Теперь все на своих местах (1/1)

Мой план мщения провалился ещё в самом начале, на том этапе, когда даже пистолеты не заряжают. Провалился тогда, когда в моих теплых руках сидело холодное чудовище с морем волосков и глазок; когда Айлиш указала каждой из нас свое место по договору; когда не приняла мою помощь, приказала выйти за дверь и сходить в аптеку за мазью, которая, собственно, была пустой тратой моего времени и ее денег, ибо раны и синяки заживают на мне, как на избитой до смерти собаке; когда слегка тёплыми под слоем лекарства пальцами с аккуратной, но короткой формой ногтей, ласкала всю в царапинах шею; когда не остановилась, когда попросила... Я выбежала из дома на лужайку и долго приходила в себя. Смешанный океан чувств и эмоций сейчас огромным вселенским черпаком вылился на мою и, скорее всего, Билли голову, но мало думать о ещё такой неизвестной мне девушке, когда собственные мысли на дне черепушки сбились в кучу. Я никому и никогда не давала свою шею. Потому что эта та зона, от которой сердце колотится чаще, а волоски на руках встают дыбом. Впервые столь странную реакцию я заметила в старших классах, когда каждый из друзей поголовно касался случайно нежной кожи под конским густым хвостом. Реакция за быстро идущими друг за другом годами не прошла, несмотря на то, что шеи касались все чаще и незаметней (но не для меня); все стало только хуже — теперь я сильнее ловила кайф с этого и не могла скрыть наслаждения за горящими негодованием глазами. Эмоции... я злюсь. Но злюсь не потому, что Айлиш без предупреждения коснулась электрической, убивающей меня наповал, зоны, а потому что слишком невинно и легко приносила мне наслаждение, сама о том не ведая. Простое желание помочь обернулось моими искрами из глаз и красными пятнами от моих пальцев на тонких запястьях девочки. Я злилась, что она не остановилась, когда я её попросила; злилась, что теперь на автомате буду презрительно смотреть в ее вновь искрящиеся прощением (в отличие, сука, от моих, хотя мне есть за что перед ней извиниться) глаза; злилась, что на пальцы Айлиш мозг рефлекторно хотел стонать: ?Лия?; злилась, потому что опять ее серые с проблеском голубого глаза мельтешат на подкорке, а сердце орет: ?Скучаю!?; потому что сейчас, выбегая на задний двор, хотела набрать ее номер и крикнуть: — Ты мне нужна! Забери и больше не отпускай! Я продам все ради тебя! Злюсь, потому что опять чувствую себя за бортом этой жизни, никому не нужной и лишней. Милости Мэгги и доброта Патрика второй день приносят моему скучающему по родительской ласке сердцу спокойствие. Стряпня миссис О'Коннелл очень сильно напоминала мамину стряпню, хотя и ингредиенты были другими и блюдо совсем не для моего, привыкшего к мясу, желудка, а шутки Патрика схожи с подколами отца, когда тот выпивал немного коньяка под мясо утки, и на его организм накатывала лёгкость и свобода мыслей. Но Билли... Я поняла наконец, что не отпускает и стесняет свободу лёгких в груди — девушка с безумно умными глазами и широкой улыбкой ребенка, которая спит, растянувшись ?звёздочкой?, и сопит так тихо, что кажется, будто умерла. Горько осознав, порвав на мелкие части пару листиков с кустов, растущих у забора, что дело не в договоре и четвертом пункте, не в этом злосчастном пауке, от которого кровь стынет в жилах, а тело как в приступе чешется, а именно в Билли — певице, покорившей мир в 17 и не отпускающей меня на законных основаниях уже двое суток из примерно двухсот сорока. В Билли. Потому что описывая ее привычки, перед глазами всплывают привычки Лии: ее конечности на мне и большей части кровати, ее дыхание мне в ухо, ее яркий смех и улыбка, ее мысли, вдохновляющие на танцы в час ночи и чтение стихов при трёх свечках из Икеи. Потому что Билли — это моя Лия, которую сердце любит, а мозг вспоминает. И дело было не в недостатке секса, как изначально я думала, пытаясь бедняге помочь избавиться от судороге в ноге, а сама схватив горячее желание внизу живота, а в схожести Билли и Лии. От данного факта