10. Не главные герои (1/2)

— Ну, наконец-то, — протянула с улыбкой Джулия, когда в каюте появился Льюис. — Ты достал подробные сведения насчёт Теда Адамса? — Он сейчас в Екатеринбурге, — довольно улыбнулся толстяк, падая в кресло с видом уставшего человека. — А на корабле, как обычно, ничего съестного и я — главный повар? — Не отвлекайся, - строго сказал Дэвид. — Мне тут доложили мои ребятки, что один резвый журналист с Окинавы собирает информацию о лицее Санк-Флеш. Если точнее, он собирает информацию о нас и нашей миссии в лицее.

— Да, я помню этого парня, — озадаченно кивнул Дэвид. — Собственно, из-за него я и задержался. Но не переживай. Если он будет нам мешать, я им займусь. Короче говоря, точный адрес Адамса я нашёл. Держим курс на Россию. В каждом мало-мальски популярном повествовании есть персонаж типа Весельчак. Его основные признаки: он, в первую очередь, забавный, обаятельный, даже если и красивый, то это не на первом месте, но чаще всего он просто милый или нелепый. Он существует, чтобы создавать гармоничный контраст с брутальным главным героем, вроде Дэвида, Саи или меня. Это клоун повествования, который кое-как разбавляет темные краски бытия основных персонажей.

Мне хочется рассказать про Льюиса — начальника службы тайных операций Красного Щита, агента ФБР в отставке, бывшего уличного парня из Нью-Йорка. Вероятно, следует рассказать о нём просто для того, чтобы порвать несколько шаблонов.Когда Льюис впервые появился в агентстве, это был не слишком высокий, но подтянутый и тонкий молодой человек с непроницаемо-черными глазами. У него был, вообще, неприятный взгляд, которым он пользовался для допросов. Бывало, он просто жевал жвачку, смотрел, склонив голову, в лицо собеседнику, и с каждой секундой последнему становилось в более худо. Глаза у него небольшие, круглые, но радужная оболочка большая. Две небольшие черные дыры, полные холодного внимания. Спустя три года службы Льюис впервые в своей жизни влюбился, потерял голову настолько, что хотел бросить ФБР. Он планировал семью и совершенно иную жизнь подальше от Вашингтона. Льюис работал достаточно дотошно и серьезно. Что он умел, так это искать информацию и людей. В этом он проявлял настоящие чудеса мистики. Люди в его подчинении слушались его беспрекословно, инструкции отдавал четкие — не придерешься. И так вышло, что случайно на стол Льюиса попал финансовый контракт с какой-то французской фирмой. Секретарша оставила, вместо того, чтобы отнести директору. Контракт был на поставку в Америку какого-то препарата. Льюис название запомнил, и стал… искать. Даже ему было трудно попытаться найти хоть что-то, но то, что он всё же отыскал, могло заставить поседеть любого неподготовленного человека. Это были чудовищные опыты на людях, болезненные и страшные мутации. Льюису велели перестать копать. У него была семья — уже почти была. И он бы перестал, потому что понимал, чем может обернуться дело, но эксперименты и их последствия были настолько вопиюще чудовищны, что они не оставляли его в покое. Он ел сэндвичи, бегал по утрам или слушал музыку, а в глазах стояли изуродованные люди, ревущие, наполовину мутировавшие, зовущие по именам своих родных и близких. Их было очень много, и никто не пытался остановить этот ад. Льюису пришлось расстаться с девушкой. Точнее, он сделал вид, что расстался. Заставил ее уехать подальше от места его работы, пообещал ей, что вернется, и всё тогда, наконец, закончится. Он продолжил искать, строя планы по поводу того, что делать с информацией. Нужны были имена и четкие документальные доказательства, чтобы представить их прессе. Хотя бы. Для начала. Его девушка улетела в Испанию, но ее нашли и там. Два опытных образца действия Дельта-67 разорвали ее в клочья. После этого Льюис исчез, и на данный момент в Бюро считается пропавшим без вести. Он бы сошел с ума, если бы его не завербовал Красный Щит, который наблюдал некоторое время за деятельностью рьяного агента ФБР. Льюису дали собственную оперативную группу, а старшим напарником назначили Дэвида. Он оказался в компании подобных себе. Практически каждый в Красном Щите что-то потерял из-за рукокрылов, и это место стало Льюису семьей. Он очерствел сердцем, сделался более хладнокровным, спокойнее смотрел на ужасы происходящего. Он обзавелся черным чувством юмора и неуемным аппетитом. Когда с ним повстречался Дэвид впервые, Льюис ему широко улыбнулся: — Привет. Теперь ты — мой босс, верно? Он уже тогда был полноватым. Только наедине с собой Льюис снимает свои любимые черные очки, и взгляд его небольших, круглых глаз становится тяжелым и холодным, как нефть. Я заметил, что всем становится не смешно, когда Льюис перестает дурачиться.

