8. Шопен и война (часть III) (1/2)

Карл прогуливался по саду, разбитому перед особняком, и разглядывал два одинаковых контейнера. Различались они только тем, что в одном спала Дива, а в другом не было ничего. Пока что вокруг тихо, но Карл лучше всех понимал, насколько обманчива тишина, и что за ней скрывается. С балкона за ним наблюдала пара внимательных глаз. Ван был, мягко говоря, возмущён тем, как к нему отнёсся Карл. Полное пренебрежение. — Соломон, — тихо процедил сквозь зубы Ван, — Карл, кажется, что-то против меня задумал. Пусть этот препарат и вывел он, но над проектом начальством поставлен именно я!

— Не дергайтесь, — равнодушно ответил Соломон. — Карл ничего против вас не задумал. Ему, вообще, плевать.

— Допустим. А почему именно Вьетнам? Зачем нужно было так далеко тащиться? Ради этого контейнера? Что в нём? Ему на вид лет двадцать... Смешно просто. Мне не терпится отвезти вас в лабораторию, чтобы показать, к каким результатам мы пришли. — Ему тридцать лет, — сухо поправил его Соломон, и в голосе послышалась сталь. — То, что находится в контейнере — важнее, чем те исследования, о которых вы твердите. Не переживайте, — смягчился он. — Я прекрасно знаю, что вы намерены мне показать нечто грандиозное. Кстати, месье Арджеано, удовлетворите моё любопытство, расскажите мне о том загадочном самурае, что упоминался в отчетах с Окинавы. Ван понимающе хмыкнул: — Тоже интересно? Я не узнал о нём ничего. Судя по всему, он невысок, очень лёгок и обладает нечеловеческой силой, так как разрубает чудовище безо всякого труда.

— И вам не удалось узнать его имя? — с улыбкой спросил Соломон. — Чисто работает. Нужно быть очень храбрым, чтобы одолеть рукокрыла.

Ван нахмурился — ему показалось, что этот человек восхищается самураем. Но спрашивать он ничего не стал — себе дороже лезть не в своё дело. Он так же решил не интересоваться, когда закончатся опыты над детьми. То, что происходит в подвале поместья, пугало его. Снаружи этот огромный дом казался прибежищем большой, дружной семьи, но под землей в пронумерованных камерах спали дети. Ван никогда не был там. Ему казалось, эксперимент себя не оправдывает. Да, у детей фантастическая способность дольше оставаться в своем уме и быть послушными, но побочные эффекты мутации чудовищны, да и сам процесс трансформации болезненнее, чем у взрослых. В подземелье, о котором мрачно рассуждал Ван, было тесно. Оно представляло собой развилку тесных коридорчиков, по обеим сторонам которых вплотную друг к другу располагались камеры с железной решёткой. Небольшие фонарики тускло освещали этот круг ада.

На каждой из коек темнела маленькая фигурка спящего нездоровым сном ребёнка. Каждый из детей был обёрнут в красный плащ с капюшоном. Для чего такая показная маскарадность — непонятно. Проходящие мимо камер взрослые в жёлтых комбинезонах деловито совершали обход. Иногда между ними можно услышать такой диалог: — Ну, что? Нет больше "объектов"? — Нет. — Чего уставший такой? — На операционном столе иные из них просыпаются и начинают верещать. Так утомительно. — Да, парень. Ты заслужил отдых от своей поганой работенки. Идём, перекусим. Они уходили, и в конце коридора скорбно и протяжно скрипела кованая дверь.Кай и Рик не входили в число "объектов". Ван еще не решил, что с ними делать. На Кая препарат уже будет действовать, как на взрослого, а как он подействует на странного мальчика, проявляющего признаки рукокрыла, являясь человеком — вообще не понятно. Когда в камеру Кая зашли две фигуры в жёлтых комбинезонах, парень не двигался. Один из рабочих слабо пнул ботинком затылок парня и посветил на него фонарем: — Эй, ты. Подъём. — А кто он, вообще, такой? Его для демонстрации "детишек" используют? — шёпотом спросил один другого. — Да. Он, типа "жертва", — коротко кивнул он и снова пнул Кая, повысив голос: — Вставай уже! На этот раз ботинок ощутимо ударил парня по затылку. — Может, он... того? — вздохнул его напарник. — Не должен. Давай на носилки, — он спрятал фонарь и вышел вместе с напарником.

