Я за ним не пойду (1/1)

– Если на чистоту, я ожидал другого. Они собираются проводить здесь частичное терраформирование и разбивать сады…Прайм махнул рукой на лагерь в отдалении. Они с Джимом под жарким солнцем отошли уже на порядочное расстояние от стоянки сверхов – два десятка временных домиков из лёгких материалов. Пустынный ветер они могли выдержать, но не сильный; чуть поодаль, метрах в ста пятидесяти, уже началось строительство прочных домов. Оно началось ещё до того, как сверхи прибыли на Вулкан, и теперь, после недели, в некоторых возведённых постройках уже начала проступать типично вулканская архитектура в причудливой смеси с земной. Двадцатого века. Помимо выделенных флотом работников сверхи участвовали в стройке и сами, и работа с их прибытием пошла значительно быстрее. – Они уже припрашиваются насчёт академии. Некоторые предлагали помочь с адаптивными научными разработками, ведь Новый Вулкан – только строящаяся колония сама по себе, – продолжил Прайм тоном экскурсовода. – Совет ещё принимает решение, насколько мы можем допустить этих людей к жизни нашей колонии.– Я думал, решение уже принято, – удивился Джим.– Не всё так просто. Положим, за эту неделю я убедился в их безопасности, у нас есть гарантия Флота… Но Совет предпочёл послать своих наблюдателей. Решение будет принято в ближайшее время. Они повернулись прочь от лагеря. Джим приложил руку козырьком ко лбу. Здесь, на расчищенной и заасфальтированной дороге, песка почти не было, но горячее дыхание пустыни всё равно ощущалось. Казалось, асфальт вот-вот начнёт обжигать ноги даже через подошвы сапог. А сверхов пустыня не пугала. Они намеревались разводить тут сады. Удивительно.Джим хмыкнул.– Вулканцам придётся их принять. Вы нужны друг другу.Прайм воздержался от комментариев. – Кристоферу стало лучше с Ханом?Джим улыбнулся.– Мой мальчик умеет выбирать себе друзей. Он с Хана не слезает, кажется, с момента их знакомства, и… Да. Ему лучше. А вот Хану ещё нужно к нему привыкнуть.– Как и твоему экипажу – к Хану. – Верно подмечено.Джим не стал упоминать, что вид разгуливающего по кораблю Хана, даже с ребёнком, до сих пор пугает процентов тридцать экипажа.– Мне сложно поверить в то, что Хан не пытается захватить корабль или как-то навредить вам… – продолжил Прайм.– Что он не замышляет злодейских планов?– Да. Это Джим комментировать не стал. Неделя была слишком коротким сроком, чтобы он сам в это поверил. Он повернулся к лагерю и ещё раз осмотрел будущее место жизни сверхов. Сорок отдельных домов, и Кирк был уверен, что со временем колония станет больше. – Ладно, идём обратно. Я бы хотел переговорить с ними до отправки на корабль. – Сверхи тоже не откажутся с тобой переговорить, Джим, – заверил Прайм. – У них есть список необходимого им в ближайшее время оборудования. Джим хмыкнул.– Не сомневаюсь. И что Совету Флота это не понравится – тоже.Следующий месяц на корабле не происходило ничего примечательного. Как Кирк и предполагал, им не давали никаких серьёзных или ответственных миссий. ?Наказание? от флота ещё действовало. Несколько рутинных поставок в колонии, пару раз перевозить послов на конференции… Джим не показывал, как его это угнетало, но МакКой видел. Экипажу было не лучше. В одночасье из ?лучших? затерявшись где-то внизу рейтинговой таблицы, не приуныли только самые большие оптимисты. И поставки в колонии раз за разом настроений не улучшали. Вдобавок ко всему по кораблю расхаживал Хан, ужас и кошмар многих жителей Федерации, любимое её пугало. Ведь общая политика насчёт генетически модифицированных не особо изменилась. МакКой продолжал курировать его как няньку остроухой катастрофы: подкидывал литературу, консультировал насчёт репликации игрушек и приспособлений для ухода, регулярно принимал для осмотра Криса. Хорошо, что личного контакта требовало только последнее, так что они с Ханом виделись три раза в неделю. Ну и по каким-нибудь неотложным ситуациям – сыпь, крапивница, ещё там что-нибудь… младенцы – просто концентрат случайно вылезающих проблем. Хотя МакКой всё равно улавливал информацию о сверхе, можно сказать, из корабельной ноосферы. Так, он знал, что Пашка был без ума от их совместных репликаторных экспериментов. Кирк определил Чехова помогать Хану с реплицированием всего необходимого. Через пару дней каюта Двойной Звезды превратилась в бастион для удерживания юного растущего организма от возможных падений. У Хана появилась своя кровать, и она была оборудована бортиком. Рядом с кроватью был удобный стол для одевания и прочих процедур, тоже с бортиком. У Криса появилось даже своё кресло с ремнями, больше похожими по мощности на ремни безопасности, активирующиеся при красной тревоге на креслах экипажа. Всё это произошло после того, как один раз ребёнок чуть не грохнулся с обычного стола, потому что извивался и не давал себя одевать. Стоило Хану отвернуться, как слишком активный малыш оказался на самом краю, и сверх его едва поймал. С тех пор у всего в комнате появились бортики.Вместе с Чеховым Хан реплицировал для Криса замысловатые игрушки, многие из которых были вулканскими. Они вместе перевернули базу данных по этому вопросу, и теперь, как пожаловался Кирк, ему стоило больших трудов не сесть на что-то резиновое и издающее пищащие звуки, просто решив отдохнуть на диване с паддом. – Ты бы видел, какое мы меню внедрили в репликатор Двойной Звезды, – вещал Пашка на очередных посиделках вечером в промежутках между потягиванием чая. – На будущее, конечно. Всё по твоему расписанию. Всякие овощные пюре, фруктовые штуки и прочее. Любой младенец обзавидуется. А Хан просто гений. Он репликаторные коды пишет быстрее, чем я успеваю о них подумать. И он зашвыркал отставленным чаем.– Ну я вижу, что Хан – просто кладезь талантов, – отозвался Боунс язвительно. – Что-то вроде. Я до этого никогда со сверхами не работал, – Пашка потянулся к конфетам и зашуршал фантиками. – Если они все такие, через полгода Новый Вулкан рядом со своей звездой построит сферу Дайсона. Просто потому что на самой планете всё уже будет застроено. МакКой промолчал. Его уже тошнило от известий о том, какой Хан хороший и замечательный. О чём не забывал напоминать и Кирк.