Над кукушкиным гнездом (1/1)

Устроившие мрак средь бела дня, ханжи, епископы, судейская плутня — о, сколько на меня людей влияло! Но если в гневе жалкий кардинал тюремное мне выдал одеяло — то, видимо, и я на них влиял!Валентин КатарсинОх, поверьте... Мне не понадобилось поднимать тонкие веки, чтобы полностью осознать, что произошедшее этой жуткой ночью чудовищное событие... Не является сном. Не выдумка воспаленного сознания. Это реальность. Глаза упираются в длинную трещину на потолке. Прямую. По шву. В таких местах люди зачастую становятся философами. Только их шизофреническая философия на хрен никому не нужна. Трещина на потолке. В судьбе. В сердце. В голосе. Расчерченная глубокими линиями - геометрически правильная комната. И линии, вроде, ровные. А гармонии - нет. В гармонии не всегда должно быть правильно. Разве война - гармония? Но без нее человек не способен в полной мере оценить трепетность любви и хрупкость мира. Я - война. Я отвратительна и уродлива. Внутри и снаружи. Может и испорчена, поломана многочисленными битвами, да только вот обезоружена мнимыми победами. Ослаблена ими и брошена. Победами, не сражениями. Вторые закаляют. Первые - даруют мнимую силу, умело покрывая трусость и слабость. А я не люблю слабость. Разве не ее я всегда боялась? А сейчас мне больно, даже когда просто лежу. И не двигаюсь. Мне страшно пошевелить разбросанными по постели худыми ногами. Мне страшно. Мне? Болит промежность. Низ живота. Не знаю, что он делал со мной.Не хочу знать. Страшно начать думать. Рада, что отключилась. Что это прошло без моего, скажем так, участия. Я рада?.. Смешно. Трусливая довольная падаль. Звучит мерзко. Но очень подходяще. Сейчас в груди образовалась зияющая пустотой дыра. Даже не удосужился прикрыть меня одеялом. Так и оставил, на половину голую. На кровати. Тем самым подчеркивая мое положение здесь. Мою безоружность. Слабость. Тянусь левой рукой и пальцами, открывая ящик тумбочки, нащупывая там таблетку. Надо бы сесть. Так удобнее. Конечно. Но, кажется, не смогу. Боюсь боли. Боюсь... Бегло, беспорядочно шарю тощими паучьими лапами по углам, по всей поверхности. Внутри, в груди уже выхватила жезл правления злорадная паника. Вдруг забрал? Глупо. Вряд ли. Беременная я ему точно не нужна.Нащупываю острый край блистера, что приятно уколол подушечку пальца, и выдыхаю от облегчения. Паника сдала позиции, уходя в защиту. Подношу зажатую таблетку дрожащей рукой к лицу. Почти рассвело. В комнату поступает свет от окна. Обнажая меня и реальность. В коридоре тихо. Слишком. И этот покой разъедает во мне что-то теплое. Человеческое. Все еще спят. Они все продолжали спокойно спать, пока в этой комнате совершался акт жестокости. Насилия. Надо раскрыть и выпить. Выбора нет. Не получается. У меня какая-то постоянная дрожь. Не даёт распрямить пальцы.Она пройдет? Когда-нибудь? Таблетка падает на грудь, куда-то в складки скомканной на груди рубашки.Внимание!Гулкий удар сердца внутри. Идет передача эстафеты отчаянию. Биение ускоряется. Депрессия проводит олимпийские игры. Я - та самая палочка в руках. Непременно черных. Цепких. Пытаюсь спокойно дышать, ощупывая чуть влажную ткань.Нашла. Теперь получается открыть.Подношу надорванную упаковку к лицу и неосознанно поворачиваю голову влево. Взгляд падает на пыльный крест. Внутри закипает злость. На кого, сумасшедшая? Ищу виноватого. Все так делают. Так легче.Стискиваю зубы и хриплю вслух, глядя в печальные полуприкрытые глаза Иисуса:- Понравилось?.. Глупо, но внутри противное ощущение, что меня изнасиловали в церкви.