Часть 47 (1/1)

Учитель дошел чуть не до самой стены и направился в другую сторону, похлопывая по ладони линейкой. Хуайсан поглядывал то на него, то обратно в тетрадь, где писал со всем старанием. Главное, чтоб уважаемый Лань Цижень не зашел к нему с той стороны, откуда будет видно, что это не его наука, как и о чем разговаривать с не злыми, но зачем-то задержавшимися на земле душами (и ведь как назло, задерживается не кто-то полезный, не мастер, у которого хотелось бы вызнать секреты, которые он не успел передать ученикам, а какие-нибудь невинно убиенные крестьяне), а наброски нарядных господ с веерами в разных положениях. Нужно еще подумать, как расположить иллюстрации, от простого к сложному? От употребительного в каждую минуту до самого редкого. Вроде ?давай целоваться?. Хуайсан опустил голову ниже, вытянул прядки, зыркнул по сторонам. И на прямую спину Лань Ванцзи. Подумал: хорошо, что он не имеет привычки на меня смотреть, и придерживается ее. Я вот не могу, но я и никогда не был славен там, чтобы сидеть смирно и не вертеть головою. Так что я сохраняю свои обычаи, а он – свои, и никто ничего не поймет.Все всё поймут. Мы просто стояли и ожидали учителя, а Цзян Ваньинь и Вэй Усянь, подбежав в последнюю минуту и не уделив наблюдению и двух ударов сердца, немедленно заключили: ну ясно все. Все с вами ясно. Ясно с вами все, бесстыдники. Разве не запрещено в Гусу Лань? Вообще не стесняются.Хотя мы ничего не делали, думал Хуайсан, выводя на веере спицы. Поймал себя, что гладит шею над воротом, где вчера надышал Лань Ванцзи, опустил руку. Подрожал. Подумал: мы просто стояли рядом и глядели друг на друга, даже не касались. Даже не целовались. Братья Цзян все придумывают.Видит ли учитель? Хуайсан поглядывал на Лань Циженя, старался не чаще, чем обыкновенно. Тот, вроде бы, не обращал ни на него, ни на Лань Ванцзи особенного внимания. Он не видит? По нам не понятно? Братья Цзян придумали и просто угадали?Что будет, если он поймет? Попадет ли Лань Ванцзи в беду? Хотелось бы сказать, что он не делает ничего запрещенного, а значит, то, что он все-таки делает, делать можно. Но он много чего нарушил ради нас, одни кролики чего стоят, вдруг и теперь мы совершаем запретное? Но цзэу-цзюнь не возражал ведь, что мы целуемся… Цзэу-цзюнь – не Лань Цижень. Поцелуи – это не то, что произошло вчера. Хуайсан поднял веер, чтобы скрыть за ним улыбку, и учитель не подумал, что ему весело, потому что он уже все выучил, и приказал продолжать урок вместо него.Хуайсан совладал с лицом, опустил веер и продолжал изображать господина с веером, и веер показывал ?да? и ?нет?, ?спасибо? и ?тоже?. ?Все в порядке?, ?предупреждение?, ?нравится? и ?не нравится?. И ?на, это тебе?. И ?поцелуй?. Хуайсан подпер концом кисти нижнюю губу и поглядел в спину Лань Ванцзи.А Лань Ванцзи вдруг обернулся и глянул на него. Хуайсан выпрямился. Подумал: изобразить, что внимаю, чтобы не обижать его школу и уважаемого родственника? Или обман – это еще большее неуважение? Хуайсан поймал себя на улыбке, не стал махать, но руку поднял, вытянул прядку. Лань Ванцзи отвернулся. Вроде бы, глядел без осуждения. Как будто он не знает, что я еле высиживаю на занятиях, я не скрываю, он в ответ бережно молчит. До сих пор не оборачивался…До сих пор, до ночной охоты, мы и не были особенными друзьями. Сегодня наш дебют в этом виде на уроке, и все по-другому. Он на меня посмотрел. Хуайсан опустил голову низко и поднял плечи. Подрожал зябко и сладостно. Поглядел Лань Ванцзи в спину. Подумал: мне намного удобнее, не нужно вертеть головою, скосил глаза – и готово дело. Он подпер щеку рукой и какое-то время смотрел на белое ханьфу и белую ленту на глади волос.Бумажный комок ударился в рукав, скатился по нему и застрял в складке. Хуайсан повернулся к Вэй Усяню. Тот выпучил глаза, безгласно изобразил какие-то слова. Хуайсан, оглядываясь на учителя, который в этот момент остановился по соседству с учениками Цзинь, развернул. ?Чего такой довольный??Хуайсан поглядел на Вэй Усяня, задрал брови, ткнул себе в грудь пальцем. Вэй Усянь цокнул языком, сделал недовольный рот и ткнул в его сторону, шепнув: ты, а кто!