8 (1/1)

Выходные дни в психиатрической больнице ничем не отличались от рабочих дней. Все приемы проходили также, как обычно, лечение продолжалось, по коридорам сновали уставшие и не очень пациенты и врачи. Эмерсон, правда, предпочитал привычные стены палаты длинным переходам, поэтому проводил там большую часть времени. Ремингтон же с удовольствием ходил даже по чужим отделениям, знакомился с людьми, лежащими там, и даже работниками. Но почему-то теперь его тянуло хотя бы раз в полчаса-час возвращаться к соседу и передавать новые сплетни или делиться своими мыслями. Он общался со многими, но разговоры с Эмерсоном, пусть иногда и односторонние, отличались от остальных. Они были будто особенными. Барретт всегда откладывал свои дела, чтобы уделить время Лейту, послушать его и посмеяться с каких-нибудь глупых случаев или дать дельный совет. У них были странные взаимоотношения. Оба парня чувствовали, что что-то происходит между ними, но не пытались это анализировать, пуская все на самотек. Эмерсон осознал, что нуждался в подобном общении: когда от него не требовали ответа и не было напряжения между разговаривавшими. Темы для обсуждения не заканчивались, сменяя одна другую, а наличие общего знакомого давало понять соседа лучше. Но случались моменты, когда один из них, или даже оба, были слишком вымотаны психическими проблемами и сложившейся обстановкой. Тогда Эмерсон сдвигался на кровати ближе к стене, а Ремингтон опускался рядом, позволяя Барретту лежать у него на плече. И они молчали, будто заряжаясь энергией друг от друга. Химия чувствовалась в прикосновениях и обращениях на уменьшенные формы имени и ласковое ?одуванчик?. Касания – то, к чему очень легко привыкнуть. Это как поцелуй на прощание от любимого человека, когда уходишь на работу. Только вместо этого соприкосновения ладоней, когда идете вместе по коридору на ужин или терапию; мягкие поглаживания по плечу и переплетение пальцев. А еще такие нужные объятия при каждой встрече, или расставании, или просто потому что захотелось. Оба стремились к этой тактильности, находя в ней умиротворение и поддержку. Оба боялись одиночества и теперь нашли человека с таким же страхом.Ремингтону нравилось перебирать пряди волос соседа: собирать их заколками, чтобы они не мешали и не закрывали подведенные глаза с нарисованными на бледных веках стрелками. Еще ему нравилось делиться своей одеждой с Эмерсоном и меняться браслетами. После того ночного ?побега?, когда Барретту пришлось взять чужую толстовку, их вещи каким-то непонятным образом перемешались, и они спокойно надевали чужие, не придавая этому большого значения. Им нравилось проводить время вместе, ходить на ужин и за медикаментами, сокращая дистанцию между плечами до минимума; жить в одной палате, успокаивать друг друга и быть рядом. А Эмерсону нравилось наблюдать. Он всегда был тихим и пассивным, предпочитая быть слушателем и следить за действиями других людей. Но смотреть на Лейта было чем-то особо занимательным. Ремингтон много жестикулировал, и его мимика постоянно менялась, как и настроение: от заразительно-веселого и чересчур энергичного до истеричного и раздраженного. Еще интереснее за ним было наблюдать, когда он не взаимодействовал ни с кем, а находился сам по себе. Например, когда красился в туалете и ругался на потекшую подводку или не получившуюся стрелку. Или когда выбирал книгу в библиотеке, не замечая стоящего за соседним стеллажом соседа. Лейт прочитывал строки полушепотом вслух, придавая эмоциональную окраску предложениям, а потом саркастично критиковал написанное, находя сказанное в книге нелогичным, или наоборот высказывал интерес о наугад открытых строках. Он так и выбирал книги, своим способом: читал любой отрывок из понравившегося