6 глава (1/1)
—?А я тебе говорю, что самоубийство Карениной?— абсолютно глупое решение. Зачем бросаться под поезд из-за какого-то парня,?— закатил глаза Рома.—?А я думаю, что ты не прав. Каренина бросилась под поезд из-за любви, её можно понять. Она не могла просто уйти от мужа к человеку, которого любила, время такое было,?— сказал Савелий, дожевав свой бутерброд.—?Мы уже минут двадцать спорим, всё бесполезно,?— Рома сделал глоток чая и осмотрелся. Богдан разговаривал с его одноклассниками, Верочка сидела с девочками и, наверное, сплетничала о чём-то, а Эдик… ?А где Эдик? Спать, наверное, уже пошёл??,?— Я вас покину, Савелий.—?Что, муженька своего потерял, Балабол?—?Никого я не терял,?— ответил Рома.—?Значит, ты признаешь тот факт, что он твой муженёк? —?прищурив глаза и улыбнувшись, сказал Савелий, делая глоток чая. С Ромой он был более эмоциональным, не таким холодным, как со всеми остальными. Рома считал, так было из-за того, что Савелий дружил с ним с детства, когда они ещё не были знакомы с другими ребятами, и тот до сих пор доверял ему больше, чем всем остальным.—?Может, и признаю,?— точно так же прищурившись и улыбнувшись произнёс Рома. Он встал с бревна, на котором они сидели, подошёл к небольшому столику, ополоснул свою кружку водой из чайника и отправился в палатку.***—?Слушай, я тут спросить хотел.—?Что?—?Ты и Рома посещаете кружок оригами. Вы нам об этом сами сказали, но есть одно ?но? в этом факте. Занятия проходят после уроков во вторник, в середу и в пятницу. Отсюда возникает вопрос, куда же вы пошли после уроков в четверг?—?Оу. Ну мы…—?Можешь не оправдываться,?— перебил Эдика Богдан. Наш герой не умел врать и признал это уже давно, ведь настоящие комсомольцы, по его мнению, не имели причин лгать. В тот момент Эдик перестал считать себя хорошим комсомольцем,?— Вы что-то затеяли… —?Эдик кивнул, подтверждая догадку. —?Но вы не можете сказать.—?На тебя это не похоже. Обычно ты стремишься помочь и узнать все, что от тебя скрывают,?— удивлённо пробормотал Эдик.—?Да это так, но я доверяю Роме, а он?— тебе, значит, так что у меня нет причин не доверять. Ты новенький в нашей компании, но ты мне понравился,?— улыбнулся он. —?Ты доказал мне и остальным ребятам, что можешь быть нашим другом. Так вот, если вы с Ромой что-то затеяли и не говорите, то на это, думаю, есть особые причины. Только, пожалуйста, будьте осторожнее и не наделайте глупостей.?— Спасибо больше Богдан, мы будем осторожными. Эм… и пожалуйста не говори Роме, что знаешь, а то потом он мне ещё долго припоминать будет то, что я отмазку нормальную не придумал и то, что у меня совсем нет способностей врать во благо.—?Хорошо, не буду,—?Что-то я устал, пойду спать.—?Спокойной ночи.—?И тебе,?— Эдик встал с бревна поставил железную тарелку и кружку на небольшой столик с грязной посудой и пошёл в сторону палаток.Он зашёл внутрь, постелил плед, отделил свою сторону подушкой. Эдик накрылся одеялом. Вечером было холоднее, чем он думал, открыл книгу.—?Ты чего так рано ушёл? —?спросил Рома, который вошёл спустя десяток минут и несколько прочитанных Эдиком страниц.—?Я захотел спать.—?Так почему не спишь? И зачем ты положил это посередине,?— задал вопрос Рома, садясь на плед и убирая подушку, которая загораживала его лицо.—?Пока дошёл до палатки, сон прошёл. А это положил для того, чтобы ты ко мне не лез. Правая часть моя, левая?— твоя,?— объяснил Эдик, положив подушку на место.—?Что за глупости,?— проворчал Рома. Он выпрямился и упёрся рукой о подушку. —?Всё равно это херня не поможет от меня спрятаться.—?Рома! Ты откуда таких слов набрался?! —?воскликнул Эдик.—?Что читаешь,?— проигнорировал его вопрос Балабол.—?Ирвинг Стоун ?Жажда жизни?.—?Зарубежный автор! Редкость конечно, ну и где ты её откапал?