и смеяться хочется, и плакать, и ножом в сердце, и в глотку яд. От этого нереально больно. Ко всему прочему, из-за смешения чувств я не понимала, как себя вести с девушкой. И ведь реально из-за Айлиш я постоянно живу раздвоенно: одна личность, под копирку вставляя образ Лии в образ Билли, безумно желает последнюю обнять и заключить в страстный поцелуй, зарыться в ярко-зеленые кончики и провести языком от мочки уха до сильно выступающих ключиц, а другая Пайрет терпеть не может, потому что, черт возьми!, это же не Лия, совсем не она, совершенно другой чужой человек, и играться с ней нельзя! Желание и запрет одновременно — что может быть хуже? Только то, что девушка, которую люблю, находится далеко от меня, а другую из-за нее же приходится ненавидеть, даже если ненависти она не заслуживает. И хоть мозг твердит: ?Прекрати!?, но упрямое обиженное сердце продолжает в глаза-океаны запускать острые дротики. Теперь понятно, почему план мщения пошел по пизде, а попытка быть собой, возникающая всегда, как Билли нужна помощь, помахала на прощанье ручкой. Потому что ненавидеть и тянуться всем естеством к одному человеку нестерпимо больно, невыносимо, непонятно. Два таких различных по структуре чувства одним методом общения не объединить, как бы не хотелось, а, выбрав один верный, случится катастрофа: меня либо посадят за убийство первой степени тяжести, либо посадят за совращение несовершеннолетних. И теперь... а что теперь? В таком случае есть только один действенный вариант — игнорирование. Во всех возможных случаях, во все те моменты, когда я Билли не нужна — игнорирование. Просто не замечать, просто смотреть сквозь и не останавливаться на вечно влажной нижней губе, которую Айлиш закусывает, когда решает трудную задачу или рифма застряла на пути в ее голову, не заострять внимание на ее слишком нарочито выбитое ?по договору?, от которого ее хочется сильнее к стенке припереть и рукой перекрыть поступающий поток кислорода. Не замечать. Не замечать. Не замечать... Но нет! Даже этот план провалился, и несмотря на то, что шагами ушел дальше плана ?М-мщение?, решение ?И-игнорирование? также потерпело крах. На этом основании я неминуемо пришла к выводу, что скоро поеду своим домиком, если не начну записывать мысли, мечущиеся от одной стенки черепушки к другой, которые, в надежде что-то до меня донести, тонули в собственном гуле. Без бумаги и чернил я не могла больше разобраться в этих обрывках, которые как старые ленты в кассетах смешались и запутались. С той минуты, осторожно прикрыв за собой дверь и войдя на кухню, где от Билли остался только запах клубничного джема из трещинок ее губ, я осознала, что мне, как глотка воды, максимально перестало хватать понимания; себя. Я всегда страдала манией строго выкладывать все по полочкам, каждой одной мысли находить ответ в другой, тем самым связывая их единой нитью; теперь же из-за мешанины тысячи голосов, твердящих каждый что-то своё, я стала тонуть в них, бесповоротно теряя и, несмотря на то, что каждый возглас в голове был моим, переставая узнавать себя. Каким-то образом за день я умудрилась растерять все склеенные осколки себя, которые собирала во всех уголках атласа шесть лет после смерти родителей. Одним, мать его!, днём. После произошедшего события избегать Билли мне не пришлось, поскольку она сама убегала в свое убежище, стоило мне отвлечься на Мэгги или Патрика, упустив из виду ее. За это, честно, я безумно ей благодарна, потому что в минуты молчания, когда миссис О'Коннелл в очередной раз увлекалась пересказом не особо интересного мне сериала, мило щебеча на всю кухню своим тонким, практически детским, голосом, я пыталась наконец понять, что же мне нужно. И я брала мысли не философские, по типу ?что же мне нужно от жизни? или ?