - он сделал паузу, подбирая слова. – И вообще, я, кажется, уже встретил девушку, с которой хотел бы познакомиться поближе.– Да? – заинтересовался Козловски. – И где же?– Здесь. Она накладывала мне швы. Обаятельная, умная, милая, и красивая.

Козловски одобрительно хмыкнул. По правде говоря, после двух закончившихся разводом браков, его мало интересовала эта сфера жизни и женский пол в частности, только если этот пол не одет в поварскую форму.– Кстати, говорят, тут отличные врачи. Так что, на ноги тебя поставят быстро. Недельку отлежишься и заступишь обратно на свой пост.– Нет, сынок, боюсь, что так складно не выйдет.– Ну ладно, пару недель.

– Знаешь, может, мне пора на пенсию?

– Что? – растерялся Уилл, всматриваясь в овальное лицо напарника. – Козловски, какая пенсия? Мы же еще не всем плохим парням задали жару.– Это теперь твоя задача, а моя, как истинной старой колоши – сидеть в кресле-качалке перед телевизором и смотреть дневные шоу.

– Ты же ни разу полные двадцать семь дней отпуска не отгулял, Козловски!– Ну вот, пора начинать. Я бы мог уйти на пенсию еще несколько лет назад, но перспектива одинокого сидения в квартире не радовала, да и за тобой присматривать надо было. Должен же был кто-то вдалбливать в твою упрямую голову элементарные вещи, следить, чтобы не лез на рожон.– Я никогда не лез.– Да? А кто поначалу выскакивал из патрульной машины прежде, чем нарушитель прижмется к обочине и заглушит двигатель?

– А сколько я тебе говорил: перестань завтракать, обедать и ужинать пончиками и гамбургерами. Если бы ты не забивал свои артерии холестерином, может быть, не схлопотал бы инфаркт.– Ну ладно, один:один, - согласился Козловски. – Но на пенсию я все равно уйду, твердо решил. Не вечно же за всякой шпаной бегать. Так что придется тебе срабатываться с кем-то другим, пусть старший сержант подыщет кого-то стоящего… Главное, не Мерфи!– Да, с Баззом десять часов в машине не каждый выдержит, - печально улыбнулся Уилл.…Солнце село, жара отступала, позволяя прохладе ночи занять свое место.Таша Бриман лежала в кровати, опутанная трубками и проводами, но в сознании и могла говорить. Ее родители отдыхали на Багамах и пока не прилетели. Разноцветная троица из школы святой Катерины давно покинула клинику, поэтому сейчас в ее палате сидела только Мэдисон.

– Ты не виновата, – повторяла Таша, держа подругу за руку. – Я сама их приняла, я хотела оттянуться, я скажу это кому угодно… ты не виновата!– Виновата. Я же тебе их дала.– Но если бы я не хотела, я бы не приняла! – настаивала на своем Таша, сквозь слезы.

Когда в дверях палаты появилась Соня, Мэдисон вскочила на ноги.

– Вы им сказали? Они идут?– Кто?

– Копы!Соня ответила молчанием.

– Я совершала плохие поступки, – в голосе Мэдисон появились извиняющиеся нотки, – я преступница.– Все мы совершали плохие поступки, - уверила ее Соня, поправляя подушку Таши и проверяя ее показатели на мониторах.

– Я пыталась найти решение…

– Это не оправдание тому, что ты сделала, разубеждать тебя в том, что ты поступала плохо, я не буду, но и с копами торопиться не буду тоже. Их тут сегодня полно, я могла бы им все рассказать, но… - Мэдисон смотрела на Соню во все глаза, - иногда мы оступаемся, и это удача, если после всего мы получаем второй шанс. Я была на твоем месте, преступала закон, но если бы в меня не поверили, позволив исправиться, я бы сейчас здесь не стояла. Ты умная, Мэдисон, я уверена, ты найдешь свое место в жизни, и это будет не продажа таблеток. Но учти, если еще раз кого-нибудь из вашей школы привезут с передозом, я расскажу полиции все, что знаю.– Не привезут, – уверила ее Мэдисон. – По крайней мере, я продавать таблетки больше никому не буду. Мне это не надо. Я решила уйти из школы святой Катерины, даже если папа будет против. Не такая уж она и хорошая, как кажется. Переведусь в обычную школу, отучусь там. Место не главное.