—?Есть такое место, где можно бесплатно взять множество книг, причём зарубежных. Называется оно библиотека,?— объяснил Эдик Роме точно таким же тоном, будто объяснял маленькому ребёнку.—?И о чём же она?—?Это биография Винсента Ван Гога.—?Интересно.—?Я думал ты скажешь о том, что это какая-то скукота.—?Да, я такой,?— усмехнулся он и скрылся за подушкой. —?Почитаешь вслух?—?Ещё чего,?— задрал свой маленький носик Эдик.—?Ну пожалуйста,?— попросил его Балабол. Эдик встал на колени и посмотрел на половину Ромы, он лежал на своей подушке с закрытыми глазами, убрав руки под голову.?— Ладно,?— сказал Эдик. Подтянув ноги и оперевшись спиной на подушку, он начал читать:<i>?-Теперь?—?Теперь тебе нет в этом нужды. И никогда не будет.—?Ты хочешь сказать, что ты…—?Конечно, милый. Я люблю тебя…—?И за что только ты любишь меня? Женщины всегда меня призирали.—?Ты создан не для любви. Твоё призвание?— это работа.—?Работа? Чушь! Я был безумцем! Какой толк в этих сотнях полотен? Кому они нужны? Кто купит их? Кто скажет мне хотя бы скупое слово похвалы, кто признает, что я сумел понять природу и передал ее красоту?—?Придёт день, и весь мир признает это, Винсент.—?Придёт день… Это пустая мечта! Вроде мечты о том, что когда-нибудь я стану здоровым человеком, что у меня будет дом, семья, что моя живопись даст мне средства к существованию. Я пишу уже восемь долгих лет. И за это время никто не пожелал купить у меня хотя бы одну картину. Я был поистине безумцем.—?Да, но каким чудесным безумцем! Когда тебя не будет на свете, Винсент, мир поймёт, что ты хотел сказать. Полотна, которые ты не можешь продать сегодня за сотню франков, будут стоить миллионы. Ах, ты смеёшься, но я говорю тебе правду. Твои картины будут висеть в музеях Амстердама и Гааги, Парижа и Дрездена, Мюнхена и Берлина, Москвы и Нью-йорка. Им не будет цены, потому что никто не захочет их продать. О твоём искусстве, Винсент, напишут целые книги, из романов и пьес люди узнают о твоей жизни. Там, где сойдутся хотя бы два человека, любящие живопись, имя Винсента Ван Гога будет священно.—?Если бы я до сих пор не чувствовал вкус твоих губ, то решил бы, что брежу или схожу с ума.</i>—?Сядь рядом со мною, Винсент. Дай мне твою руку.?—?Ого, повезло парню. У меня даже появилась вера в настоящую любовь… —?сказал Рома.—?Он всё-таки бредил, и её не существовало,?— перебил его Эдик.—?А ты её уничтожил.—?Ну, он не то чтобы бредил. Наверное, это выдуманная автором сцена. Это же биография, а не автобиография. Ирвинг Стоун в конце книги написал, что диалоги и некоторые незначительные сцены он придумал сам. Этой главой он скорее хотел поблагодарить Ван Гога за творчество, от лица Майи, девушки, которая пришла к нему в поле во время работы.—?Грустно, конечно, что он никого так и не нашёл.—?Нет! Совсем не грустно, его призванием действительно была работа. Винсент просто был таким человеком. Его больше заботило полотно, нежели любовь.—?Можно же совмещать любовь и работу.—?Он совмещал. Да, может, у него не было семьи, вроде детей и жены, но зато у него были друзья, семья и брат, которого он очень сильно любил, а брат любил его. Тео, так звали брата Винсента, умер через полгода после смерти художника, хотя у него была и жена, и ребёнок, он не смог жить без него. Тео верил в Винсента с самого начала его пути. Винсент занимался тем, что ему нравилось, и он плевать хотел на чужое мнение и стремился к своей мечте, в итоге достиг чего хотел, хоть и после смерти.—?Хах, я бы тоже хотел заниматься любимым делом. Как-нибудь возьму у тебя почитать эту книжонку,?— на несколько секунд Рома замолчал. —?Да убери ты эту подушку, неудобно разговаривать,?— Рома убрал подушку и положил её себе под бок. —?