что мне нужно для счастья?, а более в данный момент насущные — что же мне нужно от Билли и что, в конце концов, я хочу от себя. Общаясь с Мэгги за чисткой овощей, та много секретничала о своем чаде, достижениями которых она гордилась больше, чем своими. С каждой минутой разговора становясь к Билли ближе, узнавая ее с новой стороны и смеясь с забавных фактов из ее малолетней жизни, я только сильнее путалась, потому что одной частью я сильно к ней тянулась (оказалось, что Айлиш тяжело не полюбить), но другой частью, стоило лаймовой макушке замаячить на горизонте, я всеми силами старалась сдержать гнев и не выплеснуть все накопившиеся мысли ей за шиворот, заканчивая злую тираду одним вопросом: ?Какого черта ты так похожа на Лию??Я перестала действовать. Накинув на глаза пелену, старалась не замечать грусть и сожаление за произошедшее в светлых огромных глазах девочки, которую в глубине души мне было жаль и перед которой на коленях я просила прощения за то, что вытворяю прямо сейчас. Вечером мы просто легли в кровать, вновь не пожелав ?спокойной ночи?, и... ничего. Натянутая, как струна рояля, тишина, и хотя мы обе догадывались, что ни одна из нас сейчас не спит, продолжали молчать. Айлиш первая сдалась — схватила телефон и стала листать ленту в Инстаграме. Долго я видела отблески с экрана в стенках аквариума, пока, с характерным для Айфона щелчком, Билли не погрузила комнату в кромешную темноту. Мне было холодно и, даже укрывшись в подобие толстого рулета в одеяло, я все следила за черной мохнатой точкой в аквариуме, ибо с ледяными конечностями заснуть не могла. На второй половине кровати послышался шорох. — Закрыть окно? — прошептала Билли, а мне не хватило смелости ответить; потому что боялась ранить итак уже израненные сожалением глаза. Я не хотела, но... почему ты так похожа на нее?! Тихо обойдя кровать, Айлиш подошла ко мне и (почти не дыша, я выжидала следующего ее действия) долго смотрела на меня, будто на что-то решаясь. После на своей единственной торчащей из-под одеяла руке я почувствовала тепло ее пальцев, которыми она прикоснулась ко мне буквально на секунду. На коже остался ее горячий след, вскоре покрывшийся коркой льда, и на душе стало опять тоскливо. Хотелось запить слезы сладким шампанским и закурить приторным Kiss. Мгновение — и Билли закрыла окно, вновь забираясь в кровать. Тепло медленно расплылось по венам, и я уснула, так и не узнав, что девушка всю эту ночь не спала. Утро следующего дня такое же, как и прошедшее. Айлиш уходит умываться, я заправляю кровать, она переодевается, пока я жду ее за дверями спальни; внимательно слежу за ее поведением на лестнице и искренне мимолётно улыбаюсь, когда Мэгги пугается с резкого появления Билли на кухне. Завтрак с улыбками и смехом, хотя на девушке белыми пятнами по коже расплывается недосып, который я стараюсь не замечать, хотя в сердце что-то скребётся. Остаюсь мыть посуду, пока Айлиш забаррикадировалась в своем красном убежище, чем-то занятая. — Тебе нужна помощь? — Нет. — Может, тебе нужно что-то принести? Она долго думает, вперившись в одну точку на блокноте, испещренном ее маленькими завитками, а после поднимает пустой похуистический взгляд, который немедленно ставит мой искренний тон помощи на кипящее негодованием место, и просто отвечает:— Нет. Иди. Мама сказала, что ты хорошо управляешься по дому. И Патрик хотел матч-реванш после вчерашнего проигрыша. И Билли запирается. Как и я. Ночь. Окно опять закрыто. Но теперь я слышу, как девушка ворочается с боку на бок, пытаясь словить хоть одну надежду на приходящий сон. Злясь, она резко встаёт с кровати и идёт на кухню попить воды. Пока ее нет, щупаю ладонью подушку, которая оказывается насквозь мокрой. Билли заходит в комнату в тот момент, когда я пытаюсь сладить с тяжёлым замком на окне. — Ты замёрзнешь. — А ты уже вторые сутки спать не будешь. — Я сейчас усну. Все нормально. Иди в кровать. — Может я тогда пойду спать к Финнеасу в комнату? — Не надо. Спи здесь. Я сама туда пойду. И, схватив подушку с одеялом, Айлиш тише кошки перешла спать на жёсткую постель Финна. Я остаюсь одна и мне до жути хочется врезать этой светящейся башке, потому что ?хули ты такая самоотверженная??Засыпаю под утро с единственной, кружащейся как пыль под кроватью моей съемной квартиры, мыслью: ?