Стало легче? Нет. Но слишком уж странный символ на стене, для этого поистине Богом забытого места. Он здесь для слива эмоций? Или как насмешка? Вытаскиваю таблетку, приходится сильно сосредоточиться, чтобы унять дрожь. Взять её под контроль на секунды. И бросаю пустую ячейку в открытый ящик. Таблетку в рот. Быстро глотаю. А если я не буду спать, он не зайдёт? Конечно, не сможет так незаметно войти и заткнуть мне рот. Поэтому не пить таблетки? Там успокоительное? Снотворное? А я хотела просить больше... Так что же со мной происходит? Кто я? Я человек. Конечно. Обычный человек, судя по ощущениям. Точнее, я совсем не чувствую себя той, что раньше. Или той, что придумала. Может я нафантазировала себя какой-то супер-героиней? Как в шутках про Наполеона? Получается, если я... человек... И выдумала себе всех остальных героев... Я действительно влюбилась в маньяка, что приходит ко мне? Дорисовала его идеальным, чтобы не было так больно? В носу до сих пор стоит его запах, который сейчас стал болезненно противен. Омерзителен. Надолго ли? Как скоро я сама кинусь в объятия демона? Я не смогу вечно делать вид, что принимаю лекарства... Мне нужен тот мужчина, что был на лавочке. Нужно узнать больше. О прошлом. Понять. Подпитать себя, пусть глупыми, да... Но хоть какими-то мыслями о спасении. Он, кажется, много знает. Уж точно больше меня. И Бен знает, но он совсем плох. Судя по тому, что сказал... Виктор? Или кто он? Но... Мне здесь больше некому верить. Если бы не он, я и сейчас бы спала, и вообще не поняла утром, что случилось. Или приняла бы за сон. И не удивлюсь, если бы дорисовала его приятным. И проснулась счастливой. Как в изоляторе… С улыбкой… А вдруг не сон? Вдруг мой мир не придуман? Что если он… есть? Кого я обманываю... Здесь только одна реальность. Я вновь повернула голову на распятие. Мне нечего ему сказать. Здесь только он. Я. И тишина... Время рвет на куски каждый день - это крик.И только звоном в ушах растворяется миг.И если все хорошо ты услышишь свой смех,Это время хохочет закинув голову вверх.Если что-то не так слезою сдавленный стон,Песчинкой ляжет на дно потоком мутных времен.А иногда лишь только время и пустота,Ничего не происходит тишина.(Дельфин) Время равнодушными каплями утекло за территорию этого места и позволило солнцу встать. За дверью медленно разливаются звуки реальности. Действительности. Коридор заполняется шаркающими ногами. Хлопают двери, что целую ночь удерживали в одинаковых комнатах чьи-то разные кошмары или сладкие фантазии. И мою реальность. Я ни разу не вспомнила о своей надежде, находясь здесь в сознании. Ее нет. У меня. Возможно, она тут на всех одна? И сейчас бродит по чьим-то другим рукам. До меня не добирается. До меня пропасть, что образовалась этой ночью. Образовалась и болезненно тянет низ живота. Напоминает о том, что здесь я себе не принадлежу. Каждому, кто захочет. Но не себе. Медленно переворачиваюсь на бок. Отрешенность превозмогает боль. Здесь можно постигнуть своеобразный дзен, не чувствуя физических последствий. Но жертвуя чем-то взамен. Не чем-то. Душой. Поднимаюсь, держась за спинку кровати. Бросаю беглый взгляд на кровать, обнаруживая на ней алую смазанную кровь. На подушке волосы. Они и так выпадают, но он явно помог им справляться с задачей быстрее. Накидываю халат и, медленно передвигая ногами, двигаюсь в душ. Избавиться от запаха. От последствий, что улавливает нос. Включаю горячую воду и пытаюсь отмыть мысли. Не сразу, но именно в этом месте приходит смутное осознание, что боль внизу не от него. Кровь не от него. Не от насилия. У меня просто никогда не болел живот. Это... Что? Месячные? От них такая тянущая боль? Мое истощенное тело, не