Каю понадобилось всё хладнокровие и выдержка, чтобы вытерпеть унизительные пинки типа в костюме. Как только двое повернулись к нему спиной, он уже не сдерживался. Неслышным прыжком он вскочил на ноги. Напав на первого со спины, он приложил его о стену, а затем мощный кулак его ударил в солнечное сплетение второго. Пока тот задыхался, корчась на полу и пытаясь достать из-за пояса электрошокер, Кай прошипел, опережая его: — Вот эту штучку ищешь, а? Вот эту? Получай, мразь, — и он выстрелил из шокера в шею своего противника. После этого разряженное оружие он выбросил. Кай осторожно обыскал напавших, взял с собой фонарь, связку ключей и вышел из камеры. Он так и не притронулся к еде, которую принесли с утра, хотя был голоден, так что охотно сунул в рот булку, которую нашел у одного из охранников. "Надо же. Свежий хлеб", — равнодушно отметил про себя Кай.

Он посмотрел на детей в клетках. Злость в нём перешла тот самый барьер, за которым заканчивалась эмоциональность и начиналась решительная способность действовать хладнокровно.

Наверху о произошедшем инциденте никто не знал. Шла подготовка к демонстрации и отлету контейнера с Дивой. "И чего Соломон так разозлился, когда я упомянул про груз?" — с досадой спрашивал себя Ван. Он чувствовал, что от него скрывают нечто важное. Его слушались, назначали начальником, он был со всеми на короткой ноге, но порой он ловил себя на том, что он игрушка в чьих-то небрежных, жестоких руках. И в чьих именно — он не знал. Только чувствовал на себе неприятное, насмешливое внимание. Так наблюдают за поведением муравья. — Пришел ассистент с отчетом, — прогнусавил позади Вана его новый, личный помощник. От помощника несло потом — эти жёлтые костюмы были страшно неудобными. Ван раздраженно поморщился и сунул в рот конфету: — Пусть войдет. Ассистент вошёл незамедлительно. Выглядел он неважно. Лоснящийся, синий костюм потрепан, а под глазом виднелась ссадина, которая была смешно замазана тональным кремом. Ван с любопытством оглядел ассистента, и тот сказал: — Вторая фаза трансформации "объектов" проходит очень успешно.

— Это ни о чём не говорит, — фыркнул Ван. — Подробнее. — При введении того же количества D-67, что и на первой фазе, побочных эффектов в виде неконтролируемой зооэнтропии не наблюдается.

— Замечательно. Но мне нужно больше данных, — равнодушно ответил Ван.

— Потому мы и планируем расширить степень эксперимента на второй фазе. На завтрашней демонстрации для директора... — Отменяется ваша демонстрация, — вздохнул Ван, — Соломон отказался на ней присутствовать, сославшись на дела. Сказал, чтобы мы продолжали в том же духе.

— Хорошо, — удивленно промямлил ассистент. "Не хорошо, — поправил его мысленно Ван. — Ему словно наплевать на мою работу. Словно для него это пустяки. Вечно витает в каких-то своих философских дебрях...". — Кстати, откуда взялся этот "директор Соломон" на нашу голову? — осторожно спросил личный помощник. — Ты ещё здесь? — меланхолично усмехнулся Ван. — Это глава совета директоров Санк Флеш, на которую мы с тобой работаем, к твоему сведению. Он всего за пять лет вывел эту компанию на международный уровень. Чёрт, но даже я не представляю себе, о чём думает этот человек.

Тем временем, Кай осторожно продвигался по коридорам, стараясь найти камеру, где лежал его брат. Рик, в отличие от остальных ребят, не спал. Он не принимал никаких "препаратов", и его проявляющиеся способности были делом рук генетического характера. Тщетно мальчик пытался освободиться от ремней, приковавшим его к узкой, деревянной кровати. Ему удалось скинуть с головы душный капюшон, и он огляделся. Мозг работал с потрясающей четкостью. Вместо того, чтобы кричать в панике, он напряг зрение и стал рассматривать свои ремни, рассчитывая шансы на спасение. Спустя десять минут возни ему удалось лишь слегка привести в порядок затекшие ноги и сильно вспотеть. За ним со странным спокойствием наблюдала Муи, которая лежала в противоположной камере. Снотворное ещё не до конца выветрилось, и девочка находилась в ступоре. Равнодушно и сонно наблюдая за тем, как ее друг пытается высвободиться, она спросила: — Как ты думаешь, нас с тобой продадут куда-то? — Что? А… нет. Мы им этого не позволим, — пропыхтел Рик. — Меня убьют. Я же без ноги, кому я понадоблюсь такая, — снова голос ее прозвучал пугающе ровно. Мальчик быстро посмотрел на нее, снова испытав гадкое чувство обреченности и ужаса. Вместо лица Муи ему показалось, он видит маску, просто на него похожую. И под маской… кроется нечто. Рик успел заметить людей в желтых комбинезонах с логотипом Санк Флеш, и знал, что опасность им грозит куда более серьёзная. Наконец, он извернулся — удалось освободить руку. Это придало ему сил. Вскоре Рик уже сидел на постели и усиленно растирал онемевшие конечности.