Хан всё лучше управлялся с ролью няньки. Хан регулярно прогуливался с Крисом на руках на обзорную палубу. Он появлялся и в общей столовой – чёрт его знает, зачем. Чехов признался, что пользуясь случаем, они с Ханом пару раз модернизировали репликатор в капитанской каюте, и теперь тот выдавал еду куда лучше и разнообразнее столовской. Зная Пашку, он насовал в меню своих ужасных самодельных коктейлей, но это был уже пятый вопрос. Хан пытался общаться с экипажем и заводить себе знакомых. Судя по корабельным сплетням, с некоторыми он действительно начал общаться. Например, с парочкой офицеров, которые рискнули оставить на корабле свои семьи. Хана интересовали те, у которых были маленькие дети. С ними он налаживал контакт в первую очередь. Сам Боунс рискнул связаться с Джоанной, которая первые два раза его проигнорировала, только на второй неделе. – Ну? – спросила она в третий раз, когда позвонила сама. Под злым взглядом дочери МакКой совсем стушевался. – Прости, но я должен был так поступить.Джо молчала.– Должен был, – повторил МакКой. – Даже не поговорив? Ты даже объяснить не попробовал, пап! И Чехов! Он-то за что так со мной?!Её прорвало. – У меня на корабле друзья! Там моя школа, мои занятия, моя подготовка к поступлению в академию! На Земле всё совсем не то!– Но Хан…– Я так смотрю, вы там все живы и здоровы! Кстати, передай Чехову, что он предатель, сам он со мной тоже не связывается! Боится!Она замолчала, явно на слезах, сложила руки на груди и стала смотреть в сторону. МакКой поёрзал в кресле.– Джо, мы не знали, безопасен ли Хан…– Это, пап, не повод, чтобы ничего мне не говорить!– Не повод, – согласился Боунс, не зная, что ещё сказать. – Когда меня вернут на корабль?МакКой опешил. Он думал, что Джо будет в ярости, но почему-то совершенно не принял во внимание, что она может попроситься обратно. – Послушай…– О нет. Нет. Когда ты так говоришь…– Хан всё ещё…– Хан опасен только в твоём воображении, пап! – выкрикнула она отчаянно. – Перетряси уже его и выкинь всё лишнее, глядишь, и самому тебе жить станет легче! Если не можешь, я свяжусь с капитаном и попрошу его помочь!Она отключила связь. Боунс в некоторой оторопи отодвинул от себя падд и кинул взгляд на Джима, который как раз зашёл к нему в обеденный перерыв.– А ты чего ждал? – спросил Кирк. – И по поводу Хана она права, кстати.– Это ты так думаешь. – О нет. Нет, дружище. Это ты так НЕ, – он выделил это голосом, – думаешь. Чехов вот с ним уже подружился.– Да, конечно, взаимодействуйте с этим… противоэволюционным элементом, вперёд. Я не собираюсь. Кирк задумчиво постучал пальцем по ободку кружки. – Хан по крайней мере одну полезную функцию для экипажа выполняет. Остаётся самым интересным, что происходит у нас на борту. Людям хотя бы есть что обсуждать. – Ну да, конечно, сверх с младенцем-телепатом четвёртую неделю разгуливает по кораблю, читайте на всех первых полосах главную новость… – Другой не предвидится, – жёстко сказал Кирк. – Я получил следующую миссию.Боунс вздохнул. Он не ждал ничего хорошего, а теперь понурый вид Кирка только подтвердил его догадку.– Нужно доставить новомодного певца на очередную планету в его турне. Мда… – Джим покачал головой, – мы теперь ещё и гастрольный аэрокар. Надеюсь, он хотя бы даст концерт для моих людей.МакКой чуть в кресле не подпрыгнул.– О космос… Как этого певца зовут?– Генри Старлайт. Подозреваю, это псевдоним…– Я влип, Кирк. Это любимый певец Джо. Если она узнает, что он был на корабле… Кирк только вздохнул, поднялся на ноги и сочувственно похлопал его по плечу.– Ну тогда я тебе не завидую, дружище. Тебе надо доставить её сюда в течение пары-тройки дней. У нас по дороге Элизиум-7, так что звони бабуле. И ещё Боунс…МакКой поднял на него хмурый взгляд. Кирк улыбнулся. – Ты уже не считаешь Хана опасным. Сопел и причмокивал во сне Кристофер в своей кроватке. Хан тоже, судя по дыханию, спал. Спок прислушался внимательней. Точно спит: дыхание было ровным и размеренным. Спок полежал ещё минуту, чтобы убедиться, что ничего не изменится. То, что он задумал сделать, противоречило всем правилам приличия, начиная с того, что они тут не одни, заканчивая тем, что сейчас была глубокая ночь, а он собирался нарушить режим сна Джима; но терпению его наступал предел. Спок уже четырежды ловил себя на неуставных мыслях во время одной (!) только смены, не говоря уже о неуставных мыслях во время вечерних медитаций или вечерних занятий отчётами; даже ежедневные тренировки не стали исключением – Спок просто не мог сосредоточиться на них, если Джим был рядом. Шесть недель – именно столько между ними не было физической близости; именно столько Хан был на корабле и ночевал в их комнате. Спок прислушался ещё раз на всякий случай – без изменений – и придвинулся под одеялом ближе к супругу, коснувшись двумя пальцами под одеялом его руки. Джим сонно пошевелился, и его ладонь сама скользнула по пальцам Спока. Прикосновение было ярким, живым, тёплым, и желание Спока, приглушенное чувством вины, стало ощущаться явственней. Спок придвинулся ещё ближе, так, что теперь он вжимался в Джима, и переплёл с ним пальцы. Долгожданное тепло ощущалось так головокружительно близко, всего лишь в тончайшем расстоянии ткани, отделявшей их сейчас друг от друга. Джим двинулся. Спок ощутил по связи движение его просыпающегося разума. Он открыл глаза и повернул голову, смотря на Спока.– Что случилось? – спросил шёпотом.Спок положил ладонь на его щёку.– Случился ты, любовь моя, – прошептал отчаянно, почти касаясь губами его губ . – Моё солнце… моё горячее пустынное солнце… – Господи, я сплю...Джим шепнул это, и жадно припал к губам Спока. Его нетерпеливый жар окутал тело Спока, ладони скользнули по спине.Они целовались в душной полости одеяла, нырнув в него, как в спасительную волну, и неловко пытались раздеть друг друга; остатки разума подсказывали, что надо сохранять тишину, но как же тяжело это было сделать…Джим, со свойственной ему горячностью, вжимался в него всем своим телом, и когда Спок бедром ощутил твёрдость его члена, сохранять тишину стало ещё труднее. Джим горел. Джим желал его. И Спок не мог не откликаться на это, распаляясь все сильнее.Пальцы супруга, пробежавшись по его пояснице, сильно сжали ягодицы, забрались под нижнее белье…– Разбудите ребёнка – пойдёте спать в ванную, – донеслось ровное от кровати Хана.Джим оторвался от губ Спока, глубоко втянув в себя воздух.– Хан, твою... а идея хороша...Он быстро прижался к губам Спока своими и прошептал:– Ванная, хороший мой. Пойдём.Вдвоём они прокрались мимо Хана. В темноте Хан проводил их, крадущихся на цыпочках, внимательным и цепким взглядом, от которого Споку стало не по себе. – Не шуметь, – шикнул на них сверх, когда Спок, пропустив вперёд Джима, собрался переступить порог ванной.