Часть 48 (1/1)

Хуайсан заметил, что трогает кончик зубами, и вынул кисть изо рта. Так и до покусываний недалеко, неуважение к инструменту и трудности самому же себе: испортишь хорошую кисть – где найдешь такую же? А кошачку из сяньли тем более. Во рту стало холодно, Хуайсан нашарил на полу чашку, но остатки чая там уже остыли. Хуайсан все равно выпил. Поглядел в окно. Подумал: сколько же я сижу? В темном квадрате окна не было видно даже звезд, небо к вечеру заволокло белой пеленой. Хотя бы не капало, а то Лань Ванцзи сегодня пустился обходить Юньшень, следя за порядком, и его бы промочило. Нужен ему зонт, подумал Хуайсан. И мне! Как изящному господину без зонта от солнца и от дождя? Яо ходил первое время с зонтом, говорил: солнце у вас здесь такое яростное, не успеешь оглянуться, и лицо и руки темны. Второму молодому господину тоже бы не мешало. Я даже носил какое-то время, думал Хуайсан, покачивая кистью и глядя в молодую ночь, но зонт на пояс не повесишь, а за спиной он мне мешался, потому что был размером близко с меня, это оказалось слишком много работы, и я бросил. И Яо бросил, потому что у нас это было не принято. Хотя мне всегда нравились господа, которые явно не стоят на солнцепеке. Особенно если зонт отлично расписан. Хуайсан подпер губу кончиком кисти и вздохнул. Подумал: Лань Ванцзи бы – бамбук. Бамбук плохо лежит на круглом зонте, но в этом ведь и интерес: расположить так, чтобы вышло красиво. В рифму к гарде веера. И сам зонт, как и веер, тоже слегка больше и длиннее, чем делают обычно мастера. В рифму к высокому господину. Можно было бы, конечно, сливу, на веере слива и на зонте, но… не много ли? Плохо, когда сразу и много, перестаешь любоваться.Поэтому этим вечером Хуайсан сидел над черновиками, а Лань Ванцзи разгонял нарушителей правил. Хотя могли бы, как обычно, встретиться и разложить книги, и долго пить чай, притворяясь, что никаких неприличий, а неприличия уже приподнимают ханьфу, и тогда бы Хуайсан, как обычно, положил бы руку, а то и вовсе пересел Лань Ванцзи на колени спиною или боком. Спиною ловчее двигаться, боком ловчее целоваться. Хуайсан вытянул прядки и нежно вздохнул, дыханье согрело губы, и Хуайсан слепил их и разлепил. Подумал: а потом бы Лань Ванцзи сказал: беспорядок, и в самом деле, не очень ловко получается, нужно переодеваться, но разве это не мелочи?Даже братья Цзян уже успокоились. И насчет них, и, кажется, насчет друг друга. Впрочем, они и не начинали ничего, чтоб после этого успокаиваться, все как обычно, Вэй Усянь то суется в лицо, то обнимет за пояс и плечи. Цзян Ваньинь зато больше помалкивает и отпихивает без слов. Впрочем, разве не было так? Ну, только больше гавканья…Даже в источник я не пошел, подумал Хуайсан. Вытянул руку, задрал рукав. Почесал отметины, потом растер, размазывая серые следы. Повозил запястьем. Подумал: правильно я сделал, что не полез в воду, братьев Цзян все дни после рыбалки то и дело начинало колотить в ответ на малый сквозняк. Они поэтому продолжали мокнуть там вместе с Лань Ванцзи, которого, вроде бы, уже и не морозило, и раны заросли, насколько Хуайсан видел и слыхал от него самого, но Лань Сичень посоветовал определенное число процедур. Нужно сделать до конца. Хуайсан сидел на берегу и развлекал купальщиков беседою, а в этот раз не пошел даже сидеть: и погода, как будто сейчас начнется дождь, и правила, вы-то все уже давно окончили их, а я не такой быстрый, мне нужно догонять. Цзян Ваньинь на это буркнул, что он тоже пока не совсем, но его заглушил Вэй Усянь с предложением поменьше лежать под одеялом ханьгуан-цзюня, тогда и время будет на правила. Сам же спохватился: о, нет. Нет. Не слушай меня! Что со мною делает это место! А Цзян Ваньинь уже подхватил: любимчик учителя! Вот оно! Говоришь, как он, только бороды не хватает! Вэй Усянь снова повис на нем, пытаясь затолкать ему в рот свой рукав, и из получившейся свалки Цзян Ваньинь выпал красный и ни на кого еще некоторое время не глядел, стоял только поправлял ханьфу.А Лань Ванцзи молчал, и Хуайсан подумал: я обижаю его тем, что не хочу проводить с ним вечер, но на самом деле, конечно, хочу, просто до конца обучения все меньше остается дней, и я бы хотел кое-что успеть, но это все так неважно по сравнению с тем, что юноша, который мне очень, очень нравится, приглашает меня к себе и держит на коленях и целует шею… Ну и что, что правила, ну не допишу, до сих пор никто что-то не проверял, Лань Цижень наверняка уже и сам про них забыл. Хуайсан открыл было рот сказать, что он погорячился, в источник, может, и не пойдет, но с Лань Ванцзи бы… А Лань Ванцзи сказал сам: вечером обход. Наблюдение за порядком. Мои обязанности. Хотел бы их исполнить. Жаль, что в ущерб нашему времени. И если Хуайсан… Но тут его прервал уже Хуайсан, замахал ладонью и веером: все в порядке, конечно, я и так нарушил привычную твою жизнь, но когда-то и она должна случаться, и правила, и разве не лучше, если мы только приобретем, но ничего для этого не потеряем? Мне в самом деле кое-что хотелось бы… А Лань Ванцзи сказал: не хочу терять ни мига. И Хуайсан опустил руки и ответил, чувствуя, как невозможно оторвать взгляд от милого лица: я тоже.Но тут же добавил: не хотел бы, тем не менее, быть причиною того, что ты забросил дела. И Лань Ванцзи сказал: тоже. И достал веер, и показал: тоже. Хуайсан добавил: но не в ущерб… И Лань Ванцзи показал: тоже.Вэй Усянь издал звук, будто страдающий у городской стены, под которой и проснулся, вчерашний гуляка, а Цзян Ваньинь закатил глаза и сказал: хватит. Сколько можно. Долго так будете друг вокруг друга плясать? Совсем решили срастись? Ничего с вами не сделается. Тоже мне. Еще даже лучше станет. Когда отец возвращается откуда-нибудь, где долго был, матушка с ним любезнее обычного. И Вэй Усянь прекратил издавать желудочные звуки и сказал: точно, точно, да и когда делать особенно нечего, они лучше сидят даже за обедом, чем когда у обоих заботы на уме, они тогда вообще друг друга не выносят. Потому что головой не там, где надо, сказал Цзян Ваньинь и сложил руки на груди, вот и мало терпения.Лань Ванцзи посмотрел на братьев Цзян. Вэй Усянь сказал: не хотели советов, не начинали бы выяснений на людях. То есть, при нас. Мы – это люди. Имейте стыд.Цзян Ваньинь на это сказал, что Вэй Усянь совсем уже как учитель, взывает ко стыду. Становится даже страшно.А Хуайсан подумал: дети дома, где гремят громы, наблюдательны. Знают, что кому портит настроение, чтобы знать, когда подступиться и с какой стороны. Как я к дагэ, у него бывают сердитые дни, и я знаю, отчего, и знаю по шагам и тому, как он сует Басю в подставку, когда они настают. Но пара дагэ не живет с ним, чтоб я мог достаточно обозреть их вместе. Что обозрел – это все-таки не долгая жизнь бок о бок. Как там говорил сам цзэу-цзюнь? Опыт одного – опыт всех в заклинательском сообществе? Что ж, тогда я приму опыт друзей, тем более, Цзян Ваньинь снова говорил: лучше побыть минуту раздельно, чем орать друг на друга, что чего-то не успел друг из-за друга. Что угодно лучше, чем друг на друга орать.А Вэй Усянь сказал: только осторожно, вот разлепитесь, а кто-то воспользуется и шмыг, и уведет твоего любезного! Хуайсан спросил, кому это он, и Вэй Усянь ответил: да я еще не решил. И подмигнул им обоим.Хранители мира, подумал Хуайсан. Поклонился Цзян Ваньиню, а потом и Вэй Усяню. Вэй Усянь тут же задрал нос.На том и решили. Поцеловались и попрощались до утра. У Хуайсана тут же зачастило сердце: это ведь так долго! Целый остаток дня и вечер, когда еще то утро? И Лань Ванцзи стоял и не спешил уходить, глядел в лицо. Хуайсан улыбнулся. Выпятил губы. Лань Ванцзи наклонился, придержав.Они все-таки разошлись, все к своим домам. Хуайсан обернулся и увидел, что обернулся и Лань Ванцзи. Они шагнули навстречу друг другу, встретились, Хуайсан схватил Лань Ванцзи за рукав, а тот его за пояс, и они поцеловались еще раз. Вэй Усянь поодаль сказал: если я буду такой же ужасный, когда влюблюсь, чтоб меня засосало в самое вонючее болото!