Хоть этим не похожа на Лию?. Думая, что Билли сегодня отоспится за две неспокойные ночи, с открытым удивлением на лице встречаю ее сидящей на кухне в восемь утра с чашкой горячего чая. ?Выглядит еще хуже, чем вчера?. — Ты чего не спишь? — Голос ужасно хриплый, и это то ли от того, что она теперь большую часть времени молчит, или от того, что Айлиш простыла ночью, поскольку в отличие от ее комнаты, спальня Финна сильно обдувается по ночам холодным ветром. — Разбудил телефонный звонок. — И кто в такую рань? — Тебе это так важно? — Огрызнулась я, сразу пожалев. Айлиш пожала плечами, сильнее поджав ноги. — Тебе нехорошо? — Голова слегка болит. Но я выпила две таблетки цитрамона. Все пройдет. Ее широкие глаза вниз оттянули черные тени. Выглядит ужасно! Я подошла к ней вплотную и положила ладонь ей на лоб. Айлиш смотрела в пол и было ощущение, что ей вообще насрать на свое состояние. — Ты, кажется, заболела. — Все нормально. Не переживай. — Я не переживаю. Жалко будет людей, которые выбросили деньги на ветер, ведь 20 ты споешь хуево. — Уверена? И ее больные глаза перед моими. Она убрала все ещё продолжавшую лежать и пылать от температуры ее лба ладонь и сильнее сжалась в комок. — По утрам ещё холодно. Иди под одеяло. — В комнате Финна холодильник. — А я и не говорю идти к нему. Билли, поджимая пальцы на ногах, пошла в развалку к раковине. Я перехватила ее руку, занесенную над краном, и, пока она, пошатываясь, все ещё стояла рядом со мной, быстро помыла кружку. — Идем. — Ты же завтракать пришла. — Нет, я не голодна. — А, точно. Как всегда. Скажи, а сколько дней ты можешь не есть? — Максимум, три дня. Раньше могла неделю, но теперь нет. — И зачем ты моришь себя голодом? — Я просто не хочу есть. Это проблема не психологическая, а физиологическая. Мне не нужно много еды. Вот ты вчера мало поела... — Посмотри на мои щеки и убедись, что я ем достаточно. — И на каких форумах ты этого начиталась? — В смысле? — Не думаю, что кто-то из родных тебе людей, указывает на твои недостатки в теле. Потому что у тебя их нет. — Никто. Кроме меня. Потому что они есть. ?Блять, ссаная Лия номер два! Блять!?— Все. Ладно. Закрыли тему. — Я что-то не то сказала? — Просто... блять, просто замолчи! Бесишь! Айлиш засмеялась и вырвала руку. — Прости. Да, я такая. Всех бешу. Это мое кредо! И Билли, высунув язык, зашла в свою комнату. Я заново расстелила постель, открыла окно и, предоставив Билли самой себе, вышла. Пылая даже кончиками волос, пыталась словить спокойствие от нарезания фруктов для салата, но, порезав палец, обессиленная уже с утра села за стол и положила голову на сложенные руки. ?Зачем ты себя бьешь, Билли? Прошу, пожалуйста, перестань так делать. Так ты меньше будешь похожа на нее! Сука! Ты же другая. Вчера же мне ее не напоминала. И хули вы с ней из одного теста слепленные??К лёгкому завтраку ровно в девять спустилась Мэгги, и, немного с ней поболтав о погоде 20 числа на время концерта Айлиш, я, под предлогом того, что ?мой работодатель до сих пор спит, надо бы его позвать на завтрак?, ушла под заливистый смех Мэгги проверить, все ли с Билли в порядке. — Маме не говори. — Блять, Айлиш, в смысле не говори?! Ты думаешь, она не зайдет тебя проверить? — Она знает, что я люблю поспать до обеда, так что... — Это не изменит того, что ты вся горишь. Айлиш мелко потряхивало. Озноб волной пробегался по телу девушки, и она, как я вчера от нежных прикосновений к шее, коротко тряслась. — Сука! Надо было тебе именно перед концертом заболеть. — Еще два дня. — Блять, Айлиш, мне не нравится твоя беспечность. Сука! Я думала, что звёзды очень щепетильно относятся к своему здоровью. — А я разве звезда? Я молча смерила ее взглядом, приказывая бешенству не закипать внутри. — Ты вся мокрая. Тебе нужно переодеться. — Окей. Выйди тогда. — Да блять! Что я там не видела?! Под укоризненным взглядом я вышла из спальни и, пока Билли меняла мокрую футболку на сухую, набирала в широкую чашку, которая всегда стоит у меня на тумбочке, воды в ванной. — А чего из-под крана? На кухне в фильтре уже очищенная есть. Я испугалась звонкому голосу Мэгги за спиной. Она засмеялась, потрепав по плечу. — Каждого шороха пугаешься... — Да нет, миссис О'Коннелл, это просто все ваше семейство тихо ходит. — Ой, да прям-таки. Разбудила Билли? — Эм... нет. Знаете, она ночью плохо спала и вообще... — Что-то случилось? Уловив в моем голосе намеки на плохое самочувствие Айлиш, Мэгги напряглась и уже из дверного проема ванной внимательно глядела на спальню дочери. ?