— Всё будет хорошо, не позволяй себе спать или впадать в ступор, Муи, слышишь? Мы выберемся… Она медленно перевела на него взгляд и облизала губы: — Рик, — прошептала она, — я почти не чувствую тела. И до меня не сразу доходит то, что ты говоришь. От тебя странно пахнет… Так странно, — она снова облизала губы. — Всё болит…

В конце коридора послышался звук шагов, и мальчик проворно притворился спящим, хотя сердце его колотилось, словно у загнанного. Ему казалось, что он слишком громко дышит, но стоило задержать дыхание, как голова кружилась. К его ужасу, вскоре он услышал, что кто-то открыл дверь в камеру. А потом он ощутил на своем лице бесцеремонный свет фонаря. Когда чья-то рука легла на плечо мальчика, тот вздрогнул и в ужасе открыл глаза. Перед ним с лукавой улыбкой был Кай. Он поднёс фонарь к своему лицу и насмешливо шепнул: — Ну, привет, трусишка.*** Близился рассвет. Длинная, безумная ночь кончалась, и начиналось не менее безумное утро. Никто не знал, что оно принесёт. Ночь, словно зловещий занавес, поднималась над девственной площадкой для действий, на которую готовились выйти актёры.

Мотор выключили, и теперь лодка бесшумно скользила по воде. Очаровывающая тишина дремала на берегах реки, у которой склонялись до ряби волн густые кроны деревьев. Нежно розовое молоко разлилось по просыпающемуся небу. Внезапно, сквозь туман, окутывающий речку, я увидел тонкий контур какого-то предмета. Сначала мне показалось, что это коряга или голая ветка, торчащая из воды. Но, к моему печальному изумлению, контур обозначал старое оружие, брошенное кем-то в пылу сражения много лет назад. Солдата, который стоял за этим сооружением, уже давно нет в живых, а его молчащее, бесполезное и страшное орудие смерти гордо смотрит дулом в небо. Как будто укор всему живому. Сая тоже заметила предмет, нахмурилась. — Это вьетнамское оружие, зенитная пушка, — прошептала она. — Попытка защитить воздушное пространство… впрочем, почти бессмысленная, но эти люди так не считали. Они хватались за любой шанс спасти себе жизнь. И даже то, насколько вьетнамцы были бесчеловечно жестоки к пленным, оправдывается террором, который был на них обрушен со всех сторон. — Ты винишь американцев или французов? — тихо спросил я. — Ни тех ни других, — печально и серьезно ответила Сая. — Винить следует отдельных людей. Знай я их имена, возможно, указала бы пальцем. Но кто знает, сколько именно военных преступлений было совершено и с чьей конкретно указки они делались. Сама эта бесчеловечная война — преступление. Я не виню простых солдат, порой безмолвных пешек, которым не оставили выбора… Самое страшное, Хаджи, что имена палачей — безвестны. Они словно дразнят меня. Горячим шепотом слетела с ее губ яростная фраза, Сая зажмурилась, схватилась за голову: — Она меня бесит… — Что именно? — Песня. Кто-то поет. Вроде бы красиво, но у меня в жилах кипит кровь… — она резко отошла от меня, словно я сам ассоциировался у нее с этой песней. Даже я пока не улавливал ее, но через пять минут услышал и понял: — Он ждет тебя. Кто-то знает, что ты придешь… Надо сказать Дэвиду. — Кто ждет, Хаджи? О чём ты? Нам нужно идти туда. Даже не думай останавливать всю операцию, на нее брошено слишком много сил! Ты слышишь меня? — она посмотрела на меня решительно и почти гневно. — Я хочу, чтобы всё закончилось. — Если таково твое желание, — ровно произнес я, посмотрев в небо. — Возможно, именно сегодня, не смотря на всё, наша история закончится. — Когда всё это закончится, — в смятении заговорила Сая, — я вернусь... вернусь к прежней жизни с Каем, Риком, со старыми друзьями… “Нет”, — сказал ей я мысленно. Она столкнулась со мной взглядом, и ее лицо исказила ненависть, точно она услышала мой ответ. — Почему ты так смотришь? — мрачно