selection. ( costia / roan, ?the 100? ) (2/2)

— Спокойней, девочка, — воинственность Ледяной Нации в его голосе отрезвляет, усмешка фальшью отзывается на перифериях загрубевшей кожи. — Нам обоим нужно, чтобы ты оставалась жива.

— Чтобы убить меня позже? — Костия готова бросить вызов Принцу Льда. Холод в лопатках пульсирует, а выточенные айсберги в глазах больно режут его радужку. Ей плевать (она не проиграет).

— Мне не приходилось выбирать, — выплевывает он горечь не-его-решения, старательно избегая взгляда девушки, перед которой неожиданно почувствовал слабость. Его вообще не интересовала женская натура, полная заблудших секретов и пафосных игр в настоящих воинов, но в Костии этого не было на капли: она живая, огненная, настоящая.

А в ее руках фарфоровые птицы надежды, что улетят с рассветом вдаль, когда от темноты ночи останется напоминанием лишь мокрая трава под ногами и озябший ветер Азгеды, нагоняющий вечную боль разлуки. Последним, что вспомнит землянка, ступив во владения Ледяной Королевы Нии, будет до прекрасного умиротворенное лицо Лексы.

Вскоре Костия умрет. Растворится с первыми лучами восходящего солнца и грянет громом поздней ночью над горюющим Полисом; поднимется ввысь наравне с бумажными птицами и обретет свободу, которую так и не удалось получить. Она завянет, словно бутон долгой розы; уколы ее шипов вопьются в адское сердце Азгеды. Но ?вскоре? — явно не сейчас.

— У Принца все еще есть выбор, — лихорадочными намёками шипит сквозь зубы Костия и выдыхает, когда Роан тянется к бархату кожи на ее ладонях и ослабляет сдавливающие плоть веревки. У нее на языке сухая благодарность, но она не посмеет ее озвучить: Ледяные такие холодные, что сгорели бы в ее пламени на раз-два-три.

Он больше не смотрит на нее, забывает о красоте режущей напополам небо грозы и ложится спать в глубине пещеры, где путники остановились на безопасный ночлег. Он не повернется, когда услышит ее рваное дыхание и восторженный, едва слышный возглас. Он не позволит себе упасть так низко, чтобы убить связанного воина на ярость Командующей. Роан отнюдь не дурак.

У Костии в глазах газированные звезды, сияющие в голубых айсбергах и вычерчивающие причудливые созвездия на полотне собственной судьбы. Она плотней запахивается в лохмотья своей одежды и сбивчиво дышит, ощущая долгожданную свободу в каштановых локонах волос. Она не прощается, но молча сопровождает свой уход взглядом в замершую спину (ей, по большому счету, снова плевать, но на душе отчаянно теплеет).

Так или иначе, Принц был прав:

у него не было выбора.