Хочу видеть твоё лицо.Эдик продолжил читать и украдкой посматривал на лицо Ромы, которое казалось ему ужасно красивым, и, кажется, он начал привыкать к этой мысли. А ещё он думал над Роминой фразой ?Хах, я бы тоже хотел заниматься любимым делом?. Эдику показалось, что Томашевский хотел сказать что-то иное, а может, совсем другое…Мальчики читали и обсуждали прочитанное около полутора часов. Они очень увлеклись и не заметили, как пролетело время, только почувствовали, как их веки начали сами собой смыкаться.—?Нам пора ложиться спать,?— сказал Эдик, он встал, подошёл к фонарю, который стоял в углу палатке, освещая пространство внутри, и выключил его.—?Спокойной ночи,?— сказал Рома.—?Спокойной.Эдик пролежал на походном матрасе несколько минут, сон как рукой сняло. Стало ещё холоднее и одеяло его согревало недостаточно, тело начало дрожать от холода.—?Тебе холодно? —?шёпотом спросил Томашевский.—?Ни…нисколько, всё в порядке,?— соврал Эдик.—?Заканчивай врать, двигайся сюда,?— Эдика накрыли одеялом и обвили руками за талию, притянув к себе.—?Не обязате… не обязательно это делать,?— тихо пошептал Эдик.—?Нет, обязательно. Ты же весь от холода трясёшься. Не хочу больше ничего слышать, просто спи.Эдик не принимал попыток вырваться, он лишком устал, к тому же в объятьях кудрявого болтуна было гораздо теплее. Рома был очень близко, неприлично близко, настолько близко, что если Эдик повернётся, они могут столкнуться губами. Но эта мысль ничуть не доставляла дискомфорта. У Эдика на пару секунд даже мелькнула мысль о том что рядом с ним он чувствовал себя более защищено, чем обычно, но Эдик сразу же отогнал эту мысль и погрузился в царство Морфея.***На следующий день они вернулись из похода.Вечером Эдик сидел за со своим небольшим столиком, где он обычно делал уроки, и морально готовился к своему ночному похождению.Правильно ли он делает? Да, определённо правильно. Эдик хотел помочь своему другу и показать другим, что нужно уважать любую национальность и расовую принадлежность, какой бы она ни была.Боится ли он, что его может поймать мама, а ещё хуже, милиционер? Да, очень боится. В тюрьму ему не очень хотелось, но понимал, что рано или поздно кому-либо нужно было рискнуть.А ещё Эдик размышлял о том, что он чувствует к Роме. Это казалось ему неправильным. Он опять решил отложить эти мысли, они просто друзья, а он тут накручивает себя.Уснула ли Соня? На часах было десять вечера, но она ещё не пришла пожелать Эдику спокойной ночи. Значит, его мама ещё не ложилась спать.Он, переодетый в пижаму, выключил основной свет, который освещал всю комнату, оставив включённой только старую прикроватную лампу. Эдик лёг в кровать. Через несколько минут, как и ожидалось, в коридоре послышались шаги. В комнату зашла Соня.—?Спокойной ночи, Эдичка.—?Спокойной, мам,?— Эдик выключил лампу и закрыл глаза.Он пролежал в постели несколько минут, прислушиваясь к звукам в квартире.—?Главное не уснуть,?— прошептал Эдик.Соня зашла в зал и закрыла дверь, а Эдик, в свою очередь, включил прикроватную лампу, и встал с постели. Он открыл дверь небольшого дубового шкафа. Из него он вытащил свою синего цвета футболку, которая была ему немного мала, чёрные шорты и красный свитер. Эдик положил подушку под одеяло. Затем он взял свой черновик, оторвав небольшой кусочек от листа бумаги. Эдик написал на нём следующее: ? Мама, если ты это читаешь, то прости, прости меня пожалуйста. Со мной всё в порядке, меня никто не украл и не убил. Это ради хорошего дела. Утром я буду дома?. Он положил записку на подушку и накрыл её одеялом. После того, как Эдик переоделся и сел на кровати, он упёрся спиной в стену, положив ноги на кровать. Часы показывали половину одиннадцатого, до выхода оставалось ещё как минимум минут сорок, поэтому он решил продолжить вязать свитер. Это было его маленькое хобби, которое он скрывал от всех, о нём знала только Соня.