Таких историй в Красном Щите много. Один из оперативников в отделе Льюиса — бывший повар. На его глазах убили пару незнакомых прохожих. Потом он лично видел, как работала команда зачистки. Чудом остался жив и едва не сошел с ума. Некоторые выросли в Красном Щите, как, например, Дэвид, у которого еще отец служил агентом. У агентов одинаковая униформа, но они разной национальности: американцы, китайцы, индусы, русские — почти в каждой стране есть небольшой отдел Красного Щита. И у каждого за спиной своя кровавая история, которую они берегут или от которой стараются избавиться. Я видел — поколение за поколением — как умирают эти люди. Кто-то спивается, кого-то убивают, как массовку для крутых главных героев. И у всего есть смысл. Протянув отчеты Дэвиду, Льюис сел в кресло поудобнее и достал из пакета два набора с лапшой. — Всё-таки в той забегаловке у Ямбару лучший рамен. Эй, Дэвид, скажи слово “рамен” по-японски. — Отвяжись, — пробормотал он, уткнувшись в отчет. — У него получается “рэймен”, — сообщил Льюис Джулии, и та улыбнулась: — Ты еще не слышал, как он пытается говорить по-русски. Дэвид вздохнул и закрыл папку: — Вы сговорились? Я тут, вообще-то, пытаюсь работать. — Полегче, босс, мы уже заткнулись, — миролюбиво ответил Льюис. Если я возьмусь перечислять всех главных героев этой войны, список получится бесконечно длинный… И я не смогу перечислить всех улыбок, слез отчаяния, всех героических поступков, которые останутся неизвестными. Но нужно, необходимо помнить, что они существовали. И без них не было бы этих дневников.*** Между прочим, продолжая тему, следует упомянуть, что помимо помятого после Вьетнама Окомуро, на Окинаве действовал еще один не менее активный человек, который очень хотел найти Кая, Саю и ответить на множество вопросов. По своей энергичности он не уступал журналисту, а по воздействию на реальность слегка напоминал танк. Впрочем, я говорю “он”, а это, между прочим, “она”… Несчастного шокированного Окомуро, кстати, поймали бравые молодцы из боевого отряда Красного Щита. Вежливо, но строго, они проводили парня до Окинавы, и Льюис лично пообещал им заняться, "в случае чего". Он сказал это, приспустив на нос очки, и Окомуро почувствовал, что по спине его течет холодный пот. Хорошо, хоть удалось сохранить у себя пару плохеньких снимков, сделанных на фотоаппарат отца.

В общем, пока наш бравый герой журналистики впадал в депрессию после неприятного столкновения с реальностью в лице Красного Щита, девушка по имени Мао на другом конце района Козо приходила в отчаяние. Когда она приходила в это самое отчаяние, то руки не заламывала, не ревела, даже не расхаживала по комнате и, вообще, вела себя нетипично. Эмоция в ней напоминала силу накаливания. Медленно и неотвратимо она достигала своего пика, чтобы толкнуть Мао на решительные действия.Не хватало только запала, чтобы эта смелая девушка отправилась на другой конец света за Каем. Спасти, если потребуется, побить для профилактики, потом поцеловать и начать допрос с пристрастием. Этот "запал", впрочем, был уже близко, хотя бедный Окомуро в своей депрессии об этом не подозревал.

Когда Мао в очередной раз навестила закрытый ресторанчик О`Моро, где работал Джордж и располагался дом Кая, она в сердцах прошептала, оглядывая пустынное помещение в вот уже который раз: — Почему ты ничего мне не сказал? Ни за что тебя не прощу… Отыщу, и мало тебе, парень, не покажется. Мир вверх дном переверну, если потребуется.Дочь главы мафиози клана Джахан понятия не имела, что очень скоро такая возможность ей предоставится.*** В холодном и темном сумраке трюма, где стоял контейнер не было ни единого живого существа, кроме Соломона. Со своим обыкновенным мечтательным видом он рассеянно бродил вокруг контейнера. Впервые за всё время ему было немного неспокойно. Может, дело в близком пробуждении Дивы? Он мог бы сказать себе и так, но отказывался врать. Дело было не только в этом. Он мечтал о пробуждении Дивы, но всякий раз, когда он представлял её лицо — бледное, решительное, властное в своей дикой красоте — на месте этого лица возникало лицо Саи. Оно было смущенным, разрумяненным и источавшим сердечное тепло. В этом лице не было порочной страсти, жажды — управлять, увлекать, нравиться. И вместе с тем Сая способна превращаться в чудовище — сильное, принципиальное, хладнокровное. Когда она дралась, в ней была не ярость, не кровожадность, это было… величие.