Разошлись окончательно, и Хуайсан засел сначала за иллюстрации в книжку с жестами, Лань Ванцзи очень быстро написал две копии, оставив место для картинок, и Хуайсан дополнял, развернув большой лист с черновиками перед собою. Жестов вышло не так много, и работа пошла быстро, только зря боялся, что не успеть до конца учебы. Стоит только взяться…Другое дело пошло не так быстро. Про него Хуайсан никому не говорил, чтобы увидеть на лицах приятное удивление. Или просто удивление, кто знает, понравится ли им еще… Напоминание о приключении. Всем троим, конечно же, Лань Ванцзи не хуже остальных, и с ним мы тоже скоро…Хуайсан прерывисто вздохнул и убрал локти со стола, сел прямо. Сказал себе: ничего. Будут еще ночные охоты. У него. А я буду сопровождать, и мы повидаем столько красивых мест, и столько проговорим разговоров. Я только ненадолго домой, а потом мы договоримся, когда увидимся снова. Надеюсь, цзэу-цзюнь будет нам споспешествовать! Он обязан. Хуайсан раздул ноздри и поглядел на улицу. Луны тоже не было видно, только темный квадрат с одного угла чуть светлее. Он это заварил по своему желанию и рассуждению, что мы хорошая пара, он пусть и делает все, чтобы мы и оставались хорошей парой. Отправляет Лань Ванцзи разбираться с чудовищами в сторону Цинхэ.А с братьями Цзян у нас нет воли старшего брата, да и общего дела… Конечно, я… мы навестим Юньмэн, думал Хуайсан, и я приглашу всех в Цинхэ и Нечистую юдоль, но это не то же самое, что решить раз и навсегда, что мы будем вместе. Это не то ?вместе?. Даже цзэу-цзюнь и дагэ не так вместе, как я бы хотел быть с Лань Ванцзи. Я тоже расхочу однажды?Не в этом дело, сказал Хуайсан под нос. Покачал кистью. Они не могут оставить свою семью, дом и школу, они должны опекать их в первую очередь. Может, они бы и хотели, но обязанность быть со своими и заниматься делами своих, защищать свое наследие привязывает к месту. Несладко. Неужели у них когда-то было так же, как у нас, а потом долг развел их? Точнее, оставил на своих местах, сведя на несколько коротких весен?Хуайсан потряс головой, поднял лицо, чтобы нечаянная влага затекла обратно. Подумал: ужасно. Ужасно. Я напишу дагэ и это. Спрошу. Я никогда не сочувствовал этой его ситуации. Много я чего раньше не понимал.Хуайсан вздохнул и поболтал кисть в чашке с водой. Подумал: экий я меланхоличный, когда остаюсь наедине с собою. Я всегда таким был? С Лань Ванцзи все по-другому, счастливая теплая река, которая качает на волнах. Может, и правильно мы проводим этот вечер порознь, вон, даже госпожа Юй любезнее со своим супругом после разлуки, а уж у них наверняка уже нет того же упоительного дуновения весеннего ветра, напоенного ароматом сливы, что у нас с Лань Ванцзи, даже если когда-то было. Хуайсан подпер щеку рукой и продолжал смотреть на небо разных цветов в разных углах окна. Вздохнул. Потом еще раз. В окне показалась голова, Хуайсан вскрикнул и чуть не уронил чашку. Черная вода плеснула, но чашка устояла. – Хуайсан, – сказал Лань Ванцзи.Хуайсан прополоскал и нацепил кисть на крючок подставки, забормотал: сейчас, сейчас, пожалуйста, пока не смотри, и принялся собирать черновики и заготовки на хорошей бумаге. Отнес ворох за ширму, сгрузил поверх сундука и уже тогда сказал окну:– Пожалуйста, заходи.Лань Ванцзи немедленно пропал из окна и появился в дверях. Хуайсан сцапал веер со стола, раскрыл, загородился и сказал со смущением:– Я кое-что готовлю к празднику фонариков, и я бы хотел, чтобы вышел сюрприз.– Не хотел нарушать работу.– Нет, нет, что ты! Просто не думай, что я от тебя что-то скрываю… скрываю, но ты скоро увидишь. А еще я закончил один экземпляр! – Хуайсан подошел к столу, взял проложенную впитывающими листами книжку, протянул с легким поклоном Лань Ванцзи. – Если ты одобришь, мы сделаем еще копию. Лань Ванцзи взял. Одна рука у него была занята мечом, и Хуайсан показал на свободную скамеечку, сказал:– Пожалуйста, располагайся, я не ожидал…– Не вовремя. Уйду.Ну вот, подумал Хуайсан, и что-то в груди опустилось. Я был невежлив, он пришел меня проведать, а я… может, зря я вообще начал про то, что мне нужен вечер одному, и зря я не вместе с нашей компании в источнике…Лань Ванцзи уложил меч поперек стола, вынул из-за пояса веер, сказал:– Не вовремя.Показал веером вопрос.– А! Нет, нет! Наоборот, хорошо, что ты заглянул! Я стал уплывать мыслями куда-то, а значит, нужно сделать перерыв, чтобы все стало на место. А ты… э…Лань Ванцзи поглядел на стол, на ширму, на подставку для веера у стены, снова на стол, Хуайсану куда-то в грудь, выдохнул носом, надул на секунду губы. Переступил сапогами.Я так рад тебя видеть, подумал Хуайсан. Я скучал.– Я скучал. Это глупо, мы не в разлуке, мы увиделись бы утром, но…Лань Ванцзи подошел, обвил рукой с веером Хуайсана за пояс и притиснул так, что в собственном теле стало тесно, а Хуайсан положил ладонь ему на прохладную щеку, и они коротко поцеловались четыре раза. Хуайсан хихикнул, тронул носом нос, взял Лань Ванцзи за плечи. Сказал, глядя в глаза:– Я скучал, и я тебе очень рад.Лань Ванцзи его отпустил и показал веером: тоже.Хуайсан расправил плечи и принялся хлопотать. Выставил чашки, принялся убирать со стола подставки, несколько блюдец для разной густоты туши и ворох оставшихся черновиков. Лань Ванцзи тем временем принялся листать их совместный труд. Кивал на каждую страницу. Хуайсан замер, наблюдая за его лицом.– Прекрасная работа, – сказал Лань Ванцзи. – Ясные жесты.– Я не слишком часто пишу людей, так что, может быть…– Прекрасная работа. Не хуже, чем то, что мы изучаем.Изучаем, подумал Хуайсан. И в самом деле, мы довольно серьезно подошли к делу. Только я до сих пор не знаю, какой у Лань Ванцзи любимый сюжет. А без этого – как мне себя вести? Он ведь не расскажет словами, а просить картинку… не все – Вэй Усянь, вот кому не занимать и ясности штриха, и смелости изображения фигур. И все понятно. Нравится ли Лань Ванцзи так? А мы так не делаем. Мы не делаем, как ему нравится, а долго ли мы терпим тех, кто ничего нам не дает приятного?..Хуайсан стиснул ханьфу на коленях. Лань Ванцзи закрыл книжку, открыл в начале и принялся смотреть все снова. Хуайсан закусил губу. Подумал: я хочу. Я хочу попробовать все с тобою. Правда.Правда. Хуайсан сжал кулаки под столом. Подумал: если цзэу-цзюнь с дагэ это делали, и им нравилось, то не может же все быть так плохо? Да все хорошо, член – не копье и не меч, он мягкий, хотя и велик для тех мест, куда ему назначено путешествие. Но цзэу-цзюнь с дагэ справились. Я справлюсь. В конце концов, если кто-то очень нравится…Лань Ванцзи отложил книжку и принялся сам заваривать чай. Хуайсан разжал кулаки и думал, наблюдая за движениями его рук и слушая шелест рукавов: этот юноша мне очень, очень нравится. И он пришел ко мне. Сам. Может, это не удивительно, но очень приятно.– Мне очень приятно, – сказал Хуайсан. – Ты пришел посмотреть, не нарушаю ли я правила?Лань Ванцзи качнул головой. Сказал:– Уверен в Хуайсане.– Много ли было нарушителей? Уверен, ты навел полный порядок! Не слишком ли он пострадал, пока ты не следил за ним?– Довольно спокойно. Два дела. Одно разрешилось. О втором – поговорить.– С цзэу-цзюнем? С учителем?– С Хуайсаном.Мне придется идти во влажную ночь и надзирать, разгонять и наказывать, подумал Хуайсан, я теперь связан с Лань Ванцзи, я почти затащил его в живопись, а он меня теперь – в охрану порядка, и это, конечно, честно, но я сейчас упаду в обморок, и все вопросы ко мне как к стражу покоя и тишины пропадут. Хуайсан сказал:– Ха-ха… Я, конечно, с большой радостью…Почесал веером висок, прижал гардой к щеке. Посмотрел на Лань Ванцзи с честным несчастьем.Лань Ванцзи глядел на него внимательно. Пока никуда не звал. Наоборот, передал Хуайсану чашку, а свою взял в обе ладони. Передернул плечами. Хуайсан кивнул: прохладно, и, может быть, он прав, нужно досидеть и долечиться в источнике, не всегда же будешь сидеть в теплом доме. Может, мне тоже нужно сходить. Хуайсан поделился с Лань Ванцзи этой мыслью. Лань Ванцзи кивнул.Сказал:– Распространять слухи запрещено в Гусу Лань. Говорить за спиною дурное запрещено. Поддерживать сплетни и говорить, чего не знаешь наверняка, запрещено.– Разве я о ком-то говорю дурное? – Хуайсан склонился над столом. – Я не припомню, но если это так, то я прошу прощения, и больше я не стану. Ханьгуан-цзюнь лично пришел навести порядок среди меня, ха-ха, это даже лестно…Лань Ванцзи с силой мотнул головой. Сгреб веер, показал: нет.