представляю как, но еще способно поддерживать репродуктивную функцию. И это ужасно. И странно. Вот зачем нужны таблетки. Медсестра не может не знать, что принесла. Они здесь все повязаны. Деньгами. Мужчина говорил правду? Кто заплатил им за меня? Кому помешала девчонка? Оторываю бумагу, зажимаю худыми ногами и плетусь по коридору. К той, что была добра. Доверять, конечно, не стоит. Я не дура, но она единственная, к кому сейчас могу обратиться с этой женской проблемой. Описывать мой неловкий диалог - смысла нет. Она помогла. Принесла одноразовые трусы и тряпки. Они даже гигиенические принадлежности не закупают? Мы что в восемнадцатом веке? Только от этого дерьма я готова бежать. Я не хочу так жить.И умирать так я не хочу. Но как? И куда идти? Впервые сегодня за завтраком, кидая в рот безвкусную кашу, я поднимаю глаза. В поисках того, кто хотел помочь. Он хотя бы пытался. Мужчина пришёл позже. Узнаю его лишь по одежде. Я до сих пор не вижу его лица. Что происходит? Не могу с уверенностью сказать, что он заметил мой пристальный взгляд. Или окатил безразличием. Нет. Я не вижу. Он просто чему-то, кажется, кивнул. Но его руки дрожат, еле удерживая поднос. Может это просто тик? Мне жалко его... Всех людей здесь. Неужели они, как и Бен, все были когда-то нормальными? На глазах проступили слезы. Я стала слабой. Кто мало видел, много плачет? Нет. Кто слишком самонадеян - много плачет. Я опускаю взгляд в тарелку и запихиваю в рот полную ложку отвратительной массы. Рядом шаркнули тапочки, а на соседний стол с шумом опускается поднос. Тяжелый мужской выдох. Усталый. Только сейчас различаю, что он не молод. По рукам. Они не скрывают возраст. Никогда. Это не может быть Виктор. - Как ты? - вопрос перемешивается с внезапным кашлем. Голос отдает старческой хрипотцой. Этот человек болен. Сильно. Почему вчера я этого не услышала? - Уснула… - тихо отвечаю, сдавливая ложку. Чтобы слышал только он. Он ведь не садится со мной. Значит, я была права. Мне нельзя с ним общаться. Присел. - Бедная моя девочка, - произносит мужчина, раскачиваясь на стуле. В пустоту. Специально? Строит из себя идиота, не привлекая внимания? Господи, да он... борется!? Еще борется за жизнь и пытается помочь мне. А я сдалась?! - Не вижу лица, - следую его примеру. Говорю будто сама с собой. - Не вижу, - глядя лишь в тарелку, вращая ложкой в липкой склизкой каше. - Уйдите. Хочу почитать, - зло, грубо произносит он и замолкает. Начинает есть. Он хочет почитать? Значит мне прийти в библиотеку? Да? Это он имел в виду? Как же тяжело понять... Надеюсь, он действительно не прогоняет меня. У меня здесь больше никого нет. Я заканчиваю завтрак и выхожу из столовой первой, натыкаясь на выходе на Бена. Только его лица я теперь тоже не вижу. Что происходит? Даже если хочу дорисовать знакомые изящные черты. Не получается. Он тоже стал для меня размытой безликой массой. Захожу обратно в палату. Постель уже перестелена. И на этом спасибо. Беру расческу и подхожу к окну, медленно расчесывая волосы. Первый раз за все эти дни. Медленно, прядь за прядью. Пытаюсь отвлечься. Ждать. Земля еще влажная после дождя. Кто-то уже выходит на улицу. Таблетки, похоже, позже. Создают нам видимость жизни тем, что не запирают. Я больше не должна это пить. Как это провернуть?Выжидаю какое-то время и медленно иду в библиотеку. Я видела нечто похожее вчера, когда шла на улицу. Двустворчатые двери с воздухом вместо стекол и шкафы. Вхожу в пропахший пылью зал с множеством темных стеллажей вдоль стен. Они плотно заставлены книгами.Несколько рядов старых столов в центре. Около них твердые стулья. При входе одна медсестра. Лишь один из столиков занят. Им. Человеком без лица.