Тщетно Соломон пытался убедить себя, что интерес его — лишь интерес философа и ученого. Он уже догадывался, что испытывает к Сае нечто, схожее с влечением, но не имел понятия о глубине этого влечения и полагал это недолгим эмоциональным фарсом. “Я предупредил обо всём Амшеля, составил отчет о том, как будет дальше действовать Сая и Красный Щит. Теперь его черед. Я убедил его в необходимости присоединить Саю к семье. Или поссорить с ее нынешней семьей… Но Дива сожрет ее”. Он остановился у контейнера. “Дива восхитительно прямолинейна, у нее нет рамок и ограничителей, она — хаос. Сая — гармония, сложная, тонкая. Она кажется невзрачной и простоватой со своей наивной улыбкой, но только взгляни глубже… Честное слово, что, если примирить сестер? Неужели, никому не приходило этого в голову всерьез?” Его побуждения были далеки от стремления завершить войну. Просто ему хотелось иметь свободу действий в отношении Саи. Он, как и всякий, не воспринимал меня, как шевалье, и думал, что единственная преграда на пути к Сае — война. “Она ранима и женственна. Гораздо более податлива на манипуляции. Я смог бы…”.

Поток мыслей его прервал Джеймс. Как и всегда, он бесшумно появился на пороге трюма, в конце стукнув пяткой о пол демонстративно, на военный манер. Сначала Соломон даже не обернулся, пока не услышал вкрадчивое и настороженное: — Привет, Соломон. Как дела? Соломон прекрасно понимал, что Джеймса не интересуют его дела.

“Тебя просто используют. Ты мне смешон, бедный фанатик”. Темнокожий солдат когда-то понравился Диве во Вьетнаме за ту неистовость, с которой он дрался. Она насильно сделала его своим шевалье, просто чтобы сломать его волю. Амшель позже нашел ему прекрасное применение. Джеймс — некогда хороший человек, солдат на службе родины — переменился до такой степени сильно, что практически умер, как личность. Шевалье настолько свободен духом от королевы, насколько он силен. Амшель способен манипулировать Дивой и переиначивать ее приказы, например. Но Джемс не видел жизни без новой госпожи. Она стала его религией, и это смотрелось чудовищно на фоне его прошлой жизни и личности.Соломон, мельком оглядев Джеймса, подумал именно об этом. — Как у меня дела? Спасибо, хорошо, — улыбнулся он иронично. — А я не о тебе спрашивал, — спокойно заметил Джеймс. — Разумеется, — развёл руками Соломон, — хотя мог бы поинтересоваться. Мы же братья. — Амшель подтвердил, что Хаджи всё ещё почему-то жив, — сдвинул брови Джеймс. — Бог знает, как он выжил во вьетнамскую ночь тридцать лет назад. Ведь ему, кажется, отсекли руку, обескровили, стреляли в голову и при этом он падал с огромной высоты. Кровь он не пьёт, запасы сил никак не восполняет. Я был уверен, что даже шевалье не выживают после такого. Натана этот тип очень интересует — хочет знать малейшие подробности.

— А... вспомнил, о ком ты говоришь, — рассеянно махнул рукой Соломон, — расслабься. Тело у него выносливое, но дух сломан и мертв. Он лишь послушная оболочка. И не беспокойся насчет его живучести. Это просто ловкость и везение. Ты сметешь его со своего пути, даже не заметив. — Но Натан… — Натан сумасброд, — улыбнулся Соломон. — Его интересует не сила Хаджи, а кое-что другое. Джеймс нахмурился: — Натан сказал, что чтобы заполучить Саю, придется сначала разобраться именно с Хаджи. И я ему верю, он до сих пор ни разу не ошибался. — В самом деле? — безмятежно отозвался Соломон. — Ну, тогда не переживай. Я прикончу его лично, как встречу. Это всё, что ты хотел знать? А теперь… меня больше интересует, что с Карлом. Этот сумасшедший выжил, надеюсь? — Местонахождение неизвестно, — коротко ответил Джеймс, украдкой кинув взгляд на контейнер позади Соломона. — И, вообще, его несанкционированные выходки ставят под угрозу успех нашей операции. Я требую, чтобы он перестал вмешиваться. — Вот сам ему это и скажи, — вздохнул Соломон, пожимая плечами. — Оставляю тебя. Что бы там ни было, а надо подыскивать Карлу замену на всякий случай. В конце концов, я же не могу отлучаться от компании надолго. И, Джеймс, я тебя прошу... Не занимайся самодеятельностью. И он улыбнулся. Джеймс внимательно посмотрел в это красивое, почти женственное лицо своего брата и в который раз испытал непреодолимое отвращение. Он прекрасно понял, что имел в виду Соломон под этим деликатным словом "самодеятельность". — Я выполняю свой долг, — гордо отрезал Джеймс, — вот и всё. — Славненько, — пропел Соломон, удаляясь. Поднявшись на палубу корабля, он глубоко вдохнул воздух, пропахший сырым металлом и солью. К этому запаху примешивался ни на что не похожий резкий запах топлива. Он проводил взглядом поднявшийся со взлётной полосы испытательный истребитель. "Славная птичка, — подумал Соломон удовлетворенно. — Жажда человека убивать себе подобных способна за десятилетия создать оружия, способные сотни раз уничтожить Луну. Впрочем, Луну было бы жаль...". Разговор обо мне немедленно выветрился из его головы, но занозой в глубине души застряла мысль о том, что Натан советовал убить меня, если они хотят получить Саю. В последнее время этот странный шевалье слишком часто и настойчиво напоминает всем о существовании защитника Саи. Новая блажь или что-то серьезное? Почему Натан начинает на нём зацикливаться? И почему Амшель прислушивается к нему? Соломон не знал, что между мной и Натаном протянута очень тонкая, очень старая и крепкая нить взаимосвязи. Это единственное существо во всём мире, которое меня не недооценивает. Натан — единственный из всех шевалье Дивы, который пьет кровь ради удовольствия и за компанию, а не потому, что так надо. Натан — единственный из всех шевалье Дивы, который не принимает свой истинный облик. Еще один Весельчак истории, таковым, на самом деле, не являющийся.*** А в этот же день разочарованный Окомуро лежал в своей комнате и меланхолично курил, продолжая впадать в уныние. Шикарное расследование, которое могло принести ему карьеру, сорвалось. А всё почему? Потому что закончился отпуск, причём, закончился не слишком приятно. Он рассчитывал, что за неделю справится с делом и вернётся с победой, но, встретившись во Вьетнаме с серьезными ребятами из Красного Щита, уверенности у него поубавилось, и горе-сыщик приуныл.