ему тома и брал, если находил написанное интригующим. Только это все нихера не помогало Эмерсону бороться с лишь возрастающей влюбленностью в соседа. Он каждый раз расплывался в улыбке с милых слов в свою сторону и не мог успокоить часто бьющееся сердце. Впервые за последний год его повышенное сердцебиение было вызвано не тревогой, а непривычной подростковой влюбленностью. Ему хотелось прижать Лейта к себе и не отпускать, целуя мягкие губы, а потом долго лежать напротив него и касаться кончиком носа, разглядывая прожилки в карих глазах. Но Барретт не любил демонстрировать свои эмоции, поэтому предпочитал прятаться за щитом из сарказма, пока внутри него все вопило в счастливой истерике, когда Ремингтон сам брал его за руку или говорил, что ему идет чужая большая футболка, открывавшая острые ключицы.Одним из мест в больнице, в котором Эмерсон чувствовал себя так же комфортно, как и в палате, была библиотека. Она являлась общей для всех отделений, поэтому ее использовали не только как читальный зал, но и как место встречи. Барретт шел туда после ужина вместе с Ремингтоном или один. В библиотеке было не просто много книг, сама атмосфера внушала спокойствие, а запах дерева и старой бумаги казался родным и приятным. Так пахло в детстве, в домашней библиотеке. Эмерсон, будучи еще ребенком, проводил там часы, сидя на полу и листая книги с цветными картинками. Ему очень нравилось, что кто-то смог передать то, что представлял себе в голове, на бумагу через чернила и карандаши. Тогда маленький Барретт решил тоже попробовать себя в этом деле, но не удивительно, что не вышло настолько же красиво, как у тех взрослых редакторов. Но мальчишка был слишком упрямым, чтобы сдаваться так быстро. Поначалу неудавшиеся рисунки вызывали детские слезы, но он понял, что нужно начинать с меньшего. Сначала просто обводил контур с иллюстраций в книгах, кладя белый лист поверх цветного изображения, потом стал срисовывать, делая все на глаз, и лишь после упорных трудов, карандаш наконец-то начал выводить линии так, как представлял себе Эмерсон. Воспоминания о детстве пришли в голову, когда он открывал дверь библиотеки. Это помещение было небольшим, но очень светлым и уютным. Справа от входа размещался стол, за которым сидела женщина. Она была уже стара, ее кожа сложилась морщинками, но серые глаза всегда смотрели на всех с сочувствием и добротой. Одежда библиотекарши отличалась от работников персонала – на ней не было белого халата. На бейдже, прикрепленном к карману фиолетовой блузки, значилось ?Гретель Хендрикс?. Библиотекарша лишь кивнула зашедшему и вернулась к сортировке формуляров. Эмерсон прошел дальше, продолжая рассматривать все, что окружало его, хотя посещал это место уже раз десятый за прошедшую неделю. Ему нравились стеллажи из светлого дерева и живые растения на подоконнике. Солнечный свет, проходящий через высокие окна со старыми рамами, полосами ложился на пол, согревая паркет. Пылинки кружились в воздухе, а тишина библиотеки прерывалась шепотом и шелестом переворачиваемых страниц. В дальнем углу находился диван, обитый зеленой тканью. Он был низким и плоским, но все равно пользовался популярностью. Сейчас на нем полулежал какой-то парень, подобрав под себя ноги в ярко-желтых носках. Перед диваном, образуя небольшой проход до стены, стоял стол с мягкими стульями. В это время он пуст, но к вечеру будет завален книгами, которые пациенты забыли вернуть на прежнее место. Как Рем помогал мыть полы или класть вещи в стирку, так Эмерсон иногда брался вернуть книги на правильные полки и протереть пыль. Это успокаивало, действия были мерными и неторопливыми.