Хуайсан поднял брови. Лань Ванцзи помолчал, глядя то в одну, то в другую чашку. Проговорил, наконец:– Я видел нечто. Был замешан некто. Расскажу – выйдет сплетня.Так зачем же ты вообще это упоминаешь, подумал Хуайсан, только меня раздразнить, мне ведь теперь интересно! Потому что кое-что невозможно не рассказать, подумал Хуайсан, не поделишься – лопнешь. Сколько в нем человеческого и сродственного мне, чего бы я не заподозрил в начале знакомства. Или он был другой. Или просто я не видал. Не к кому-то пошел с этим, а ко мне. Хуайсан выпрямился, раскрыл веер, принялся неторопливо обмахиваться. Сказал с достоинством:– Если я правильно понял, ханьгуан-цзюнь…– Ванцзи.– Ванцзи желал бы поделиться, но не уверен, что не нарушит этим правила.Лань Ванцзи кивнул, показал веером: да, и сделал знаменитые несчастные брови. Хуайсан улыбнулся и обмахнул лицо. Вытянул прядки одну за другой и сказал:– Мы могли бы решить это затруднение известной уловкой, где я угадываю, а ты показываешь, прав я или нет, а сам не произносишь ни слова, и таким образом не ты выдаешь тайну… если это тайна, конечно. Сплетня. Не ты ее начинаешь. Но! – Хуайсан со щелчком сложил веер и покачал. – Это именно что уловка, и это не обманет совесть. С другой стороны, должна ли совесть беспокоиться вообще? Если ты что-то видел своими глазами, то это уже не слух, а правда, которую ты наблюдал, и пересказать ее – просто сказать, что видел. Во-вторых, дальше нас, если мы договоримся так, может и не пойти, и какая же это тогда сплетня? В-третьих, большинство разговоров о нас совершается за спиною, можно ли запретить людям обсуждать нас? Обсуждение – это совет общества, на котором оно приходит к решению, что хорошо, и что дурно, кто поступает хорошо, а кто дурно, кого можно принимать в доме, а кому отказать от дома, и таким образом вести о злодеях распространяются, мнение о них составляется, и наказание следует за виновными. Составить мнение про того или иного человека – это важно, а для этого нужно знать про него как можно больше. Это… ну, то, что ты узнал – это про кого-то из наших знакомых?Лань Ванцзи кивнул. Хуайсан перемялся на скамеечке, подобрал ноги под нее глубже. Облизнул губы. Спросил: братья Цзян? Лань Ванцзи кивнул опять. – Который из них?– Оба.Хуайсан спрятал улыбку за веером. Подумал: так вам. Не единожды вы говорили про нас без нас, я в этом уверен, а нам про вас не было повода, а теперь есть! Интересно, что там. Что Лань Ванцзи считает стоящим того, чтобы поделиться?Хуайсан сложил веер и покрутил в ладони. Сказал:– Это все уже похоже на угадывание, и я снова предлагаю удержаться от этого. Ты уверен, что нехорошо будет описать то, что ты видел, мне? Может быть, мне будет полезно. Это ведь полезно: лучше узнать друзей. Возможно, им понадобится наш совет, а мы уже размышляли, так что сможем им немедленно помочь. Смотри-ка, сегодня они помогли нам! Мне. Это ведь была хорошая мысль, что ничего страшного не случится, если у нас с тобою свои дела… Правда, я рад, что ты пришел. – Хуайсан зажмурился от улыбки. Лань Ванцзи глянул на него, и лицо его расслабилось. Хуайсан поглядел на него еще секунду, на розовеющие от теплого питья щеки и губы, и продолжал: – Хорошо, когда друзья в курсе твоих дел, тебе есть, на кого положиться. Мне приятно, что ты никогда не стеснялся нас перед братьями Цзян. И теперь мы можем вести себя так, как хочется, друг при друге, и они иногда говорят что-то полезное, и… ты даже обратился к Вэй-сюну. Неважно, как там в итоге получилось…– Позор.– Ничуть! Неправда! Просто Вэй-сюн шутник. Но идея-то хорошая. Они знают наши дела и ситуацию, и мы, значит, можем и даже, можно сказать, морально обязаны знать их! Это не слухи, а осведомленность. Мы не станем выносить суждений, хотя, конечно, составим мнение об их поведении, все равно каждый человек составляет мнение обо всем, что видел и слыхал, и не зря так устроено природою. Я считаю, мы не совершим запрещенного, потому что не совершим злого, не станем насмехаться и ничего такого. Если, конечно, там не случилось что-то смешное?..Лань Ванцзи покачал головой. Сказал:– Нет.Помолчал. Отпил чаю за рукавом. Хуайсан пил тоже и думал: пусть решится сам, не буду торопить. Я привел аргумент, а заставлять не стану. Кто любит тех, кто его заставляет?Лань Ванцзи, наконец, поставил чашку. Сложил ладони на коленях и сказал:– Место, где Цзян Ваньинь упражняется вечером. Обычно никого больше нет. Шел мимо. – Не специально ли шел мимо, чтобы глянуть, подумал Хуайсан, и чтобы присоединиться, размяться? Вы славно это делали утрами в гостинице и продолжаете в библиотеке. А Лань Ванцзи продолжал: – Слышал громкие голоса. Цзян Ваньинь был не один. Вэй Ин с ним. – Они упражнялись вместе?Лань Ванцзи качнул головой, прядка коснулась щеки и снова отольнула. Хуайсан вздохнул в два приема. Лань Ванцзи переглотнул и продолжил:– Возня. Решил, что свалка, нужно разнять. Не свалка. Разговаривали. С волнением. Слов не разобрал. Потом… – Он замолчал. Хуайсан закусил губу. Лань Ванцзи взялся за чашку.– Что же было потом? – спросил Хуайсан, подергивая коленями. Лань Ванцзи поставил чашку и поднялся. Взял меч.Я зря поторопил, подумал Хуайсан и вскочил тоже. Это обидно, когда тебе не дают пространства подумать. Я из тех, кто торопит его сказать, когда он не хочет говорить или не придумал, как лучше. Хуайсан поднял ладони и шагнул вперед, слова извинения вертелись уже на языке, но Лань Ванцзи обнажил меч и сказал:– Показать легче. – Указал мечом на дверной косяк. Сказал: – Это дерево. Я – Цзян Ваньинь. Хуайсан похлопал себя по груди. Подумал: главное, чтоб не было там смертоубийства, а то это как дагэ любил подзывать меня ?поглядеть кое-что интересное?, а потом пробовать на мне борцовские приемы, чтобы я, видно, проникся и захотел так же. Я не захотел, да и он скоро перестал, так я орал и плакал. Хуайсан сглотнул, сказал:– Тогда я Вэй-сюн, верно?Лань Ванцзи кивнул и направил Хуайсана к косяку. Взял за плечо, прижал спиною. Стал совсем рядом, словно хотел вдавить. Не вышел я ростом для Вэй Усяня, подумал Хуайсан, а так бы глаза в глаза… губы практически рядом с губами… Он приоткрыл рот.Лань Ванцзи со стуком поставил острие меча рядом с его ухом, Хуайсан вздрогнул всем телом, а Лань Ванцзи напер на него, свободной рукой схватил за пояс, как делал и обычно, и прижал, тоже почти как обычно, а лопатками вжал в косяк-дерево. Наклонился к лицу. Хуайсан шепнул: ах. Неужели. Неужели они повторили свою выходку на рыбалке, но только там и тогда, где и когда никто не видит, то есть, не на публику? Лань Ванцзи – увидел, но они его не ждали. Значит, не для него, а сами. Тем более, это Цзян Ваньинь прижал своего шисюна, когда это он сам лез?Хуайсан прикрыл глаза, но губ ничего не коснулось. Лань Ванцзи отпустил его и убрал меч, шепнули ножны. Хуайсан открыл глаза и привалился к дереву, потому что вокруг стояла юньшеньская ночь, а от близости яростного господина подкашивались ноги.Хотя Вэй Усянь – не из тех, у кого подкашиваются, подумал Хуайсан. Где он не опытен – там он сделает вид и проломится вперед на одной силе хвастовства. Хуайсан похлопал себя по груди и сел на место, а Лань Ванцзи уже сидел и попивал чай.– Не целовались? – спросил Хуайсан.– При мне – нет. Я подождал. Стали бы нарушать – разогнал бы. Не стали. Ушли. Торопились. Не стал следить дальше. Если не на людях и не мешает другим, то не запрещено. Не поощряется, но при давней дружбе, и тихо, и не в ущерб учению…– А что, как ты думаешь, там такое произошло, что не запрещено?Лань Ванцзи поглядел на него. Моргнул. Это уже слухи, подумал Хуайсан. Домыслы.А не домыслы – это то, что Цзян Ваньинь бросил брата к дереву и чуть не снес ему полголовы мечом, и хватал за пояс и притискивал животом к животу, и грудь вжимал в грудь, если Лань Ванцзи показал точно. Хуайсан поерзал и подумал: ах. Это уже – вполне ах.Огладил себя по бедру. Прикрыл глаза и представил снова и снова, и выходило хорошо с любого угла. Как в книжках. И меч, и схватить… О чем они говорили, да громко? Вэй Усянь опять раздразнил, а потом удивлялся исходу? Или не удивлялся уже, раз они куда-то пошли вместе?Хуайсан потер под нижней губой. Спросил:– Что ты об этом думаешь?Лань Ванцзи промолчал.