спросила Сая. — Не веришь? Думаешь, я монстр? Ответь, Хаджи. — Ты поймешь, когда всё вспомнишь… — Замолчи, — прошипела она, отворачиваясь. — Высаживаемся, — прозвучала команда Дэвида. События пересекли невидимую черту отчаяния. События сметались в пропасть. За кронами деревьев впереди белел особняк. Я никому не сказал, что нас, скорее всего, ждут. Посмотрев на Саю, подумал: “Каждый из нас делает свой выбор. Моему хладнокровию и слепоте оправданий нет. Твоей бесконтрольности и ярости — тоже. И, если говорить о конкретных именах палачей, то я знаю несколько — моё и твое. Имя твоей сестры и ее шевалье”. Тянуло духотой и металлом, в голову врезалась песня, всё громче слышимая со стороны особняка. У Дивы несравненный, искренний голос — нежный, но сильный, звучащий порой где-то на грани с безумием. Удерживаясь от падения в него, песня неожиданно снова ласкала слух мягкостью, потом трелью взлетала на высочайшие ноты и пронзала сердце ледяным копьем. Ее слышали только рукокрылы. Сая страдала от того, что сочувствовала песне, любила ее и ненавидела. Я — тоже. И мы оба, скованные голосом Дивы, предчувствовали ад. Мы пошли через джунгли. Сая начинала чувствовать огромную усталость от борьбы с собой и бессонницы. Вчера на праздничном вечере она так почти ничего не перекусила. Переливания крови ей не сделали. Один раз ноги подвели её, и она чуть было не упала, но я поддержал её. Раздраженно оттолкнув меня, она пошла вперед. — Всё в порядке, — отрывисто выдохнула Сая, не глядя в мою сторону. В этих состояниях я целиком и полностью ассоциировался у нее с войной, она инстинктивно напрягалась подле меня. Джунгли начинали казаться бесконечным лабиринтом из блестящей, лаковой зелени. Внезапно Роджерс — тип в солнцезащитных очках — остановился и вскинул ружьё. — Что случилось? — напряженно спросила его наставница. — Птицы смолкли, — коротко ответил он. Действительно, вскрики диких птиц, гармонично нарушающие рассветную тишину, исчезли, и эта самая тишина обозначилась еще четче, чем прежде. У меня заныла рука, кровь в теле показалась словно бы кипящей, люди вокруг больше не казались живыми существами, я видел в них ходячие куски мяса. “Постараемся не дышать”. Наконец, я услышал чьи-то голоса — воистину, ангельские. Они тихо и бесконечно печально подпевали пению Дивы. Если дети слышат ее и подпевают ей, значит, они рукокрылы. Значит, они дошли таки до экспериментов над детьми. Страшная тревога прошлась дрожью по моему телу. — Песня... – выдохнула Сая зачарованно. — Я поняла, о чём она… Как жутко, что ее поют дети. — Какая песня? — напрягся Дэвид.

— Об откровенном самоубийстве мира… через наше разрушение. Если планета создала нас намеренно, то только для того, чтобы убить себя. В ней нет ничего лишнего… — Сая, что ты несешь? — перебил ее американец. — Сосредоточься и приди в себя, мы почти пришли. На самом деле, песня Дивы о крови. О том, что в мире ничего не осталось ничего, кроме нее и ее зова, но Сая видела в ней какой-то очень глубокий, страшный смысл, который сейчас мучил ее. Я снова заставил себя подавить вспышку жуткой жажды, схватившись за изуродованную руку. — Хаджи, — прошептала Сая, посмотрев на меня напряженно, — ты тоже…

— Я справлюсь, — пробормотал я через силу и выпрямился. — Дива никогда ещё не была к нам так близко, и даже если не удастся захватить её, мы всё равно сможем обследовать это место и набрать материал, — сказал Дэвид упрямо и решительно. — Мы уже на месте — пути назад нет. “Впору вызывать священника с вертолётом для массового чтения отходных”, — подумал я, посмотрев на Саю. — Кажется, можно идти, — кивнула Клара. Ни она ни её команда не слышали нашей короткой перемолвки. Они ещё не знали, что рядом с ними бок о бок ходит настоящий дьявол.