Стен комнаты не было видно, потому что их скрывали книги на стеллажах, расположенных вдоль. Перпендикулярно им тоже стояли полки, образуя три прохода вглубь. Именно туда и направился Барретт, чтобы пройти к стеллажу с любимой философией и поискать что-нибудь себе, несмотря на то, что в палате лежала незаконченная ?Мудрость неуверенности? Алана Уотса. Он старался бесшумно скользить мимо проходов и повернул в предпоследний. На глаза тут же попались знакомые торчащие черные волосы. Их обладатель медленно разворачивался в сторону Эмерсона, не отрывая взгляда от страниц.– Хэй, Тори, смотри, что я тут нашел… – Ремингтон все еще смотрел вниз, приняв Эмерсона за другого человека. Барретт оперся на стеллаж, сложив руки на груди и тихо хмыкнул, привлекая внимание. Он тут же столкнулся взглядом с соседом и услышал тихую удивленную фразу:– Ты не Тори.– Очевидно. Но не поделишься, что там? – Эмерсон с любопытством сделал шаг вперед, но сосед резко убрал книгу за спину.– Ничего. Так, глупости...От этого интерес Барретта нисколько не уменьшился, но он решил не лезть в непредназначенные для него открытия. Поэтому он прошествовал мимо Лейта дальше, начиная читать надписи на корешках в разделе философии. Эмерсон уже взял одну, когда слева неожиданно раздался голос, заставив вздрогнуть. – ?Маленький принц? – одна из моих любимых книг, – Ремингтон отвел глаза в сторону, протягивая небольшое издание. Барретт тут же взял его и стал листать страницы со знакомыми разноцветными рисунками. – Не хочешь немного, ну… поговорить? – Лейт выглядел очень неуверенным, и Эмерсон не понимал, почему. Это не было похоже на знакомую манеру поведения, но он легко кивнул и последовал за парнем. Рем лишь обошел стеллаж, опускаясь прямо на пол, и привалился спиной к книгам у стены. Барретт, не раздумывая, сел рядом и повернул голову, ожидая, что скажет сосед. Тот не спешил начинать диалог. Эмерсон продолжал смотреть страницы ?Маленького принца? и вспоминать историю, прочитанную в детстве. – Мне всегда нравились книги жанра фэнтези, – снова тишина. – Будто помогали спрятаться от реальности. – Но ведь благодаря литературе мы погружаемся в другую реальность, чтобы понять ту, в которой существуем, – возразил ему Барретт.– Можно воспринимать по-разному, – Ремингтон согнул одну из ног в колене и притянул себе, обхватывая руками. – Я не из тех, кто любит анализировать прочитанное и пытаться найти там жизненные уроки. Скорее я проживаю историю вместе с героями, пропускаю ее через себя, но не делаю никаких выводов. – Но ведь авторы писали не для этого, – Эмерсон не сдавался и продолжал гнуть свою линию. – Ты говоришь о механическом чтении, когда лишь узнаешь сюжет, но не задумываешься, что же движет героями.– Откуда ты можешь знать для чего они писали? – Но ведь не просто же так! – шепотом воскликнул Барретт и даже чуть подался вперед. Лейт ничего не ответил. Не было понятно, принял ли он чужую точку зрения или решил забить, но он снова сидел молча. – Все в порядке? – решил уточнить Эмерсон, пытаясь заглянуть в чужие глаза, но Ремингтон отводил их, предпочитая смотреть куда-то в пол. – Да, – он сделал усилие, чтобы взглянуть на парня напротив. В зеленых читалось волнение и забота, а карие были пропитаны усталостью и растерянностью. – То есть нет. Я не знаю, – Лейт снова отвернулся, проводя ладонью по лицу и чуть смазывая свои тени. - Я будто морально устал. Хочу лежать и тихо разговаривать. И это не депрессивный эпизод, потому что во мне есть энергия, но я устал, как бы это парадоксально ни звучало. Эмерсон задумался на пару секунд, а потом вытянул ноги вперед и похлопал по бедрам. Рем вопросительно приподнял одну бровь, на что услышал:– Ложись. Будем исполнять твои мечты, – Эмерсон улыбнулся самыми уголками губ, смотря, как Ремингтон съезжает и вытягивается на полу в полный рост, удобно устроив голову на чужих коленях. – Ты не обязан рассказывать мне, что происходит, – бледная кисть запуталась в жестких черных волосах. – Если хочешь, можем поговорить на отвлеченные темы, – Ремингтон немного наклонил голову вперед, соглашаясь, и расслабленно прикрыл глаза. – Ты сказал, что тебе очень нравится ?