…Когда офицер Козловски, чуть прихрамывая, спустился в полицейский тир, расположенный в подвале участка, там было пустынно, как в морге.

Тир представлял собой длинное помещение, разделенное перегородками.И только самая дальняя секция – у стены, была занята.

Когда-то именно на этом месте ранним утром перед работой он находил своего напарника и друга – Джерри Кларка. Удивительно, что Уилл – его сын, спустя годы, придя на службу в этот же участок, выбрал ту же самую секцию в тире, что и его отец.

Череда выстрелов, сопровождавшихся звоном падающих на пол гильз, оглушала. Офицер Козловски пожалел, что не захватил на входе наушники. Надо было бы за ними вернуться, но, по правде говоря, ужасно не хотелось идти обратно, подниматься по лестнице, потом мучиться ненавистной одышкой. Поэтому он какое-то время стоял поодаль, наблюдая, как ширится дырка в нарисованной голове бумажного силуэта-мишени.

Отсчитав ровно пятнадцать выстрелов и дождавшись тишины, Козловски подошел ближе.

Почувствовав движение за спиной, Уилл обернулся, снял наушники, но первым заговаривать с напарником не стал.– Если тебя нет в полицейском спортзале, значит, тебя надо искать здесь, – наконец подал голос Козловски.– Я думал, тебя выписывают только завтра?– Мне надоело там лежать и питаться желе. Я ушел сегодня.

Уилл молча вытащил пустой магазин из основания рукояти своего Глока, открыл коробку с патронами.– Твой отец всегда приходил сюда, когда надо было о чем-то подумать, - продолжил Козловски. – Я ненавидел тир, ненавидел стрелять, проверки два раза в год были для меня мукой, а он мог попасть в сливу с закрытыми глазами.

– Вот только это все равно не спасло его от пули, – сухо заметил Уилл, заправляя магазин.

Козловски никак не мог подойти к главной теме разговора.– Так как там дела с твоей медсестричкой? Надеюсь, телефон ты у нее взял?– Она учится на врача, - поправил Уилл. – И давай оставим эту тему на потом.

– Ты злишься на меня, Билли Ди? – догадался Козловски, наблюдая, как на скулах у напарника заходили желваки.– Я не злюсь.– А кто станет твоим новым напарником, знаешь?– Пока нет, в конце недели узнаю. Да и какая разница, в общем-то?– Большая. Это же твой напарник.– Ты мой напарник.– Уже нет. Сынок, я обещал твоему отцу за тобой присматривать, и я старался держать слово. Я стал твоим старшим офицером, когда ты пришел в участок, стремился учить тебя так, как бы это делал твой отец – без лишнего фанатизма и попустительства, не спускать тебе с рук косяков, но и не перегибать палку. Не уверен, что хорошо справлялся, потому что до твоего отца мне все равно далеко, да и родитель из меня никудышный – два моих брака окончились разводом, детей у меня нет. Но зато у меня есть ты и я за тебя в ответе. Там, в клинике, я, конечно, сказал, что инфаркт меня напугал, заставил трястись за свое здоровье, что теперь я встаю на правильный путь, меняю жизнь, но я наврал. Изношенное сердце пугает меня не так сильно, как другое, – Козловски прикладывал усилия, чтобы голос не звучал взволнованно. – Взгляни на меня – я развалина, старая и потрепанная, в этот раз я тебя подвел, мы преследовали преступника, а я едва не склеил ласты, ты справился один – считай, мне повезло. Но что, если в следующий раз ситуация будет куда серьезнее и тебе понадобится помощь, а я не смогу тебя прикрыть, потому что меня подведет сердце или глаза, или дрогнет рука? Ты заслуживаешь рядом с собой напарника, в котором будешь уверен.– Я в тебе уверен.– А я в себе – нет. Однажды я уже потерял напарника и друга, и не смог ничего сделать, ему это стоило жизни, его жене и сыну надежды на счастливое совместное будущее, а мне многих лет вины. Второго раза я себе не прощу.– Помнишь, когда погиб отец, ты приехал за мной в школу, чтобы я не узнал о случившемся от чужих людей? А мой выпуск? Мама была против моего поступления в Академию, перестала со мной разговаривать. Она не пришла на присягу в Медисон-Сквер-Гарден, я думал, что буду там совсем один, но вместо нее пришел ты.Я увидел твое лицо в толпе и вдруг ощутил присутствие отца. После того, как его не стало, я сожалел, что он никогда не увидит меня в полицейской форме, но на церемонии я понял, что он рядом. И пока мы работали с тобой вместе, он будто был с нами каждый день. А теперь я словно снова все теряю… и на этот раз вас обоих.– Но ты же не думал, что я буду работать вечно?– Нет, конечно. Но я надеялся, может, в один прекрасный день ты станешь лейтенантом или капитаном, засядешь за стол, но при этом все равно будешь в участке.