*** Карл неподвижно стоял у окна в кабинете. Ожидание стало для него наслаждением. Он впитывал в себя покой тихой комнаты и наступившего рассвета. Он любовался царящимпорядком, как любуется художник чистым листом холста перед тем, как нарисовать на нём шедевр. Только вместо шедевра — катастрофа. "Надо посмотреть правде в глаза, — думал он. — Миром правит энтропия, разрушение. Время всё обращает в прах и снова создаёт, чтобы вновь убить. Процесс убийства — настоящее искусство, которому нас научила сама природа. Смерть — вечна, жизнь скоротечна, и этот факт очевиден. Я всего лишь принимаю этот закон. Ты тоже, верно, Соломон? Мы-то оба знаем, что скрывается под твоим невинным личиком", — рассуждал он, разглядывая фотографию тридцатилетней давности. Она изображала недавно инициированного Карла и Соломона. Между ними в кресле у этого особняка восседала Дива. У неё в тот день не было настроения, и она предпочла фотографироваться с вуалью на лице. Тогда и наступило время, когда Дива разбила Карлу сердце, назначив своим фаворитом Соломона.

Фотография сделана прямо накануне битвы с Саей в деревушке неподалёку. Это будило в Карле сладкие воспоминания. То, какой он видел сестру своей госпожи в тот раз, не шло в сравнение даже с безумием Дивы. Дива всегда держала свою ярость под контролем — она рано этому научилась, но Сае это в новинку, и её гнев первозданно прекрасен.

А здесь — фото, сделанное во времена второй мировой. Четверо шевалье Дивы вместе. Соломон носил форму американского офицера. На самом деле, он был шпионом, тайно помогавшим развитию нацизма в США. Амшель в своем неизменном деловом костюме провел всё время в Швейцарии, занимаясь банковскими операциями. Рядом — темнокожий шевалье Джеймс. Этот новичок сразу начал раздражать Карла. У него к Диве была настолько собачья преданность, что это всех смешило, даже равнодушного Соломона.

Вот совсем новая фотография. Сделана при открытии филиала Санк Флеш во Вьетнаме. Карл рядом с Соломоном в окружении научных сотрудников. Карл выглядит мрачным и надменным, словно стоящим от всех шевалье в стороне...

— Ты лишился руки в бою, — послышался вкрадчивый голос со стороны двери, — опять. Пару дней назад, да? Ты, неразумный, всё-таки напал на Саю? Карл удивленно обернулся: "Я не ослышался? Ты ревнуешь?" — Знаешь, мне рассказали о "том самом самурае". Говорят, Сая очень сильна, — Соломон улыбался, но зелёные глаза оставались холодными. — Она способна убивать нас своей кровью. Второй такой просто не существует. Это — единственная сестра Дивы. И я, наконец, понял, для чего ты так уговаривал меня перевезти сюда нашу госпожу. Не только потому, что контейнер с ней отыскали прихвостни Саи. Просто с помощью него ты манил ее сюда. Кажется, как раз совсем недалеко отсюда случилась знаменательная битва под рождество… Знаешь, я не против твоей личной ненависти к Сае. В конце концов, это бодрит — понимаю. Но девчонку нельзя убивать. Обещай мне это.

Карл, который во время всей тирады, холодно смотрел на фотографию, поинтересовался небрежно: — Ответь честно, в тебе сейчас говорит шевалье Дивы или обычный смертный, поддавшийся слабости? Он поднял на него непроницаемые, черные глаза, но Соломон только улыбнулся, ответив откровенно: — И то и другое. Что скажет Дива, когда узнает, как ты своевольничаешь, пока она спала? — Не смей говорить об этом Амшелю, — немедленно скривился Карл. В такие моменты, когда он хмурился и сжимал кулаки, он казался Соломону совсем мальчиком. — Это зависит от тебя, — назидательно ответил блондин. Улыбка его была доброжелательной, но Карл ясно почувствовал угрозу. "Если попытаюсь убить Саю, этот гад расскажет Амшелю о моих мыслях и планах, да? Тварь",— Карл кинул на Соломона безумный взгляд ничем неприкрытой ненависти. Они оба молчали до тех пор, пока не услышали, что со стороны контейнера Дивы явно есть движение. Ни один человек не мог его уловить слухом, но оба шевалье, переглянувшись, поняли, что Дива вот-вот проснётся. Во взгляде Соломона была озадаченность, а во взгляде Карла тревога. — Ты чувствуешь это? — спросил первый. — Просыпается будущая императрица нашего мира… Единоличная правительница, мать, возлюбленная, источник нашей борьбы и жизни. Сколькому она одна научила нас? Никто не сравнится с ней, — но, сказав последнюю фразу, он почему-то опустил голову. Карл едко улыбнулся: — Не расточай свои любезности, Дива пока тебя не слышит. Ей по барабану твое восхищение. Она исполнена искренности. Я спущусь и посмотрю, как она. Он был рад избавиться от общества Соломона, который красноречиво смотрел ему в спину.

