Глава 1 (1/1)

Антон лежал в высокой траве, подложив руки под голову, слушая, как легкий ветер треплет кроны высоких деревьев и теряется в молодой зелени, вдыхая легкий запах первых весенних цветов, лукаво обещающих скорое лето, которое все же никогда не наступит.Тихо.Даже птичий щебет стих.Антон улыбался.Прикрытые веки слегка подрагивали в такт рассыпающимся по ресницам солнечным лучам, а тело его нежилось в теплой и сладкой неге, даруемой ласковым апрельским солнцем.Антону не нужно было ничего видеть для того, чтобы чувствовать растекающееся внутри счастье. Ему было даровано право ощущать и проникать в самую суть взамен на возможность эту суть видеть.Здесь, лежа в мягкой весенней траве, растворяясь в шелесте листьев и ароматах наливающихся цветов яблонь и сирени, он думал о том, что никогда еще не чувствовал себя настолько живым. Даже когда был живым на самом деле.Осторожные пальцы коснулись его виска, и Антон услышал тихое:—?Возвращайся, Распределение начнется ровно в полдень. У нас пятнадцать минут.Антон приоткрыл глаза и не увидел никого рядом с собой. Дима был как всегда тактичен и не нарушал его уединения, связываясь исключительно телепатически и только в самом крайнем случае.Бредя знакомыми тропинками к дому, Антон встречал уже облачившихся в белые мантии Хранителей, спешивших к Дворцу Правосудия. С кем-то здоровался, слегка склонившись в приветственном поклоне, кому-то просто слегка махал рукой, оборачиваясь навстречу окликнувшему его по имени, но все больше пытался не преграждать пути взволнованным людям.Хотя не людям, конечно. Не людям.Когда-нибудь он к этому привыкнет.Как и к щекочущей боли в глазах?— когда-нибудь.—?Держи. Я слегка удлинил ее, а то уж больно комично смотрелась. Походу, тут не вот тебе какие швеи служат, а, Шаст? —?улыбнулся Дима.—?Спасибо, Поз, что бы я без тебя делал,?— ответил Антон, принимая из рук Димы белоснежный струящийся шелк. Став у зеркала, он надел мантию, поправил рукава и застегнул пуговицу. Капюшон было принято надевать уже в самом зале Дворца.—?Ходил бы как дурак,?— ухмыльнулся Дима и махнул в сторону стола,?— браслеты и кольца, сударь. Чтобы издалека было слышно, а то тебя же так легко пропустить.Антон фыркнул, надел украшения и повернулся к Диме. Тот уже успел облачиться в свою мантию и сейчас стоял перед зеркалом, снимая несуществующие пылинки с плеч.Шаст раскрыл перед ним ладонь.—?Не одному мне приятно вспомнить о милых сердцу земных привычках, правда? —?улыбнулся Антон. Перед Димой появились очки.—?Анто-о-ша, ну ты бы поберег силы для Распределения-то,?— растроганно протянул Поз, тут же их надевший. —?где только их нашел, а… Спасибо. Я по ним скучал.А Антон скучал по такому Диме.Те маленькие крупицы памяти, которые было разрешено сберечь Хранителям, рисовали перед Антоном лицо его друга, который смотрел на мир сквозь стекла квадратных очков непременно счастливо и тепло, и стекла бликовали самыми разными красками. Глаза Димы излучали спокойствие и мудрость, дарили ощущение дома и надежного плеча. Антон смотрел в них?— и каким-то непостижимым образом ощущал гармонию еще до познания мечты об Успокоении. Дима учил Покою задолго до того, как Антону о самом Покое стало известно, до того, как ему о нем рассказали. Он был и остался, кажется, самим воплощением этой идеи и заключал в себе способность научить и направить к конечной цели, заветной мечте, первооснове существования.Рядом с Димой все как-то успокаивалось и приходило в норму, светило спокойным и правильным счастьем и знанием, что завтра тоже все будет хорошо.Антон знал, что в каком бы скверном расположении духа он ни пребывал, как бы тяжело ни было, к Диме можно было прийти и просто поговорить?