Мелочи (1/1)

Меня лихорадило. На часах яркой зелёной подсветкой скакало четыре нуля, а ведь уехала я с концерта намного раньше, чем Айлиш поклонилась на прощание благодарной толпе.Перед глазами все плыло. Кое-как наощупь наткнулась на диван и, сняв пропахшую моим и чужим потом футболку, завернулась в одеяло и пыталась уснуть. Но вечно что-то мне мешало: то мимо окна проезжающая скорая, то чьи-то пьяные выкрики или фальшивые ?о май бэээд гай...ДА!?, то порыв выворачивающегося наружу желудка, поднимающий меня, хотела я или нет, к туалету. Больше ста попыток нырнуть и забыться во сне заканчивались или ее глазами цвета океана после шторма (именно такого цвета он был, когда с Лией полтора года назад выходили на маленькой рыбачьей лодке в открытый простор после ночной бури), или мягкими руками, что пытались сладить с моими прилипшими ко лбу прядками, или голосом — удивительно шепелявым и глубоким (не куришь ли ты, Айлиш?), — который пытался пробиться в мое полусознание сквозь толщу криков толпы сзади. В любом случае каждый из этих ста непродолжительных снов были кошмарами: тьма и жара сгущались вокруг меня, руки фанатов как надоедливый рой пчел на пасеке, крик толпы словно сошедший с ума магнитофон, в котором сломался механизм и он постоянно повторял одно и то же, одно и то же, одно и то же... Как бы я не желала отключить мозг сейчас, он упорно пытался найти недостающие элементы мозаики, чтобы собрать полную картинку вечера: помню её, выходящую на сцену, женщину с бутылкой воды, которая кинула беглый взгляд в гримёрке, куда мне скинуть вещи; помню маленькие коридорчики, через которые я мчалась по наитию то за сцену, то к ограде перед ней; помню цветастый балахон всех существующих оттенков палитры, помню рядом скачущий с ней белый свободный костюм высокого парня — он вечно мило ей улыбался, как если бы они были молодой парочкой или братом с сестрой; помню двух охранников, вернее их тени (на лица, ощущение, они все как под копирку). И черный пробел. Помню лишь урывками: живот потянуло вниз, ноги онемели, а пальцы будто замёрзли — я не могла нажать на кнопку спуска затвора в фотоаппарате. Миг до этого Билли стояла рядом — лениво вела своими широкими глазами по толпе, а после, убрав на миллиметр микрофон от пухлых мокрых губ, пристально всмотрелась в объектив. И пока я щелкала и позорила себя, что позволила засмотреться на тело подростка, Айлиш уже бежала назад к парню в белом, прокручиваясь вокруг себя на 360. Дальше накатил жар. Футболка противно липла к телу, дышать стало безумно тяжело. И все пошло ходуном. Живая стена сзади и выступ сцены сжимались вокруг меня. Помню только, что на инстинкте прикрыла ладонью незащищённый объектив, и... все. Далее туман. Живительная влага по горлу вниз, в кипящий агонией желудок, и ее глаза. Беспокойные, сочувствующие, совершенно не похуистические, какими они были мгновение назад. — Фотоаппарат, фотоаппарат... - шептала я, но по нахмуренным бровям Айлиш видела, что она не слышит и не понимает. Белый костюм также маячил перед моим взором — он что-то пытался крикнуть девушке рядом со мной, но та смотрела только на меня. ?Дыши, дыши, дыши?, — твердила себе я, потому что чувствовала, что глаза закатываются вновь к внутренней стороне черепа. — Все будет хорошо.Тебя унесут в мою гримёрку. Не волнуйся. Все будет хорошо. Чуткий нос уловил запах мяты от ее слишком близко к моему уху губ, и приятный запах белого молочного шоколада. Почему-то за секунду до того, как вырубилась, представила на языке пористый шоколад с кокосом, который каждый день на завтрак поедала с кофе на веранде с Лией. — Спасибо, — и прощай мир теней. Звёзды, звёзды, звёзды на внутренней стороне век. Я слышала шумы, как если бы находилась сейчас в толще воды, кто-то ходил рядом со мной и пытался разбудить. Не помню, как доехала до дома. Помню только холодный, но свежий ветер, залетающий в машину через полностью открытое окно. И диван. И свое состояние сейчас. И лихорадку, что не прекращая бегала по телу от кончиков пальцев одних конечностей до кончиков пальцев других. Каждый раз во сне, проваливаясь в ревящую волну многотысячной толпы, сдавливающей меня со всех сторон узким кольцом, обязательно приходила Айлиш со своими светлыми глазами и мягкими руками. И каждый раз, хватаясь за ее ладонь, я пыталась крикнуть: — Прости меня! Я облажалась! И каждый раз, вытаскивая из пучины, как герой детского Марвела, она похуистически смеривала меня взглядом и уходила. А мое прости... да засунь его в жопу. Забавно, но все мои ?