Маленький принц?. У тебя есть любимые цитаты из этой книги?Лейт ответил не сразу, будто вспоминая. – Семнадцатая глава, конец второй страницы, – он говорил медленно и немного хрипло. – Это глава, когда Принц путешествовал по планетам? – уточнил Эмерсон, ища нужные строки по названным ?координатам?.– Нет, нет… В той он познакомился со змеей. ?– A где же люди? – вновь заговорил наконец Маленький принц. – В пустыне так одиноко…– Среди людей тоже одиноко, – заметила змея,? – художник читал вслух, размеренно поглаживая Ремингтона по голове. – Знаешь, я читал это произведение много раз. И это совсем не детская книга, как может показаться. Ну, я так считаю, – Лейт снова повернулся, встречаясь глазами с Эмерсоном. – Раньше я не видел всей ее глубины и правдивости. Важны детали, то, что говорят герои. Там сплошные диалоги, – Барретт не мог не заметить, что Рем взмахнул руками, а на его лице появились эмоции. Он оживился, говоря о любимой книге, и это не было маской. – Но нет ничего неважного.– В книгах никогда нет чего-то ненужного, все происходит не просто так, – не удержался художник, за что получил немного раздраженный тычок в бок, и тихо рассмеялся, наблюдая за взрослым ребенком у себя на коленях.– Не будь занудой, Эмерсон, – Лейт шутливо нахмурился, но в следующую секунду вернулся к высказыванию мыслей. – Так вот, ребенком я не увидел ничего особенного, но вернувшись к ?Маленькому принцу? в подростковом возрасте, будто посмотрел на окружающее меня по-другому. И та цитата, что ты прочитал раньше, она зацепила меня. Наверное, потому что я видел в ней свое отражение – жизни и состояния. И мне кажется, будто ничего не изменилось. Всегда будет одиноко в толпе. Как бы я ни старался, ни разу не чувствовал себя нужным, оказываясь среди людей. Но это в обычном мире, – Барретт отложил книгу на пол и удивленно взглянул на Ремингтона, не понимая, что тот имеет ввиду. – Я не считаю психиатрическую больницу обычным местом. Здесь будто отдельный мир и другие люди. Мы отличаемся. Особенные, но не в позитивном смысле. Нам нет места в обществе здоровых людей, они принимают нас за больных. А в больнице можно почувствовать себя не таким одиноким и… – он мягко накрыл лежащую на полу руку Эмерсона, – найти друзей? – он произнес это очень тихо и закусил губу, ожидая реакции. В ответ он почувствовал, как холодные пальцы обернулись вокруг его запястья, легко сжимая. – Читай дальше. Мне нравится твой голос, – в груди снова защемило, и Барретту пришлось прекратить перебирать чужие волосы, чтобы скорее взять томик и закрыть румянец на скулах. Он читал откуда-то с середины, по ходу вспоминая сюжет и слушая редкие комментарии Ремингтона о запомнившихся или имеющих для него значение строчках. Они сидели в такой позе, пока Эмерсон не почувствовал, что ноги сильно затекли, а в помещении включили лампы, имеющие теплый желтый свет. До конца оставалось не больше пары глав, когда Лейт неожиданно спросил, пока Барретт переворачивал страницу:– Что ты сделаешь первым, когда выйдешь отсюда?Эмерсон перевел взгляд на него, так и не перелистнув страницу, потому что сделать это одной рукой было немного сложно. Он глубоко вдохнул перед тем, как сказать казавшееся ему очевидным:– Буду рисовать. А ты?Ремингтон пожал плечами и опустил глаза на иллюстрации в книге.– Каждый раз, когда я задаю этот вопрос себе – получаю разный ответ. Он поднял корпус и наклонился вперед, упираясь ладонями в свои колени, затем легонько ударил по ним одной рукой и резко поднялся с пола. Эмерсону пришлось задрать голову.