— и все приходило в норму. И когда Антон видел, как сам Дима успокаивается дома рядом с супругой и детьми, как ярко светятся его глаза рядом с ними, каким незыблемым и прочным ощущается их маленький мир, он был уверен, что и для большого мира еще не все потеряно.Дима рано ушел. И Антон думает, что так все равно было правильно?— его учение о спокойствии на земле отразилось и приумножилось в его детях, а сам он должен был научить мир Ушедших или хотя бы легион Априори не столько видеть Покой, сколько чувствовать его в себе.Должен был. Но заслуживал другого. Всей своей жизнью, всей своей смертью Дима заслуживал Успокоения в награду за привнесенный в земной мир свет, но он решил по-другому. Он решил подождать.Дима стал Хранителем и попросил только об одном?— чтобы его подопечной была Катя. Чтобы обрести Покой вместе с ней, чтобы точно знать, что она будет рядом. Потому что не было без Кати для него мечты.Дима угасал. Понемногу, почти незаметно, но день ото дня. Внешне он все еще был крепким, веселым, спокойным и наполненным Силой, но внутри… Если бы они все еще были людьми, Антон бы сказал, что блеск в Диминых глазах с каждым днем становился все менее ярким, но Чующим, чтобы увидеть, глаза были не нужны.Катя вот-вот должна была заболеть.И Дима ничего не мог с этим сделать.Они не хотели вернуться.Они просто скучали и каждый день мирились с собственным выбором.Дима задумчиво улыбался, рассматривая в зеркале почти забытое выражение глаз за стеклами очков, и Антон улыбался отвлекшемуся от мрачных мыслей другу в ответ.—?Пойдем, а то опять все лучшие места займут,?— звякнув браслетами, позвал Шаст.Дворец Правосудия существовал одновременно в трех реальностях, в трех течениях времени: в земном мире он незримо присутствовал скорее ощущением, нежели реальной материей, виднелся будто бы тенью, что ловится только уголком глаза; в реальности легиона Априори он высился в полдень белоснежными блестящими шпилями, поднимающимися далеко за облака; для легиона Апостеори он мерцал в полночь под луной холодным сиянием в чистом беззвездном небе.Дворец, как и Инквизитор, почти никогда не покидающий его пределы, существовал всегда, везде и повсюду. Единый со своим хозяином, незыблемый и вечный.Антон заходит в зал Канцелярии, где с минуты на минуту должна начаться процедура Распределения, и чувствует, как изнутри его переполняет благоговейный трепет. И только ощущение верного Диминого плеча, шагающего чуть позади него, не дает коленям подкоситься и позорно упасть на белый мрамор Дворца.Они садятся на скамью, накидывают капюшоны и устремляют взоры к трону Инквизитора.***Арсений сидел в кожаном кресле напротив камина и смотрел на пляшущие всполохи огня. Давно опустошенный бокал стоял чуть поодаль на столике и отражал танцующие блики, изнывая от духоты снаружи и пустоты внутри.За окном шумели проспекты, озаряемые яркими фонарями, сновали туда-сюда Хранители, так громко переговаривающиеся друг с другом перед Распределением, что обрывки их фраз долетали до распахнутых окон на самом высоком этаже.Осень в этом году выдалась душной. Листья не успевали окраситься в желтые и красные цвета прежде, чем опадали на землю шуршащими комьями. Бродя по аллеям парков, Арсений ворошил их ногами, слушая, их хруст, и мечтал о тишине, настоящей тишине, что, по слухам, царила в Покое для тех, кто его заслужил.Он помнил о том, что в мире живых тишина приходила с первым снегом, неслышно покрывающим землю будто бы невесомым одеялом и успокаивающим природу до весны.Здесь зима никогда не наступит.Здесь тишина никогда не случится.И Арсений когда-нибудь с этим смирится.Как и с ноющей болью за грудиной?— когда-нибудь.