прости? живут лишь только там. ***Я чувствовала на спине, пока бежала по коридору в гримерку, свирепый взгляд Финнеаса. — Ты слишком коротко попрощалась с фанатами! — Я на ?бис? спела bad guy, чего им ещё не хватает? — Поклонникам вечно будет тебя не хватать, ты же знаешь. И все равно холодно с ними попрощалась. ?Пошел в жопу, Финнеас!? — крикнула яростно, но внутри себя. Братишка, к горькому моему сожалению, как всегда был прав — они могли обидеться моему простому кивку и совершенно неискреннему сейчас ?я вас люблю?, — но я выгораживала себя ещё раз спетым хитом, хотя ноги и прыгать так высоко уже не могли и в горле скребло тысячами песчинок. Я устала. Что физически, что морально. И эта была не приятная усталость в мышцах, как после часового бега с отцом вокруг баскетбольного кольца, а резь вдоль икр и бедра бензопилой. Не раз за концерт судорогой сводило левую ногу, но, отвернувшись от объектива фотоаппарата и фанатов, я, скорчив лицо в гримасе боли, старалась вывести ее из оцепенения и заставить работать дальше. Плюс обморок девушки. Все с ней что-то не в порядке — опоздала, выглядела бледнее светящего на меня софита, после грохнулась без чувств. Сразу видно, что неподготовленная. Слабая, как дироловская жвачка. — Биллс, да куда ты так несешься?! Самой бы знать куда; вернее, зачем. В гримерку мне в любом случае нужно было — переодеть мокрую футболку на приятно пахнущий кондиционером свитшот или переобуть новые адидасы в видавшие виды найки, в которых хоть на пляж, хоть на лужайку в баскетбол играть, хоть в тур. Но только ли за этим я сейчас бежала? Самой не хотелось признавать, но сейчас сбивала я уставшие ноги о черный в грязную пятнышку палас только ради нее, ради этого бездарного фотографа с глупым именем. Она была ужасно бледной, болезненный вид и глаза, в которых отражались мои океаны. — Я устала, Финн. Чем быстрее мы переоденемся и соберём инструменты, тем скорее выедем отсюда. Финн, кажется, плюнул на мою затею, потому что я более не слышала сзади себя ускоренного галопа. Проверять не стала — за поворотом уже виднелась моя гримерка. Открыла дверь. Хотела тихо, но, видимо, с бегу не получилось — ручкой она стукнулась о стенку и характерно отскочила. И хоть внутри все твердило: ?упс?, но безразличный взгляд никуда с моего лица не уходил. — Поздравляю с великолепным началом тура! Мама захлопала в ладоши и кинулась мне на шею, будто малой ребенок, которому подарок принесли. — А... ну да... начало неплохое. Обнимая маму и покачиваясь с ней с ноги на ногу, одновременно за ее спиной обводила взглядом комнату. Кроме матери и Эбигейл, до сих пор старательно прятавшей от меня взгляд, никого не было. Небольшой диван был пуст, хотя примятая маленькая подушка лежала у подлокотника. — А где... эта... фотограф? — Бедняге совсем плохо. Мы хотели вызвать неотложку, но она отказалась. Хотя я теперь подумываю о том, что вообще она говорила с нами неосознанно. Мы с Эбигейл в чувство ее привели, ну там, воду дали, даже успели впихнуть дольку шоколада, но все равно взгляд такой у нее был... болезненный в общем. — Так и где она сейчас? — Мисс Реслер очень сильно просилась домой, — подняв наконец мендального цвета глаза, проговорила Эбигейл, — поэтому мы вызвали ей такси, она назвала свой адрес и уехала. — Давно? — Часа полтора назад. Вряд ли ещё доехала, но до Лос-Анджелеса минут 20-30 осталось. С какой-то печалью я посмотрела на диван. ?