change. ( zelena / hades, ?once upon a time? ) (1/2)

Вздохнуть с облегчением в Сторибруке — на вес золота. Свободные минутки душевного уединения вырезаны из жизней сказочных персонажей, словно неведомые силы запрещают им чувствовать себя обычными людьми.

— Маленькая моя, — шепчет молодая мама, нежно поглаживая дочь по мягкой щеке, и улыбается, явственно ощущая снова, как вся многолетняя злоба испаряется в воздухе, стоит только грудному ребёнку потянуть крохотные ручки к Западной Ведьме.

Арктический холод в её сердце уступает место волнующему теплу, что растекается по телу каждый раз, когда Зелена смотрит на свою девочку; у крохотной Робин пухлые щёчки и удивительные изумрудные глаза: её мама абсолютно счастлива.

Но.

По-прежнему засыпает на левой половине большой кровати, ожидая, что на утро окажется в объятиях сильных мужских рук.По-прежнему варит кофе на двоих и чертыхается, вспоминая, что его некому выпить. По-прежнему ждет и жаждет, что на пороге её дома окажется мужчина, которого ненавидит её сестра.

Время тянется медленно, сиротливо касается самых темных воспоминаний и гложет изнутри, замирая на периферии души тлеющим облаком истрепавшейся надежды. Зелена думает, что так куда проще; Зелена думает, что упустила свой последний шанс на избитое клише всех влюбленных ?долго и счастливо?.

Она видит его мельком — у лавки Голда, у корабля несносного пирата, у дома Спасительницы (везде, но не у неё). Он её взгляда избегает, не реагирует на молчаливое, притаившееся в груди ?Аид? и держится особняком. Его в городе не любят, презирают, побаиваются. Зелена знает, что от подобного отношения он её оберегает, игнорируя.

Жгучее тепло сменяется убийственным льдом, кипящая любовь превращается в агрессивную ненависть, а Зелене кажется,что эти ощущения как близнецы похожи.

// Спустя двадцать четыре дня на пороге её дома появляется мужчина, которому в обозлённом сердце не место, но которого беспокойно ждут каждый тихий вечер, когда ветки рябины нещадно бьют в окно, напоминая об одиночестве.

Так не должно быть: мягкой поступью приближается замерзшее (наполовину вытравленное едким дыханием Реджины) чувство любви и отголосками прошлого врывается в сознание. Так не должно быть: артерии сплетаются в кровавые бутоны роз под самой кожей, а гематомы на запястьях выделяются при свете горячей люминесценции. Так не должно быть: его имя — имя изгнанного Бога — на её устах сладко тянется через всю Вселенную. Он становится для неё больше, чем просто прохожий.

(Он никогда не был п р о с т о, девочка, правда?).

— Впустишь? — Его мягкий тембр разливается по комнате перезвоном колокольчиков, а светлая кожа (вся зелень выцвела с рождением малышки) покрывается мурашками. Зелена злится; Зелена поджимает губы; Зелена сдерживается из последних сил, чтобы не сорваться.

То ли хочется его убить, то ли поцеловать. Она ещё не решила.

— Проваливай, Аид, нам говорить не о чем, — отчеканила ведьма, смутно напоминая себе собственную резвую на грубость сестру. И тут же закусила губу в бессилии перед ним.

— Ты знаешь, что это не так, — проговаривает каждое слово, улыбаясь. — Я знаю, что это не так. Реджина знает, что это не так, — ловит удивлённый взгляд старшей Миллс и на безмолвное ?что с Реджиной?? отвечает поспешно. — Никто не может убить во мне любовь к тебе, Зелена. Это не под силу даже самым могущественным колдунам, поверь. Я не могу жить в мире, где ты не со мной. — Раньше ты неплохо справлялся, — хмыкает ведьма, ругая себя за прозвучавшую в голосе обиду и едва заметный ревностный укол. Выдыхает, закрывается, исправляется. — Убирайся из моего дома, ладно? Ты не прав, и тебе нужно немного времени, чтобы понять это. Миллс не удаётся выпроводить гостя. Он настроен решительно и уходить не намерен. И доказывает это наглядно, успев просунуть ногу между дверным проёмом и самой дверью, что вызывает в душе Зелены смешанные ощущения: негодование, что горьким послевкусием переплетается с растерянностью и застывает на кончике языка кислинкой ожидания. Она может его прогнать единым взмахом руки, но не гонит: ждёт.