В дверь негромко постучали, и Арсений махнул рукой, посылая небольшой сгусток энергии, чтобы открыть ее.—?Я понимаю, конечно, что у тебя Силы хоть отбавляй, но ты бы не растрачивался до Распределения,?— заходя в кабинет, весело сказал Сережа. —?Я тебе шоколадку принес, так вкуснее, думаю.Арсений переводит взгляд на Сережу и глаза его вновь наполняются непостижимой горечью. Он не чувствует тоски или сожаления?— он их видит перед собой.Его дар. Его проклятие. Его наказание. Видеть.—?Я попал в опалу, кажется,?— усмехнулся Арсений, поднимаясь навстречу Сереже и слегка наклоняя голову в приветственном поклоне,?— поэтому, думаю, и эта церемония пройдет без моих клятв.Черный шелк мантии струится по плечам Арсения и приятно холодит кожу запястий. Сережа утверждает, что Арсений будто бы был только для того и создан, чтобы носить такие одеяния. Или это одеяния были созданы, чтобы быть надетыми на Арсения?Арс делает еще один едва уловимый жест рукой?— и вот уже Сережа стоит перед ним, облаченный в черное, заинтересованно рассматривающий свое отражение в зеркале.—?Спаси-и-бо,?— тянет Сережа смущенно,?— а то я опять свою порвал, когда…—?Когда снова клал на то, что в мантии вообще-то на мотоцикле не рассекают,?— улыбается Арсений.—?Да ну я не понимаю просто, кто придумал такой фасон! Ладно я, когда живым был, носил балахоны и шаровары свои, ну они хотя бы удобные, а это что за простыня!..Когда живым был.Арсений помнил. Помнил Сережу живым. Себя не помнил, а вот Сережу…Помнил, как он задорно смеялся, если действительно было смешно, и не разменивался на то, что ему не нравилось. Помнил, как он все время искал себя, принимаясь то за одно, то за другое, и непременно горел тем, чем увлекался. Помнил верное надежное плечо рядом и одобряющий взгляд темных глаз. Помнил, как мог рассказать ему обо всем, что творилось внутри, не таясь, не скрываясь, не боясь осуждения, зная, что Сережа не спросит лишнего и не полезет в душу, если его не попросят. Помнил, как Сережа готов был броситься его защищать, даже если ничего не угрожало, и как он был благодарен за одну эту готовность.Сережа жил, как дышится, отринув от себя все условности и какие-либо предопределенности и за это стал Хранителем?— потому что судьба не любит, когда ее отвергают.Ему никогда не было страшно или неловко сказать что-то прямо в лицо, не теряясь, смотря в глаза, он никогда не шептался за спиной — просто не понимал зачем. При всей своей непробиваемости, при всей решительности и порой непроходимой правдивости, при том, что он иногда не чувствовал момента или человека рядом, Сережа всегда умел увидеть, когда нужно остановиться, когда повременить с честностью, когда просто выслушать и промолчать.Сережа смотрел на Арсения, всегда стоящего чуть дальше и выше, и не чувствовал ни зависти, ни злобы, как будто бы зная, что именно так и должно быть просто потому, что такие, как Арсений всегда будут чуть впереди. Свое положение он считал само собой разумеющимся и никогда с ним не спорил, просто не считал нужным. Сережа видел и знал, что кто-то должен прикрывать со спины.Он был верным и уверенным. Уверенным сначала в Арсении, а уж потом?— в себе. И в этой уверенности успокаивался.Сережа был предан ему.Сережа был предан им.Арсений помнил.Сережа забыл.—?На чем поедем? —?вырываясь из мрачных мыслей, спросил Арс. —?На моей или на твоей?—?Давай на моей, а то она у меня давно стоит уже небеганная.Они, скорее, подлетают, нежели подъезжают к Дворцу Правосудия, нависающему над ними незыблемой твердью черного мрамора, напоминавшему, то он неусыпно и неустанно, ровно как и его хозяин, следят за каждым из миров, пребывая одновременно в трех реальностях и в трех параллелях.