Не успела. Блин!? Но почему меня так тянет с ней встретиться лицом к лицу? В ней ведь даже ничего и интересного для меня нет. Да и должно быть?! Билли Айлиш Пайрет Бэрд О'Коннелл, прекрати забивать голову чушью!!! Боже, запорола i love you только из-за нее! С ней одни проблемы. Черт! — Я, конечно, понимаю, что брата ждать уже не в чести... — Оууу, маленькая Билли обидела большого Финнеаса! — стала дразнить брата я, изредка закатывая глаза. — И тем не менее. Ее увезли? — Она сама уехала, — сказала мама, к тому времени уже перенимая из рук Финнеаса его гитару. — Вы так просто ее отпустили? Выглядела она не очень, хоть гроб сколачивай. Я устало села на диван, а после и вовсе растянула свои ноющие конечности по всей его поверхности, носом незаметно уткнувшись в маленькую подушечку. Ее волосы за ухом пахли лавандой, и, как бы я терпеть не могла этот запах, именно ей он безумно шел. Вот и подушка пахла сейчас травой — мне полегчало от мысли, что ее хотя бы принесли сюда, прежде чем она уехала. — В любом случае. Венера забыла свою вещицу, которую старательно охранники уберегали от фанатов. Правда, теперь я понятия не имею, как ее ей вернуть. Но... хотя бы она у нас. И победоносно Финнеас поднял над своей рыжей макушкой небольшого размера фотоаппарат с не менее маленьким объективом. Положил на столик перед моим носом и злобно фыркнул. — Ну, думаю Билли будет интересно с ней ещё раз связаться. Столько нежности в ней было, когда она строила из себя врача скорой помощи и откачивала беднягу. Я смерила Финнеаса тяжёлым взглядом. Ненавижу его за правду. Потому что держать рядом с собой ее маленькое тело было правильным. Как заканчивать bury a friend на высокой ноте. Эстетично правильно. ?И в кого ты, сука, такой проницательный??***Четырнадцатое число встретило меня стуком в дверь. Не нужно быть ведьмой, чтобы знать, что за ней стоит хозяйка квартиры. Осмотрев с болью так и не прибранную комнату, где ножки от стульев валялись на балконе или за его пределами, скатерть содрана и в некоторых местах сожжена сигаретой, одежда со вчерашнего резко начавшегося утра так и осталась лежать комьями возле шкафа, я тяжело вздохнула. ?Черт!? Обнаружив на себе только шорты и бюстгальтер, напялила сверху первую попавшуюся футболку, и пошла открывать. — Спасибо, что хоть квартиру не сожгла и не затопила, — через десятиминутный осмотр сделала вывод Джейн — сухопарая женщина лет сорока с выбеленными кончиками волос и ярко-красной помадой на тонюсеньких губах. — Меня сейчас не самые приятные времена сопровождают. Знаю, что это не повод доводить жилье до такого хламья, но...простите, этого больше не повторится. — Я сдаю эту квартиру на протяжении 15 лет, и только под конец этой замечательной юбилейной даты вдруг встретилась мне ты — безалаберная, из рук вон плохо ведущая хозяйство по дому девушка, ужасная соседка и просто кошмарный человек, которому стыдно должно быть за свое поведение! — Не думала, что американцы могут так унижать. У вас же там какая-то психология разговоров или... — Я наполовину итальянка. — А, ну это другое дело. Скрестив руки на груди, она указала острым подбородком на кучу одежды в углу шкафа. — Я вчера очень сильно опаздывала. Нашла небольшой заработок на один вечер. Не успела собрать. А сейчас мне жутко плохо. Кажется, я перегрелась или что-то типа того. — Или перепила. — Похмелье, ещё и от шампанского, не длится больше суток. Прошло трое. Я точно перегрелась. Но это не важно. Я сейчас займусь уборкой, даю Вам слово. — Мне ничего давать не надо. Я нашла новых квартирантов. Доживай этот месяц, и я расторгаю наш договор аренды. Хватит с меня. Я опешила. — Но... подождите, Джейн! Это единственный раз, когда я оплошала. А так я очень даже смирная, Вы ведь знаете. И за квартиру плачу... — Всегда не в срок. — Но плачу. Джейн, у меня сейчас нет ни работы, ни денег... — Тем более мне нет резона тебя держать здесь. — Прошу. Не оставляйте меня без крыши над головой. Я вчера заработала приличную сумму, с нее Вам заплачу. — И где же можно заработать приличную сумму денег ещё и за вечер? — На панель я не ходила. Хотя по моим словам похоже на то. Но нет. Меня пригласили фотографом на один концерт. Поэтому как только снимки будут в руках работодателя, то мне сразу заплатят. А я Вам. — Тогда постарайся не терять фотоаппарат и снимки. Сейчас — это твой единственный шанс не вылететь отсюда. Хотя, — Джейн презрительно указала на меня едко-розовым пальцем за дверью квартиры, — ты мне совсем не нравишься. Уже совсем не нравишься. Дверь хлопнула, а я (не на бутылку, конечно) присела. Кругом шла голова, до сих пор все плыло, а от содержимого ?