"Интересно, кто в тебе победит? Влюбившийся смертный или шевалье Дивы? Посмотрим? кто из нас тогда окажется в немилости у нашей королевы", — мрачно думал Карл, спускаясь к контейнеру. Около него во дворе стоял Ван. Он безуспешно пытался открыть его своей карточкой. Дверь починили, и теперь содержимое было увидеть не так просто. — Прочь отсюда. У тебя нет прав, чтобы вламываться сюда, — процедил сквозь зубы Карл. Ван раздраженно отступил, а шевалье демонстративно открыл контейнер своей карточкой и потянул на себя тяжелые двери. Он делал это медленно, наслаждаясь моментом. Вниз спустился и Соломон, так что теперь из-за плеча Карла выглядывали несколько любопытствующих голов.

Ван увидел в глубине темного контейнера кучу перин и странных нитей, словно паутина. В центре был кокон, как у гнезда паука. Но в этом коконе проглядывало тело девушки. Красивой и обнаженной девушки, нежно улыбающейся во сне.

— Что это? — опешил Ван. — Это источник, — почти с благоговением произнёс Карл. — Надеюсь, Дива видит сейчас приятный сон. — Дива? — переспросил Ван. В горле у него неожиданно пересохло. Он видел, что спит в контейнере человек, хрупкая девушка. Но во всей её позе, в ленивой улыбке дремлющего хищника сквозила такая опасность, что Вану стало не по себе. Воздух сгустился вокруг совершенного тела спящей девушки. — Это истина, — пробормотал Соломон тихо и торжественно. — Ты прав, Карл. Она — сама искренность, ни малейшего полутона лжи. Ван подался назад, ему показалось что-то противоестественное в том, какое обожание звучало в ровном голосе его обычно рассудительного босса. Кроме того, до ушей Вана и остальных стало доноситься пение. Пение это шло из-под земли. Услышав его, Карл и Соломон переглянулись.

"Детишки проснулись, — понял Ван, пытаясь прийти в себя. — Интересно. То, что они поют, имеет отношение к тому, что девушку в контейнере зовут Дива?" Но он тут же понял, что не стоит задавать себе этот вопрос. Всё подземелье буквально дрожало от заунывных, детских голосов, поющих песню Дивы. Муи, сильно переменившись в лице, огляделась: — Это она, я ее знаю… Она что-то со мной делает… — Почему они поют?! — в изумлении спросил Рик. — Не знаю… может, гипноз какой, — прошипел Кай. — Эй, вы! Не орите так — нас же обнаружат! Он открыл все клетки, когда избавился от охранников, но его беспокоил сероватый цвет кожи на руках детей. А еще — то, что они не реагировали на него. Когда он схватил одного из них за плечо, то понял, что оно очень холодное. Ребенок не перестал петь.Муи заплакала. Она не могла объяснить словами тот кошмар, который переживала. Физически ощутимый огонь в жилах коснулся ее души, от него спутались мысли, и в хаосе гасла личность. В повадках детей было что-то похожее на плавающий косяк мальков. Словно они вдруг стали единым организмом. Кроме того, Кай видел, что детям больно. Иногда они кривились, прекращали петь, но потом что-то вынуждало их снова открыть рот. В глазах Муи плескался ужас: — Какая ужасная песня! — Я слышу её, — вдруг сказал Рик. — Я слышу, как чей-то женский голос громко поёт эту песню. Кай, прислушайся! — Не говори чепухи, — взорвался он, борясь с полной дезориентации в происходящем. — Поют тут только дети! Эй! Куда вы? Кай увидел, как они вдруг с легкостью сломали замок на двери, что вела наружу, и все вместе двинулись в проход. "Это конец, — в ужасе подумал он. — Там же охрана". Когда дети оказались на поляне перед особняком, Соломон с улыбкой наблюдал за ними, а Карл смотрел с восхищением. Все остальные были озадачены, так как не понимали, кто их мог выпустить. Соломон кинул на Карла говорящий взгляд: "Не вздумай убивать Саю". Но до него было не достучаться. — Какие воспитанные детишки, — пробормотал он зачарованно и радостно, как ребенок, предчувствующий рождество. — Они вышли навстречу Сае. — Что ты несёшь? — рявкнул Ван. — Их нельзя было выпускать! Я являюсь главой проекта! Он оглядывался, ища поддержки хоть где-нибудь, но чувствовал со страхом, что потерял контроль. Впрочем, он не мог его потерять. Наблюдая за Карлом и его коллегой, он понял, что контроля у него никогда не было. — Помолчи, Ван, — повелительно и спокойно сказал Соломон, подтверждая его мысленные опасения. — Давай просто дождемся окончания вечеринки. Карла уже не унять. Хочешь полюбоваться на загадочного самурая? Ван перевел на него почти дикий взгляд и ничего не сказал. Потом посмотрел на Карла, который, смеясь, встал перед детьми и потрепал одного из них по голове:

