Конец (2/2)
— Слушай, я… — начинает громко, быстро, но тут же замолкает, будто пугается звука собственного голоса, эхом прогремевшего в пустой декорации. Переходит на шепот: — Я скучаю по тебе очень. А ты… избегаешь меня почему-то... То с Таем, то с Джесс. Но не со мной. С площадки убегаешь, как ошпаренный. Трубку не берешь. И я писал тебе… Ты не ответил. Мы давно никуда вместе не выбирались. Почему, Эв? Я.. обидел тебя чем-то?
Молчу. Что я могу ему сказать? Как я могу объяснить, почему мне так трудно быть рядом с ним? Как могу рассказать, как потерял от него голову? Как люблю... Никак! Избегаю его? Чертовски верно! Избегаю. Сбежал бы в ЛА, да контракт не позволяет. Ничего. Недолго осталось.
— Еще и сезон этот чертов!.. — он вновь повышает голос, сжимает кулаки, выпуская мои предплечья. Злится. Смешно. На что тут злиться? И чем ему-то сезон не нравится? У него-то сезон замечательный. Центральная фигура. Чуть ли не наравне с Благденом-королем.
Это для меня сезон действительно чертов, потому что… потому что не только у нас, но и у наших героев никакого просвета. Только скандалы. И расставания. И попытки жить друг без друга. И боль. Боль, боль, боль. Ах, Ал! Знал бы ты, как каждый раз ломает играть все это. Как пропускаю каждую сцену, каждую реплику через себя. Как настоящие — не киношные — слезы по щекам катятся. Как тошно следовать сценарию. Как кажется, что это не Филипп с Шевалье говорит, отталкивает, презрительно сквозь зубы разговаривает. Не Филипп — ты. Алекс с Эваном.Ах, Ал…
— Что тебе сезон? — стараюсь взять себя в руки и не показывать всего, что сейчас изнутри меня раздирает. — Сезон как сезон. — Нет, — вновь перехватывает мои руки, пальцы наши сплетает. И так легко, так естественно это выходит, что я даже не убираю рук, подчиняясь в очередной раз. Пусть. Последний раз… — Нет, не сезон как сезон. Мне не нравится все это. Но это ладно, сценарий есть сценарий. А вот что ты от меня бегаешь, это… меня беспокоит. И злит. И я не понимаю. Эв, чем я тебя обидел? Скажи.
Смотрит на меня как щеночек. Так жалобно. Твою ж!.. Хочу ударить его сейчас. Какая-то злость жуткая изнутри прорывается. Бешенство. Никогда такого за собой не замечал. Едва сдерживаюсь. Неужели не понимает, не замечает, что он делает со мной. Что его эти игры в кошки-мышки, когда то приманивает к себе, то вновь отталкивает, что его поцелуи эти невинные, объятия, ночные посиделки рядышком со мной делают? Или замечает и все специально?..
— Ничем. Все в порядке. Просто я устал, вот и все, — говорю спокойно, руки у него забираю, прячу их за спину. Не хочу, чтобы вновь меня трогал, тогда не сдержусь. Ударю его. Честно. А еще не хочу, чтобы видел, как они дрожат.
— Так давай отдохнем. Поедем куда-нибудь из Парижа. Хочешь? Хочешь вместе, хочешь с ребятами. Ты измотан, я вижу, Эв…
Рука его стремится коснуться меня вновь, но останавливается, не пройдя и половины пути. Отводит взгляд, плечи его опускаются.
— Ладно, не хочешь, как хочешь. Я думал, что… Неважно. Извини. Я пойду.
Разворачивается, делает пару шагов. Наверное, прочел эту злобу в моих глазах. А на что я злюсь? Сам не знаю. Сам вляпался. Сам придумал себе эту любовь. Сам ее взращивал. Сам виноват. Никто больше. А теперь злюсь. Злюсь на него, что он не видит, что делает. Дружить он хочет. Как раньше. Ничего, нахрен, не будет, как раньше! А ведь он не при чем. Все я! Только я!.. — Лорен приезжает. Хотела тебя видеть. Скажу ей, что ты занят… — шепчет, а меня прорывает. Лорен! Ненавижу ее! Эту… эту дрянь! Она… она его у меня отняла! Да, была Кайса, когда мы... Но потом Кайса исчезла, и я думал... А тут она. Новая пассия! И она хочет меня видеть?! Да я бы ее с радостью в Сену бы спихнул! О господи!
Меня колотит всего. Слезы непроизвольно выступают на глаза, смаргиваю их. Руки трясутся. И я кричу. Кричу, не думая о последствиях. Срыв-таки свершился.
— Оставь меня в покое! Оставь меня, Алекс! Ты... ты мне надоел уже! И Лорен твоя! Просто оставьте меня! Не хочу вас видеть, ясно тебе?! Оборачивается, смотрит на меня с удивлением и ужасом. А меня несет. Кричу что-то, что он поработил меня. Что подчинил, как паук в свою паутину вплел. Что меня это бесит. Ни слова неправды в общем-то. Лицо его мрачнеет с каждым моим выкриком. Наконец выдавливает из себя: — Я понял. Можешь не продолжать, — и уходит, осторожно прикрывая за собой дверь декорации.
А я медленно оседаю на пол и меня прорывает. Я рыдаю в голос. Сотрясаюсь всем телом. Почти вою. Бью кулаками об пол. Потом падаю на него ничком… Хорошо, что никто сейчас тут не сможет меня увидеть или услышать. Подумали бы, что я с ума сошел.
Видит бог, не этого я хотел, когда мечтал, чтобы все разрешилось. Но... я мог хотеть чего угодно, а вышло вот так. Я все испортил. Теперь уже точно все. Ничего не будет. Даже дружбы. Конец. Все кончено.