Время здесь шло нелинейно, и нельзя было сказать, быстрее оно идет или медленнее: все, что касалось напрямую Хранителей, их цикла пребывания в легионе и времени, требуемого для того, чтобы заслужить переход в Покой, исчислялось месяцами, годами, десятилетиями; все, что было связано с миром живых, исчислялось секундами, минутами и часами.Хранители легиона Апостериори проносятся мимо, сливаясь в черный беспрерывно бурлящий поток, напряженно замирающий перед дубовыми дверями входа.Сережа входит в Зал Канцелярии уже в надетом капюшоне (потому что в гробу он видал все эти правила и условности) чуть впереди, словно пощупывая почву перед боем, и прислоняется к колонне. Арсений становится рядом, ступенью ниже.Их взгляды устремляются к трону Инквизитора.***Инквизитор наблюдал за стекающимися к его Дворцу реками черных и белых мантий и ощущал нарастающее волнение от предвкушения очередной процедуры Распределения. Сегодня новые родившиеся люди получат своих Хранителей и вольются новыми силами в дело поддержания равновесия.В отсутствие бесконечного круговорота жизни и смерти развитие мира рано или поздно остановилось бы, движение всего сущего постепенно бы замедлялось вплоть до окончательного прекращения. Единственное, но вместе с тем самое сложное заключалось в том, что движение это нужно было направить в правильное русло. Нужно было бережно хранить каждую каплю этого источника, нужно было направлять его в правильное русло, чтобы он смог стать рекой, впадать в море, чтобы стать океаном. Его необходимо было беречь и приумножать, растить, воспитывать и четко обрисовывать пределы его свободы ради его же блага.Каждый человек был частью этого источника, каждый из них был песчинкой в едином слаженно работающем механизме Вселенной, каждый из них должен был служить единственно верной заранее предопределенной цели. И наградой тому был Покой.Он любил их всех: предназначенных прозрению и предназначенных чувству, любил саму идею жизни и смерти, саму мысль об их существовании. Любил. Но не жалел. Потому что знал, что так для всех будет лучше.Если Книга Судьбы предписывала человеку быть счастливым через простое невмешательство, если его спокойствие решалось простой формулой ?не беси Вселенную?, он искренне радовался и надеялся на то, что человек будет разумным и прислушается к голосу своей души, от рождения стремившейся к Покою.Если судьба решала, что человеку суждено было прозреть и обрести спокойствие через принятие боли, страданий и прозрений, Инквизитор слегка качал головой в надежде на то, что среди всех своих горестей и бед человек сможет услышать зов собственного сердца, говорящему ему о том, что это определенно для чего-то нужно, что мучается он не напрасно, что рано или поздно и он станет достоин Успокоения.Но люди не слышали. Люди заткнули уши.И миры пошатнулись.Инквизитор любил людей. И решил научить их снова слышать себя, чтобы они сами себя не уничтожили.Он создал Хранителей, мудрых и беспристрастных учителей, сопровождавших людей на протяжении всей жизни и сразу после их смерти. Он создал Хранителей из ушедших и объединил их в два легиона: легион Априори?— легион Чующих?— Белый легион и легион Апостериори?— легион Зрящих?— Черный легион.В легион Априори попадали самые достойные из людей, чей жизненный путь либо оборвался слишком рано для того, чтобы равновесие не было потревожено, отчего они не могли перейти в мир Покоя сразу после смерти, либо те, кто заслужил право задержаться еще немного, чтобы закончить свои земные дела, исполнить предписанное предназначение руками своих подопечных. Пребывание в Белом легионе было даром, особой привилегией и ценной наградой, еще одной возможностью привнести в общее дело свой вклад, а затем заслуженно успокоиться.