Сумасшедшие не слишком любят читать? Да? Беру с полки первую попавшуюся на глаза книгу. Читаю обложку. Габриэль Гарсия Маркес. Любовь во время чумы. Читала. Давно. Мне бы почитать про любовь во время насилия. Есть такая книга? Сажусь через ряд от мужчины. Перед ним. И открываю старую пожившую книгу. В нос ударяет запах времени. От пыли чешется нос. Не могу читать. Внутри копошится волнение. Он правда пришел почитать? Вздрагиваю от неожиданно раздавшегося, хриплого голоса за спиной:- Неладно что-то в Датском королевстве... - молчу. Это Шекспир. Он просто читает вслух... Или? Надеюсь только на это “или”... Я здесь именно за ним. - Старость приводит в упадок умного человека, а дурака совершенствует... - не оборачиваюсь. Нет. Он не читает. Это лишь цитаты. Вырванные из текста. Он говорит со мной. Он сейчас о себе? Мимолетно смотрю на медсестру. Видимо, ей все равно. Он явно не впервые читает вслух. Он умен. Он приспособился. А я? Стоит попробовать. Стоит попытаться бороться. Опускаю глаза в книгу. Пальцы касаются тонких страниц. Пробегаю глазами первые страницы. Волнуюсь. Буквы скачут в такт биения сердца. Вдруг не получится. Заправляю пряди волос за уши. Выдыхаю. Вот оно:- Правда, со временем он пришел к мысли, что этот беспорядок, возможно, имел свой смысл... - зачитываю тихо отрывок. Конечно, я имею в виду себя. Свой беспорядок. Он поймет? Молчит... Я не отрываю взгляда от книги, теребя пальцами края страниц. Мы, как школьники на уроке, пытаемся списать. - Наши сомнения — это наши предатели. Они заставляют нас терять то, что мы, возможно, могли бы выиграть, если бы не боялись попробовать - я, кажется, полностью, начинаю его понимать. Он говорит сейчас о побеге, верно? Или... Нет... Подтверждает, что мой беспорядок и фантазии... не фантазии? Начинаю нервно листать страницы. Что мне ответить ему? Я должна показать ему решимость. Нашла. Осталось найти решимость в себе: - У меня ещё будет время отдохнуть – когда умру, однако эта вероятность покуда в мои планы не входит - чуть слышный хриплый смех слышится за спиной. Легкое покашливание. Шорох книжных страниц. Слегка облегченный вздох. Его. И следом мой. Ожидание. - Значит, для вас она не тюрьма, ибо сами по себе вещи не бывают ни хорошими, ни дурными, а только в нашей оценке. Для меня она тюрьма… - этот отрывок, произнесенный чужим голосом, дает легкую надежду на побег. Как много сейчас хочется спросить у него. Как много он может рассказать? А я не могу. Я должна соображать быстрее и выдирать из текста более менее нужные отрывки. Я хочу выбраться. Как никогда и ниоткуда. Я никогда не бежала от опасности. Я хочу войны, даже если уже не увижу мира... С облегчением выдыхаю, найдя те самые строки: - Будет трудно жить дальше, если он не узнает, почему этот неукротимый солдат, привыкший всегда биться до последней капли крови, не довел до конца заключительную битву своей жизни... - я закончила, и собеседник медленно поднялся. Отошел к полкам. Я мельком взглянула на него. Он опустил на место книгу и подошел к совершенно другому стеллажу. К тому, где брала книгу я. Теперь мы будем читать что-то другое? Опускаю взгляд в свою книгу и делаю вид, что усердно читаю. Но от волнения, буквы совершенно не складываются слова. Позади книга громко опускается на деревянный стол, будто выпадает из его дрожащих рук, и снова слышится шелест бумажных страниц. Тишина заполняется тихим голосом:- Кто бы ни вошел в дверь, это всегда не тот, кого хотелось бы видеть... - Тяжело сглатываю. Он знает о моих зрительных проблемах. Он знает о моих... галлюцинациях? Не