Когда время близилось к полуночи Эдик убрал свою вязку в комод. Он аккуратно открыл дверь своей комнаты и на цыпочках подошел к приоткрытой двери гостиной. На раскладном диване храпела мама, её лицо освещал свет от телевизора. Когда Эдик убедился, что Соня спит, он подошёл к двери, которая выходила в подъезд. Он два раза повернул в правую сторону ключ в замочной скважине и аккуратно открыл дверь, вышел в подъезд. Пространство слабо освещалось одой лампочкой. Вставив ключ и повернув в левую сторону, он закрыл квартиру и вышел из подъезда.На автобусной остановке виднелся тёмный силуэт. Там уже стоял Рома в своей синей ветровке и его любимых белых брюках, в руках он держал чёрный пакет майку.—?Привет,?— сказал Эдик.—?А ты чего без штанов? —?произнёс Рома обернувшись.—?У меня короткие шорты под свитером, идиот!—?Сам же мне вчера говорил, что произносить плохие слова не культурно, а сегодня уже сам вовсю ругаешься.—?Идиот?— это литературное слово. Может, не будем время терять и пойдём?Так как в ноябре уже было не так много туристов и ночь с воскресенья на понедельник люди не гуляли допоздна, на улице почти никого не было. Мальчики начали обходить сначала спальные районы, оклеивая стены. Затем они дошли до центра.—?Сейчас развесим тут пару плакатов и отправимся на набережную,?— сказал Рома, доставая одно из своих нарисованных творений.—?Они точно хорошо держаться будут? Их ветром не сдует?—?Да не сдует, не сдует. Акриловый клей?— штука проверенная. Он намазал на стенку немного клея,?— Лепи! —?сказал он Эдику, который держал плакат. Рома разгладил концы, они с Эдиком уже хотели подойти к другому дому для того, чтобы сделать свою работу, но не успели мальчики сделать и несколько шагов, как тут подъехал синий новенький Жигуль. Из него вышел худой высокий мужчина в чёрном пальто с рыжими волосами, на вид он был не старше тридцати пяти. Он подошёл к плакату, который приклеили Эдик и Рома три минуты назад.—?Вот чего вытворяют! —?сказал мужчина и посмотрел на мальчиков.—?Да, чего только не увидишь в наше время,?— усмехнулся Рома, делая вид, будто всё хорошо и никто из них не запаниковал.—?Лейтенант Рудольф Рудольфович Пенивазов,?— сказал он, пожав руку Роме и Эдику,?— Вы почему граждане так поздно по улицам блуждаете?—?Мы всю субботу на заводе проработали, вместо положенного выходного,?— решил подыграть Роме Эдик. —?Вот и дали нам выходной в понедельник, отдыхаем с товарищем, как видите.—?Кстати вот тут, какие-то юнцы бегали, что-то развешивали,?— сказал Томашевский.—?Вот оно что, такую пакость расклеивают! Можно на ваши докуменьтики взглянуть?—?А мы их с собой не таскаем везде,?— дерзко ответил ему Эдик, от чего брови Ромы на секунду поднялись вверх, но тут, же опустились.—?Ну, тогда придётся в отделение про…—?А не те ли это мальчики, которых мы видели? —?прервал Пенивазова Рома. Рудольф Рудольфович обернулся, и он, вцепившись в руку Эдика, быстро побежал по маленьким переулкам, а за ним через пару секунд побежал сбитый с толку Пенивазов.Рома вёл по разным улочкам Эдика, они быстро бежали, не оглядываясь.—?А, ну стоять! —?крикнул им лейтенант.Когда Балабол свернул на очередную улицу, Эдик обернулся. Пенивазова он не увидел, но его крики с попытками остановить парней и быстрые шаги всё ещё были слышны.—?Сюда,?— шепнул Рома и забежал в подъезд на конце улицы, по которой они бежали, рядом с ещё одним поворотом. Он быстро захлопнул дверь и прижал к стене Эдика, которого, к удивлёнию, вовсе не трясло от страха. Да, он не хотел, чтобы его поймали, но для Эдика это пока казалось игрой.—?