Надо сказать. Блять, надо сказать!?— Нет, ничего. Просто я всю ночь будила ее выкриками по поводу паука. Ужасно их боюсь! — Нужно было перенести его к Финну в комнату на время. — Да, пустяки. Мы просто решили с Билли местами поменяться: я у окна, а она ближе к аквариуму. — Вот как! Не думала, что Биллс уступит. — Она милашка. Мэгги одобрительно улыбнулась. — Мы собирались с Патриком сейчас заняться лужайкой. Не хочешь присоединиться к нам? Ты ужасно бледная! Мне кажется, тебе будет идти загорелая кожа. — Как только, так сразу, миссис О'Коннелл! Спасибо за приглашение! — Пффф, не стоит. И... Билли скажи, чтобы она уже начинала просыпаться. Через часа два должен подъехать Финн. Перед концертом они всегда прогоняют на всякий случай песни. ?Блять, черт! Ааааа!!!?— Да, конечно. Я ей передам. Вновь в комнату залетела я без стука. Билли успела отпустить края футболки — видимо перед моим резким приходом только надела шорты. — Если ты скажешь, что знала о приезде Финнеаса сегодня, то я тебя убью. — Мы всегда за дня два-три прогоняем программу. Так что да, знала. Я стукнула чашкой по столу и, сжав от злости челюсти и выпучив глаза, понятным жестом указала, будто сжимаю невидимую голову Айлиш. Та болезненно засмеялась и села на край кровати. — Это ты меня сейчас убила? — Блять, как же... ааааа! — И вновь ты злишься. — Я ненавижу врать, Айлиш! Ненавижу! А пять минут назад я прямо в глаза сказала ложь Мэгги. Блять! — Да ладно тебе. Все будет в порядке. — Через несколько часов на пару градусов температура уж точно упадет, да-да. — Прошу, пожалуйста, только ты мне мозги не еби. Сейчас ещё от Финна выслушивать. Ему потом меня прикрывать, не беспокойся. — В смысле? — А ты думаешь, это первый раз такой форс-мажор? Я свела бровки домиком. — Ну вообще... — Ты не знаешь, что значит прикрывать брата или сестру? Ну тип, чтоб родители лишний раз не волновались. — Кирилл меня только сдавал, всегда так было.— Потому что младший? — Потому что ему было всего пять. Айлиш со вселенской болью посмотрела на меня. Я скривила лицо и указала на свою часть кровати. — Ложись. — На твою половину? — Я без блох и вшей, так что не заразишься. — А после меня сил хватит лечь, а то ты ж меня вообще терпеть не можешь? Я закатила глаза, а после непроницаемо посмотрела на опять смеющуюся хрипом Айлиш, которая боязливо подбиралась к моей подушке и одеялу. — Чего стоишь? Ложись! — Уже, мамочка. Какой приказной тон. — Не беси! Билли зарылась носом в подушку, глубоко вдыхая. — Что? — Лаванда. — И? — Почему лаванда? — Потому что много нервничаю, поэтому и лаванда. Заткнись и спи! Схватив первую попавшуюся чистую майку из так ещё и не разобранного до конца рюкзака, сложила в три раза и, обильно смочив водой из кружки, положила на лоб Билли. — Зачем? — Ты горячая. Нужно хоть как-то сбивать температуру. Сейчас принесу воды из фильтра и градусник. Может тебе уже пора давать жаропонижающие. — Волнуешься? — С чего бы? Кто ты мне, чтобы я за тебя переживала? Хотя... точно, ты же мой работодатель. — Пожалуйста... — Что? — Хватит. Давай хоть раз нормально поговорим. — Я уже пыталась один раз с тобой нормально поговорить. Даже перемирие заключила. А ты полезла... — Я же просто хотела помочь... — Помогла, спасибо. — Откуда мне было знать, что это твоя эрогенная зона? И что тебя трясет похлеще, чем меня, когда у меня Туретта? — Просто... в следующий раз останавливайся, когда я того прошу. Я не могу выкрикнуть, как ты ?