– Куда ты?.. – Барретт не закончил фразу, следя за тем, как Лейт удаляется от него по проходу между стеллажами. Он решил следовать за ним, но на то, чтобы встать, ушло несколько секунд, за которые ускользнувший парень успел повернуть и скрыться. Эмерсон нахмурился и двинулся вперед, но понял, что Ремингтон все еще в библиотеке, когда услышал его голос, обращавшийся к библиотекарше. Он смог разобрать слова, остановившись рядом с ближайшим стеллажом, но наблюдал сцену, не выходя из ?укрытия?. – Ну, пожалуйста, миссис Хендрикс, – Лейт оперся на стойку и сделал максимально милое личико. – Мистер Лейт, я знаю вас и ваше отделение, – строго отвечала женщина. – Вам не положено брать карандаши и другие острые пишущие предметы. Тем более Вам, – она выделила последнее слово, прерывая Ремингтона. – Вначале вы лежали в кризисном, я знаю это, не первый месяц знакомы, поэтому кыш отсюда! – она нахмурилась, когда брюнет так и не сдвинулся с места. – Это не для меня, а друга. И вот именно, что я уже вышел из кризисного, со мной все в порядке! Я знаю, что у вас есть карандаши, так сложно дать их? Я обещаю вернуть в полном составе и не делать ничего с собой, потому что я уже сказал, что они не для меня. Повисло напряженное молчание, пока Ремингтон умоляюще смотрел на библиотекаршу, а она непреклонно продолжала раскладывать вещи.– А за лимонные конфетки?.. – это прозвучало так по-детски, что женщина не удержалась и устало посмотрела на парня перед ней. – Пять штук, – Эмерсон заметил, как она закатила глаза, выдвигая нижний ящик. На ее стол тут же рассыпалась целая горсть сладостей, которых было даже больше, чем она просила. В руках Ремингтона оказалась упаковка цветных карандашей и пара листков бумаги для принтера. – Очень сильно спасибо, никто не узнает, вы лучшая! – Лейт опять говорил очень быстро, что становилось сложно понять речь, но женщина окликнула его, когда Рем стал двигаться в сторону дальнего стеллажа. – Сядьте за стол, чтобы мне было вас видно. Я верю, что вы ничего с собой не сделаете, но для безопасности, – и она вернулась к работе. Эмерсон сделал несколько шагов вперед, выбирая стул, что был ближе к окну. Ремингтон мог бы сесть рядом, но почему-то предпочел приземлиться напротив. – Время исполнять твои мечты, – Ремингтон подмигнул Эмерсону, отодвигая стул.Карандаши выскользнули из наклоненной упаковки, едва не рассыпавшись по поверхности. Эмерсон улыбнулся, располагая один из листов перед собой, и выбрал серый карандаш, чтобы начать делать наброски. Он даже не задумался над темой, изображение само быстро возникло в голове. Ремингтон сначала молча наблюдал за соседом и процессом его работы, а потом потянулся за ?Маленьким Принцем?, ища главу, на которой они закончили. – Теперь твоя очередь читать вслух, – заметил Барретт, не отрываясь от рисунка. На бумаге линии уже складывались в силуэт, но вся идея еще не была понятной. Лейт облизнул губы и прочистил горло, прежде чем начать читать. Шелестение карандаша прервалось, когда Эмерсон услышал, как сорвался голос читавшего.?Я тоже сел, потому что у меня подкосились ноги. Он сказал:– Ну... вот и все…Помедлил еще минуту и встал. И сделал один только шаг. А я не мог шевельнуться.Точно желтая молния мелькнула у его ног. Мгновенье он оставался недвижим. Не вскрикнул. Потом упал - медленно, как падает дерево. Медленно и неслышно, ведь песок приглушает все звуки?.Барретт поднял взгляд на Ремингтона, замечая, что у того в глазах стоят слезы. – Хэй, – обеспокоенно позвал художник, тут же ловя взгляд, – ты… в порядке? – Да, просто… – он шмыгнул носом, стараясь перевести дыхание, – я знаю, что Принц отправился домой, на свою планету… но мне все равно больно читать о его смерти.?