ничего? желудка выворачивало. — Фотоаппарат, фотоаппарат... твою мать, фотоаппарат! Сколько бы мата не лилось из меня лавой сейчас, но я даже рукой не повела по столу в поисках аппарата, хотя бы ради приличия. Потому что все у меня через одну букву, и, уверенная, что фотоаппарат остался в Эмпайр Поло (а через полчаса я точно удостоверилась, что это так), начала нервно смеяться. Реально ужасные времена... ***— Алло? — Привет, это Мэт. Звоню насчёт фотографа... — Говно, а не фотограф. Приехала почти за пять минут до начала, а потом и вовсе слегла после первой части концерта. Я недовольна. Теперь либо ты будешь фотографировать нас, либо никто. Я была бы не я, если бы утро началось не с претензий. А, собственно, что? Почему я не могу высказать все, что думаю? Безрассудно понадеялся на какую-то девчушку из Инстаграма, и думал, что все пройдет гладко? Интересно, все люди получили свои заветные телефоны и деньги, вводя бездумно номера банковских карт на просторах интернета? Посмотрела бы я на таких ?везунчиков?. Даже хоть трижды будь у нее идеальный эстетичный профиль в Инстаграме, это совсем не повод доверять и вверять важное мероприятие малознакомой в руки. Хотелось высказать и это Мэту, но также не менее сильно сейчас хотелось спать (10 утра, совсем обалдел звонить в такую рань!); да и Мэт на той стороне линии виновато опустил глаза в пол. Я вздохнула и перевернулась на другой бок. — Ладно, проехали. Я, конечно, фотографии не смотрела, но отчего-то кажется, что снимки будут яркими. Да и уже ничего не изменишь. — Прости, что подвёл тебя. — Мэт, прекрати! Язва заранее не ставит будильник, чтобы прийти. Я понимаю. Да и девушка в любом случае приехала, так что не так все и страшно. — Как первый концерт? — Обалденно! Начало положено хорошее, хотя думала, что будет туфта какая-то. Впрочем, первый блин комом не вышел, а вот последний подкачал: i love you была спета совершенно не в том характере, в каком должна быть; я даже мелодию смоделировала в другую тональность. Умудрилась сделать и это! — Ого! Не, ну это серьезно. — На самом деле нет. Мне повезло с братом — он у меня шибко умный. Сразу подхватил с той ноты, какая нужна. Мэт засмеялся, а после долго молчал в трубку. Мы с ним не были друзьями или, тем более, парочкой, чтобы я слушала его чуть сбитое дыхание в телефоне, поэтому не долго думая скинула номер. На часах десять часов утра! Дайте поспать! Если бы... — Если ты забыл что-то мне сказать, то начинай сразу с этого, Мэт! Я жутко хочу спать! И почему не позвонил Финнеасу? — Он поставил авиарежим. Я откровенно заржала. Конечно, целые сутки не видеть Клаудию, а теперь все утро выслушивать тираду звонков? Финнеас и правда умный. — Окей. Что у тебя? — Буквально десять минут назад говорил с Венерой. Ну, с тем фотографом, что приезжала вчера. Я напрягла слух. Сон как рукой сняло, и хоть я никогда не хвасталась тем, что жаворонок, но для себя сейчас установила личный рекорд — проснуться раньше часа дня. — Как она? — Честно, я не знаю. — Ты даже не спросил у нее? — Я хотел, но она все тараторила без умолку про фотоаппарат. Сказала, что, скорее всего, забыла его в клубе. — Можешь успокоить ее — он у нас. — Это я знаю. Стафф его забрал. — Если стаффом теперь считаемся и мы с Финном, то да — фотоаппарат у нас. Мэт завис. Опять долгое молчание. Пять, десять, пятнадцать... я отсчитывала секунды, пялясь на идеальное покрытие объектива, которое в лучах апрельского солнца светило всеми цветами радуги. — Эбигейл