это по договору?, потому что мои права, по сути, там не прописаны и слова, сказанные мной, для тебя по факту пустой звук. Но... вообще лучше меня не касайся. — Даже когда тебе очень плохо будет? — Даже тогда. Просто дождись, когда я ее у тебя попрошу. Вдруг пригодится. Билли засмеялась (как можно смеяться с раскалывающейся на части головой?) и долго пыталась поймать мои бегающие от океанов, словно девочка боится обмочить платье водой на пирсе, глаза. — Посмотри на меня. — О боже! За... — Пожалуйста. Я же немногого прошу. Ты думаешь, мне самой так классно постоянно тебе напоминать о договоре? Думаешь, что я ловлю кайф с этого? — Место мое ты мне уже указала своим ?милым? другом... — Прости, я... — Уже неважно. Я сказала, что тебя за это не прощу — значит не прощу. — Злопамятная. — Нет, просто ты за один день успела нажать на две мои самые больные кнопки. — Боишься? — Бесишь. Очень. И я подняла глаза. Долго она всматривалась в темные дуги, как на ?кольца жизни? дерева, что-то ища своим проницательным взглядом. — Если ты хочешь там отыскать ответы на свои вопросы, то не отыщешь. Не пытайся. — Почему? — Потому что там только одни обрывки, которые не складываются в единую мысль. Ни одного понятного слова, ни одного ясного вопроса, ни одного четкого ответа. — Почему не складываются? ?Знала бы я сама. Наверное потому, что все ещё люблю Лию. Наверное потому, что ты похожа на нее?. — Какое тебе дело? Айлиш пожала плечами и закрыла глаза. Ее все ещё потряхивало, и тем не менее в свежей футболке она выглядела лучше, а на моей сухой подушке — правильней. — Рабочие отношения..., - тихо, уже засыпая, сказала Билли. Улетая куда-то в мир теней и света, Айлиш все ещё пыталась что-то мне доказать, что-то... — Может, этот договор и создан был для того, чтобы у нас с тобой были нерабочие отношения. Даже злосчастный четвертый пункт. — О чем ты? — Я думала, ты умнее. Игнорирование... вот какое нахуй игнорирование, когда... Когда Билли сопит как котенок, а я, сидя рядом с ней, ненавижу себя все больше и больше, потому что хочу коснуться, хочу укрыть, хочу забрать себе. Потому что Билли — это уже не моя Лия. ***По нраву Финнеас был похож на меня: вспыльчивый, хотя и до безумия заботливый, саркастичный и до подкорки прошитый черным юмором. А ещё у него очень яркая улыбка, окруженная короткой рыжей щетиной, которая исчезает также молниеносно, как мое желание Билли убить или поцеловать. — Какого черта, О'Коннелл?! — Прошу Финн, не ори. Голова раскалывается жутко. — Скажи мне только одно: как? Вернее, нет. Сменю вопрос, потому что у тебя всегда все не как у людей. Я ещё удивлен, что ты не мертва. С твоим огромным желанием ехать в тур только того и ожидаю. Нет, другой вопрос: почему? — Почему я заболела или почему не хочу ехать в тур? — Почему это все сваливается на мою голову? Подпирая сзади себя белую дверь спальни Айлиш, благодарила бога, что шипят сейчас так не на меня. Потому что нереально страшно светятся в темной комнате глаза Финна. Билли непроницаемо смотрела в горящие огнем глаза брата и будто медитировала сейчас на его состоянии. — И долго ты так ее уже прикрываешь? Я показала указательным и средним пальцами отметку в 2 часа, и Финн широко раскрыл рот, чтобы сказать какой— то громкий мат, но сдержался и просто выдал: — Молодцы! — Ты всегда поднимаешь панику на пустом. Тут уже подключилась смотреть на нее странно я. Билли включила режим ?отъебись? и совсем не замечала моей реакции. Когда уже хотела кольнуть обида на Пайрет, я посмотрела на палец Айлиш, который вокруг себя наматывал черно-зеленую прядку, вспомнила опять Лию и ее эту дурацкую привычку и сжала зубы так, что они даже заскрипели эмалью. — А что ты мне предлагаешь? Спокойно смотреть, как... — Не ори. Мама услышит. — И ты, конечно же, даже к завтраку не спустилась. — Мне все Венера принесла. И то я даже не доела. — Блять! Финнеас долго смотрел куда-то между мной и аквариумом, а после все ещё в коматозном состоянии подошёл к Билли и, сев на самый край кровати, обнял. — Мне не хватало этого. — Сегодня я останусь дома. Клаудия поймет. Очень волнуюсь за тебя. — Она маме не растреплет? — С чего бы? Билли пожала плечами, продолжая крепко обнимать не менее крепкие плечи брата. ?