Он выкуривал одну пачку сигарет за другой и смотрел в потолок. Единственное, чего он действительно добился — привёз к себе на родину бутылку дорогого французского вина — того самого вина, о котором шла речь во Вьетнаме. Довольно ироничный подарок судьбы — напиток считался очень дорогим, но Окомуро вино не любил вообще никакое, и теперь эта драгоценная бутылка пылилась на полке рядом с горой окурков, фотоаппаратом и кипой не разобранных материалов.

Собираясь на работу с огромной неохотой, он обнаружил среди своих вещей папку с напечатанными фото, которые он сделал в Ханое на балу лицея. У него не было до сих пор времени окинуть их достаточно внимательным взором. Окомуро с досадой рассматривал снимки. Неожиданно глаза его округлились, потом он нахмурился, отложил фото в сторону…

Эти фотографии заставили журналиста перерыть старый отцовский архив. Он понял, что на фотографиях тридцатилетней давности и на снимках, сделанных им во Вьетнаме, одна и та же молодая девушка, почти девочка. Везде эта девочка с кем-то дралась — то с какими-то мутантами — недоразумениями природы, то с каким-то безумным поклонником косплея. Мало того (он все-таки вспомнил, что Карл называл ее Саей), судя по всему, эта Сая не меняется внешне уже тридцать лет, как минимум.“Может, это мать и дочь? Но почему они настолько похожи? — думал он. — И, к тому же, я, чёрт возьми, собственными глазами видел, как затягиваются ее раны…”. За кулисами мира повседневности, к которому он привык, таился совершенно другой, вышедший из кошмаров Лавкрафта. Это пугало и будоражило Окомуро. Однако, он ощущал себя безруким, немым, бессильным перед тайнами жуткого, закулисного мира. На работе бедолага думал обо всём, кроме непосредственно работы. Мысли его занимала лишь Сая. Сидя за своим рабочем столом, он водил ручкой в блокноте, вырисовывая в нём кривовато-косоватые схемы с известными ему фактами, пытаясь связать их в единую цепь. Но пока что выходило, что все события тем или иным образом соприкасаются с обычной японской школьницей и намекали на бессмертие, что ни в какие ворота не укладывалось, и Окомуро отказывался с этим мириться. — Чёрт. Чёрт! — повторял он, без конца обводя имя ?Сая? в центре листа блокнота. — Чёрт! Ничего не складывается! В наступившей трагически тишине на его многострадальную голову, аки молот судьбы, опустился свернутый в трубку журнал. ?Молот судьбы? в руке сжимал начальник, который стоял за спиной Окомуро и раздраженно целую минуту наблюдал за каракулями своего подчиненного, ничего в них не понимая.

— Окомуро, — ровно выговорил он, когда журналист увидел его, развернувшись в кресле, — мне не известно, что у тебя там не складывается, но я знаю, что если ты не соблаговолишь заняться делом, то не сложится у тебя карьера. Вот нифига не сложится, веришь? Кончай заниматься чепухой и вспомни, что скоро начнется сбор статей по теме незаконного отлова окинавских жуков. И для тебя это либо день смертной казни, либо день, когда тебя не уволят с работы. Я ясно выразился? Окомуро пробурчал, что выразился его босс предельно доступно и тяжело вздохнул, проглатывая целую тираду на тему того, как сильно и глубоко ему наплевать на жуков, браконьеров и даже увольнение…

Он не стал слушать, что дальше сказал начальник. Его голову, словно божье благословение, посетила мысль, перекрывшая разом и слова начальника и саму его тучную, грушеобразную фигуру. Мысль заключалась в том, что если в деле замешано французское вино, то почему бы не отправиться на его родину, к производителям? Окомуро перевел на босса ошалевший взгляд блестящих глаз: — Босс, а… командируйте меня во Францию? Мне необходимо кое-что выяснить.