Что за воспитанный господин, подумал Хуайсан, ему неловко обсуждать товарищей за спиною. И так он рассказал мне то, что счел сплетней. Хуайсан раскрыл веер и обмахнул жаркое лицо. Сказал:– Все это очень интересно! И радостно. Я вот, например, очень рад. С одной стороны, тому, что ты пришел немедленно со мною поделиться, потому что горячие вести – это самые лучшие вести, и мне приятно твое доверие. Я его не предам! – Хуайсан поклонился над чашкой. – Я не стану использовать это знание для дурного. Мы ведь не осуждаем их, да? А даже совсем наоборот. Это с другой стороны: я рад, что у них что-то, может быть, складывается. Если складывается. Правда же, рано судить? – Лань Ванцзи медленно кивнул. Хуайсан замахал на лицо и шею быстрее. – Точно мы ничего не знаем, а то, что ты видал, могло быть и братским спором, верно же, они привыкли друг друга касаться и повышать голос? И спать в обнимку, мы это тоже наблюдали. Разные традиции между родственниками! То, что принято у нас, например, в Цинхэ, не поощряется где-то еще, Мэн Яо поначалу удивлялся и пытался меня урезонить, когда я лез к дагэ совсем близко и трогал за руки и лицо, по его мнению это было неприлично. Где-то и обниматься нельзя, а где-то очень даже можно, да и в любой семье свое. Но! – Хуайсан сложил веер, крутнул и упер концом в стол, подняв локоть высоко, как опирался как-то один из военачальников на совете на трофейный кинжал. – Мы не могли не заметить перемены в поведении этих двоих! Что-то стало по-другому, тебе не кажется?Лань Ванцзи недалеко отвел ладонь от чашки. Сказал:– Наблюдательность за людьми. Мелкие жесты и малые слова, что-то по ним понимать. Сильная сторона сюнчжана. Хуайсана. Не моя. Следует стараться?Хуайсан улыбнулся. Покачал руку на веере.– Только если тебе интересно самому. Не всем это нужно, это утомительно, наверное, с непривычки и при том, что нет необходимости. Не всех, знаешь ли, тянет в компанию! Есть люди, которым лучше наедине с собою, и я полю… ты мне понравился именно за это. За тихое достоинство уединения и мастерство, которое только в уединении и обретаешь. Лань Ванцзи вздохнул глубже, чем обычно, плечи поднялись и опустились.У меня не было своей компании, подумал Хуайсан, и я смотрел на людей со стороны, у меня было время смотреть со стороны, не вступая в разговоры, которые истинно тревожили бы душевные струны. И у Лань Ванцзи не было своей компании, и он просто не выучился. Хотя он прекрасно ведет себя в обществе… да для этого нужно всего-то хорошее воспитание и вежливость, чтобы не обижать собеседника. Он и обижал раньше – невниманием, молчанием, отведенным взглядом, которые принимали за высокомерие. А теперь с ним я, и я стараюсь. Забавно, как одно и то же положение вылепило из нас разное. Разная глина стремится к разной форме, даже если крутить ее на одном круге. – Нам необязательно про все это говорить, если тебе утомительно, – сказал Хуайсан.Лань Ванцзи поднял на него глаза. Взял веер, показал: мне нравится.Не зря же ты ко мне пришел, подумал Хуайсан, с вестями. И не прошел мимо, а подсмотрел самый интересный момент. Про своих-то – занятно, даже если обыкновенно плюешь на чужие дела. Свои люди становятся частью собственных забот.Хуайсан одной рукой оперся на колено, второй раскрыл веер, показав Лань Ванцзи пейзаж, поглядел мимо его головы в окно и заговорил размеренно:– Воистину, неловко обсуждать знакомых, но раз уж этот вечер навел нас на различные мысли, мы можем вспомнить одну занимательную историю. Про двух молодых господ, которые жили давно, во времена, которых не застали и наши прадеды, в роду, который уже позабыт. Братья, но не родные, один взят был на житье и учение главою семьи, потому что был сыном его любимого друга. Второй же – собственный наследник. Как это нередко случается в поучительных книгах, приемный оказался способнее родного, но в книгах, как ты знаешь, родной – заносчивый и ленивый, а наш герой не таков. Просто так распорядилась судьба либо время, которое велело ему войти в полную силу позже своего брата. Тем более, приемный немного старше. Назначен был опекать своего названого брата, но поступает ли он так? Мы всего уже не узнаем. Можем догадываться, что от домашней непогоды, которая зарождалась в родительских покоях, они искали утешения друг в друге. Дружеского, конечно, а потом, как подросли… почему бы и не разного еще? Да и как определить, где кончается дружба и найденное родство? Кончаются ли они на нежных ласках и узнавании нового вместе? Я думаю, было бы хорошо и правдоподобно, если бы они видали друг друга и одетыми, и нет, и в разных положениях, и в разных состояниях, их семья не самых строгих правил, и они живут вместе, как могло быть иначе? – Хуайсан перевел взгляд на Лань Ванцзи. Прикрыл рот веером и сказал: – Это все просто умозрительно. Просто навеяло. Не относится ни к каким людям, тем более, нашим знакомым, потому что знакомых обсуждать было бы неприлично, а отвлеченную историю, которую я где-то слыхал, почему бы не рассказать в обществе дорогого друга. – Лань Ванцзи кивнул. Хуайсан поерзал на скамеечке, обмахнулся и продолжал: – Так вот, не может быть так, чтоб совсем ничего между братьями не бывало, хотя бы разговоров. И вот однажды они оказались в густом лесу и затеяли там упражнения, а у старшего, надо сказать, есть манера заявлять о себе подзадориваньем, которое иногда переходит в издевки, и, скажем уж прямо, вешаться на людей. Люди сердятся на него, а ему будто того и надо. Шутки у него иногда для непривычного собеседника даже грубоватые. Специально так, чтоб собеседник не остался безразличным. А между братьями будто было это можно, они прекрасно отвечают один другому. Но не в этот раз. Что-то задело младшего, будущего господина всего того семейства и земли, господина своего брата, и он толкнул будущего своего услужающего к дереву, и вонзил меч у самой головы! – Хуайсан прижал веер к груди и подумал: что, должно быть, было за зрелище. – Младший-то у нас сердитый господин, хмурый и недовольный частенько, и любит замахиваться, что ему ни скажи. Красивый… – Хуайсан подвигал коленями, расправил на них ханьфу, поглядел на Лань Ванцзи. – Можно, он будет красивый?Лань Ванцзи кивнул. Сказал:– Да. – А другой?Лань Ванцзи на секунду поджал губы. Взял веер, расчертил воздух снизу вверх, поднял брови.– Я тоже не могу сказать прямо так, – сказал Хуайсан. – Такой… высокий. Это всегда хорошо. Ловкий в движениях, на занятиях сидит криво, но вообще-то хорошая осанка. Не пудрится, а кожа при этом не темная. Тонкий в поясе, в плечах не узок. Да, пожалуй, можно было бы назвать его заслуживающим второго взгляда, если бы манеры его были более изящны, а так красоту легко проглядеть за громкими да частыми, словно стрекотанье кузнечика, словами. Немного громкий господин, про него точно не скажешь, что склонен к тихим размышлениям. Зато, надо сказать, веселый и не унывает, и, кажется, не помнит страха и обид.– Искусен с мечом, – сказал Лань Ванцзи.Хуайсан улыбнулся шире. Лань Ванцзи потянулся через стол к его руке, Хуайсан коснулся пальцев, и они посидели так, Лань Ванцзи не убирал руки, и Хуайсан, наконец, понял, что тянется он за чашкой. Хихикнул, подал ему. Лань Ванцзи занялся чаем.Как бы они описывали меня, подумал Хуайсан. Как рисовальщика, но неумеху во всем остальном? Как того, у кого есть заветные книжки и орешки? Как требующего защиты и пригляда?..