– Тишина! – сказал Лань Цижень. – Вы! – Хуайсан вздрогнул и сел прямо, и Вэй Усянь тоже сел приближенно к положенному, а Цзян Ваньинь и так не вертелся и не сутулился. Лань Цижень все равно покачал линейкой и в его сторону. – Насколько без вас было лучше и тише!Ученики оживились и зашептались, кажется, согласно. Ну и оставили бы нас лечиться дальше, подумал Хуайсан, лично на мне это сказалось бы только положительно, а науку я что так не усвою, что эдак. Лань Ванцзи снова обернулся. Хуайсан вздохнул, поднял веер, быстро показал: все в порядке. И снизу вверх: вопрос. Все в порядке? Ты на меня не сердишься? Я не болтаю, ты отлично слышишь, что происходит в учебном зале.Лань Ванцзи кивнул и отвернулся. Отвернулся и учитель, готовый продолжать. Вэй Усянь тут же ссутулился обратно и проговорил под нос, но так, что слышали почему-то все: – Ну так мы б и не приходили, и никому б не мешали…Лань Цижень зыркнул на него через плечо. Вэй Усянь сделал вид, что пишет в тетради.И снова, как только Лань Цижень отошел подальше, запустил в Хуайсана запиской. ?Совали??Да как это понятно, подумал Хуайсан, мы же не на виду. Кто-то видел и уже разнес слухи? Цзэу-цзюнь мстит мне за подглядывания тем, что подглядывает сам? Хуайсан сложил записку и старательно покачал головой. Не скажу, не буду хвастаться… в смысле, свидетельствовать против себя же. Вэй Усянь пялился на него еще, Хуайсан возвращал взгляд, и Вэй Усянь в конце концов махнул в его сторону рукою и повесил голову над тетрадью.Если цзэу-цзюнь подглядывает, то это славно завершает композицию, подумал Хуайсан, и тут же в животе напряглось вчерашнее чувство, и Хуайсан стиснул веер и ханьфу на коленях и сказал себе слушать лучше учителя. Бывало и такое, что ученики Цинхэ Нэ задумывались на занятиях, и когда вставали, было видно, что мысли у них были приятные. Над ними, конечно, смеялись. И Хуайсан, хотя и не вслух – за вслух можно и получить. Как можно быть настолько не хозяином своим мыслям?Мне было тогда меньше лет, подумал Хуайсан, и у меня не было юноши, который мне очень, очень нравится. Я прошу запоздалого прощения, ничего я не понимал.Хорошо, что ханьфу широкое. Хотя и через него можно и нащупать, и ухватить.Хуайсан переглотнул и стал нашептывать вслед за учителем: как нам может помочь второе сокровище дао, бережливость? Я бережлив, потому могу быть щедрым. Щедрость противостоит жадности, жадность удерживает на земле обуянные ею души…В животе успокоилось, и Хуайсан осторожно перевел внимание на наброски, и продолжал. На каждый жест – две или три картинки веера в разных положениях, и, пожалуй, тоже две или три крупные руки, чтобы было видно, как держать веер. Есть ли разница, которой стороной показывать экран? У нас с Лань Ванцзи – нет, но, может быть, это добавило бы смысла. Усиление или уменьшение, ?очень спасибо? против ?слегка спасибо, я справился бы сам, но спасибо, конечно?. Будет ли это так же хорошо понятно, как слова? Стороны веера очень различаются, одна занятая, полная, порою даже тяжкая, вторая – легкая, геометрически расчерченная строками или помеченная несколькими крупными пятнами ханьцзы. Да, это может быть полезно, если мы станем придумывать дальше. Столько всего нужно обсудить! Сборник наших жестовых изобретений следует закончить до того, как настанет конец учебы, не только все придумать и расположить в верном порядке, но и переписать, перерисовать аккуратным образом. И что еще нужно сделать до конца обучения – досмотреть все книжки, какие я принес в его дом. Хуайсан поерзал на скамеечке и, прежде чем благоразумно прислушаться к учителю, чтобы не вышло ничего приличного, подумал: у нас еще далеко не все было. Столько одно тело может делать с другим, один влюбленный господин с другим, а я до сих пор не знаю, что именно нравится Лань Ванцзи. Ну ничего, на сей раз он не уйдет от разговора ловкой лаской!Хотя это я ушел. Или он. Не помню. Как так получилось, что мы смогли? Предприняли невиданное раньше. Выйдет ли во второй раз? Почему я не смущался? Следует? Вдруг я начну?Хуайсан успокоил дыхание, похлопал себя по груди и принялся выводить руку в жесте ?да?, поглядывая на свою.Вэй Усянь бросил еще одну записку перед самым уже концом занятия, и Хуайсан развернул ее, уже когда учитель всех отпустил.Сложил и сунул в рукав. Вэй Усянь тут же сунулся к нему и загородил дорогу.