— Прелесть какая, — озадаченно проворчал босс, рассматривая его с прищуром, словно рассуждая, не болен ли его подчиненный психически. — Ты только что из Вьетнама, а теперь рвешься во Францию? Тяжело даётся твой отдых, наверное, да, тунеядец?! — и последовал очередной удар ?молотом судьбы?. — Я не стану тратить на тебя ни казенные деньги ни моё драгоценное время! Купишь себе билет на пособие по безработице! — Я так и знал, — без удивления вздохнул Окомуро, потирая голову. — Этим всё и должно было кончиться. Он собрал вещи с рабочего стола и громко сказал, уходя: — Между прочим, я пошёл собирать материал! — Помни о сроках! — зловеще крикнул ему вдогонку шеф из кабинета.

— Помню помню! — крикнул Окомуро и тут же добавил гораздо тише, комично почесав голову: — А как хочется забыть… Окомуро не солгал. Он действительно отправился за материалом, просто эти материалы не имели никакого отношения к жукам. “Рано или поздно меня должны были уволить. Я ненавижу эту газету. И из меня плохой журналист”, — подумал он не столько печально, сколько флегматично. В первую очередь он решил проверить свою догадку насчет вина — в нём что-то должно быть. Просто обязано. И Окомуро знал, кто сможет в этом разобраться. Глава медицинского центра района Козо был одним из нежелательных информаторов Окомуро. Нежелательных, в смысле, дорого берет за информацию. Зато он почти всегда в курсе всех дел. Этот человек был охотником за красивыми, молодыми медсестрами, которые, в свою очередь, любили поделиться слухами, а слушать он умел. Это всё выходило у него не специально — просто он умел выслушивать женщину, если хотел с ней переспать. — Ух, ты, — присвистнул глава медицинского центра, принимая от Окомуро вино. — Дорогая штучка. Спасибо. Но, — он хитро сощурился, — что-то это на тебя не похоже. Журналист улыбнулся: — Собственно, мне нужно, чтобы вы провели анализ содержимого в бутылке. — Ну да. Мог догадаться, — хмыкнул он. — А что мне за это будет? Окомуро сказал: — Если это просто вино, забирайте его себе. Но если там что-то… необычное и из ряда вон выдающееся есть, то я вам заплачу. Идёт? — По обычным расценкам, — сварливо добавил врач. — Кстати, у меня тоже для вас подарок. Информация. — Подарок? — насторожился Окомуро. — А мне в радость рассказать. Я только “за”, если вы это где угодно напечатаете. Помните то убийство учителя школы в Козо? Так вот, может, вы не заметили, но те люди в желтых скафандрах побывали в доме еще одной жертвы этого маньяка. Они забрали раненого из больницы, где он находился, и с тех пор никто его не видел. Понимаете? Они не только трупы забирали. Они забрали и раненого прямо из реанимации. И без следа. А потом и вся семья его сгинула. Окрыленный этой информацией, Окомуро пулей выскочил из кабинета и помчался в больницу Козо, куда, собственно, и привозят всех раненых. Там он подошёл к одной из дежурных медсестёр на вахте. Не замечала ли он а в последнее время чего-нибудь странного, спросил он.

— А зачем вы спрашиваете? — поинтересовалась женщина. — Я репортёр. Расследую одно дело, связанное с недавними нападениями на жителей Козо, — обаятельно улыбнулся Окомуро. — Ваши сведения могут быть чрезвычайно полезны для масс. Вы не замечали тут недавно людей из спецслужбы? На них еще должны были быть желтые скафандры. — Да-да, действительно, — встрепенулась медсестра, непременно желая быть полезной для масс. — К нам привезли раненого — я знала его. Мой муж часто заходил в его ресторан. Привезли Джорджа Миагуско поздно вечером. Народу уже не было. И спустя какое-то время следом приехал большой фургон. Его подогнали к самому входу и забрали туда раненого пациента. Никто им не мешал — приказ сверху. Так я и не видела Джорджа. Говорят, он с кем-то подрался. Я уж не знаю, с кем, но раны были такие, будто его медведь разодрал. Ох, не хотела я отдавать Джорджа спецслужбам, но как же поспоришь… с этими американцами. Совсем как хозяева себя ведут. Вместо улыбки на лице окомуро возникло серьезное выражение. Он медленно спросил: — То есть, никому не известно, где он? Если я верно понимаю, он американец? Бывший военный? — Чего не знаю, того не знаю, — развела руками медсестра. — Но вестей от него нет. И семья его исчезла. Были у него ребятишки, которых он из приюта взял. Все трое пропали неизвестно куда.