тот, кого хотелось бы видеть... Здесь нет никого из тех, кого я люблю? Все, что я видела... Не настоящее? Мои размышления, осознание - прервали его новые слова:- Если тебе не для чего просыпаться, то будешь долго и мутно плавать в этом сером промежутке, но если тебе очень надо, то выкарабкаться из него, я понял, можно . - Киваю головой. Не могу понять откуда это. Но теперь он говорит практически прямо. Он хочет помочь мне. Помочь выбраться. Дает надежду на эту возможность. Мужчина начинает листать страницы, а я просто сижу и жду. Что он скажет мне еще. Моего кивка ведь достаточно? Он заметил его? - … и каждый раз когда он прикладывался к бутылке, не он пил с неё, она — высасывала из него жизнь.. - Еще раз тяжело сглатываю. Руки подрагивают. Собеседник явно напоминает мне о лекарствах. О таблетках. О том, что говорил вчера. В голову неожиданно ударяет мысль, что я сейчас говорю с настоящим старым психом. Шизофреником! И лишь докручиваю то, что действительно хочу слышать. Вот только события этой ночи быстро отгоняют дурную мысль. Я лучше сойду с ума окончательно, но в своей голове, да пусть лишь там буду смела и свободна, как прежде, чем чувствовать то, что чувствую сейчас... Его тихий голос вырывает меня из череды размышлений и борьбы с глупыми мыслями:- Вот и выбирай: либо напрягайся и смотри на то, что появляется из тумана, либо расслабься и пропади во мгле... - собеседник замолчал и шелест страниц прекратился. Он ожидает моего ответа? Конечно же я выберу шанс на побег! На жизнь! Пусть и безумную! Любую, но жизнь! От волнения тереблю и нервно листаю тонкие странички, пытаясь зацепиться за что-то, похожее на ответ и, Боже! Наконец-то! Чуть не отрываю ее нервным подергиванием, но вовремя останавливаюсь. Облизываю пересохшие губы и начинаю читать: - Ответь ему ?да?. Даже если умираешь от страха, даже если потом раскаешься, потому что будешь каяться всю жизнь, если сейчас ответишь ему ?нет?. - Он вздыхает. Точнее, выдыхает. Кажется, вновь облегченно. И только я замираю, ожидая дальнейшего ответа. Крепко сжимаю в руках книгу. Нашу связь. Наш странный, но единственно возможный способ общения. В помещении воцаряется звенящая тишина, которую нарушает лишь шелест страниц. Спустя долгие тягучие самые длинные минуты в жизни я слышу ответ:- Не показывай ненависти, будь спокойным и жди, жди маленькой форы, маленькой слабины, а уж тогда накидывай веревку и тяни, не отпускай. Все время… - Кивнула. Замерла. Только схватилась за страницы и хотела найти, что ответить на это... хотя у меня много других вопросов. Слишком много вопросов, которые мне не задать. Как... Из коридора раздается крик. Прерывает нас. Зовут за таблетками. Как только захлопываю пыльную книгу и порываюсь было вскочить со стула... Позади вновь раздается голос, и я послушно осаживаю себя на место, запуская пальцы в волосы, и прикрываю глаза:- Здесь исправляют ошибки, допущенные в домах по соседству, в церквах и школах, - больница исправляет. Когда готовое изделие возвращают обществу полностью починенное, не хуже нового, а то и лучше, у старшей сестры сердце радуется; то, что поступило вывихнутым, неродным, теперь исправная, пригнанная деталь, гордость всего коллектива, наглядное чудо. Смотри, как он скользит по земле с припаянной улыбкой и плавно входит в жизнь уютного квартальчика, где как раз роют траншеи под городской водопровод. И счастлив этим. Наконец-то приведен в соответствие... - К горлу подкатывает ледяной ком и я медленно поднимаюсь, на дрожащих ногах выходя из-за стола. Будто невзначай кидаю взгляд назад, на закрытую им книгу, лежащую на столе... "Над кукушкиным