Легион Апостериори состоял из тех, чья жизнь была полна противоречий судьбе, кто должен был научиться принимать предписанное через заботу о своих подопечных, тех, кто должен был заслужить Успокоения. Черный легион был еще одним шансом, подаренной возможностью, пусть Зрящие и воспринимали его скорее как наказание, нежели как проявление Инквизитором заботы о них.Ведь в конце концов каждый из людей, живущих или ушедших, должен был научиться смирению, следованию судьбе, порядку, балансу, равновесию. Покою.Инквизитор наделил Хранителей Силой, происходящей из самых глубин Вселенной, и разделил ее между ними: Белый легион обладал силой чувствовать, ощущать, пропускать события через себя, действовать по наитию, слыша малейшие изменения реальностей, руководствоваться шестым чувством, ведь интуиция была ничем иным как голосом самой Вселенной. Черный легион обладал способностью видеть мельчайшие движения пространства и времени, осознавать и анализировать происходящее, действовать, руководствуясь расчетом и логикой, просчитывать далеко идущие параллели времени и пространства, и глаза их были глазами самой Вселенной, от чьего взора ничто не могло укрыться.Последним подарком Инквизитора, последним уроком была реинкарнация. Если человек так и не услышал зова собственной души и был глух к голосу собственного сердца, если прожитая ими жизнь и свершившаяся смерть создавали серьезную угрозу для равновесия, он отправлялся на реинкарнацию, забывая о прошлой жизни и смерти. Правда, иногда сама Вселенная приходила к реинкарнировавшим и тихо напоминала им о том, что они когда-то уже жили и умирали. Люди даже специальное слово для этого придумали: дежа-вю.Инквизитор знал, что не всем ученикам суждено сразу переходить в следующий класс. Кого-то придется оставить на второй год.Инквизитор знал, что не всем дано ходить по воде. Кому-то нужно быть распятым.Инквизитор хранил справедливость.Инквизитор хранил Вселенную.Его уроки могли быть порой суровыми, беспощадными, даже жестокими, но неизменно справедливыми и необходимыми для равновесия.Ведь сам Он и был равновесием.Серая мантия обрамляла фигуру Инквизитора, привычно замершего в нетерпении перед входом в зал Канцелярии. Он знал, что все взоры сейчас обращены в сторону его трона, сидя на котором он через несколько мгновений вновь призовет Книгу Судьбы и проведет процедуру Распределения. Пляшущие за спиной лепестки пламени и потрескивающие дрова в камине будто бы нашептывали ободряющие слова, а раскрывающиеся лепестки сирени пели умиротворяющие песни.?Ты все делаешь правильно?.Правильно. По правилам.Улыбаясь про себя, Инквизитор открывает дверь.***Зал Канцелярии замер в благоговейном почтении.Инквизитор, остановился у своего трона. Из разных реальностей на него взирали сотни и тысячи глаз Хранителей легионов, никогда не пересекавшихся между собой. Не замечающие, не чувствующие, не видящие друг друга легионы. Разделенные силой. Разделенные судьбой.Инквизитор простер руки.—?Хорошего дня весеннего равноденствия, доброй ночи осеннего равноденствия, легионы. Сегодня мы снова проведем процедуру Распределения подопечных. Если я назову ваше имя, вы подойдете к Книге Судьбы и скрепите своей Силой Вселенский контракт, что будет связывать вас с подопечным на протяжении всей его жизни, смерти и Великого суда. Каждое ваше действие будет оценено на Суде после вынесения вердикта вашему подопечному, и сможет либо помочь вам заслужить переход в мир Покоя, либо будет свидетельствовать о том, что вы еще не готовы к Успокоению.Помните о том, что судьба вашего подопечного находится в ваших руках. Помните о сохранении равновесия и об учении, которое мы несем в мир для его сохранения. Помните о Покое. Будьте сами достойны его и научите живых быть достойными тоже.