Да, за такой спиной и не страшно на войну?, — для приличия опустив взгляд в пол, заключила для себя я. И опять это чувство тоски и одиночества. Когда же за мной придет спасательная лодка? Под предлогом интенсивного прогона всей программы, Билли и Финнеас до следующего утра заперлись в комнате Финна, и только мне одной было известно, упорно не пуская ни Мэг, ни Патрика в его спальню, что брат с сестрой целый вечер пролежали за смешными видеороликами из Ютуба, лишь изредка обращая внимание на меня, уносившую и приносившую тарелки с горячей едой или чашки с имбирным чаем. Как Билли и Финн под предлогом повтора песен отгородились от беспокоющихся мамы с папой, так и я под предлогом плохого самочувствия Айлиш пропускала ее омерзительное поведение мимо чувства гордости. И ведь хрен знает, что нашло на девушку вести себя так погано: то ли мое до этого оставляющее желать лучшего поведение, то ли ее реально хуевое состояние, то ли брат под боком,но, принеся ее любимые панкейки, лично которые приготовила я, обжегшись о горячую сковороду раза три, Билли, сморщив нос, отставила тарелку на тумбочку со словами: ?Подгорело?. ?А у меня подгорело с моей доброты, которую, сука!, я сейчас тебе показала?, — и закрыв без хлопка, но резко дверь, я умчалась прятать слезы обиды за матч-реваншем, который уже два дня обещала Патрику. Последний раз я зашла к ним в комнату около десяти и, обнаружив тарелку дочиста вылизанной, немного успокоилась и, забрав посуду, ушла. На следующий день Билли и вправду стало легче. Во всю она разогревала голос телефонным звонком с какой-то Эбигейл, которая на той линии что-то упорно доказывала певице, а та только больше злилась и рычала. — Ты вкусно печешь. Я удивлённо посмотрела на зашедшего в комнату Финна, который по-королевски уселся в рабочее кресло Билли и стал наблюдать за мерными движениями утюга, которым я уже миллион раз пыталась прогладить одну и ту же складку на концертной футболке Пайрет. — В смысле? — Панкейки. Которые ты вчера приносила. Я посмотрела на Финна и грустно усмехнулась. — Даже не попробовала? — Сказала, что ещё тошнит. Постаралась как можно беспечней посмеяться, но в душе кто-то мерзко прокрутил ржавым болтиком. Приговаривая ?так тебе, Венер, и надо?, старательно не замечая Финна, продолжила бороться с упрямой складкой. — Не знаю, что между вами происходит, но впервые вижу Билли такой запутанной. Я молчала. ?Срать и мазать я на нее хотела. Все теперь идёт так, как надо. Теперь никаких переходов на личности. Только работа, только договор!?— Она и раньше в своих чувствах путалась. Даже на бумаге, пока я набросок не посмотрю, стих не сложится из ее отрывков каких-то эмоций и мыслей. — А сейчас что? — Ее блокнот пуст. Одни только глаза, глаза, глаза. И закорючки. — Ну... если ты не понимаешь, что происходит с твоей сестрой, то я и подавно. — Ты думаешь? Что ты чувствуешь к Билли? ?Что?! Это ты блять о чем??— Что я могу к ней чувствовать? Рабочие отношения. — Забавно, потому что Билли ответила вчера мне тоже самое. — Ну вот видишь. Значит, я права. Ничего личного. У нас просто работа. Она заказчик услуги, я ее исполнитель. Браво отрабатываю иск, от которого уберегла Билли. Спасибо ей за это. — Я думал в этих стенах тут король сарказма один — это я. Но ты меня переплюнула. — Можем соревнование устроить. — Кахпхепх, как-нибудь точно! В комнату залетела Билли. Злющая, с живым, чуть-чуть отдающим болезнью, взглядом и налипшей прядкой у виска. — Я убью Эбигейл! — Что опять? — Да она... блять, хорошо, что родители уехали докупать вещи завтра в дорогу, потому что мне хочется ругаться, бить посуду... Ещё Айлиш забавно продолжила перечисление всего того, чтобы сейчас сделала, пока Финн заливисто смеялся. На секунду я почувствовала, что сейчас, наконец, жизнь отвела мне особую ячейку, в которой мне возможно жить, а спасательная лодка заметила мой сигнал и приплыла за утопающей мной полгода в океане. Потому что слева Финнеас, справа Билли... и каждый занят своим... — А что ты гладишь? Я встряхнула футболку и, аккуратно держа перед лицом Пайрет, ответила.