гнездом". Он не сумасшедший. Он чертовски умен. Поднимаю свою книжку со стола и иду ставить на место. Мужчина молчаливо следует за мной. Полки рядом. Современная проза, видимо, стоит в одном месте. - Я знаю, - слышу его шепот, совсем рядом, когда он ставит книгу на полку. - Старинный друг показывал своего зверя, - он отошел от полки и прошел мимо меня к выходу, неожиданно повышая голос, и нервно вздрагивая, устраивает какой-то глупый спектакль:- Спасения больше нет! Для них нет! Шприцы пусты! - он почти опадает на женщину с уставшим лицом. Медсестра хватает его под руку и уводит. Не в ту сторону...В палату? Он не пьет лекарства в положенном месте или что? Он же несет откровенную дичь. Он не псих, хотя здесь это поведение и выглядит нормально. Но... Я знаю... Теперь точно знаю. Я не сумасшедшая. Мне ничего не приснилось. Меня хотели привести в соответствие. И если я правильно поняла... Плен мне не приснился... Это не фантазии. Быстро выхожу из библиотеки и двигаюсь к месту приема таблеток. Вижу там Бена. Его силуэт. Господи, дай мне сил и способностей, как у этого отважного мужчины. Помоги мне играть идиотку. Замираю на месте и подношу руки к лицу, изображая дикий ужас. В голове вспоминая, конечно, чудовищную ночь. Мне вообще есть, что вспомнить. - Ты... Ты... Ты, - повторяю, нервно прикрикивая, и тыкаю в его сторону, дергающимся указательным пальцем. Санитар подрывается в мою сторону. Закрываю глаза и падаю назад. Плашмя. Меня успевают подхватить крепкие руки. Куда-то тащат, сдавливая костлявые подмышки. Не открываю глаз. Дверь открывается. В нос ударяет знакомый запах комнаты. Моей. Руки укладывают меня на кровать. Слышу вторые шаги. Они легче. Женские. На тумбочку рядом что-то опускается. Медленно открываю глаза, он не уходит. Тот, кто принес меня. Смотрит прямо в глаза. - Пей, - произносит голос, указывая взглядом на таблетки. Господи, что мне делать? Мне нельзя это пить. Я опять начну видеть Бенни и черт знает кого еще. Резко сажусь. Слишком резко, чем немного пугаю его. Он дергается. Хватаю первый стакан. Высыпаю в рот таблетки и начинаю нервно раскачиваться взад - вперед, распихивая их языком по верхним деснам. Лицо завешено лохматыми короткими волосами. Мычу какой-то мотив. Как умалишенная. Хватаю воду, проглатываю и, приоткрывая, показываю пустой рот. Довольно кивая, выходит. Дверь закрывается, и я тут же принимаюсь пальцами вытаскивать этот “клад”. Во рту опять растеклась гадкая горечь. Но лучше так, чем продолжать сходить с ума. Засовываю таблетки под подушку. Боясь, что сейчас кто-то может войти и ложусь. Прокручиваю в голове наш литературный, придуманный им диалог. Вспоминаю плен, который был или нет? Это он имел в виду, когда говорил про шприцы? Этого лекарства для меня больше нет? Или просто кричал первое, что пришло в голову? Задумываюсь... Мне не кололи ни одного укола с тех пор, как я в сознании. Только таблетки. Он все знает обо мне.Сомнений нет. Знает об оборотнях? Этого зверя показал ему друг?Мне надо бежать. Срочно бежать отсюда, куда угодно. В лес, в пустыню. Все равно. Сбежать и умереть. Пусть так, но на свободе. Без таблеток. Без кошмаров. Без Джонаса. Джона... Неважно. А если я выживу... Мне надо каким-то образом вернуть себе свои силы и уничтожить это место. Превратить его в руины. Стереть с лица земли. Но... как я смогу сбежать? Я всегда пользовалась лишь тем, что подарила мне природа. Как же мне сделать это сейчас? Не смотря на вопросы, внутри разливается тепло. Тепло решительности и вдруг проснувшейся смелости. И что-то вроде надежды. Она, наконец, настигла меня... спустя долгие дни прозябания.