Хуайсан качнул головой. Сказал, взмахнув веером:– Да! Точно, точно, он талантлив в заклинательском ремесле и в благородном искусстве сражения, знающие люди испробовали сами. Не видал я только, чтобы он упражнялся, должно быть, в самом деле – способности… Нахваливал ли его за них отец вперед родного сына? Способности виднее, чем результаты труда, те приходят размеренно и помалу. Ах, ну в любом случае, младший-то тоже удался, но это совсем другая порода! Что за ладный господин, выдающийся нос и скулы, и сильная челюсть, вот есть, знаешь ли, любители круглых лиц, а есть ценители острых и увесистых черт, потому что за ними, кажется, стоит мужественность и воля. – Хуайсан переглотнул, принял чашку, осторожно отпил, сунув нос в пар, и продолжал: – Хищная, что называется, повадка, резкие жесты, может быть, это несдержанно, но тем, кто привык к не совсем сдержанным господам… Не так тонок, как брат, стоит на земле увесисто, и при всем своем нервном нраве будто устойчив, как вросшая в скалу кряжистая сосна. А старший – словно ива над потоком, колышется ветвями, никогда не знаешь, в какую сторону колыхнет острые листки ветер… – Хуайсан снова отпил, чтобы было, что глотать еще, кроме собственной слюны. Говорил: – Младший усердно упражняется, и не прочь соревноваться, проявляет тогда горячность, а в иных делах – благоразумие, но при этом – отвагу, когда нужно делать должное и оборонить беззащитных. И тоже, заметь, кожа, хотя тоже не пудрится. Или я не замечал. Иногда даже болезненная бледность, прямо как у его сестры, о которой мы не говорили, но которая тоже есть, и это у них очень похоже. – Упорство, – сказал Лань Ванцзи. – Решительность. Уважение к учителю. На фоне братца-то – конечно, подумал Хуайсан. Хотя Цзян Ваньинь и в самом деле не вертится на занятиях и не бросает записок, и не шушукается с сестрою, которая сидит с ним рядом.– Да, – сказал Хуайсан. – В самом деле. Это, пожалуй, важно тоже.– Достоинство, – сказал Лань Ванцзи.Скорее, нервические попытки его сохранить, подумал Хуайсан. Устоять под градом стрел неминуемого позора для себя, семьи и школы, которыми Вэй Усянь сыплет без остановки.Хуайсан кивнул. Сказал:– Да. Точно. Но совершенно без надменности. Не как Цзинь… не как богатый молодой господин из соседней земли. С некоторой неловкостью и быстрой потерей терпения. Про такой нрав говорят, что нелегко таким господам самим с собою: так много страстей и яростных, и обидных, и при всем желании с ними совладать не всегда это получается. Но это одновременно и признак глубоко чувствующей натуры. Лань Ванцзи кивнул.Ничего не добавил.Что-то еще, подумал Хуайсан, что-то, что сложно описать. Что-то, что составляет мужское поведение. Он гневлив, не всегда сдержан, он не соблюдает положенной величавости, он вспыхивает чаще, чем следует, он не совершил при мне больших подвигов. Но он чаще прекращает ссоры, чем начинает, и он знает, чего хочет от будущей жены, и любит сестру, и вступается за непутевого брата за его спиною, и… что-то еще. Тихо сохнет по Вэнь Цинь. Может быть, в этом молчании тоже есть что-то симпатичное. Не назвал бы я его утонченным, конечно, ни одного из братьев Цзян, думал Хуайсан, попивая чай, а мне нравятся именно утонченные, но все-таки. Что-то есть. То, как он читает истории сбоку от игривых картинок, и то, как обещал переломать мне ноги, если я не дамся доктору. Не утонченное. Но что-то еще нужное в человеке, чтобы он нравился мне. И, надеюсь, Лань Ванцзи.Хуайсан облизнул губы и заговорил негромким голосом, поглядывая на Лань Ванцзи поверх веера:– Так вот, эти два молодых господина, которых история запомнила именно так, как мы описали, сошлись этим вечером, и один другому сказал какие-то слова, что другой прижал первого к дереву, почти пригвоздил, и их губы, видавшие, конечно, уже поцелуи друг друга, соединились, и они сами соединились, словно долго были в разлуке. А может, и были? Это наша история, что хотим, то и выдумываем. В разлуке они поняли, что истинно желать могут лишь друг друга, и вся усталость, какая накопилась от житья под одной крышей и одного общего дела за другим, улетучилась. И вот уже на непристойную шутку старшего младший решил действовать, и бросил брата спиною к дереву, и, – Хуайсан в который раз сглотнул и повозился на скамеечке, и расправил ханьфу там, где начало происходить занимательное, – втиснул его еще больше своим телом, и… как там было?Лань Ванцзи встал, вместе со скамеечкой обошел стол и сел рядом с Хуайсаном, вполоборота. Обвил его рукой за пояс и стиснул, Хуайсан привалился к нему, и поясница сама собою прогнулась, и зад сам собою отставился, и рука легла на грудь, и губы вытянулись, и они теперь целовались тоже. Лань Ванцзи медленно отпустил Хуайсана, и Хуайсан продолжал, глядя в близкое лицо:– Да, вот именно, обнял за пояс и прижал к себе, и пальцы его, конечно, впились через одежды, показывая страстность, а старший в это время наверняка же куда-то дел руки, например, вот так… – Хуайсан положил ладони Лань Ванцзи на плечи. Прошептал: – И тоже не отпускал, и брат его не отпускал, но потом все-таки дернул от дерева к себе и повалил на траву. Это темный лес вдали от жилья, им незачем никуда уходить, ладно? Это не так важно, может, и ушли, но в любом случае в некоем месте они повалились вместе на траву или на пол, и стали, – Хуайсан подышал ртом, – развязывать друг другу пояса.Лань Ванцзи взялся за его пояс. Хуайсан вздрогнул, убрал руки у него с плеч и сказал: н-необязательно, зачем буквально, мы не они…Лань Ванцзи взял его руку и уложил себе на бедро совсем рядом с пахом. Хуайсан, подавшись к нему, скользнул ладонью выше и обнаружил, что Лань Ванцзи готов проникнуться историей самым пылким образом. Хуайсан потер. Лань Ванцзи повернулся на скамеечке бедрами от него прочь и сказал:– Беспорядок. Нужно приготовиться.Беспорядок будет в любом случае, подумал Хуайсан, но руки поднял и ничего не говорил, когда Лань Ванцзи ослабил ему пояс. Дальше рук не совал, а полез за пазуху и достал два платка. Встал, выросши чуть не до потолка, и принялся задирать себе ханьфу. Хуайсан ахнул. Лань Ванцзи глядел в сторону, нос его раскраснелся. Что происходит, подумал Хуайсан, неужели – все происходит? Прямо сейчас. Я не думал, что сейчас, мы не договаривались… При большой страсти люди и не договариваются, а кидают друг друга спиною к деревьям и дверным косякам и вбивают мечи рядом с ухом, и у тебя слабеют колени, и делай все, что хочешь.Может, так и должно быть. Лань Ванцзи тем временем не стал хватать Хуайсана и бросать на постель или на стол, а повозился под ханьфу и сел обратно, и подобрал ханьфу уже на Хуайсане, тщательно сложил у пояса. Взял под ягодицы и подпер. Потом несильно похлопал одной рукой. Хуайсан приподнялся, Лань Ванцзи стянул с него штаны – не низко, всего на бедра. Хуайсан схватился за ханьфу и натянул на освобожденное и восставшее теперь совсем без стыда. Лань Ванцзи взял его руки и отодрал от ханьфу. Закатал его снова, не глядя на интимные части, а глядя в лицо. Сказал:– Обнажить. С кожи легче стереть. Потом можно одеться.Хуайсан выдохнул и подумал: если б ты повалил меня на спину и задрал мне ноги, что бы я делал? Вдруг это приятно? Больно, не может это быть не больно, но потом-то приятно…Хуайсан облизнул пересохшие губы и сказал на пробу:– Вот так и наши герои, повалившись, посдирали друг с друга одежды, задрали, что могли, а что могли – разорвали даже и отбросили прочь. Они видали друг друга голышом, но не видали друг друга любовниками, и смущение захлестнуло их, и они помедлили немного, но тут один подначил другого: все, мол, готов отступить? А второй, наверняка младший, на это пихнул его на траву и навалился на него… – Хуайсан выпрямился, прогнувшись. Стиснул валик ханьфу у живота, завозил задом по скамеечке, под бедра попадались складки штанов, и было неудобно, но какая сейчас разница, если Лань Ванцзи возится тоже, устраиваясь к Хуайсану боком и двигаясь ближе. И протягивает руку, глядя только перед собою, и находит предназначенный ему как юноше, который очень, очень нравится, стебель, и стискивает под бутоном. Хуайсан коротко простонал, решительно сунул руку под белое ханьфу, наткнулся на кожу и волоски, нашел член и стиснул тоже, подвигал рукой, и Лань Ванцзи подвигал, и что-то натянулось, Хуайсан вздрогнул, разжал пальцы. Быстро отвернулся, закрылся рукавом и лизнул ладонь, вернул ее на место, подвигал снова. Вышло немного мягче. Лань Ванцзи кивнул и проделал, видно, то же самое, потому что пропавшая с члена ладонь вернулась влажная, и задвигалась, и тут же у Хуайсана поджалось все внутри и снаружи. Он устроил ханьфу так, чтоб не попадалось под руку, но загораживало, и заговорил опять: – И вот младший страстный брат вылил всю свою сердитость на старшего, стиснув его бедра и ягодицы так, что там остались синяки, и задрав ему ноги выше головы, и устроив натиск на тайные ворота… – Лань Ванцзи задвигал кулаком быстрее, подпирая каждый раз головку, Хуайсан на секунду задохнулся и повторил. Выговорил заплетающимся языком: – Или как ты это видел… может быть, наоборот… старший младшего… будущий подчиненный будущего господина… необычно и доверительно от этого… старший младшего, как положено традицией…– Нет, – сказал Лань Ванцзи, глядя на оставленный на столе веер. Губы его краснели и поблескивали влажным. – Именно так. Как в первый раз. Цзян Ваньинь… младший. Старшего. Повалить и употребить.