— Ну, дети, идите за папочкой. — Тупица, — вздохнул флегматично Соломон и склонил голову на бок. — Но... Он всего лишь директор лицея... — бормотал Ван. Он хотел было остановить Карла, но Соломон протестующе поднял руку и сказал: — Карл, ты ведь помнишь моё предупреждение? Он, не оборачиваясь, ответил: — Я устрою шикарное представление! — Соломон, объясните мне, что тут происходит, — напряженно произнес Ван, силясь хотя бы держаться в рамках спокойствия. Шевалье улыбнулся и развел руками: — Просто наш безнадежный тупица влюбился.*** Джунгли начали редеть и вскоре мы вышли на довольно широкую тропинку. Теперь заблудиться мы точно не могли. Перед нами в туманной дымке вставал силуэт большого особняка. Тишину неожиданно разбудили два вертолета над нашими головами.

— Это за контейнером? — нахмурилась Клара.

— Ещё успеем, — констатировал Дэвид, устремляясь вперёд, но внезапно он остановился в изумлении. Теперь пение детей стало таким громким, что его слышали все. Сая посмотрела на меня с ясным пониманием во взгляде: — Вот черт… Она тоже поняла, что на детях ставили эксперименты. Вдохнув ртом воздух, скривилась: — Будет сложно. Наконец, из-за деревьев стали появляться малыши. Они все были очень худые, одеты одинаково, лица их закрыты красными капюшонами. Все шли навстречу нам и пели. На какое-то время стало почти тихо. Солдат Красного Щита не учили стрелять по детям. Интересно, кто наблюдал за экспериментами? Кто смотрел детям в глаза, когда они бросались на клетки с криками ужаса на губах? Я чувствовал боль и жажду в их маленьких душах, нечеловеческое безумие, терзавшее их. — Что? — Макой, шедший впереди, удивлённо подался назад, не решаясь стрелять. — Кто вы? Зашедший за его спину, ребенок странно, дико улыбнулся, перестав петь.

— Дети? — ошеломленно произнес он. В ту секунду Дэвид, вероятно, всё понял. Он понял, что разведка Красного Щита работает плохо. Понял, что из-за большой разделенности групп солдат и их малочисленности, у них нет системы в работе. Еще он понял, что Джоуль не очень хороший стратег и не военный. Он не отправил им действительно хорошего подкрепления, как делал всегда, щадя своих бойцов. Нынешний Джоуль очень добр и ничего не смыслит в тактике. Он не способен жертвовать большим количеством народа. Дэвид понял, что они пришли в ловушку, такую ситуацию ему уже приходилось наблюдать, он чувствовал, что она начинает разворачиваться… — Все назад, — приказал он. Два отряда, значит, два командира. А Клара привыкла командовать в одиночестве. Ее отряд Дэвида не послушал… Я мало понимал в развед-операциях, но знал, какую глупость сейчас совершаем. — Добро пожаловать! — раздался откуда-то сверху до боли знакомый голос. Я посмотрел в сторону верхнего этажа здания, к которому мы подошли совсем близко. Там стоял шевалье Дивы. Он же — директор лицея. — Я счастлив тебя приветствовать, Сая! — торжественно изрек он. — Когда ты стоишь вот так вместе со своими друзьями, мне вспоминается тот переломный момент нашей с тобой первой встречи, — он выразительно посмотрел на Саю, и я понял, что он имеет в виду кровавое рождество. — Актеры и декорации другие, — продолжал он, — но суть та же! Давайте снова поиграем в нашу вьетнамскую войну! — издевательски захохотал шевалье, торжественно вскинув руки к небу, призывая его в свидетели.