Джим из ванной показал ему неприличный терранский жест, называемый им факом. И, только закрылась за ними дверь, прижал Спока к холодной переборке своим пылающим телом.– Я так хочу тебя, родной, – его губы целовали губы Спока, подбородок, линию челюсти, – ох, чёрт, я еле держался последние дни...Спок задыхался. Он хотел сказать, что ощущал то же самое, но мог только сдавленно что-то прохрипеть и позволить горячим рукам Джима раздевать себя. Губы Джима спускались ниже. Поцелуй в шею, в грудь, в районе сердца – долгое и горячее касание губ, живот. Руки мужа тем временем лихорадочно стаскивали бельё Спока, и, когда стащили, Джим жадно вобрал в рот эрегированный член Спока. Спок застонал было, ну тут же закусил собственные костяшки и только шумно дышал через них, глядя, как супруг насаживается ртом на его член. Пальцы второй руки он запустил в его жёсткие волосы, с силой поглаживая. Раньше подобное между ними было бы недопустимым, но теперь… В ушах шумело, сердце, словно обезумев, билось под рёбрами, а зрение застилала светлая пелена – наслаждение вперемежку с болью – ему приходилось чуть ли до крови прикусывать костяшки, чтобы не стонать в голос. Джим сосал и вылизывал так, будто был голоден. Он помогал себе рукой и совершенно не обращал внимания на то, что его рот в слюне, что его пальцы в слюне, он сосал и сжимал свободной рукой собственный пах. И вдруг – так же неожиданно, как начал – остановился, отстранился, вытер рот запястьем. Его глаза были широко – почти безумно – раскрыты.– Мало, – сказал он сиплым голосом. – Я хочу тебя.Спок, глядя на него сквозь пелену, разжал зубы – его рука тоже была в слюне – и только смог хрипло выдохнуть:– Возьми. Джим развернул его, вжимая грудью в переборку, прижался сзади всем собой - Спок снова чувствовал его твёрдость, и это сводило с ума - и слепо зашарил рукой по ванной полке.– Сейчас, – шептал он нетерпеливо, – сейчас... да. Да.Шорох. Звук выдавливаемого геля. И Спок ощущает, как в него проникает скользкий палец.– Ты же помнишь… – это Спок еле выговорил, кусая губы и упираясь в стенку ладонями, – что меня можно… не растягивать. – Смазать. Всё равно надо.Палец выскальзывает, и через пару бесконечно длинных секунд Спок чувствует, как к его анусу прижалась скользкая головка.Спок подаётся навстречу, ощущает, как горячий член проникает в него – плавно входит глубже, раздвигая упругие стенки кишки, а когда задевает разбухшую простату, Спок вздрагивает, в усилии не стонать пытается сжать на кафеле скользкие от пота пальцы. Все рецепторы сходят с ума, связь между ними натягивается, как струна, готовая вспыхнуть и раскрыться; колени дрожат в жарком миге предвкушения – когда Джим отбросит, наконец, осторожность и начнёт двигаться; но тогда Спок совсем не ручается за тишину. – Дай мне, – просит еле слышно и не удерживается от тихого стона. – Полотенце… пожалуйста. Джим тихо ругается, шарит рукой у вешалки. Что-то роняет. Но в конце концов даёт полотенце. Спок закусывает ворсистую ткань, неприятно касающуюся пересохшего языка. Но она глушит стоны.Это было правильным решением, потому что с первым толчком Джима самоконтроль Спока рушится. Он плавится, подаётся навстречу сильным движениям мужа, подмахивает, и стонет, стонет. Спок как будто теряет себя – логичного, уравновешенного вулканца, потому что сейчас это – единственное, на что он способен. Он пытается отцепиться рукой от стены и обхватить изнывающий член, но даже этого Джим ему не позволяет сделать - перехватывает руку и возвращает её обратно.Спок подчиняется. Он только упирается в стену до соскальзывающих пальцев и стонет в полотенце, постепенно пропитывающееся его слюной. Они слишком долго не были близки. Слишком, слишком долго, и сейчас каждое движение Джима внутри ощущается слишком... остро, живо. Связь звенит от их общего сумасшествия, Спок задыхается, и он не имеет ни шанса оттянуть оргазм. Это сильнее него, он может лишь подаваться, подмахивать всё сильнее, кусать полотенце, ощущать разбухший член внутри себя. Он чувствует, когда движения Джима становятся неровными и резкими, когда Джим вжимается в него, судорожно хватая ртом воздух, и их обоих накрывает яркой волной наслаждения.Джим прижимается к спине Спока, тяжело дышит в плечо. Спок пытается унять дрожь и сердцебиение. Полотенце падает к ногам. Губы слегка болят после зажатой во рту ткани, чёлка мокрыми прядями липнет ко лбу. Они оба мокрые от пота, и по коже ещё проходят слабые-слабые разряды – ментальные отголоски пережитого. Прикосновения Джима слишком ощутимы сейчас, пока связь не закрылась. Джим водит пальцами по его спине. Медленно и бездумно вычерчивает фигуры.– Я безумно скучал по этому, – шепчет он, прижимаясь мокрым лбом к шее Спока. – Боги, как же я скучал...Спок на ощупь находит его руку и переплетает их пальцы. От этого прикосновения чувствительные рецепторы словно прошивает слабой вспышкой. – Я тоже, любовь моя… – шепчет Спок. – Но сейчас лучше вымыться и вернуться спать. Когда они возвращаются в комнату, вымытые и расслабленные, первое, что замечает Спок – что Крис уже не в кроватке, а на руках у Хана. Второе – Хан смотрит на них просто с непередаваемым выражением лица.– Не драматизируй, мы старались вести себя тихо, – бормочет Джим и пытается взять ребёнка на руки. Но Крис отворачивается.– Да я и не сомневаюсь, – шипит сверхчеловек. – Но ваш ребёнок – телепат, представьте себе. У него с вами ментальная связь. Так что проснулся он из-за...– Понял, понял, не продолжай.Джим покорно вернулся к себе в кровать и залез под одеяло. Спок последовал его примеру. Ситуация становилась всё более неловкой, и, казалось бы, хуже стать не могла, но...– И угадайте, кто ещё чувствовал всё это, благодаря ментальной связи.– Но мы не можем… – начал было Спок, но Хан перебил ядовито:– А я не должен это ощущать вообще. Держите себя в руках, сделайте милость.Спок пристыженно замолчал. Он чувствовал по связи, что Джиму тоже не по себе, но... супруг не подавал виду. Он поудобнее устроился на подушке, вздохнул:- Когда-нибудь ты тоже влюбишься, Хан. Посмотрю я, как ты будешь держать себя в руках.