сказала... — Она много, что говорит, но мало делает. Фотоаппарат стоит у меня на столе. И я готова передать его в руки хозяйке. — Я тогда перезвоню ей и... — Вот у меня вопрос, — я подскочила на кровати, слезая с нее, и подбежала к фотоаппарату, — возможно мне посмотреть снимки? Без ее разрешения? — Я, конечно, не юрист, но, как минимум, с моральной точки зрения... — Если бы мне было не чхать на мораль, я бы не желала парню, который мне нравился, стать геем. Прости меня, но я устала мыслить только одной ей. — С точки зрения закона, скорее всего, нельзя. Но в тоже время... кто узнает. И теперь время молчать мне. Я гладила указательным пальцем экран и лежащий рядом ремешок. Поступлю ли я правильно, если посмотрю? — Но, с другой стороны, там же только мои фотографии. Ведь так? Мэт вздохнул и, слышно было, почесал затылок. — По сути, да. Но Венера с таким волнением говорила о нем, что, мне кажется, там не только твои снимки. За твои фотографии я тоже боюсь всегда. Но когда потерял карту памяти, больше переживал за снимки Лоры и Майка — все-таки ближе к сердцу. — Понимаю. — В общем... в любом случае я ей не скажу. Хотя попрошу: не смотри дальше того, что тебе разрешается. Окей? — Ага. — Ладно, иди досыпать. Прости, что разбудил. И напиши мне в смс время, в которое ей можно будет подъехать к тебе и забрать его. — Ей нужно будет приехать ко мне? — Ну... тогда и адрес скинь места. Она просила его назад чуть ли не немедленно. — Подождет. Как мы ее ждали. Мэт прыснул и сбросил. Я закусила губу и долго ходила вокруг да около фотоаппарата. С любых точек зрения на ситуацию смотри — нельзя. Мораль — это не красиво, закон — не имеешь права, совесть — стыдно. Но с другой стороны: на фотографиях я (я себя не видела что ли?), да и возместить ей мне мой нервный срыв надо. Так почему бы... Достала одним движением сбоку аппарата небольшую карту памяти. Вставила в ноутбук, что вечно в ?спящем режиме?, и открыла ?просмотр папки?. Сотни ярких снимков. СОТНИ, МАТЬ ТВОЮ! И ладно, если бы большая из них была размазана, лицо мое перекошено как в приступе Туретта или свет падал косо, но нет — идеально. Как не посмотри. Каждую из них хоть сейчас в профиль. Не удержалась и пару снимков кинула на рабочий стол, а предпоследний перед ее обмороком, где я (чересчур даже для себя) сексуально, чуть приоткрыв рот, смотрю в камеру, стал моим главным фаворитом. Идеально! Досмотрев, закрыла папку. Не знаю чего так боялась Венера, но на карте были только мои снимки и ничего более лишнего. Остальные отделы были чисто для работы самой аппаратуры и носили лишь определенные коды. Ничего интересного. А жаль... В последней папке были ещё три раздела, каждый из которых был подписан не на английском. Скорее всего на русском, раз она сама из России. Не зря говорят, что любопытство — самый злейший враг народа. Да и потом, были бы подписаны они на английском, я (может быть) их и не смотрела... а так. Первая папка — чисто рабочая. Многие из снимков я видела в ее профиле ещё тогда, когда показал мне его в первый раз Финнеас, хотя стоит заметить, что многие из них все же были не опубликованы: например, снимки девушки, томно смотрящей в объектив и, как бы невзначай, задирающей вверх края футболки, под которыми только два белых шара с розовыми вставшими сосками. Порно я смотрела (куда без него половое взросление), но вот ловить либидо за просмотром такого невинного личика с серо-голубыми глазами мне не приходилось. В целом, большая часть снимков была сделана в такой нежно-пастельной утренней тематике, где нет пошлости во взгляде и губы не закушены в предвкушении следующих забав. Все мило, (не)скромно, красиво. Вторая папка была вся заполнена какими-то отрывками видеозаписей. Преимущественно, многие из них были записаны уже здесь, в Лос-Анджелесе, и только некоторые из них в Нью-Йорке или Детройте. Какие-то нелепые, слишком личные, из разряда ?