— Заткнись! — крикнула Сая. Быстрый топот маленьких ног прозвучал у уха, я увидел, как один крошечный монстр стал молниеносно приближаться к ней. Я пристрелил его и увидел, как непропорционально большая голова с искаженными, расплывшимися чертами человеческого лица взорвалась. — Что ты делаешь?! — воскликнула Клара. — Это ребёнок! “А сразу видно, что в горячих точках на юге ты не была. Иначе бы не округляла так глаза. Приходилось видеть детей, фантастически стреляющих из автомата? А детей, которые подорвут тебя вместе с собой, если ты не прикончишь их? Проданных в рабство?” Я почувствовал раздражение и хладнокровно прицелился в следующего маленького монстра. “Дети? Джоуль, должно быть, думал, что отправляет нас на светский раут, если прислал с нами отряд Клары”. Раздался звук ломающихся костей, рвущейся человеческой кожи — тот самый характерный треск, вызывающий оцепенение и мурашки по всему телу. Это “дети” начали трансформироваться в рукокрылов — процесс отвратительный на вид и весьма болезненный. Никто, кроме меня, почему-то не мог действовать, все пришли в ступор, Карл насмешливо улыбнулся, когда я выстрелил в еще одно чудовище. Сая застыла на месте. Сознание ее не выносило зрелища искалеченных, неуклюжих тел и стремилось сдаться, но тогда на волю и мог выйти ее зверь. Карл был прав — на какое-то время я перенесся в ночь тридцатилетней давности.Сая посмотрела на шевалье Дивы, обнажила меч и, ничего не говоря, понеслась к нему. С возбужденной улыбкой он повернулся к ней спиной и помчался за стену особняка. — Поиграем в догонялки! — Я разберусь с главным входом. Прикройте меня, — сказал Дэвид, первым придя в себя. Я отстреливался вместе с ним, провожая его до двери. Клара с ее отрядом помогали Сае добираться до Карла, но он вскоре куда-то исчез. Сая со стоном выронила меч и схватилась за голову: — Я этого не вынесу! Пришлось поднять ее на руки и перенести на порог здания. В это время отряд Клары окружил его снаружи. Мы искали нужный контейнер. Он мог быть только снаружи. По всей видимости, за особняком. Мы с Саей помчались сквозь все здание по прямой, Дэвид был с нами, помогая отбиваться от чудовищ. Следовательно, либо отряд Клары доберется до контейнера раньше нас, двигаясь снаружи, либо мы постараемся настигнуть его, если у них не получится. Мы пересекли длинный коридор. Сая, чуть не падая, не могла толком держать в руке меч. Она боролась с собой, и на это уходили все ее силы. Клара присоединилась к нам позже. — Несем потери, — сказала она Дэвиду. — Ваш путь короче. Снаружи у монстров преимущество, некоторые из них умеют летать. Огромный особняк оказался настоящим лабиринтом с кучей бронированных дверей, которые не мог снести даже я. Карл и Соломон прекрасно подготовились на случай, если мы возьмем приступом их крепость. — Почему ты не сражаешься? — схватила Саю за шиворот Клара, которая поняла, что от легендарной японки почему-то никакого толка в критической ситуации. Лицо её было бледным, глаза страшно вращались: — Нам больше не на кого надеяться!

— Не могу, — простонала Сая через силу. — Это песня... — Песня?! — изумилась Клара. — Что ты несешь? — Сверху! — крикнул Спенсер. Вовремя. С лестницы готовились напасть два малыша рукокрыла. Бросив Саю на пол, она стала защищаться, и Дэвид прикрыл Клару. Я увидел, что к нам подходят еще рукокрылы. Один из них доверчиво улыбнулся Сае чудовищно широкой, безумной улыбкой. Монстр стоял перед нами и не нападал. Принюхивался. Лицо его было серо-белое с огромными алыми глазами. Эти глаза смотрели на Саю приветственно, эти глаза ей улыбались. Они откровенно видели в ней мать и избавительницу от мучений. — Нет, — выдохнула Сая, понимая, что сейчас и этот ребенок перевоплотится. Уродливая метаморфоза закончилась удивительно быстро, выпуская на свет небольшое, неуклюжее, но весьма проворное существо. Голова, не пропорциональная телу, в полтора раза больше его. Вместо рук — лапы, заканчивающиеся коготками. Дэвид, корчившийся на полу в борьбе с рукокрылом смотрел на Саю яростно и умоляюще, пока я сам сражался с двумя: — Руби! Руби его! Сая, сражайся!