Я воспринимал наркотики как способ временно сбежать от своих проблем и отдохнуть, а остальные видели здесь попытку суицида. Забавно, что в последний раз это именно она и была,? – в голове Эмерсона всплыла фраза, сказанная Лейтом в их знакомство. Сейчас казалось, что это было как минимум месяц назад, но прошла всего лишь неделя. Наверняка восприятие Ремингтоном смерти отличалось особой остротой по сравнению с теми, кто не был к ней так близок. – Он знал наверняка, что его ждет, и он доверился этой змее, – тем временем продолжал Ремингтон вслух. – Почему он ей поверил? А что если, умерев на Земле, он пропал навсегда, а не вернулся домой?Слеза скатилась по щеке, оставляя за собой почти незаметный черный след от подводки, и Эмерсон неосознанно подался вперед, чтобы стереть ее. Мягко провел от уголка глаза по скуле, размазывая макияж сильнее, но убирая влагу. Барретт не стремился скорее отнять ладонь, наоборот, он задержал ее на чужом лице, оглаживая черты. Тонкие пальцы смотрелись как-то правильно и гармонично, особенно когда на запястье опустилась чужая рука, не позволяя отодвинуться. – Ты тоже упал с какой-то звезды, Эмс? – Лейт старался через силу улыбнуться, но уголки губ дрожали, а из второго глаза упало несколько слез, которые он постарался быстрее смахнуть. Эмерсон не знал, что ответить. Одновременно хотелось быть и саркастичным, и романтичным, а еще вспомнить, как говорить. – Тогда откуда ты, блять, такой нереальный? – шепотом разнеслось по библиотеке, на что Барретт лишь покачал головой и медленно убрал руку. Он специально отвел взгляд на рисунок, давая соседу время прийти в себя. Ремингтон уже было потянулся за книгой, чтобы закончить ее, но перед ним неожиданно появился второй лист и упаковка, из которой выглядывали цветные карандаши. – Давай лучше порисуем? – предложил Эмерсон, слыша, как за окном начинается дождь. Ему нравилась создавшаяся атмосфера: стук капель по стеклу, желтый свет библиотеки, множество книг, возможность заняться любимым делом и немного заплаканный сидящий напротив Ремингтон, который все равно казался самым прекрасным в этом месте. Внутри разливалось спокойствие, и художника будто укутывало в уютный плед. Барретт натянул рукава толстовки чуть ниже и достал из волос заколку, чтобы они привычно упали и закрыли горящие скулы. Ему было очень хорошо. Лейт рассеянно кивнул и принял принадлежности для рисования. Он стушевался, когда, пытаясь придумать, что попытаться изобразить, имея ноль навыков в этом деле, посмотрел на лист Эмерсона. В силуэте, сидящем на качели, узнавались знакомые черты и одежда. Удивительно, что Барретт запомнил, что тогда надел его сосед, и сейчас мог детально передать. – Карандаши – это вообще не то, чем я пользуюсь обычно. Ими сложнее рисовать, но в тоже время у меня есть возможность попробовать что-то новое, – вслух высказал мысли Эмерсон. – У тебя чудесно получается, правда. Я не держал в руках цветные карандашики класса с четвертого, – честно признался Ремингтон, – поэтому я не думаю, что у меня вообще что-либо получится.Он не смотрел на соседа, предпочитая выравнивать листок бумаги, на котором до сих пор не было ни черточки. Тогда Эмерсон открыл книгу о Принце, выбирая одну из иллюстраций.– Вот, смотри, – на ней не было ничего сложного. Мальчик в зеленых рубашке и штанах, пшеничными волосами, стоял на пустой серой планете в окружении звезд. Барретт взял чужой белый лист и положил поверх изображения так, что оно просвечивало.