Козловски похлопал Уилла по плечу.– Эти роли больше подходят для тебя, а я тридцать лет проработал в патруле, и кроме школы у меня за плечами ничего нет – никогда не стремился к повышению. Все будет хорошо, Уилл. Я тут, рядом, и никуда не денусь. Приглядишь за моими уличными ребятками? И за Бетти.– ?Безумная Бетти?? – усмехнулся Уилл. – Только ты смог найти к ней подход.– Она тебя знает, привыкнет, ты ей всегда нравился. Не надо списывать ее со счетов, она частенько нам помогала. Не такая уж она и безумная, если подумать.– Ладно, я буду присматривать за твоими людьми на улицах. Обещаю.

– Вот и славно. Думаешь, мне легко все оставлять? Но лучше сейчас, чем когда будет поздно. И не забывай, что я тебе говорил, хорошо? Не пали направо и налево без разбору, но если решишь – стреляй наверняка.– В грудь и в голову, помню. Это я запросто.– И доживи до пенсии, а стена героев пускай останется без тебя, ей хватит и того, что на ней уже выбито имя одного из Кларков.

Тревога и напряжение стали спадать. Уилл покачал головой и рассмеялся.

– Знаешь, есть в твоем уходе и кое-что хорошее – я наконец-то сяду за руль! Ты никогда не давал мне водить. И салон всегда был в сахарной пудре…– Да-да, - хмыкнул Козловски. – Давай, издевайся над старым-больным напарником.Когда Козловски собрался уходить, Уилл снова помрачнел. За время работы они часто говорили о его отце, но почти не вспоминали день гибели – это была запретная тема.

– Мне кажется, я никогда не забуду тот день, - произнес Уилл в спину своему – теперь уже бывшему – напарнику.Козловски обернулся.– Что?– День, когда я узнал про отца. Ты вез меня из школы домой и всю дорогу мы молчали. Я чувствовал, что что-то не так.

– Это был непростой разговор. И самый ужасный день за все годы моей службы. Я так надеялся, что мне никогда не придется выражать соболезнования семье своего напарника… но именно это мне и пришлось сделать тогда. Несправедливо. Если бы подобное случилось со мной, Джерри даже некому было бы сообщать. Надо было пойти с ним или отговорить. Мы столько раз стояли на краю: заходили в темные подворотни, квартиры наркоманов, могло случиться все, что угодно, но проносило. А тут все уперлось в чертовы сигареты. Я постоянно говорил твоему отцу, что курение до добра не доведет, что надо бросать, но нет, он дымил как паровоз, у меня глаза в машине слезились. А в последние несколько месяцев он и вовсе будто с катушек слетел, за смену выкуривал пачки три, если не больше. Так что, каждое утро мы начинали с очереди за кофе и поездки в магазин, где он покупал сигареты.

– Знаешь, чего я никак не мог понять все эти годы? Каким глупцом надо быть, чтобы пойти грабить магазин, в котором находится коп? Вы же были на дежурстве – в форме, со значками, все дела. Зачем так глупить? С тем же успехом можно ворваться с пистолетом в полицейский участок.– А человека, взявшего в руки пушку для дурных целей вообще нельзя назвать умным. К тому же, сколько было этому пацану? Лет шестнадцать, по-моему. Это же ребенок, ты себя-то в эти годы помнишь? – Козловски выдавил натужную улыбку. – Много ты думал перед тем, как совершить какой-то поступок?