Волна нетерпения прокатилась по залу. Параллельные линии пространства и времени, в которых пребывали Белый и Черный легион сосредоточились сейчас в одной точке. Хранители видели, чувствовали и осознавали, что каждый подопечный либо приближал их к Успокоению, либо отдалял от него. Хранители знали, что каждый из них сделает все, чтобы их уставшие души как можно ближе оказались у Золотых врат.Инквизитор прикрыл глаза и обратился к Вселенной. Ослепительные и обжигающие нити медленно рисовали перед ним древние страницы Книги Судьбы.—?Мстислав Вышеславский, Польша, Варшава, предназначение?— чувство, Хранитель?— Тадеуш Солинский, легион Априори,?— объявил он.Фигура Белого Хранителя откинула капюшон и двинулась к трону Инквизитора с плохо скрываемым волнением. Повернувшись лицом к залу, он вытянул руку над страницами Книги и пошептал:—?Sentio ergo sum.Белый лепесток Силы вспыхнул на его ладони и потянулся к золотым всполохам, пляшущим на страницах. Мучительно медленно и неслышно расстояние между ними сокращалось; зал замер в томительном ожидании. Пространство места смешения Сил начало искрить от неизбежного соединения энергий, заключая Хранителя и Книгу в кокон, связывая их воедино и защищая от посторонних. Кокон поднимался в воздух, закручивался, ускорялся, приближая решающий момент. Ослепительная вспышка, гримаса боли, исказившая лицо Хранителя, безумный танец всполохов огня?— и в следующий миг все исчезло. Хранитель стоял на коленях, держа за запястье правую руку?— на ладони была выжжена и еще сочилась свежая метка, свидетельствующая о заключении контракта.Невидимая дрожь пробежала по легиону, чувствующему боль Хранителя, только что получившего своего подопечного, как свою.Едва Хранитель сошел с пьедестала, Инквизитор вновь поднялся со своего трона и назвал следующую пару имен. Процедура повторялась, белые и черные капюшоны откидывались на спины, коконы, образованные соединением сил, поднимали и кружили Книгу и протянувшего к ней руку Хранителя в безумном танце рвущихся наружу энергий. И снова?— вспышка, боль, метка. И снова…—?Андрей Бебуришвили, Россия, Волгоград, предназначение?— прозрение, Хранитель?— Сергей Матвиенко, легион Апостериори.Сережа посмотрел на Арсения. На его лице застыли страх, растерянность, непонимание. Арсений потерянно заглянул ему в глаза, видя, как неведомая сила тянет его друга к пьедесталу.Сережа откинул капюшон и решительно спустился по ступеням в сторону Книги Судьбы.Он протянул руку.—?Video ergo sum.На его ладони заплясал черный всполох Силы.Кокон, неуловимый танец, вспышка, боль, метка.Лежащий на полу Сережа.И Арсений, вопреки всему бросившийся к нему.Вспышка. Новая боль, разрывающая грудную клетку изнутри, но в коконе не новый Хранитель, а сам Арсений. Арсений, паривший посреди самой черной и непроглядной ночи, не способный сдвинуться с места, не способный вымолвить ни слова.И голос, раздавшийся у него в голове.—?Следующий подопечный будет твоим. Твой путь в качестве Хранителя почти завершен, этот человек будет твоим последним шагом перед Успокоением, если ты сделаешь все правильно. Ты неустанно исполнял предписанное, ты много сделал для сохранения равновесия. Я поистине горд тобой и считаю, что ты заслуживаешь стоять перед Вратами Покоя.Боль в груди не утихала, но сознание прояснилось. Арсений раскрылся перед Инквизитором.—?Это будет трудное задание, но награда того стоит, не правда ли? —?Инквизитор медленно приближался к нему, его голос звучал мягко и успокаивающе, а блеснувшая в интонациях сталь вселяла уверенность в том, что Арсений обязательно справится. Просто не сможет не.—?Что мне нужно сделать, Инквизитор? —?