– Теперь обведи все черты, что можешь разобрать, а потом раскрась. Поймав неуверенный взгляд, он добавил:– Попытаться стоит, – и продолжил свой рисунок. Ремингтон следовал инструкции, корпя над работой. Он неосознанно ссутулился и то и дело облизывал губы, держа их приоткрытыми. Барретт больше не мог сосредоточиться, как до этого, потому что то и дело цеплялся за вид парня напротив. Эмерсон любил наблюдать. Оба буквально потеряли счет времени. Лишь когда миссис Хендрикс постучала по своему столу, чтобы привлечь внимание и сказала, что до отбоя осталось двадцать минут, они удивленно переглянулись. К тому времени Лейту осталось лишь дорисовать звезды, а Барретт закончил, но не мог прекратить добавлять рисунку все больше деталей. Они начали собирать раскиданные карандаши, а, отдавая их библиотекарше, Ремингтон не мог не уточнить:– Библиотека же закрывается в восемь, но сейчас без пятнадцати девять, и вы все еще здесь? – Очень много работы. На новеньких нужно сделать формуляры, а еще начальство подбросило мне документов, хотя не я должна ими заниматься. За эту неделю количество пациентов выросло аж больше, чем на тридцать человек – что кажется непомерно большим! Вы же знаете, здесь в основном на длительном лечении, а в этот раз пятнадцать госпитализированы в кризисное, семеро с критичным РПП* и еще много кто. Это даже пугает, – она говорила, тоже наводя порядок, выбрасывая фантики от конфет и какие-то обрезки. – То есть, проработав в больнице столько лет, я не боюсь самих психбольных. Мне печально, что люди, у которых могло быть прекрасное будущее, оказываются здесь в невменяемом состоянии, уставшими от жизни.– Но мы здесь как раз, чтобы получить доступ к этой ?нормальной? жизни, – подал голос Эмерсон, стоят чуть поодаль, у стеллажей. – Да, да, конечно… – сказала женщина, немного нервно ровняя стопку книг. – Но мне все равно жаль, – и поджала губы. – Ну, а еще вы просто очень миленько смотрелись со своим другом, и я не хотела вам мешать. Дома сегодня меня никто не ждет, муж уехал по работе, так что могу и задержаться, чтобы сделать кого-то счастливыми, так ведь? – она обвела стоящих перед ней парней добрым взглядом.– Конечно, миссис Хендрикс, – Ремингтон свернул свой лист пополам и кивнул в сторону двери.– Хорошего вам вечера, – прозвучало одновременно.– И вам, мальчики. Отдыхайте.Они шли по тихим коридорам в своем отделении, иногда случайно касаясь тыльными сторонами ладони. Эмерсону все еще было по-странному спокойно. Погода и компания, в которой он проводил время, помогали ему чувствовать себя комфортно. Вдруг Ремингтон резко остановился, смотря глазами на часы, висевшие над одним из переходов.– Блять, я опоздал на вечерний прием таблеток, – свободной рукой он хлопнул себя по лбу. – Что? Но ты же не пьешь их на ночь, только после ужина, – пришел в замешательство Эмерсон. – Да, но я сегодня говорил с Курцио о своем состоянии, и он предположил, что это может означать, что скоро начнется депрессивный эпизод, но, чтобы переход был мягче, нужны дополнительные медикаменты, а я все проебал, – жаловался Лейт.– Черт возьми, Реми, двадцать минут не критичны, тебя, если еще не пошли искать, то точно ждут! Так что беги, извиняйся и принимай свои таблетки. Давай рисунок, я отнесу его в палату.Барретт забрал лист, а его соседа тут же как ветром сдуло в другой коридор. Эмерсон усмехнулся ему в след и уже в одиночестве продолжил путь в палату. Дойдя, он положил бумажки на тумбочки и приоткрыл окно, чтобы все еще капавший дождь было лучше слышно. Не торопясь, переоделся в пижаму и сел на кровать, дожидаясь соседа. По помещению прошелся ветерок, разгоняя душный воздух, но Эмерсон передернул плечами и подошел к шкафу, чтобы вернуться в толстовку. Первой, что попалась на глаза, была Ремингтона с логотипом My chemical romance, поэтому он тут же взял ее. Через пять минут безделья и тупого лежания на кровати, проснулось любопытство. Захотелось посмотреть рисунок