Уилл задумался.

– Ну, кажется, в свои шестнадцать я до чертиков втюрился в сестру своего лучшего друга. –Затем немного помолчав, добавил: – Старшую. Она была классная, а я был краснеющим подростком. Между нами пролегала огромная пропасть. И вот однажды, когда Мак отправился на тренировку, я не придумал ничего лучше, как прийти к нему домой, якобы вместе делать уроки. То был самый дурацкий план, который только можно придумать. Она все поняла – ведь Мак мой лучший друг, я знал его распорядок дня, как свой. Было жутко неловко. И все равно, это же не ограбление…Козловски неопределенно поводил рукой в воздухе.– Надеюсь, никакого продолжения за этим планом не последовало?

– Ну, – Уилл красноречиво потупился, – как тебе сказать.– И сколько было этой сестре?– Двадцать.– Святая Мария и Иосиф, я уже жалею, что спросил. Уверяю, если бы твоя мать об этом узнала, осознание этого было бы для нее намного хуже ограбления, поверь мне!– Ладно, не самый хороший пример. Просто я хотел сказать, что все равно неразумно грабить магазин в восемь часов утра – касса пустая, а еще там коп у прилавка. Жаль, что у нас нет версии Луиса Барреры, может быть все стало понятнее, если бы его не нашпиговали пулями.

Козловски проглотил застрявший в горле ком.– Просто так бывает, когда преступник не собирается сдаваться и когда положили нашего. Любой коп тебе скажет, что все становится куда сложнее, если перед тобой убийца другого копа. Надо отдать ребятам должное, Брожек с Сото приехали за секунды. Если бы не они, скорее всего, убийца твоего отца успел сбежать, потому что я… от меня вообще толку было мало. Услышав выстрелы и кинувшись в магазин, я увидел Джерри и не стал преследовать парня – зажимал рану, но пуля разорвала сонную артерию, он истек кровью в считанные секунды, а я все не мог от него отойти.– Над этим я тоже частенько думал. Ты приходишь грабить магазин, где продают пиво и сигареты рано утром, в кассе от силы баксов пятнадцать, ты натыкаешься на копа, стреляешь сразу наповал, потом валишь продавца… Два трупа – пятнадцать баксов!

На щеке Козловски заметно подергивался мускул.– Ты ищешь сложное там, где все просто. Не обязательно быть Уайаттом Эрпом чтобы попасть человеку в шею, это может случиться по чистой случайности. К тому же, это дети улиц, они с шести лет носят за поясом пушки. Ничего странного, что гаденыш меткий. А может, он вообще пришел туда не грабить? Может, он пришел убивать? Знаешь, как в бандах поднимаются по карьерной лестнице? – Уилл нехотя кивнул. - Вот. Был шестеркой, убил копа – сразу две ступени вверх. Билли, случившееся – это глубокая рана, шрам будет ныть долго. Думаешь, я не прокручивал ночами все возможные и невозможные варианты? Я столько лет живу с мыслью, что Луис Баррера застрелил не того копа… Но твой отец делал то, что должен был – свою работу, я уверен, он пытался сделать все возможное, чтобы избежать жертв: чтобы парня взяли живым, чтобы продавец не пострадал, наверняка, в самую последнюю очередь он думал о себе – как всегда.

Уилл слушал, слегка приподняв подбородок и изогнув бровь.– Ты сказал, отец много курил? По три пачки за смену. Он так делал, когда его что-то беспокоило. Когда мама попала в больницу с разорвавшимся аппендицитом, и ее увезли на операцию, а мы ждали в коридоре, он каждые двадцать минут выходил на улицу с сигаретой. Нам сказали, что все серьезно, и он места себе не находил. Но он так делал не всегда. Что происходило, может, что-то на работе?Козловски поскреб пухлой пятерней щеку. Сейчас он снова ощущал странное покалывание в груди и сухость в горле, но это был не сердечный приступ.

– Да нет, не было причин на работе. Он немного дергался, да, но я думал, возможно, у него какие-то проблемы с Барб. Или с информатором. Он тогда прорабатывал одного информатора из ?Rosa Negra?.