Хуайсан сладко вздрогнул и прошептал: употребить. Я бы сказал, драть.Лань Ванцзи обхватил его головку, спрятал в ладони. Хуайсан всхлипнул и сделал то же. Продолжал:– И вот младший вонзился в своего брата и теперь любовника, требуя его любви и получая во всей полноте, потому что брат обхватил его руками за шею, а ногами где пришлось, и стиснул в этих объятиях, двигая в себя глубже… – Хуайсан подался Лань Ванцзи в руку, тот перебрал пальцами, как по рукояти меча, когда враг еще не напал, но уже близко, и втиснулся в кулак Хуайсана и сам. Хуайсан усилил и ослабил хватку, и снова взял крепче, и подумал: что-то в этом есть. Когда глубже. И когда тела соединяются совсем. Он продышался, двигая рукою точно так, как двигал Лань Ванцзи, и заговорил опять: – Один такой настойчивый господин, сильные плечи напрягаются, крепкие ягодицы сжимаются и напирают… а другой такой развратный, ноги длинные, ступни голые… он много говорит развратных вещей, а тут доказывает делом, разводя ноги так широко, что младший входит в него безо всякого препятствия, снова и снова, от усилия таская любовника своего спиною по земле…Лань Ванцзи сказал: м-м, и приподнял бедра. Рука его задрожала, и Хуайсан тоже передернул плечами и сладко съежился, поглядел на платки, подумал: сейчас, еще немного… не будет беспорядка, сразу порядок, можно не переодеваться, он хорошо это придумал… платки только жалко… Хуайсан отпустил член Лань Ванцзи, сполз со скамеечке, подтянул к себе бумажный ворох, который убирать при госте не стал, потому что ничего там не было еще написано, чего гостю видеть пока не нужно. Снял верхний лист, затянул на стол, снова взялся за член и сказал:– Кровь, бывают, промакивают бумагою, она хорошо впитывает. Это шенсюань, мягкая и все в себя вбирает, я хотел попробовать кое-что на ней… Думаю, и мы можем использовать, и выбросить потом, и будет совсем чисто и мало беспорядка, как ты думаешь?– М-м, – сказал Лань Ванцзи и нашарил член Хуайсана, и свой вдвинул сразу же в его ладонь, как только она приблизилась. Хуайсан подергал коленями, подхватил скатившийся валик ханьфу у живота и задвигал рукою, и у самого внутри напряглось расслабившееся было, и он заговорил с придыханием и стонами на каждое новое сильное движение Лань Ванцзи:– За всею страстью они позабыли, но находясь так близко, вспомнили ласки любящих, и старший брат стал гладить младшему спину и бока, а младший, навалившись на него хорошенько, целовать его в шею, вот сюда… – Хуайсан отвел себе волосы и коснулся пальцами под ухом, и Лань Ванцзи, чуть не сбив его со скамеечки на пол, тут же врезался туда лицом и принялся целовать, а Хуайсан вместо того, чтобы хихикнуть, открыл рот и безгласно застонал, и дернул ногами, и задергал рукою вокруг его члена, обхватил головку и прошептал: – Да, вот так… сплетенные крепко… целовали друг другу плечи и все, что попадется, лица и грудь, все это, не размыкаясь, и любовались друг другом в лунном свете… – Лань Ванцзи потянул ханьфу у Хуайсана с плеча, и прижался теплыми губами, а Хуайсан отклонил голову в другую сторону, давая ему места, и говорил: – А когда оба взошли уже почти на гору удовольствия, оставалось только достичь самой вершины, один сказал другому слова любви, а другой ответил тем же, и такими словами они друг другу еще не признавались, хотя показывали братскими делами, и луна была свидетельницей, как младший схватил руки старшего и… ах… ох… – Хуайсан напряг ноги до боли, втиснулся в кулак Лань Ванцзи, и сам схватил его член крепко, и выговорил, чуть не плача от натуги в животе: – Задрал и уложил над головою, и стиснул, и яростно и страстно в него вдвинулся в последний раз, и… а!.. Излился… обильно… и старшему все внутри расперло будто еще больше… и он от этого завертелся, застонал бесстыдным образом в любовном мучении… а-ах… – Хуайсан подышал ртом, моргнул, перед глазами на миг появился укрытой бумагою стол и тут же пропал. Хуайсан согнулся над рукой Лань Ванцзи и с натугой проговорил: – он обхватил брата ногами, не давая выскользнуть наружу, и обтерся орудием ему о живот, повалил брата на себя, чтобы все сладостное оказалось между ними зажато как можно крепче, и, извиваясь почти в нетерпеливой муке, взмолился, и!.. А!.. – Хуайсан вцепился в руку Лань Ванцзи и безо всякой мольбы излился сам, тут же отклонился, убрал ханьфу и придержал Лань Ванцзи рукав, а потом вернул руку на его член и несколько раз стиснул, подвигал и дал толкнуться раз и два, и Лань Ванцзи с непривычно громким ?м!? расплылся теплом по его руке.Выдохнул. Зашуршал ханьфу. Хуайсан, не глядя ни на себя, ни на него, стянул со стола лист, смял его и разорвал примерно пополам. Поделился с Лань Ванцзи, а своей половиною промокнул себя, а потом, дыша горячим сквозь приоткрытые губы, и отер, где нужно было отереть. Проговорил:– И молодые господа тоже распались, но лежали некоторое время грязные, не проявляя никакого желания прибрать беспорядок.– Непростительно, – сказал Лань Ванцзи.Хуайсан привалился к его плечу и тихонько посмеялся.Оторвал чистый край бумаги и промокнул шею. Подумал: валяться в следах своей любви – это очень даже.Все очень даже.Интересно, вышло ли похоже? Или у них было совсем по-другому? Или у них вообще ничего не было? Сегодня – было, среди нас с Лань Ванцзи, и они сами как хотят, а мне было очень хорошо.Хуайсан поднял лицо, поглядел на Лань Ванцзи. Тот глубоко дышал и посапывал. Одной рукой придерживал ханьфу, прикрываясь от Хуайсана, другой шуршал под ним. Хуайсан сел прямо и отвернулся. Лань Ванцзи за спиною встал, куда-то отошел и скоро вернулся, протянул Хуайсану из-за спины, поверх плеча, влажный платок. Хуайсан, всхлипнув от холода, отерся и подумал: все-таки не спас я драгоценную ткань Гусу Лань. Ну да можно постирать, совсем уже ничего и нет…Тщательно вытер руки и оделся, встал, затянул пояс. И Лань Ванцзи уже был одет, а бумажные комки куда-то делись. Хуайсан хлопнулся обратно на скамеечку, сунул платок под нее и сказал:– В отличие от этих молодых господ из истории, у нас все чисто и аккуратно. Правда?– Да, – сказал Лань Ванцзи и сел тоже. – Так лучше.Не знал, что тебя это беспокоило, подумал Хуайсан. Ну да куда мне, я не из тех господ, кто при первом пятне туши на рукаве бежит менять весь наряд. Не у меня в домашних правилах что-то вроде ?запрещено пачкаться?. Наверняка есть что-то такое. Братья Цзян… господа из истории зато, кажется, не таковы. Что за удовольствие – всему измазаться и не постесняться. Что за удовольствие наблюдать за теми, кто не стесняется.Что за удовольствие, когда блестящий и всегда следящий за языком господин говорит: повалить и употребить. Не меня притом, а развратного братца из истории.Хуайсан взял веер и посидел, обмахиваясь. Помахал и на Лань Ванцзи. Тот прикрыл глаза. Вытянул шею. От него пахнуло собственным теплым запахом, который Хуайсан лучше чувствовал на ночной охоте, где они не меняли одежды, а только купались, а в Юньшене он почти пропал. Хуайсан обмахнул длинную шею, раздув волоски. Шепнул:– Хорошо.Лань Ванцзи ответил:– Очень.Хуайсан улыбнулся и добавил:– И чисто. Это тоже хорошо.– Очень.Хуайсан подвигал плечами. Прихватил рукава кончиками пальцев, чтобы не сползли, и потянулся. Лань Ванцзи так и сидел рядом, не спешил перебираться снова напротив. Хуайсан потерся локтем о его локоть. Положил руку ему на колено ладонью вверх. Лань Ванцзи коснулся кончиками пальцев, Хуайсан ловко их прихватил.Лань Ванцзи глядел на стол.– Надеюсь, я тебя не смутил, – сказал Хуайсан, – такими-то историями. Лань Ванцзи помолчал. Потом сказал:– Немного неловко.