спросил Арсений.—?Помни о том, что цена поражения для тебя будет слишком велика. Помни, о чем ты так долго мечтал. Следуй предписанному и не будь слеп к своей сути. Я желаю тебе удачи, мой ученик.Арсений стоял перед Книгой Судьбы и смотрел на то, как лепесток черного пламени ровно горел на его ладони, и не мог понять, почему чистый золотой свет, исходивший от строчек, вдруг полыхнул красным.Антон нервно сцепил руки и слышал тихое постукивание колец и браслетов друг об друга. На лбу выступила испарина, взгляд невидящих глаз был прикован к трону и к Инквизитору. Сколько раз он уже это проходил? Сколько сожженных ладоней было обменено на то, чтобы еще на несколько шагов приблизиться к Покою, где больше не будет ни боли, ни контрактов, ни всполохов пламени? Сколько еще предстоит обменять?..Новая вспышка, новая гримаса?— но только уже не возле пьедестала, а ослепившая и исказившая самого Антона. Кокон сомкнулся над ним, резкая боль стучала в висках, Антон попытался обхватить голову ладонями, но не мог пошевелиться. Невидимый капкан сдавил его грудь, глаза словно полыхали пламенем, Антон задыхался, судорожно хватая ртом воздух?— и вдруг все исчезло. Антон стоял посреди белого пространства, а навстречу ему шел Инквизитор.—?Следующее имя Хранителя, которое я назову, будет твоим именем. Ты был удостоен великой чести приблизиться к Золотым вратам мира Покоя раньше всех остальных. Не скрою, мне жаль будет с тобой расставаться, если ты успешно исполнишь предначертанное тебе самой судьбой, но таково наше предназначение?— покоряться Вселенной. Ты был лучшим из лучших, ты поистине достоин этого.В голосе Инквизитора сквозило сожаление и спокойствие, и Антон позволил боли, расплывавшейся внутри, заполнить его без остатка.—?Правда, в случае поражения, наказание будет жестоким. Жестоким, но справедливым, как и всегда. Если у тебя не получится, ты навсегда отправишься в мир Сгинувших. Но я уверен, Антон, что ты обязательно справишься.—?Да, Инквизитор,?— выдохнул Антон. —?Почувствуй, как Покой зовет тебя. Почувствуй, как твоя душа жаждет Успокоения. Я желаю тебе удачи, мой ученик.Антон протянул руку к Книге Судьбы. Белый лепесток огня потянутся к золотым искрам, так странно на миг блеснувшим красным.—?Оксана Фролова, Россия, Москва, предназначение?— чувство, Хранитель?— Антон Шастун, легион Априори.—?Sentio ergo sum.Антон взмыл в воздух. Всполохи силы заметались перед глазами, но вместо того, чтобы кружится вокруг, они потянулись к сердцу. Антон опустил взгляд и в ужасе закричал.— Оксана Фролова, Россия, Москва, предназначение?— прозрение, Хранитель?— Арсений Попов, легион Апостериори.—?Video ergo sum.Арсений поднялся ввысь. Вспышки энергии взбирались вверх по его ногам, животу и спине, чтобы, застыв на миг у глаз, пронзить его голову и вырвать вопль паники из груди.Антон очнулся на дубовом полу своего дома.Арсений пришел в себя на ковре перед камином в своей квартире.Уголки губ Инквизитора, наблюдавшего за ними из окна Дворца Правосудия, торжествующе дрогнули.***19 апреля 2517 года выдалось особенно теплым. Радостные крики мальчишек, игравших на улице, залетали в распахнутые двери, а ветер приносил запахи солнца и деревьев и колыхал белые занавески на окнах дома номер 24.Новорожденная девочка слегка нахмурила бровки.—?Милый, посмотри, какая она у нас серьезная! Вся в тебя! —?засмеялась женщина, державшая дочь на руках.Темноволосый мужчина, улыбнувшись, наклонился к девочке и поцеловал ее в лоб.—?Как мы ее назовем?Женщина задумалась.—?Давай Оксаной? Тебе нравится это имя, дочь?Девочка заинтересованно посмотрела матери в глаза.—?По-моему, нравится,?— сказал отец. —?Отдыхайте. Нам предстоит долгий путь.