– А что стало с информатором отца после его смерти?

Козловски поджал губы.– Этого я не знаю. Твой отец рьяно оберегал все, что с ней связано. Может, сбежала, а может ее голова валяется где-то на дне Ист-Ривер, ты же знаешь, как банды поступают со стукачами.

– ?Её?? – переспросил Уилл, чувствуя, как в теле напрягается каждый мускул. – Хочешь сказать, информатором отца была женщина? Ты никогда раньше об этом мне не говорил.– Ну вот, – виновато склонил голову тот. – Растрепал всякую ерунду, старый дурак. А что я должен был сказать? Думаешь, это имеет значение?– Не знаю, ты мне скажи. Но это не ерунда. Не верится, что отец с тобой не обсуждал такие вещи, вы же были друзьями.– Мы были напарниками, – поправил Уилла Козловски. – А информатор, это не хот-дог, которым можно поделиться, Билли Ди. Одно дело ?безумная Бетти?, ночующая в парке, у которой можно узнать, не видела ли она, кто стащил у старушки сумочку, а осведомитель из мексиканскогопреступного синдиката – совсем другое. Это всегда большой риск, но им платят за информацию, однако не все даже в этом случае не соглашаются, многие сдают назад, а кто-то просто влипает в неприятности и отбрасывает коньки. Ты же не думаешь, что у твоего отца было что-то с информатором? Твой отец был из тех людей, которых мало, я никогда не хотел и не хочу тревожить его память какими-то несовершенными мелочами. К жизни его это уже не вернет, а все, что нужно было знать тебе и матери, вам рассказал комиссар. Джерри погиб героем.– Просто у меня столько вопросов о том дне.– Тринадцать лет прошло, сынок. Откапывание призраков дело нехорошее. Что ты хочешь знать? Он был отличным отцом и мужем, столько раз за смену говорил о вас с матерью, что мне иногда казалось – это моя семья, а не его. Прошли годы, ты вырос достойной сменой своего отца, он бы тобой гордился.

– Мне его очень не хватает.– Знаю, мне тоже.

…На двери комнаты Эбби висела табличка, на картонке крупно накарябано ярко-розовым лаком с блестками: ?Соне не входить!!!?.

– Эббс, – Соня постучала, но ручку дергать не стала.

Она знала, приемная дочь по ту сторону двери, из комнаты доносились характерные щелчки набираемых на телефоне СМСок.Соня вздохнула поглубже и начала, глядя в закрытую дверь:– Знаешь, я хотела извиниться за то, что не могу отдать тебя в хорошую частную школу и тебе приходится учиться в обычной, но потом подумала и решила, что не буду. Я не буду извиняться! Я и так делаю достаточно, делаю все, чтобы ты стала хорошим человеком. Но хорошим человеком можно стать, учась и в обычной школе. Ведь это не зависит от места, это зависит от того, что внутри тебя… Ты можешь злиться и обижаться, но ябуду все равно за тобой присматривать. Я обещала твоей маме. А еще мне на тебя не плевать, и за это я тоже не буду извиняться. Я знаю, что не могу заменить тебе маму, но я и не пытаюсь. Она стала мамой и мне тоже, свою я никогда не видела, и думала, мне это не нужно, но когда Нора забрала меня с улиц и привела к себе домой, я поняла, насколько мне не хватало семейного тепла. Мне правда очень жаль, Эбби, что ее больше нет, я тоже очень скучаю… я стольких потеряла – свою мать, когда родилась, отца Монро, Нору… но тебя я не потеряю, Эбби!

За дверью что-то щелкнуло, и вдруг загремела музыка, тонкие стены квартиры заходили ходуном, по полу пошла мелкая дрожь. Соня поняла, что больше не слышит собственного голоса. Продолжать говорить не имело смысла.

ТВСStay tuned! >>> S05Ep06 VervainМузыка к эпизоду:?Indila – Derniere DanseСоня разговаривает с Мэдисон после того, как ее подругу привезли с передозом; Ванесса стоит на краю крыши и смотрит вниз на улицу, ее находит Кэти.? Smashing Pumpkins - A Song for a SonУилл и офицер Козловски разговаривают в тире о его уходе на пенсию и об отце Уилла.