— То есть? — нахмурился репортёр. — Пропала вся семья целиком? Одновременно? — Да. Они держали этот ресторан… О`Моро, кажется,а потом как испарились. — Спасибо, — выдавил Окомуро и, взяв адрес ресторана, направился в путь. Он уткнулся в небольшое, уютное строение со знакомым названием и остановился у закрытой двери. Именно там ещё совсем недавно стояла Мао.

— А я надеялся, что хотя бы тут мне повезёт, и я найду информацию о Сае и том чудовище, — вздохнул журналист и закурил с мрачном видом, направляясь в сторону своей машины. — Ничего не поделаешь. Придётся отправиться на поклон к Суримаче.

Обычно он всегда владел интересной информацией, но Окомуро всегда обращался к нему только в самых крайних случаях. Вытащить из этого типа информацию никогда не бывает легко. — Чего? — возмутился Суримаче, когда Окомуро сел за его стол и рассказал, зачем пришел. — У вас на работе своей информации хватает!

— Но у тебя общенациональная газета, — сказал Окомуро, уже копаясь в компьютере своего друга, невзирая на слабые попытки суримаче прогнать его со стула, — и там информации должно быть больше. Оп-па… — журналист посмотрел на заголовок одной из папок, которая называлась ?Случай в О`Моро?. — А, ты это искал, — успокоился Суримаче. — Ничего интересного. Какой-то американец напился в хлам и разбушевался в кафе. Из этого даже статьи не получилось.

— Давай, — Окомуро требовательно протянул руку. — Ну, ты же собирал материал. Показывай свои записи.

— Шутки в сторону, — затряс головой Суримаче. — Я не вправе кому-либо показывать свои отчёты!

Окомуро кинул на друга мрачный взгляд, красноречиво говоривший, что он объехал за этой статьёй половину города и отступать не намерен. — Н-не-не дам… — уже менее уверенно произнёс Суримаче, как-то съежившись под взглядом журналиста.

— Ты заставляешь меня это сделать, — сказал Окомуро со вздохом и добавил, не меняя ни скучающего тона ни взгляда: — Твоя жена очень удивится, если узнает, чем ты занимался на выездном сборе любителей регби.

Бедный Суримаче сжался еще больше, а Окомуро выдавил плотоядную, дьявольскую улыбку. Он победил.

— Уговорили, — печально пробормотал Суримаче и протянул Окомуро свой блокнот. — Но… только ненадолго.

— Ты уж прости, — широко улыбнулся Окомуро, но характер улыбки отнюдь не говорил о раскаянии. — Сочтёмся, — махнул рукой Суримаче. Окомуро немедленно начал исследовать блокнот, повторяя тихо вслух: — Так-с… Место преступления: ресторан О`Моро. Жертвой стал Миагуско Джордж — американец и владелец заведения. В прошлом — солдат американской армии. Сыновья: Кай и Рик. Дочь… Саё. — Нет. Я просто неправильно прочёл, — поправил Суримаче. — Я слышал, что её называют Сая. — Как ты сказал? — встрепенулся Окомуро. — Сая? — Да, эта девочка еще училась в той самой бизнес-школе, — равнодушно махнул рукой Суримаче. — В ней американский морской пехотинец по пьяни прикончил учителя. — Спасибо, — пробормотал Окомуро, срываясь с места в который раз и кидая на стол блокнот. Параллельно он посмотрел на часы — занятия в школе скоро должны были закончиться.

Подходя к зданию школы, он плотоядно огляделся, не задаваясь вопросом на тему того, как странно выглядит растрепанный мужчина с диковатым взглядом и трехдневной щетиной около ворот школы. — Я тут не был со дня убийства, — вполголоса сам себе сказал он. Он успел. Из здания как раз выходили ученики, и раздавалась трель последнего звонка.

А в это время из школы выходила и Мао. Увидев Каори, она окликнула её. — Ты в курсе, одна я пребываю в неведении, — тут же набросилась Мао. Каори оторопело посмотрела по сторонам и вымолвила: — Ты это о чём? — Не придуривайся! — отрезала Мао. — Значит, Кай вчера вернулся? Я еле вытащила информацию у его дружков… Какого чёрта вы скрыли это от меня? Каори заметно сникла. Речь шла об уехавшей на рассвете Сае.

— А что такого? — спокойно возразила Каори. — Кай предупредил, что это должно остаться между нами. Он сказал, что если ты узнаешь, то наверняка захочешь поехать вместе с ними, а это… не нужно.