– Сказки вы рассказываете определённо лучше, чем держите самоконтроль, – отчеканил Хан и ушёл в гостиную, расхаживать там с расхныкавшимся Крисом. Его силуэт был виден за бусинечной занавеской, когда сверх проходил мимо дверного проёма. Спок услышал, что Хан негромко что-то напевает. – Может, мы не должны были? – Спок вопросительно обернулся к Джиму. Джим немного растерянно пожал плечами.– Ты прав, родной, сдерживаться вечно мы не можем. Придётся привыкать к некоторым... неловкостям.Генри Старлайт. Чехов никогда не интересовался современной поп-культурой. Все эти… певцы, вспыхивающие на небосклоне эстрады, интернет-знаменитости, голографические медиапроекты. Но вот Генри Старлайта он знал. И даже вызвался встретить его в транспортаторной и сопровождать по кораблю.Когда искры транспортации рассеялись, открывая его тощую и унылую фигуру, Павел сделал шаг вперёд и приветственно склонил голову.– Генри Старлайт, экипаж корабля ?Энтерпрайз? приветствует вас на своём корабле.Певец сделал шаг вперёд, откидывая щегольскую чёлку.– Чехов. Павел Андреевич. А я думал, ты в этом возрасте уже станешь адмиралом. Чехов разулыбался и шлёпнул его по плечу.– А я думал, ты всегда будешь продавать бургеры в забегаловках. Идём, тебе выделили охренительную каюту. Они были знакомы с Генри со школьной скамьи. Чехова в школе не любили – он был слишком умным, чтобы вписаться в популярную тусовку, и из слишком высокопоставленной семьи, чтобы стать объектом травли. Генри – в те года Генку Старыгина – тоже не любили. Он был хилым, красил волосы дешёвой фиолетовой краской, отставал практически по всем предметам, и лез во все школьные мероприятия с песнями своего сочинения. Слабенькие были песни. Окончив школу, Павел искренне радовался, что больше их не услышит. И вот – на тебе, звезда галактического масштаба.Сменив краситель для волос (и, возможно, тоник для умывания), Генка начал выглядеть не в пример лучше. И теперь, когда в его движениях и осанке прибавилось уверенности, худоба даже начала выглядеть элегантной. – Я сейчас в поиске новых приёмчиков, – поделилися он с Чеховым по пути в каюту. Капитан специально держал день его прибытия в секрете и освободил им коридор, чтобы не создавать столпотворения. – Капитан Кирк попросил дать концерт, и смотри…Он остановился и чуть оттянул вниз нижнее веко. Чехов искренне старался разглядеть хоть что-то необычное, но… веко как веко. И поинтереснее бывали.– Вчера мне сделали временный татуаж на лице, – Генку его реакция не смутила. Отпустил веко, пошёл дальше. – Татуаж… под цвет кожи? – Чехова всё ещё не понимал.– Ну… да, на коже он не виден, – тот снова откинул щегольскую ярко-фиолетовую чёлку. – Но я буду выступать в полной темноте, и тогда…– О-о-о, – до Павла дошло, – флуоресцентная краска!– Да, – он щёлкнул пальцами, – моего фирменного фиолетового цвета. Я хотел выступать голым, чтобы было как бы… полное погружение…Чехов прыснул. Генке это, кажется, тоже казалось смешным.– Ну да, агент сказал, это будет слишком. Так что вместо моего прекрасного тела будет костюм с флуоресцентной пропиткой. – Ой, да когда твоё тело успело стать прекрасным? Тебя Кощеем не прозвали только потому, что рядом с тобой он смотрелся бы толстеньким!– Ох, Чехов, сколько поменялось за это время…Они остановились у дверей каюты, выделенной Генке, и тот, сияя взглядом, схватил Чехова за плечи.– Слушай, по квадранту ходят слухи, что у вас есть какие-то особенные трибблы. Я хочу себе такого!– Фиолетового? – Чехов понял без слов.– Да! Можешь достать? За мной не заржавеет! Я думал купить обычного и покрасить, но ты же знаешь их метаболизм...– Знаю.Чехов аккуратно отцепил его руки от своих плеч. Пальцы у Генки были такими же костлявыми, как и в дни школьной юности. Но вот причины, почему бы не порадовать его трибблом, Павел не видел. К тому же, иметь в должниках звезду…– Да! Агент будет в восторге! – Старыгин-Старлайт сделал какое-то странное движение. Возможно, оно выражало ликование. – Приноси вечером. Посидим, поболтаем. У меня в багаже есть бутылочка такого…Чехов похлопал его по плечу. Раньше Генка был унылым, и теперь, с непривычки, его активность очень утомляла.– Да-да, старлайтище. Посидим. Ты код на открытие двери у меня возьмёшь, или хочешь заночевать прямо в коридоре?МакКой стоял в транспортерной один, не считая дежурного офицера. Кирк, у которого не было дел на мостике, отказался. Сказал, что с некоторыми испытаниями человек должен столкнуться в одиночку. Предатель. Кроме того, Боунс нервничал ещё и из-за транспортера, которого всегда боялся. Зато Джо не боялась, она отвергла идею, чтобы за ней на базу посылали шаттл. Когда Джоанна материализовалась в облаке искр, МакКой сделал шаг вперёд.– Ты признаешь, что Хан не опасен, – начала дочь, когда материализация закончилась.– Что? – опешил Боунс.– Иначе я с тобой не разговариваю. – Ну… я…Это всё было донельзя неловко. Дежурный, коротко сообщив, что транспортация завершена успешно, выскользнул из комнаты. – Пап, – повторила Джоанна.– Ладно! Хорошо, маленькое чудовище, Хан не представляет угрозы для экипажа! Она просияла и сбежала с платформы. МакКой не успел вдохнуть, как оказался стиснут в объятиях. – Другое дело! Ты молодец, пап, с предрассудками надо бороться, это правильно!Он, чувствуя себя донельзя глупо и беспомощно, похлопал её по спине.- Заяц, ты... - слова никак не хотели проталкиваться, но сказать было надо. - Я плохо с тобой поступил. Но если бы с тобой что-то...– Я всё понимаю, – Джо отстранилась, глядя на него сияющими глазами. – Но теперь-то всё хорошо. Ты же не выкинул моих трибблов?..– Что… нет, нет-нет, Счастливчик и этот… Бульдозер, на месте. Что за имя для триббла, заяц?– Не Бульдозер. Его зовут Трактор, и это Чехов помог придумать. Джо чмокнула его в щёку, поправила на плече сумку. – Ну, значит, всё в порядке. Тогда самый-самый главный вопрос… Когда я увижу Старлайта?..Хан только что покормил Кристофера и теперь сидел у кроватки, где тот ворочался со спины на живот и обратно и трогал разноцветные игрушки, издавая совсем уж какие-то невообразимые звуки. До своей жизни на корабле Хан не предполагал, что дети способны издавать такое количество звуков в принципе.– Он так с тобой общается, – пояснил ему доктор, когда Хан спросил его, нормально ли, что ребёнок два часа завывал как красная тревога. – Он сейчас действует методом проб и ошибок, смотрит, на какие его звуки как реагируют опекающие его взрослые. Ты в том числе. И чем круче эффект, тем больше ему нравится результат.– То есть то, что он практически переходит на ультразвук – нормально? – поинтересовался Хан без надежды.