для семейного просмотра?: тут Венера с той же девушкой, что была выше на снимках, держась за руки, идет к Эмпайр Стэйт Билдинг; тут уже они пьют капучино и смеются с какого-то набора букв, которые только им и понятны; тут, под шумный визг детей на заднем плане, целуются в Центральном Парке, сидя на тоненьком пледе на короткой траве. Слишком личное, слишком дорогое, слишком к сердцу. Тут ее глаза такие счастливые, и хоть зрачок все также сливается с радужкой, но огонь радости подсвечивает ее душу через взгляд. Столько любви и нежности, столько ласки и заботы. И одними только глазами. Я не знаю, кто эта девушка рядом, но мне бы очень хотелось оказаться вместо нее между разведёнными ногами Венеры, которая бы прижимала меня к себе сильнее со спины своими длинными руками, а мягкими губами целовала в висок и щеку. Долго теперь этой идеальной картинке мельтешить перед моими глазами и во снах. Они смеются и что-то говорят на русском. Девушка показывает куда-то в сторону, и Венера наблюдает не за птицей, сорвавшейся с ветки в полет, а на палец, который на эту самую птицу указал. Поцелуи, смех, теплота. Я закрыла папку, и долго курсор мышки висел над третьим разделом, также непонятно подписанным. Как в прострации открыла его и, не смотря на заставку висящего здесь единственного видео, включила. На фоне белого потолка и стены на чистой хлопковой простыни, раскинув руки над головой, в кадре лежала Венера. Ребра резали нежную кожу под двумя небольшими половинками, кожа на которых покрылась мурашками, а острые ключицы горели от укусов, которые на фоне всего белого казались сейчас лишними и отнюдь не превосходными. Она смеялась тому, что говорит девушка (жена, судя по обручальному кольцу на левой руке) и пыталась закрыть объектив ладонью. Та, в свою очередь, по-хозяйски положила руку на одно из ее полушарий и начала мять двумя пальцами сосок. Венера застонала, и рука спала с объектива. Камера бесстыдно ловила каждый мегапиксель цвета, в то время, как девушка, сидящая на моем вчерашнем фотографе, ускоряла повторяющиеся движения пальцев. — Я люблю тебя. Три слова, после которых голову девушки снесло: фотоаппарат небрежно был убран на стол, но все ещё продолжал записывать видео, хоть и на объектив попадало, увы, не все. Своим идеальным слухом я уловила чистые ноты, слетающие с губ Венеры, когда та, ускоряя и ускоряя темп, насаживалась на пальцы девушки, что ртом приложилась к ее груди, оставляя четкий багровый засос. Ее длинные темно-русые волосы, которые на ощупь мягкие и бархатные, разметались по всей белоснежной спине, что через мгновение, стоило им поменяться ролями, покрылась красными бороздами от ногтей ее супруги. Каждое их движение было идеальным и отточенным годами ?упорных тренировок?. Их секс не был беспорядочен и скомкан, как если бы это было снято для порно: слишком нежно их руки переходили ласкать друг друга, а движения ускорялись по мере приближения оргазма как идеальное крещендо у пианиста. Стоны обеих то взмывали вверх, то падали до хрипоты, и эти смены голос так причудливо переплеталась между собой, что завораживали не меньше бурного действия, которое запечатлела камера. С громким хлопком закрыла ноутбук. Прикрыла глаза и стала сильно-сильно тереть их руками. Но я пыталась не картинку стереть, что пролетела, как кадр французского арт-хаусного кино, а желание. Сильное желание повторить. Повторить с ней. С моим вчерашним фотографом. Не ведая, что делаю, перенесла последнее видео в закодированную папку, куда скидывала от посторонних глаз наброски стихов для следующих песен. Вытащила карту и убрала на положенное ей место — внутрь фотоаппарата. — Идиотка, идиотка, идиотка! - шептала я на себя, в то время как внизу все противно ныло. Перед глазами только ее волосы, черные графитовые глаза, длинные пальцы. И единственное слово: ?хочу?. Схватила телефон и набрала Мэта. — Мэттью, мне очень нужна твоя помощь. ... — Я хочу, чтобы Венера с сегодняшнего дня работала на меня. Но после вчерашнего своего провала она побоится и далее со мной вести хоть одно дело. Поэтому прошу тебя, помоги мне. ... — Помоги нарушить условия вашего контракта.