— Поехать с ними? — изумилась Мао. — Куда, конкретно? Каори печально покачала головой и тихо сказала: — Тебе придётся забыть о них. Они уехали и явно не хотели, чтобы их преследовали. — Уехали?! — взорвалась Мао, раздраженная таким поразительным спокойствием. — И Сая тоже?

Голос у Мао был не то чтобы громкий. Он был звонкий. И довольно специфический. Окомуро, услышав, как красивая девчонка недалеко от него ругается по поводу Саи, немедленно навострил уши. — Верно. Сая тоже. — И ты их не остановила?! — Мао была вне себя. — А с какой стати я буду их отговаривать? — не выдержав, возмутилась Каори. — Может, ты не привыкла, но люди вокруг тебя сами себе хозяева! — здесь она сделала паузу, потому что подле девушек застыл со странным выражением лица какой-то небритый, взлохмаченный и очень подозрительный тип. — Послушайте, — он улыбнулся как можно более дружелюбно и обаятельно, но не успел ничего сказать, как вперёд выступила гневная Мао, закрыв собой Каори: — Тебе чего, старикан? Окомуро на пару секунд даже забыл, зачем он пришёл и изумленно посмотрел на высокую красавицу, которая, нахмурив брови, решительно смотрела на него: — Кто старикан? — протянул он. — Я?

— Девочку себе ищешь? — каким-то нехорошим тоном спросила Мао, делая шаг ближе. Тон этот, повторюсь, был весьма громкий, и все слышавшие в школьном дворе, ученики, немедленно с удивлением и подозрением воззрились на ?старикана? по имени Окомуро.

— Нет! — панически замахал руками журналист каким-то писклявым от волнения голосом. — Нет нет нет! Ты… не подумай плохого. Бог ты мой, где она?... — он начал лихорадочно искать по карманам свою визитную карточку под инквизиторским взглядом Мао. — Сейчас найду… Вот! — он победно вытащил из кармана картонку. — Ознакомься.

Мао выдернула визитку из руки и, полуотвернувшись, приблизила её к глазам, внимательно изучая. — Так, вы из газеты? — тон ее не потеплел, но звучал удивленно. Ученики сняли с Окомуро прицельный огонь взглядов. — В самую точку, — облегченно рассмеялся журналист и снова начал обыскивать свои карманы. — Я бы хотел вам кое-что показать… Окомуро вытащил на свет фотографию Саи. На ней она боролась с Карлом. Увидев фото, Каори отшатнулась испуганно. Отпуская Саю, она понимала, что её подруга скрывает что-то важное, но она и не подозревала, что всё окажется настолько странно. И она никогда не видела такого лица у нее — настолько мрачного, искаженного яростью. Это не постановка, поняла девушка. Это какая-то дикая, невероятная реальность, от которой Сая захотела уберечь Каори и ушла, не оборачиваясь. — Это же Сая, — удивлённо округлила глаза Мао.

— Ты не ошиблась? — уточнил Окомуро серьёзно.

— Конечно, нет. Я не слепая. Это театральное представление какое-то? Игра? Она в белом платье, с мечом в руке…Не знала, что у неё такое странное хобби.

— А на этом фото тоже она? — спросил Окомуро, показывая ей черно-белую фотографию, сделанную отцом. Фото это было красноречивым. Монстр с раной, из которой бьет алый фонтан, Сая с безумным взглядом берсерка, вымазанная кровью, с длинными волосами сжимает в руках тот же старинный, самурайский меч. Каори прикрыла рот ладонью. Она поняла, что дела Саи, вероятно, связаны с войной, и она находится в какой-то службе в качестве агента. Поняв это, она ничего не сказала, только смущённо опустила глаза. Ей было печально и неловко смотреть на фото. — Боже, что это? — неприязненно скривилась Мао, разглядывая чудовище. — Сая снимается в фильмах ужасов? Она уехала на съемки, да? — Боже мой, Сая, что же с тобой происходит… — печально и тихо пробормотала Каори, вздохнув. — Так, это правда она? — спросил Окомуро. — Вы уверены? Стоило ему это сказать, как Мао железной рукой схватила беднягу за ворот и приподняла его вверх так, что Окомуро пришлось встать на цыпочки: — А теперь, старик, говори, что ты знаешь. Где Сая? Зачем ты про неё вынюхиваешь? Выкладывай всё, как на духу! Иначе папочкины помощники быстро вытрясут из тебя информацию! При этом неизвестно, что внушало Окомуро больше опасения — "папочкины помощники" или разгневанная девушка с внешностью фотомодели и силой бодибилдера. — Прекрати, Мао! — неожиданно одернула ее Каори. — Сая — просто моя подруга. Она не выносит одиночества, любит вкусно и много поесть, слушает рок и занимается легкой атлетикой, — выпалив всё это, она будто попыталась закрыть перед собой вид фотографии, где Сая дерется с монстром. — Она… обыкновенная девочка! Я не знаю, что у неё случилось, но если Сая решила уехать, то мы обязаны уважать её решение, а не преследовать и доставать с идиотскими вопросами, — задохнувшись от обуреваемых её чувств, она крепче сжала свой портфель и убежала. Мао задумчиво выпустила ворот Окомуро и посмотрела вслед девочке, подумав, что Каори не стала бы так нервничать из-за простого отъезда Саи. Журналист, тем временем, возмущенно кашлял — у Мао воистину была титановая хватка. Грустно вздохнув, Мао с непринужденной грубостью схватила все еще задыхающегося журналиста за рукав и потянула за собой. — Эй! Ты куда меня тащишь?! — сквозь кашель поинтересовался он. — Ты хочешь что-то знать о Сае или нет? — отбрила Мао, не сбавляя шаг. — Поговорить надо. Окомуро благоразумно молчал всю дорогу. В кафе они уселись друг напротив друга. — Выкладывай, — сказала девушка таким тоном, что начальник журналиста мог бы нервно курить в углу. — Что выкладывать? — нахмурился Окомуро. — Где Сая?