– Абсолютно. И вообще, что это с тобой? Сверх-уши у тебя сверх-чувствительными оказались? Тебя ещё много сюрпризов ждёт. Это ж дети.Это Хан уже проигнорировал. К полезной информации доктор добавил, что с ребёнком надо общаться. Чем чаще, тем лучше. Рассказывать что-то, напевать, можно читать стихи. Хан не знал, что рассказывать ребёнку. Первое их общение состоялось в духе: ?Привет. Я не особо знаю, о чём с тобой говорить?. Потом Хан зачитывал ему отрывки из инженерных журналов, которые любезно скинул Кирк, или рассказывал что-нибудь из истории Земли. Пробовал читать на вулканском – малыш во всю ширь открывал глазищи и замирал, прислушиваясь. Вулканский ему явно нравился больше стандарта, хотя лейтенант Чехов вообще утверждал, что ребёнок любит слушать его сказки на русском. Хан остановился на вулканском, перечитал Крису все сказки и легенды, какие смог найти в сети. Он по-прежнему не знал, о чём разговаривать с ребёнком. Так прошли все первые полтора месяца. Крис отвлёк его от мыслей: издал какой-то совсем уж невероятный звук, похожий на завывание птицы смети на Сирингале-4, и кинулся в Хана игрушкой. В этот раз ярко-розовым резиновым слоником. Хан привычно поймал игрушку и вернул её маленькому хулигану. Крис крепко вцепился в слона и стал бить им по бортику кроватки. – Это странно, – начал вдруг Хан. Остановился. Понял, что заговорил с ребёнком сам. И понял, что может продолжить: Крис точно никому не расскажет. Хан хотел бы поговорить об этом со своими, но во время сеансов видеосвязи не мог быть уверен, что их не прослушивают. А Крис… вот он. И он выслушает. – Я думал, за этим стоит какой-то план. Крис гугукнул, приподнялся на ручоках и уставился на него голубыми глазищами. Слушать начал.– У тебя поразительная сила, – продолжил Хан. – Она слишком большая, чтобы меня просто сделали нянькой. Кто станет сводить сверхчеловека... меня, с моим умом, с моими данными, и тебя, сверхмощного ребёнка-псионика, просто так? Я понимал, что меня снова попытаются использовать. Не знал, как. Может быть, тебя следовало обезвредить. Придумать, как обезвредить. Или наоборот – воспитать так, чтобы ты стал идеальным оружием Федерации.Крис выпятил нижнюю губу и залопотал что-то на своём, на детском. Снова попытался стукнуть Хана слоном. Он совершенно не походил на оружие, но Хан по опыту знал, что оружие не всегда выглядит грозно.– Со мной должны были связаться в самом начале. Скорее всего, это был бы какой-то энсин-практикант... человек, играющий роль энсина-практиканта. Таким легче всего контактировать со всеми на корабле, а потом, сделав вид, что не прижился, подать прошение о переводе. И затеряться в базе. Был энсин – нет энсина. Это должно было произойти в первую неделю. После того, как моих людей высадят на планете, и я буду уверен, что с ними всё в порядке. Но полтора месяца... всё так тихо и спокойно. Никто не ищет со мной контакта. Полтора месяца я - просто твоя нянька, практически не выходящая из каюты. Я не был готов быть нянькой. Полноценной. Просто нянькой. Я не был готов, у меня нет цели, у меня... я уже знаю почти всех на этом корабле. Это всего лишь полтора месяца. И если со мной не связались, так продлится все четыре года. Просто нянька.Крис отправил слона в полёт через бортик кроватки и помог себе телекинезом. Слон взмыл по диковинной траектории и приземлился на кровати Хана. Ударился об бортик, громко пискнул, затерявшись в складках покрывала. – Я за ним не пойду, – сказал Хан. Крис коротко вякнул, как будто согласился, и взялся за другую игрушку – резинового осьминога. Его щупальца он очень любил тянуть в рот. Поэтому Хан каждый вечер мыл все его игрушки. – У меня нет выбора, – продолжил Хан. – Я обязан выдержать, потому что это мой контракт. Ты – ключ для моих людей к безопасной жизни. Но я не представляю, как не свихнуться на этом корабле.Крис промямлил что-то, жуя щупальце и смотря на Хана широко открытыми глазами.Хан почувствовал себя уставшим. Слишком уставшим. И злым. И испуганным.Откликаясь на его эмоции, Крис выпустил обслюнявленного осьминога изо рта, жалобно залопотал и потянул к Хану свои маленькие по-детски пухленькие ручки.Полнейшая безнадёжность. Хан не имел права даже злиться, потому что его злость... любые негативные эмоции причиняли вред этому крохотному и беззащитному существу. Он поднял малыша на руки, и тот уцепился за него, будто бы прячась от всего мира. Хан осторожно прижал его к себе, покачивая.– Я справлюсь, малыш. Мы оба справимся. Не нужно бояться. Я сильный, я смогу вынести... четыре года... в заточении.На последних словах ребёнок захныкал, цепляясь сильнее. Среагировал на чувство безнадёги, наверное. Чёрт возьми, неужели и это нужно контролировать...– Ну, всё хорошо. Хочешь, я снова почитаю тебе на вулканском? Только петь не проси, я не буду петь. Крис постепенно успокаивался. Только чувство безнадёжности никуда не делось. Хан начал подозревать, что оно останется с ним на все четыре года.На концерте Старлайта, как и ожидалось, было не протолкнуться. Чуть ли не дрались за первые места – и Нора, и Джо, с которой Чехов успел разве что парой слов переброситься, среди них. Кажется, девочка даже не стала искать себе свободный стул. Она просто притащила папкин раскладной и уселась в проходе с таким видом, что... в общем, Чехов не рискнул бы просить её пересесть из прохода. И никто другой - тоже. Несколько прядей её волос уже были выкрашены в фиолетовый цвет.Эх, молодость и фанатизм... Нора даже обиделась немного, что Чехов не стал с ней в первые ряды толкаться. А чего обижаться? Ну неинтересно это Пашке. Он, во-первых, всё ещё не интересовался поп-культурой. Во-вторых, имел печальный опыт сидения в первых рядах на выступлениях Генки. Так что он скромно примостился у стены. Рядом с Ханом, который стоял, скрестив руки, и притягивал к себе взгляды последних рядов. Тех, кто не стал драться за первые места - а значит, был не так уж фанатично влюблён в Генку - а значит, присутствие Хана для них было интереснее концерта.- А ты... вы чего, - Чехов всё ещё терялся, как обращаться к сверхчеловеку, - любишь музыку?Сверх бросил на него хмурый взгляд.- Обожаю. Я даже не знаю, кто выступает.- А если серьёзно?- А если серьёзно, то капитан Кирк считает, что от детей нужно иногда отдыхать. Я, в целом, согласен, но мне гораздо лучше отдыхалось бы в инженерном.- О...Больше поговорить не получилось. Свет медленно-медленно начал гаснуть.