– Все интимное немного неловко! Но мы не сделали зла, и мы, конечно же, оставим при себе наши с тобою развлечения. Они – наши с тобою. К ним имеют, в общем, мало отношения, хотя они все это начали. Всякий человек думает о других людях, размысливает об их обстоятельствах и судьбе, о том, чего не видит своими глазами. Додумывает то, что ему бы понравилось. Ах, неужто нам не понравилось бы, если бы у них все сложилось ко взаимному довольству? – Лань Ванцзи кивнул. Сунул ладонь глубже Хуайсану в ладонь. Хуайсан ее пожал, покачал в руке. – Ты увидел красивое, и мысль понеслась дальше, и так всегда и бывает, это не стыдно. Мы все храним в себе целый мир картинок и историй про людей, которые нас окружают. Правда или нет, наши домыслы и вымыслы, то, чего мы боимся от них и чего бы нам хотелось. Если можно поделиться ими с кем-то, то человек этот немедленно называется самым особенным и задушевным другом! Я надеюсь, ты не осуждаешь меня. – Лань Ванцзи замотал головой. Хуайсан подумал: откуда я знаю, как на самом деле? Тебе, конечно, было хорошо, это-то не изобразишь… Хуайсан вздохнул и покачал веером. Поглядел в густую ночь. – Так воспитываются чувства, мне кажется. Привычка чувствовать и наслаждаться чем-то. Ты наблюдаешь, собираешь знания, у тебя формируется вкус. По книгам или по живым людям и их любовям, если у тебя есть хороший пример. У меня был. Это цзэу-цзюнь и дагэ. Я наблюдал их, и многого не знал, и что не знал – то додумывал, конечно, и был очарован. Гадал, как у них все устроено, что они мне не показывают. Когда мы рассматриваем картинки интересного толка, мы тоже ведь гадаем, мастер часто дает достаточно деталей, чтобы понять, как устроена жизнь изображенных. Порою от мыслей о других людях, нарисованных и нет, становится хорошо. Потому что они нравятся, потому что нравится, как у них все получается, и ты вроде участвуешь, а вроде и нет… В самом наблюдении – чувственное удовольствие. Даже если наблюдаешь то, что сам придумал. – Хуайсан прижал веер к самым губам, посмеялся. – Я – тот самый старший родственник или служанка, которые подглядывают за молодыми. Ну что ж! Теперь ты знаешь. Когда мы видим прекрасное, нередко мысль наша идет дальше, чтобы сделать еще прекраснее. И по своему вкусу. Конечно, все сказанное очень мало имеет отношения к ним… к героям нашей истории, и много отношения имеет ко мне. Надеюсь, тебе было интересно.– Очень. Приятно.Я видел, подумал Хуайсан и против воли глянул мимо сцепленных рук, на чистое ханьфу, под которым тоже было все чисто. Тут же отвел взгляд и загородился веером. Обмахнулся и подышал.Подышал еще. Сказал черноте окна:– Нам тоже стоит сделать так. Как они. Это выражение любви и единения.– Мгм.– Т-ты… не хочешь? – Хуайсан медленно повернулся к Лань Ванцзи. Рука у того никуда не девалась, он не стряхивал чужую, но и не сжимал крепче. И поглядел на Хуайсана в ответ спокойно. Сказал:– Хочу.Хуайсан кивнул сам себе. Вот так. Так будет правильно. А то кто знает, в самом деле, чем братья Цзян занимались после прижимания к дереву и вонзания мечей. Вдруг – чем-то. А мы что же? И время стало таким коротким в ожидании конца обучения. И я тоже хочу. Не зря же мне было приятно думать про них, не зря пришла именно такая история. Хуайсан пожал руку Ванцзи и встал. Сложил веер, сказал:– Тогда нам стоит договориться и встретиться на целую ночь. – Слова прозвенели, словно гонг, Хуайсана бросило в жар, он вскинул веер к лицу и выговорил: – Я д-думаю, это дело небыстрое… и нам захочется отдохнуть после этого… и вообще… Не целую ночь! Это много, ха-ха… Когда ты будешь свободен от обхода Юньшеня?– Я обещался завтра. Послезавтра.– Да, да, конечно, не сразу! – Хуайсан замахал ладонью и веером. Перешагнул скамеечку, зацепился низом ханьфу и чуть не полетел на пол, сердце ухнуло в пустоту, но упал он не локтем на доски, а на руки Лань Ванцзи. Тот подержал его и поставил на место. Хуайсан похлопал себя по груди, проныл: – Уф, надо быть осторожнее! Вот бы я сейчас… Мой настоящий герой. Лань Ванцзи подержал его за бок несколько секунд, потом отступил на шаг и сел обратно. Хуайсан улыбнулся. Подумал: что бы я делал без тебя. Валялся бы и баюкал ушибы. Что бы я вообще делал без тебя. На этом обучении, на ночной охоте и в жизни. Не хочу и думать.Поэтому сделаю все, как положено, чтобы было у нас все, как положено, до самого сладостного конца, чтобы не получилось, что я дразню тебя историями, а потом отступаю. Не на таких ли господах я воспитал свои пристрастия, каковые не боятся самой мужественной связи?Хуайсан пересек комнату, присел у полок и сказал через плечо:– Сейчас я кое-что тебе покажу, чтобы нам было легче. А то мы как-то все не можем, кажется… – Он вынимал книжки, быстро пролистывал, укладывал на колени и рядом с собою, потом перенес в два приема на стол. Раскрыл каждую, прогладил, какие закрывались – придерживал. Спросил: – Смотри, тут разные позы и разные… э… способы сделать друг другу хорошо. Ты наверняка как-то представлял, как будет у тебя. Как? Покажи мне? Ну, или расскажи на словах… Лань Ванцзи замотал головой. Наклонился над столом, словно вглядываясь лучше. Хуайсан пробормотал: если хочешь, нарисуй, у Вэй-сюна вон получилось художество…Лань Ванцзи смотрел картинки одну за одной. Вот госпожа на кресле, а господин стоит перед нею, вот те самые ученый и чиновник, или не те, похожие, шапочки у них другие и член виден, и член входит в приседающего на него принимающего любовника… не так страшно, подумал Хуайсан. Не такой большой. На иных картинках больше. Бывают ли такие вообще в жизни? Этот выглядит жизненным…Мне стоило взглянуть, с чем мне придется иметь дело, подумал он и покосился на Лань Ванцзи.А Лань Ванцзи сказал, прижав кончики пальцев к краю композиции с ученым и чиновником:– Коза перед деревом.– Да, только на кресле… О! Ха-ха, а ханьгуан-цзюнь знает! – Хуайсан ухмыльнулся за веером, а сердце часто и слышно билось в шее. – Ты… изучал ?Искусство брачных покоев?? Оно есть в библиотеке Юньшеня?– Есть, – сказал Лань Ванцзи. – В запретной секции. Я попросил.Да, как-то же Гусу Лань становятся супругами друг друга, подумал Хуайсан, и проделывают все при этом необходимое. Лань Ванцзи изучил литературу и, кажется, выучил наизусть. Хуайсан улыбнулся и сказал с нежностью:– Как приятно видеть серьезность и обстоятельность! Все-таки, если пишут такие пособия, значит, следует изучать их! В собственных изысканиях, чтобы они прошли успешно, встаешь на плечи мудрецов предыдущих поколений. Я-то просто встречал эти названия в озорных историях и описаниях коллекций, не представлял сначала, что это значит, а потом, конечно, открыл. Очень удобно, вместо того, чтоб расписывать долго, что изображено, всего несколькими словами направляешь искушенного зрителя… читателя. Что ж! – Хуайсан потер себя по колену. – Тогда еще проще. Что тебе понравилось больше всего? Какое взаиморасположение? Лань Ванцзи поднял на него глаза. Глядел долго.Хуайсан подвигал ртом. Подумал: я многого прошу? А сам я готов ответить? Как мне нравится. Откуда я знаю? Мне нравится моя история про братьев старшего и младшего, мне нравятся некоторые картинки, а не безликие позы, а если я уж представляю их, то представляю дагэ с цзэу-цзюнем или вот братьев Цзян, ?шелкопряды крепко связываются?. Но эта поза и эти слова без них были бы пусты, сколько я встречал их, и никогда у меня ничего не происходило под ханьфу и штанами от них одних.Хуайсан вздохнул. Сказал:– Ты прав, что просто описания? Но, может быть, тебе все-таки понравилась история и как у молодых господ получилось в ней. – Лань Ванцзи кивнул. Так, подумал Хуайсан. Уже что-то. Спросил еще: – А какая картинка из тех, что вот тут, нравится больше всех? Просто выбери одну. Это нас подтолкнет.Лань Ванцзи повернулся к столу и снова склонился. Отбросил сползшие с плеча вперед пряди. Он старается, подумал Хуайсан. А я сам? Как будто я уже знаю, что мне понравится и как будет лучше. Так, как я рассказал про неких братьев, не совладавших с желанием друг друга, будет ли – мне понравится? Зачем-то же я это придумал.Картинок насмотрелся, вот и придумал. Меня на картинках нет, меня нет в этой истории.Что-то должно быть сделано, думал Хуайсан, прижимая веер под нижней губой то сильнее, то слабее. Что-то должно произойти, потому что мы уже зашли слишком далеко, но я не знаю, как это обустроить. Поза? Вон разные позы, Лань Ванцзи все не может решить. Пусть он решает. У меня голова не умеет, кажется, думать в эту сторону. Хуайсан вздохнул и ссутулил плечи.