— Концертную футболку. Миссис О'Коннелл сказала, что ты хотела ее надеть на выступление. — Мало ли, что сказала мама. Она ошиблась. Я это дерьмо ношу только дома, — и, грубо выхватив тряпку из моих рук, она кинула на пол открытого шкафа, перед этим изрядно скомкав. Мои глаза... больше глаза Финнеаса выражали, чем мои. Потому что разочарование, удивление, искреннее желание чем-то ей помочь перед сложным после кратковременной болезни концертом и голос справедливости, кричащий: ?Получай то, что посылала?, смешались в кашу, как множество ошибок и вирусов в компьютере, и вся моя система дала сбой. — Биллс... — Погладить нужно было эту футболку. Не зря же она висит отдельно от других. Плюс черное худи с Блошем лежит в стопке чистого белья на первом этаже — его тоже нужно погладить. Финн, идём? Самое время петь, потому что я жутко злая. — Биллс, ты чего? Зачем ты так? Финнеас видел мои опустившиеся плечи и потухший взгляд человека, который истратив силы на одно, не может начать другое. — А что нет так? Я лишь сказала, что она погладила не ту футболку. Что в этом такого? Это и называется рабочими отношениями. Щелк! И как бы я не боялась этих щелчков в голове, этот был как раз кстати. Пленка из глаз снята, брови не сведены, морщины на лбу разглажены. — Да, Финнеас, все нормально. Это моя работа. Для этого я здесь. Прости, что ошиблась с футболкой. В следующий раз буду спрашивать о твоих пожеланиях. На мой похуистический взгляд был ответом похуистический взгляд Билли. Она повела плечами и, схватив брата за локоть и уводя его за собой, бросила напоследок: — В следующий раз не допускай ошибок. Я не прощаю их. В душе и горечь, и осадок, и облегчение. Несмотря на то, что второй день подряд на свою доброту я встречаю нападки и сморщенный носик Билли, в голову стучит осознание, что заслужила. За все свои слова и выходки, за все свои сдвиги по фазе — заслужила. На каждый добрый шаг мой Билли какое-то время отвечала тем же; до той поры, пока не устала вывозить на своем горбе вместе с грошами золота целую гору навоза. Она устала, оттого такая реакция. И почему-то мне легче. Наверное потому, что сейчас, расправляя полы огромной концертной рубашки, не ощущала себя настолько виноватой, чтобы грызть и загоняться. Билли устала быть без вины виноватой, устала поскальзываться на говне, которое я подкладывала, ведая или нет, ей под ноги. Она просто устала. До этого момента мы обе чего-то друг от друга хотели и, прикрываясь договором и работой, пытались узнать что. Но, не найдя ответа, Билли первая решила забить, собственно, болт на сам вопрос, ибо если можно от него отказаться, то почему бы и нет? Зачем насиловать мозг, когда можно взять за основу более лёгкий вариант. Рабочие отношения. Мы ходили с Билли вокруг да около этих слов, но ни разу ими не воспользовались по-настоящему. Только прикрытие, чтобы что-то узнать, найти, поиграться собственными нервами. ?Рабочие отношения? — вот тот план, которого изначально нужно было придерживаться. Не плана мщения или игнорирования, не плана доверия или искренности — рабочие отношения. Не притворяться, а претворять в жизнь. Все вставало на свои места: и договор, и четвертый пункт плана (смятая в углу недавно без единой складки футболка — яркий пример наших рабочих отношений), и отношение Билли ко мне и мой ответ ей. Потому что рабочие отношения. Стало легче, потому что теперь Билли Айлиш Пайрет Бэрд О'Коннелл была Билли Айлиш Пайрет Бэрд О'Коннелл — 17-летней певицей с миллионным гонораром и всепризнанностью. Не Лией Нокс — девушкой, которую я до сих пор безумно люблю, не моей бывшей женой, по которой ночами плачу. Нет. Теперь Билли — это Билли, а Лия — это Лия. Потому что с Билли теперь у меня сугубо рабочие отношения.