Стоило признать, что в постановке выступлений Генка здорово преуспел. Это вам не школьные спецэффекты, которые он мастерил своими руками (после одного из таких пришлось собирать по залу обломки его гитары).Его контур, высвеченный фиолетовыми узорами, появился будто бы из ниоткуда в полной тишине. Фосфоресцировали волосы: чёлка и выбритый полосками висок, контуры глаз, верхняя губа и двумя острыми полосками - линия челюсти. Фосфоресцировали контуры ног, рук, плеч и пальцев, весь его силуэт как будто был наспех набросан в темноте гениальным художником. И посередине тёмного провала груди, слегка пульсируя, фосфоресцировало сердце.Генка стал лучше двигаться. Под завораживающее интро он плавно исполнил несколько хореографических фраз, а потом замер – и начал петь.Не знай Чехов, что Генке гордость не позволила бы петь под фонограмму, решил бы, что это не его голос. То есть... вроде бы его. Но он был намного сильнее, он был бархатный, пластичный, как пластилин под пальцами скульптора. Голос лился и околдовывал, и создавалось ощущение, что Генка поёт для тебя. Да-да, именно для тебя, как ещё он мог бы найти ноты и слова, которые затронут именно твоё сердце? Генка пел около часа, и весь этот час Чехов почти забыл, как дышать. Так ему показалось, когда свет, наконец, снова зажёгся и он вдохнул полной грудью – будто бы впервые за всё время концерта.На сцене Генри уже не было, но это было и неважно.Даже Хан выглядел впечатлённым. У сцены толпой галдели поклонницы из экипажа. А уж Джо, подбежавшая к верхним рядам, и вовсе задыхалась от восторга.– Чехов! – завизжала она оглушительно. – О боже… Боже мой… Он просто… просто бог! Если я не получу автограф, я просто лопну! Ты его встречал в транспортерной, попроси, пожалуйста! Нора, подбежавшая следом, тоже чуть ли не лопалась от впечатлений. И, может быть, Чехов собирался сделать большую ошибку, но... да к чёрту, он был слишком виноват перед Джоанной.- Джо... тихо, тихо, я даже могу сделать больше. Хочешь с ним лично познакомиться?Казалось, угроза Джо лопнуть была не фигурой речи. Она, задыхаясь, прижала ладони к груди.– Пашка… я тебе… что хочешь… я тебе все свои коллекционные значки отдам… - Ген... - пришлось прикусить язык, - ...ри хочет себе фиолетового триббла. Сможешь достать до вечера?От переизбытка чувств она лишилась речи, и только и была способна, что прижимать руки к груди и часто-часто кивать.- Тогда приходи ко мне с трибблом часиков в... 1900. Будет тебе знакомство.Джоанна уже не могла говорить. Она обхватила Чехова за шею, крепко-крепко поцеловала прямо в губы и унеслась в неизвестном направлении на одиннадцатом варпе. Кажется, Хана, стоящего прямо тут же, она даже не заметила.Хан проводил её абсолютно бесстрастным взглядом.- Сколько энергии. Это и есть дочь доктора, перед которой он сильно провинился?- Да, Джоанна. Я перед ней тоже виноват.- Думаю, тебя только что простили.- Да уж... ну бывай, мне надо Боунсу сказать, что вечером я веду его дочь к её самому большому кумиру. А то она, кажется, не вспомнит, что отца бы неплохо предупредить...- Пашка, господи, Пашка… – Нора жалась к его боку, обхватив руку, и смотрела глазами, полными счастья. – Сам Старлайт… девчонки мне не поверят, я точно говорю…- Они же с тобой на концерте тусили, - Пашка непонимающе на неё покосился. Хан поднял брови.- Но в каюту же им нельзя. А мы с тобой туда…Она осеклась, увидев, как ошалело Чехов на неё смотрит.- Ты Джо к ней позвал, - напомнила она. – Вместе с собой. Я-то, получается, по умолчанию иду. - Эм… Нора…Он начал, но договорить не получилось. Девушка уже отпустила его руку и уперла руки в боки. Получилось, несмотря на её миниатюрность, очень грозно. - Ты хочешь сказать, я не приглашена? Ты знаешь, как я люблю Старлайта?Пашка знал. Нора любила его меньше, чем Джо, плакатов не держала, но… песни Генки на звонке, платная подписка на выходящие альбомы, футболка с его логотипом. Но он даже не подумал о ней. А вести к Генке ораву фанаток… Нора истолковала его молчание правильно. И сменила тактику – снова уцепилась за его руку, сделала большие-большие глаза и зачастила:– Паш, ну Паш, ну возьми с собой. Пожалуйста. Что хочешь проси, правда-правда. Это же такое событие, такой шанс, у меня же такого больше не будет. Я буду тихо-тихо себя вести, я не буду мешать…Хан тихо хмыкнул и удалился. Понял, видать, что это надолго. И что конец счастливым не будет.После отказа Нора устроила ему громкий скандал прямо там, в концертном зале, но после всё равно забежала к нему и попробовала уговорить ещё раз. А после второго отказа дала пощёчину и заявила, что бросает его. Следовало ожидать, что уж… Хотя всё равно Чехова это не слишком расстроило. И он бросал, и его бросали, да он даже замужем побывать успел – будешь тут расстраиваться из-за очередного разрыва. Жалко только было, что хорошего человека обидел.Джоанна явилась к нему с небольшой клеткой с трибблом ровно в 1800 в сопровождении Боунса. Триббл сидел спокойно. Джоанна чуть ли не попискивала от перевозбуждения. В её взгляде явственно читалась готовность благодарить Павла до скончания его жизни. Девочка не могла усидеть на месте: пыталась сесть на стул, подскакивала, ходила из угла в угол, снова пыталась сесть... и постоянно бросала на Павла взгляды, полные немой мольбы.– Чтобы дома не позже 2100, – сказал Боунс. – Чехов, под твою ответственность.Пашка только кивнул. МакКой ушёл. Джоанна почесала триббла сквозь прутья клетки и опять принялась беспокойно ходить по комнате. В 18.21 Чехов не выдержал и начал собираться сам: лучшие кассеты для репликатора, небольшая баночка грибочков от бабули, нереплицированный бородинский хлеб. Девочка наблюдала за его сборами, изумлённо расширив глаза.- Чехов, - спросила она тихонько, когда он достал из мини-стазисной камеры контейнер с копчёным салом, - а чего это ты...- А того. Всё увидишь, Джо, не хочу сюрприз портить.Она послушно умолкла.Она вообще сегодня вечером была ну очень послушной. А когда они подошли к дверям Генкиной каюты, и вовсе притихла, в напряжении тараща глаза. Чехов - ну хотелось ему впечатлить девочку - ткнул в интерком и произнёс небрежно:- Генри, открывай дверь, я к тебе с гостинцами и гостем.Джо затаила дыхание.Двери перед ними разъехались, открывая каюту в интимном полумраке. Генка был одет в длинный шёлковый чёрный халат с элегантной фиолетовой вышивкой. Позёр. Но, надо сказать, эффектный. Он посторонился, пропуская их внутрь, и Джо даже не пошла первой, а робко проследовала за вошедшим Пашкой.