Посмотрел на Лань Ванцзи, выпрямился. Подумал: все у нас получится. У нас уже много получилось. Я тебя люблю. Юноша, который мне очень, очень нравится. Неужто не выйдет? У дагэ с цзэу-цзюнем вышло, возможно, вышло даже у братьев Цзян, а уж у них далеко не такие близкие, нежные и восторженные любовные отношения, как у нас. Даже непонятно, есть ли – любовные отношения. Вэй Усянь делает вид, и тут же – будто это шутка. А потом они спят в обнимку. А потом Цзян Ваньинь глядит на него очень сродственно тому, как глядит на Вэнь Цинь. Если у них все-таки что-то сегодня было, то, может быть, они поделятся живым опытом, и…Лань Ванцзи поднялся и сказал:– Не могу выбрать.– Н-ничего страшного, может, мне нужно принести другие книжки?Лань Ванцзи мотнул головой. Подобрал веер и меч и без лишнего слова вышел на улицу.Хуайсан посидел, сжимая веер на коленях. Поглядел на книжки.Подумал: я должен был решить сам? Предложить – сам? Да что угодно уже, какая разница, мы бы разобрались, начав, у нас ведь и первые разы получились будто нечаянно, мы не сговаривались за несколько дней. Я зря захотел договориться? Но ведь лучше всего провести вместе вечер и ночь, а не чтобы он вернулся с ночного надзора уставшим, и ему было не до меня.Может, все-таки лучше бы было, если бы все случилось неожиданно? Я бы не успел испугаться. Раз и все. Как вскрыли мне нарыв на шее. Хуайсан зарылся под волосы, потер давно уже сошедшую, как уверял Мэн Яо, отметину. Дагэ держал, доктор колол. Я изворачивался и даже кусался, дагэ мудро намотал рукава на руки. Раз и все, немного насилия.Не хочу насилия.А добровольно? Если бы я был готов и хотел, я бы сам предложил, разве нет? Если бы я фантазировал про себя так же, как про молодых господ с обликом братьев Цзян, и мне бы нравилось. Если бы мечтал раскинуть ноги, если бы что-то пробовал, вкладывал в себя, если бы тянуло меня почувствовать внутри что-то, не принадлежащее моему телу. Малахитовое яичко с лентою, чтобы можно было вытянуть его обратно. Очень изысканно. Хуайсан встал и вышел на порог. Юньшень простирался перед ним единой темнотой, было не различить, что до ограды, а что после, и где древесные вершины переходят в небо. Хуайсан вытянул руку. Мелко моросило.Он вернулся в дом, постоял над столом с разверстыми книжками и отошел к ширме. Вернулся обратно. Обошел дом по кругу.Подумал: за стенами битва, а я ранен сяньли, и холод подбирается к самому сердцу.Растер руку через рукав, пощупал бок. Прижал ладонь и заходил быстрее. Не останавливаться и не сдаваться.Поглядел на дверь. Подумал: какая разница. Что-то бы у нас получилось. Что я повис на нем, будто он знает больше моего, а ведь он тоже никогда ничего такого не пробовал. Наверное, и малахитового яичка у него нет, и более приближенных к формам изящных господ инструментов. Чего же я от него хочу?Чего хочу ото всех близких мне сильных, высоких и серьезных господ, кому небезразлично мое благополучие. Чтобы они все сделали за меня, и вышло бы хорошо. Ведь это хорошо, ведь никто бы не занимался этим, если бы не было хорошо.Я придумал эту историю с совершенно ясными действиями, и нет пути назад.Я не хочу пути назад. Я хочу пути вперед, но так, чтобы все произошло как-нибудь без меня.Хуайсан остановился, понял, что запыхался, словно говорил все это вслух, и быстро. Отдышался. Поглядел на дверь.Стиснул кулаки, подумал: мы утром встретимся в любом случае. У меня много дел. К утру я что-нибудь придумаю и решу.Позакрывал и сошлепнул книжки в стопку, составил ее на пол, взялся за бумажный ворох на постели. Дверь открылась, белый молодой господин заслонил черную ночь. Хуайсан оставил бумагу в покое и подошел к нему. Лань Ванцзи держал у груди знакомую книгу.– Я прошу тебя указать то, что тебе нравится, потому что тогда мы поступим так, как тебе нравится. А как мне нравится, я не знаю, я никогда не пробовал и, честно говоря, боюсь, поэтому возложил решение на тебя. Пожалуй, это было не совсем честно. – Хуайсан склонил голову. – Я прошу прощения.Лань Ванцзи достал веер из-за пояса и показал: нет. Потом показал: целоваться.Наклонился сам, и Хуайсан закрыл глаза. Улыбнулся его губам.Лань Ванцзи отольнул и показал Хуайсану книгу. Сел за стол, раскрыл и разложил. Срисовка со свитка, вот красивая девушка в богатых одеждах молится в придорожном святилище, а вот едет в богатой повозке навстречу бандитским рожам, которые выглядывают из чащи, но волноваться зрителю не стоит, ведь смелый господин в красивых доспехах сейчас ее оборонит.Хуайсан перешагнул скамеечку и сел. Лань Ванцзи подвинулся ближе к нему, и Хуайсан навстречу, и плечи их скоро нагрелись друг от друга. Лань Ванцзи дышал чаще обычного.– Ты сходил туда взять это и вернулся обратно? – Лань Ванцзи кивнул. Хуайсан цокнул языком. – Ничего себе! Не поленился… хотя что я говорю, ханьгуан-цзюнь разве из ленивых?– Ванцзи.– Ванцзи. Но мне очень приятно! Хотя не стоило. Побеспокоил цзэу-цзюня…– Он не спал. Я ненадолго.Хуайсан улыбнулся. Подумал: цзэу-цзюнь сразу все про нас понял. Будет теперь подмигивать с утроенным усердием, ведь брату зачем-то понадобилась именно эта книжка из всего собрания. Да и ?Искусство брачных покоев? кто вынес Лань Ванцзи из запретной секции? Уж не уважаемый Лань Цижень! Ах, цзэу-цзюнь почти что участник… Хуайсан поерзал на скамеечке. Подумал: что же, этого я, пожалуй, хотел, и не отказываюсь. Пусть он будет с нами, незримый помощник.– Это, – сказал Лань Ванцзи и за оба конца приподнял длинную страницу над столом. – Больше всего нравится.– Это прекрасная история! Расскажи мне, пожалуйста, больше. Что тут тебе милее всего?– Все.Опять я его пытаю, подумал Хуайсан. Иногда сложно объяснить, что именно нравится. Что именно мне понравилось в молодых страстных господах, которые перешли от пригвождения друг друга к дереву к сплетенью ног? Что-то. Все. Ситуация. То, что Лань Ванцзи был рядом со мною и разделил. Что он-то и принес мне эту весть, из которой вырос такой мечтательный вечер.А что понравилось Лань Ванцзи? Может, кто-то из братьев. Может, то, как они поступили друг с другом. Мы с ним так не поступаем, а ему этого не хватает… Может, он увидал их, и ему стало хорошо и томительно. Потому, что увидал – их. Потому, что они ему нравятся, и он слушал про них с таким телесным вниманием…– Т-тебе понравилась история, которую мы с тобою сочинили? – спросил Хуайсан негромко. Лань Ванцзи кивнул. Хуайсан подышал носом и продолжал: – Тебе нравятся братья Цзян? Или… молодые господа, о которых мы говорили? Ты бы хотел… их? Побыть с ними? С кем-то из них?Лань Ванцзи качнулся в бок, повернулся и посмотрел на Хуайсана. Сказал:– Нет.– Может быть, твоя фантазия – это они? Кто-то из них? И ты представил себя с ними, и поэтому тебе стало… ну, хорошо? Ты… был со мною, пока нам становилось хорошо, или с ними? С кем бы ты хотел быть? Всем нам нравятся разные люди, тем более, ставшие близкими, и каких мы видали в…– С Хуайсаном. Только Хуайсан, – сказал Лань Ванцзи. – Троих много. Четверых много.– Правда? – спросил Хуайсан шепотом.Лань Ванцзи кивнул.Взял веер со стола, показал: тоже. Вопрос.– Я был с тобою, – сказал Хуайсан. – Фантазии и истории – это просто ситуация, в которой возникают приятные мысли, но они возникают только при тебе, и делать что-то на их счет я хочу с тобою. Обсудить интересное событие. Это занятие для нас двоих. Я был с тобою, и мне нравишься ты, и я, может быть, плохо показываю это со всеми этими историями, картинками…– Нужно учиться, – сказал Лань Ванцзи. – У чего-то.– Точно! Точно. Ты, как обычно, зришь в корень. Мне все эти истории и картинки – чтобы привыкнуть, потому что я ничего не умею, ничего не знаю и, честно сказать, боюсь, да я это уже говорил, и надо свыкнуться… и договориться. Давай договоримся, и этот день настанет, и мы оба будем рады.Лань Ванцзи кивнул. Сказал:– Освобожу вечер. Нужно установить, в какие дни и с кем в какой черед обходы.Хуайсан хохотнул и сказал, что Юньшень явно нельзя оставлять без присмотра, вон ведь что творится под самым нашим носом! Наши собственные друзья… Лань Ванцзи сказал: не было неприличий. На улице не было. Хуайсан придвинулся к нему еще. Лань Ванцзи обнял его за плечо, и они вернулись к срисовке, потому что нельзя бросить историю на середине и не узнать, что сталось с невестою с толстым белым задом и такими же бедрами и отважным молодым господином, не потребовавшим награды.