Окомуро вздохнул и решил быть честным: — В последний раз я видел ее во вьетнамском лицее. А ты, собственно говоря, кто? — Я — Мао Джахан. Она привыкла к реакции на свое имя, поэтому презрительно посмотрела на журналиста, когда он округлил глаза: — К-кто, прости? — Окомуро даже привстал с места, вглядываясь в лицо юной школьницы. Он прекрасно помнил о мафиозной группировке — мечте всех журналистов. Написать статью о ней всегда было прибыльно, но довольно опасно. — Ты… из мафии Джахан? — Это не мафия! — оскорблено отбрила Мао. — Это обычная фирма по торговле недвижимостью! — А потом добавила, флегматично пожав плечами: — Ну, может, с нестандартным подходом к клиентуре…

?Ага. Как же. Обычная. Конкуренты этой фирмы до сих пор в восторге от ?законных? манипуляций Джахан, — подумал Окомуро. — Ну и влип же я?. — Спасибо за откровенность… — потерянно пробормотал он. — Не за что, — милостиво кивнула Мао. — А что Сая делает во вьетнамской школе? — Не знаю, — угрюмо выдавил журналист, продолжая с опаской смотреть на школьницу, которая не спускала с него своего фирменного взгляда. — И откуда она взялась на снимке, сделанном тридцать лет назад во Вьетнаме? Так не бывает, — Мао задумчиво посмотрела на дату черно-белого фото Саи. — Впрочем, дело ясное. На одном снимке изображена мать, а на другом — дочь. Они просто очень похожи. Окомуро повертел в руках последнее фото: — Я бы принял это объяснение за чистую монету, если бы не видел монстра своими глазами... — Какой ещё монстр? — скептически изогнула бровь Мао. Окомуро не отвечал, и девушка протянула изумленно: — Господи, ты серьезно думаешь, что Сая отправилась на борьбу с монстрами? Тогда ты самый наивный в мире журналист. Эй, дядь, я тебя разочарую, в реальной жизни нет никаких чудовищ. Кроме людей и моего папы… Что такое? — встрепенулась Мао, заметив напряженный взгляд журналиста. — Слушай, ты не помнишь, когда примерно исчезла Сая? — В конце сентября, — ответила Мао.

— А воронка на месте Ямбару тоже появилась в сентябре, — неторопливо сказал Окомуро. — Ты что хочешь этим сказать? — осторожно поинтересовалась Мао. — Сам не знаю пока, — пробормотал он. — В голове только бредовые предположения и ни одного разумного. — То есть, ты больной? — спокойно уточнила Мао. — Фантастики начитался?

Окомуро не ответил. Ему было не до этого. Внезапно беседу прервал звонок телефона. — Извини, — Окомуро лихорадочно шарил в карманах рюкзака, пытаясь найти телефон. — Да, это я, — произнес он в трубку. — А, здравствуйте, доктор. Как вы быстро… Что там у нас с вином? Что?

— Мне сейчас не до вина! — взвизгнул голос главы медицинского центра. — В мой кабинет пробрался вор. Причем, избирательный какой… забрал только бутылку вина, которую ты оставил.

Окомуро медленно положил трубку, постепенно бледнея. Когда он опускал руку, из динамика еще приглушенно доносился голос доктора: — Погром устроили! Гады! Суда на них нет! Потом он смолк, потому что Окомуро прервал связь. Срочно требовалось подумать, отыскать хотя бы одну соломинку в бурном водовороте размышлений, найти спасительное решение, которое подскажет, что, черт возьми, делать дальше…

— Проблемы, да? — вздохнула Мао, глядя в свой стакан с апельсиновым соком. — Дурные у меня предчувствия. — Пока что они тебя не обманывают, — вымолвил Окомуро, потерянно глядя перед собой на поверхность стола. — Становится жарковато. Я должен немедленно обо всём расспросить Саю. Только где её искать?..