- Ну знакомьтесь, - Чехов свалил принесённые гостинцы в руки Генке. - Ген... - тот сделал страшные глаза, - ...ри, это моя подруга, Джоанна МакКой. Джоанна - это Генри, мой школьный приятель.– Привет, – медленно, как во сне, произнесла Джо. – То есть… здравствуй… Генка же бесцеремонно свалил гостинцы обратно в руки Пашки, сверкнул улыбкой, и слегка поцеловал ей руку.- Для тебя просто Генри, красавица. Для меня - большая радость познакомиться с такой очаровательной молодой леди.Вот где-то в этот момент Чехов и начал подозревать, что нынешний вечер был не такой уж и удачной идеей. Оказывается, за те годы, что они не виделись, Генка обучился бессовестному флирту с прекрасным полом. И пусть его флирт был где-то на грани между надутой высокопарщиной и безвкусной фамильярностью, на влюблённую девочку он действовал безотказно. Она - Джоанна МакКой, держащая в страхе и подчинении главного медика этого корабля, смеялась над тупейшими из его шуток, смущалась на самые идиотские комплименты, а Генри даже и не думал сбавлять градус.- Девочка моя, я научу тебя правильно пить выдержанное ризианское вино, - говорил он, и Джоанна во все глаза смотрела. А попробуй её кто другой назвать "девочка моя".- Золотце, смотри, вот так подцепляешь кусочек мяса на шпажку, и... открой-ка ротик, - говорил он, и Джо послушно открывала рот, чтобы он отправил туда этот злосчастный кусочек мяса.- Малышка, кто же так ест устрицы? Дай-ка я тебя научу, - говорил он, и она покорно ждала, пока он пересядет ближе к ней, приобнимет сзади, возьмёт её руку и наклонится, явно для поцелуя...Но это Пашка уже терпеть не мог. Он уже слегонца поддал бабулиной наливочки, так что без лишних слов перегнулся через их импровизированный стол, накрытый на полу, подтянул Генку к себе за шиворот и душевно вмазал.Генка тоже уже поддал, поэтому в долгу не остался.Они сцепились прямо на полу, свалившись на разложенные деликатесы. Хвалёное ризианское вино упало и разлилось, так что они мутузили друг друга в винно-деликатеской луже.- Да я не знал, - орал Генка по-русски, - что она тебе нравится!- Да ты ж сука, - орал Пашка в ответ, - да ты знаешь, сколько ей лет?!Перепуганная Джо тоже что-то кричала и пыталась их успокоить, но где уж ей. Пашка совсем раскочегарился, он охаживал Генку тумаками прямо по его тощим рёбрам, по ногам, трепал за дебильную чёлку. Генка же... ну да, хореография пошла ему на пользу. Генка брыкался и орал, и Пашке здорово доставалось от его острых коленок и локтей. Чехов грозил ему всеми карами медицинскими, грозил выкинуть за борт или в утилизатор, или запихать эти сраные устрицы так далеко в лужёную глотку, чтобы они поперёк тощей жопы встали.– Да прекратите вы! – Джо, на миг куда-то исчезнувшая, снова возникла в поле зрения – мелькнули её ноги – а в следующий миг на Чехова и Генку обрушилось ведёрко холодной воды. Видимо, Джо стащила ведёрко из-под вина, вытряхнула лёд и налила воды.Пока Чехов вытирал лицо и отфыркивался, она схватила его за шиворот и оттащила подальше от Старыгина.- Пашка, ты, блин, псих, - возмущению Генки не было предела, - предупреждать же надо!- Четырнадцать лет, падла, ей четырнадцать лет! - Пашка, отфыркавшись, пытался испепелить его взглядом. - Я даже б не подумал! Это моя сестра! А знаешь, чья она дочь?- Ой, не-не, я не хочу с твоей ебанутой семейкой связываться...Генка, ругаясь и вытирая кровь, текущую из носа, рукавом халата, поднялся на ноги и пошёл в ванную. Чехов тоже встал.- Джо, идём домой, - сказал зло. - Я тебя с ним больше не оставлю.Джо поглядела на него испуганно.– Но…– Никаких но. Твой отец сказал мне за тобой приглядывать. – Я уже взрослая! – вспылила Джо, явно намереваясь удрать за звездой в ванную. Пашка поймал её за руку.– Пока я твой брат, а тебе четырнадцать, ты не взрослая. Ты – моя младшая сестра. И скажи спасибо, что о произошедшем я не расскажу Боунсу!Пашка потянул её к выходу. – У тебя синяк будет на пол-лица, – недовольно сказала Джо уже в коридоре. Руку из захвата она вытащила. – И между прочим, автограф я так и не взяла… - Автограф, прядь волос, посвящённая песня - я вытрясу из него что угодно, об этом не переживай.Джо тихонько вздохнула. – Не надо песни. Просто автограф… И извинись, пожалуйста. - Уж я извинюсь. Вовек не забудет.– Паш, а почему вы по-русски…– Потому что это мой бывший одноклассник. Он не Генри, понимаешь? Это псевдоним всё. Джо промолчала. Чехов сдал надутую девочку на руки Боунсу, сказал, что получил от Старлайта за критику его музыки, и вроде как все остались довольны. Но у самого Павла кошки на душе скребли. В сущности, может, и правда стоило извиниться перед Генкой. Мало ли как молодо могут выглядеть его поклонницы. А тут такая встреча, которая когда ещё будет - старые школьные приятели. Стоит ли расходиться так по-дурацки? Так что он вернулся к МакКою, выпросил бутылку бабулиной медовой перцовки и регенератор, и вернулся в каюту Генки.Тот открыл ему в этот раз просто и без пафоса - мокрая чёлка, простой серый халат, на скуле краснеет будущий синяк, а позади всё ещё виднеется разворошённый деликатесный стол.Пашка продемонстрировал ему бутылку и регенератор. - Генка, давай мириться.Как любила говаривать бабуля: "Стопка самогона и копчёное сало мирят лучше любых дипломатов", - а уж бабуля знала толк в дипломатии.Деликатесы они не спасли. Ризианское вино всё впиталось в роскошное расшитое покрывало, и они его просто выкинули в утилизатор. А вот сало - сало осталось. И грибочки остались. Так что Генка зажёг свет, уселся на диван, поджав ноги, и просто перебирал струны на старой акустической гитаре, периодически отхлёбывая из стакана. Пашка сидел на полу, сортируя репликаторные кассеты. Беседа текла легко – Пашка рассказывал Генке о своей семье, о бабуле, о том, где успел побывать за эти годы. Генка тоже делился историями, периодически напевая приходящие на ум строчки из песен. Такие посиделки нравились Чехову куда больше чем то, что получилось раньше.Есть в космосе звёздном один уголок,Где звёзды сверкают, как очи любимой,Но тот уголок так печально далёк,Никто не запомнит дорогу и имя...Генка перебирал струны, и пел так негромко, так проникновенно...Чехов никогда не слышал у него таких песен. Да если подумать... он вообще никогда не слышал у него хороших песен. Что-то про любовь, про растерзанное сердце и тоску без края – это пожалуйста, сколько угодно. - Генка, - решился он спросить у расслабившегося товарища, - без обид, но раньше...