Ремингтона. Пока они рисовали, Барретт так ушел в процесс и редкое разглядывание соседа, что совсем не обращал внимания на то, что у того получилось. А теперь, когда представилась возможность, хотелось ее использовать. Эмерсон немного свесился в проход, чтобы дотянуться до тумбочки и развернуть лист. Нарисованное не было шедевром, взглядом художник тут же зацеплялся за разнонаправленную штриховку, неоднородную окрашенность рисунка и немного неуверенно проведенным линиям, но это все меркло по сравнению с главной деталью. Принц был нарисован совершенно иначе, чем в книге: на нем были черные узкие штаны и такая же футболка, принтом которой оказался незнакомый крест, а также вместо светлых растрепанных волос, сравнительно лучше прорисованные темные длинные кудри. Эмерсон узнавал в этом образе себя и поражался.Дверь резко отворилась, заставляя Барретта вздрогнуть и чуть не уронить листок. Ремингтон сразу сделал остановку у шкафа, стягивая с себя сначала футболку, а потом поддетую под нее тонкую полосатую толстовку. При этом он умудрялся рассказывать:– Прости, что я так долго. Вот именно сегодня, блять, меня угораздило забыть, в день, когда там работает эта Лиховски. С утра раздавал Берни, с которым я неплохо общаюсь. Я думал, что все обойдется, но нет, Берни стало плохо, разболелась голова, он ушел и на его место поставили эту сучку Кристину! Она устроила мне генеральный промыв мозга, сказала, что с таким отношением я никогда не выздоровею, ведь я тут который раз, и она делает ставки, что все из-за моей памяти, – Ремингтон всплеснул руками, оборачиваясь на Эмерсона, который так и сидел, не двинувшись, с рисунком в руках. – Дурная, блять. Лейт немного резко двинулся в сторону чужой кровати, падая рядом. Он зацепился глазами за рисунок, а потом посмотрел на Эмерсона. – Прости, я не должен был брать без разрешения, но мне было интересно, и… – начал оправдываться Барретт, но его перебили:– Тебе нравится? – Да, очень, – честно сказал Эмерсон. – Я не буду отрицать, что есть недочеты в технике, но ты старался, и это главное. А еще Принц выглядит весьма оригинально, – художник тихо рассмеялся. – Ну, ты же так и не ответил на мой вопрос, поэтому я решил придумать сам, – Лейт опустил руку на чужое плечо, притягивая к себе. Эмерсон отложил рисунок в сторону, чтобы прижаться чуть ближе и обернуть руки вокруг талии. – Я видел, что рисовал ты, но не рассмотрел в деталях. Покажешь? – прозвучало где-то над макушкой. Барретт нехотя отстранился, чтобы схватить свой рисунок и вернуться в тепло. Одной рукой Ремингтон держал работу, а другой гладил Эмерсона, позволяя тому расслабиться и прикрыть глаза. Лейт почему-то молчал, никак не комментируя, поэтому Барретт издал какой-то звук, похожий на хмыканье с вопросительно интонацией.На бумаге были изображены старые качели и человек, сидящий на них. Брюнет был в рваных джинсах и бордовой толстовке, а между пальцев держал сигарету, дым от которой поднимался вверх, смешиваясь с тем, что выходил из приоткрытых губ, и рассеивался. За спиной стояли темные деревья, а в небе догорал закат. Все выглядело точно также, как и в ту ночь, когда они сбежали на территорию после отбоя, чтобы погулять. Только на ногах парня были кеды, а не больничные тапочки. Внизу рисунка значилась дата и подпись художника.Ремингтон восторженно выдохнул, не зная, какие слова подобрать. – Это нереально круто. Черт, меня никогда никто не рисовал, и ты сделал это так… Да невъебенно ахуенно, не знаю я, блять, как описать этот шедевр, просто мне пиздец как сильно нравится, – Эмерсон улыбнулся и смущенно попытался отвернуться, лишь сильнее утыкаясь в шею. Он почувствовал, как Лейт немного отстранился, а потом прижался губами куда-то в волосы рядом со лбом. – Спасибо.