Вам всё равно от меня не убежать! —?за дверью послышались шаги и голос Рудольфа Рудольфовича, который постепенно начал отдаляться. Когда шаги совсем стихли, Эдик засмеялся.—?Ты что от испуга с катушек слетел? —?удивлённо спросил Рома—?Пр… —??воскликнул Эдик.—?Потише, он может быть поблизости, а ты тут орешь!—?Просто я сейчас был на грани чего-то ужасно… ужасно неправильного! —?прошептал Эдик с выпученным глазами. —?И мне понравилось, это… это так необычно.—?Ты хоть понимаешь что несёшь?—?О да, ещё как понимаю!—?Ладно, осталось расклеить плакаты на набережной.Рома и Эдик вышли из подъезда одной из городских хрущевок и быстрым шагом пошли к набережной. Рома постоянно оглядывался, ему не очень хотелось встретить того лейтенанта и проблем, которые понесёт эта встреча. А Эдику было всё равно, в его голове было множество мыслей и эмоций. Это ночное путешествие дало ему столько адреналина. Их же могли поймать, но не поймали. Могли избить или убить, но не избили и не убили. Мама постоянно ограждала его от потенциальной опасности, но с переездом в этот город всё изменилось. В Урюпинске у него тоже были хорошие друзья и жилось ему неплохо, но здесь всё по-другому. Намного лучше. Но почему?Мальчики дошли до набережной. Они расклеили оставшиеся плакаты на фонари и спустились вниз к морю. Солнце уже вставало.—?Рассветает,?— сказал Рома и сел на камни, Эдик сел рядом с ним. —?Как думаешь то, что мы делаем?— правильно?—?Да, мы это делаем во благо. А этот Пенивазов нас не найдёт? Запомнил ли он наши лица? —?в Эдике начало просыпаться его привычное здравомыслие.—?А вот и старый добрый Эдичка,?— усмехнулся он и взял камень в руку. —?Не думаю, что он будет нас искать. Но если даже и будет то, нам ничего не грозит. Он не знает наших имён, да даже если и найдёт, то мы отделаемся лишь выговором за то, что гуляли ночью,?— он размахнулся и бросил камень в воду.—?Не называй меня Эдичкой, Балабол. А если он видел, как мы развешиваем плакаты? Если он расскажет об этом нашим родителя?—?Не паникуй так, пока он нас не нашёл. Но нам через два часа в школу, так что стоит пойти по домам, а то твоя мамаша поймёт, что ты сбежал, раньше, чем ей об этом скажет Пенивазов,?— Рома встал и подал руку Эдику, помогая.Всю дорогу до дома они разговаривали, Эдик даже посмеивался с глупых шуток Балабола. —?А вот и мой дом. Мы что-то так заболтались,?— сказал Эдик, смущённо опустив взгляд.—?Так заболтались, что я аж проводил тебя до дома.—?Ладно, я пойду,?— Эдик развернулся и поднялся по двум ступенькам, ведущим к двери. Вдруг Рома взял его за запястье. Эдик обернулся, его глаза были на уровне глаз Ромы.—?Эдик, не сомневайся. Ты делаешь правильно, ты пытаешься помочь людям. И кто бы что ни говорил, слушай только своё сердце,?— Рома смотрел на него прямо и пристально, в его глазах не было былой смешинки, он говорил абсолютно серьёзно. Эдик обернулся и улыбнулся Томашевскому, кивнул. Рома заметно расслабился и сказал:—?Тогда я пойду, сегодня как обычно без двадцати восемь у остановки, и не опаздывай! —?после этих слов он развернулся и пошёл в сторону своего дома.Эдик зашёл в подъезд и начал подниматься по ступенькам. ?А ведь Савелий был прав, он не такой, каким кажется на первый взгляд?,?— подумал Эдик и улыбнулся. Он знал, что не забудет этот вечер никогда, но не только из-за прекрасной ночи, но ещё и за последующим за ней. Никто не заслуживал притеснения. Эдик аккуратно повернул ключ в замочной скважине и зашёл в квартиру. В коридоре было темно, но что-то всё же было не так. Дверь в его комнату была приоткрыта, а из щёлки виднелся яркий свет. Но ведь, когда уходил, Эдик не мог не выключить свет.—?Ну и как погулял, Эдичка? —?из его комнаты вышла Соня и взгляд её не предвещал ничего хорошего.