Генка чуть улыбнулся, не поднимая головы.И в тот уголок так однажды случайноКорабль твой свернёт, позволенья не спросит,Пусть этот визит твой останется тайной,Пусть будет нечаян. Пусть будет серьёзен... – Ты хотел спросить, как я стал знаменитым? - вдруг прервал он напев. - Вроде как... раньше меня даже на сельские свадьбы не звали.- Ну... да, - Чехов решил быть честен.- Повезло, Чехов. Просто повезло.Подарит мечту, не возьмёт ни монеты,И ты, окрылённый, вернёшься оттуда,Забудешь дорогу, виденье из бреда,Одна лишь мечта подтверждением будет.Чехов прикрыл глаза, слушая негромкие распевы замечтавшегося приятеля. Не хочет рассказывать... да и в принципе, разве он не имеет право? Не хочет - и не надо. А поёт всё таки красиво. Как же люди, которых ты знал в школе, меняются...К полуночи они были уже пьяны в стельку. Бабулина настойка забирала покруче любого реплицированного виски, даром что Боунс всегда отдавал ему предпочтение. Они сидели на полу, на разбросанных подушках. Рядом урчал фиолетовый триббл, пытаясь подползти к салу. Пашка, кажется, даже начал задрёмывать, когда Генка, стукнув стопкой об его рюмку, опрокинул в себя, и вдруг заговорил.– А ты прав, Чехов, – у него безбожно заплетался язык. – Я ведь правда… был как... ни слуха, ни голоса. А ведь как пытался, как хотел... Вот как оно, когда... ты без музыки жизни не смыслишь, но нету таланта, не-ту. Это ты у нас всегда был гением. Гордость школы… академия ЗФ в тринадцать лет… А я – что? Школу окончил и… сбежал из дома. С группой типа... хиппи, наверное. Космических. Сами сочиняли, на коленке писали, сами друг другу пели. И убеждали друг друга, что песни у нас гениальные, это весь мир тупой и не понимает гениев. А вот как помрём...Он подлил себе ещё, дотянулся до банки с грибами.– Я уже и не помню, где только мы ни летали. Пели. Везде. Где за спасибо, где за еду, а где нас гнали взашей. Врали друг другу, что только этого и хотим - свободы, летать и петь, только куда там. Все мы хотели признания. Все мы хотим признания, Пашка... корабль у нас был старый, карты старые, то в нейтральную зону занесёт, то вообще куда-нибудь... И вот однажды занесло в один участок… около ромуланцев. Кажется.– Ромуланцев... - Пашка кое-как разлепил закрывающийся левый глаз.Генка чего-то вдруг умолк.– И?.. - Пашка закрыл глаз обратно.– А вот и... "и". Ну просто планета. Какая-то планета. Необитаемая. Мы тогда в космосе летали неделю уже, и... убить были готовы за нормально небо. И твёрдую землю. Понимаешь? И ей-богу, начали бы убивать, если бы... ну приземлились. Разбили лагерь. Уснули. А когда я проснулся, поперёк груди лежала бирка. Твёрдая такая, металлическая, вроде.Генка продемонстрировал руками размеры.– На ней куча понаписано было. Но больше цифры. И непонятное что-то... а из... из понятного...Генка прослезился. Всё ещё держал руки по размерам бирки и так смотрел между ними, будто и правда видел эту штуку.- Аккуратным шрифтом так... что-то типа... ?желание: обладать лучшим голосом в альфа-квадранте и быть известным певцом И СРАТЬ НА ГОЛОВЫ ВСЕМ КТО ГОВОРИЛ ЧТО У ТЕБЯ НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧИТСЯ?, - он шмыгнул носом, - а ещё ниже ?статус: исполнено?. И всё.– Что – всё? – не понял Чехов.– Всё – это всё. Ты сам на концерте слышал.Он не договорил, разлил настойку в их стопки. Поднял свою.– А самое знаешь что странное? – спросил шёпотом, не поднимая глаз.- М?..– Все наши получили бирки. У всех что-то сбылось. Но как улетели мы... ни в логах информации о планете ни осталось. Ни вообще в системах. Рулевой не мог сказать, в какой она стороне, хотя он в космосе полжизни рулит. Будто не было её, Пашка. Будто всем нам приснилось...– Чего? – Чехов поморщился.– Чего слышал, – и он опрокинул в себя энную по счёту рюмку. Поморщился, закашлялся, занюхал кусочком сала. – И всё это… мой голос, эта известность… всё, Чехов, не я. А эта планета сделала. - Генка, слуш…ай. Налегай на закусь получше, а...Тот только шмыгнул носом.Чехов с трудом нашёл нужное воспоминание. Боунс как-то рассказывал. – Это называется вроде ?синдром самозванца?. Когда ты чего-то добился, но кажется, что не заслужил это. Кажется, будто кто-то это сделал за тебя, а ты нагло пользуешься чужими усилиями. Вот ты и выдумываешь…– Да не выдумываю я! – Генка схватил его за форменку. – Планета правда была! И бирка была!– Ну и где она теперь, эта бирка?Генка потупился.– Исчезла. Через полгода, что ли. Я как-то проснулся… а её нет. Только голос… лучший в альфа-квадранте. – Короче, кому-то явно пора спать, – Чехов кое-как встал. Комната покачнулась. Он похлопал Генку по плечу. – А мне на смену завтра и… истории у тебя хорошие… но пойду я. Восвояси.– Не веришь, – протянул Генка тоскливо и отвернулся. – Да, – Пашка отмахнулся, покачнувшись. – Не беда. Главное, чтобы ты… чтобы тебе легче от этого было. От историй твоих. …Утром, страдая на смене с похмелья и проклиная антитоксикационные гипо, которые оставляли мучиться невнятной тошнотой, Пашка и думать забыл о бирке и странном рассказе. Генка был на корабле ненадолго – точка прибытия была достигнута кораблём в тот же вечер. Пашка ворвался в транспортаторную, бешено вращая глазами, когда лейтенант Айсман уже вводил координаты для его перемещения.- Ген.. Генри! - выпалил, задыхаясь и потрясая листом бумаги, - ав... автог... тограф! Для сестры! Дай автограф, она же меня прикончит!Генка только поржал над ним. Автограф, конечно, дал. Написал на своём фото.– Самой… решительной… и смелой… девушке… которую я видел, – он лихо отчеркнул на листе свою подпись. – Держи. Меня не каждый день поклонницы обливают из ведра, спасая от собственного брата. – Вот уж точно, – Пашка ухмыльнулся. – Кстати, насчёт твоего триббла. Он, конечно, фиолетовый, но вот не факт что даст фиолетовое потомство, понимаешь?– Оу. Ну да, понимаю… буду беречь этого, чтобы прожил подольше. И ещё… – Генка склонился к его уху. – Что я тебе вчера наплёл, про планету там…– Плане… а! Какая планета, я уже всё забыл!– Спасибо, Чехов. Генка скованно улыбнулся. Они обнялись напоследок, Чехов сошёл с платформы, и Генри Старлайт растаял в золотистых искрах. Чехов хмыкнул и вышел из транспотрерной. Ему надо было найти Джо: она уже сутки была вне себя от страха, что не получит свой вожделенный автограф.