– Что, не так у вас было?– Во-первых, не художественно, Вэй-сюн, – сказал Хуайсан, – без любви к предмету.– Зато с большим интересом! Ты сам заставляешь меня угадывать вместо того, чтобы рассказать. Мне что, пытать Цзи-сюна? Эй, Цзи-сюн!..Хуайсан быстро покачал веером: нет.Лань Ванцзи тут же отвел взгляд и прошел наружу как ни в чем не бывало, не задержался, и зал расступился перед ним, словно темные болотные воды.– Что, слишком неприлично для твоего милого? А заниматься неприличным – прилично?– Не ори, – сказал подошедший Цзян Ваньинь с собранными уже принадлежностям. Хуайсан принялся собирать и свои, а Цзян Ваньинь продолжал: – Будто специально хочешь опозорить.– А разве это позор? Оба такие довольные, будто совершили подвиг. – А ты – будто молодой господин Цзинь! – сказал Цзян Ваньинь громко. – И это ругательное сравнение.Цзинь Цзысюань, который как раз проходил со свитой мимо, хлопнул рукавом, вздернул подбородок и прошел к дверям с достоинством, даже замедлив шаг. Свита зыркала. Братья Цзян зыркали в ответ. Хуайсан втянул голову в плечи и подумал: если будет драка, то я слишком далеко от Лань Ванцзи, чтобы спрятаться за ним, а это было бы самым разумным делом.– Чего это я – как этот? – спросил Вэй Усянь и сложил руки на груди. Наклонился к Цзян Ваньиню и подмигнул: – Или это ты просто так?– Не просто. Не замечаешь? Будто они, – он дернул локтем в сторону Хуайсана, – сходили на ночную охоту, а ты по этому поводу весь извелся. Сколько можно.– Много! Много можно! Такое развлечение!– На мой счет в такой ситуации тоже будешь развлекаться? – Конечно! А ты как думал?! И я тебе не запрещаю интересоваться моей любовной жизнью.– Ее нет, а если б была, то сколько б тебе было дела до чужой? Намного меньше.Это неправда, подумал Хуайсан, одно не отнимает другое. А братья Цзян стояли близко-близко, почти грудь в грудь, и Хуайсан шагнул назад, чтоб лучше видеть. Они глядели друг на друга, будто сцепились взглядами, и Вэй Усянь продолжал улыбаться, слегка показывая влажные зубы, а Цзян Ваньинь хмурился, и лицо его стало еще угловатее, и нос тоже выдавался углом, и фигура вся – словно прямоугольник, где одна сторона, опорная нога, напряженнее другой. И Вэй Усянь. Который отставил ногу, и торс поэтому слегка перекрутился, будто он готовился танцевать. И оба словно не дышат.– Ты хочешь мне что-то сказать? – спросил Вэй Усянь.Хуайсан поднял веер и наблюдал из-за него. Подумал: мне тоже очень интересно.– Что мне тебе говорить. Заведи свои шашни. А то одни разговоры, да не про тебя. Займись делом сам, если одно на уме. Это достойнее.– А достойно ли сохнуть по какой-то девице и не мочь даже к ней подойти?Цзян Ваньинь выдохнул, попер на выход, сильно задев Вэй Усяня плечом. Вэй Усянь крутнулся на пятках, поглядел ему вослед. – Да что это с ним? Нэ-сюн, твоя работа?– П-почему моя?– А не твою ли честь он тут защищает?– К-какую честь, Вэй-сюн? При чем тут?.. Я точно его не просил!– Не надо ссориться, – сказала Цзян Яньли, которая терпеливо ждала поодаль. – А-Сянь. Не задирай его.– Шицзе! Да я не знаю, чего он взъелся!Хуайсан обогнул их и поторопился выйти на воздух.Лань Ванцзи ожидал его на дорожке.– Маленькая заминка, – сказал Хуайсан, – ничего страшного. Зато смотри! – Он, роняя кисти и предоставив Лань Ванцзи ловко их подхватывать, раскрыл тетрадь. – Вот, я все записал, что у нас, кажется, есть. Осталось составить достойный текст, и ты его напишешь прекрасным почерком. Маленький, конечно, труд, не тянет на книгу, но… что-то. Да?Лань Ванцзи достал веер и показал: да.Потом указал концом на двери, откуда выходили последние ученики. Вздернул снизу вверх: вопрос.– Д-да там, понимаешь… Нашим друзьям любопытно. Они считают, что у нас что-то произошло. В смысле, что-то было тем вечером…– Было, – сказал Лань Ванцзи.Хуайсан прижал рукав, в котором покоился неприличный рисунок, к боку. Подумал: снова обман, а не обиднее ли обман правды? В правде виноват не я, не я заставлял Вэй Усяня изображать это. Обман же я рождаю сам.Вэй Усяню, наверное, это так же весело, как разглядывать картинки в моих книжках. Как обсуждать других. А я становлюсь требователен и даже занудлив, потому что готов не в первый уже раз напомнить про деликатность. Что может быть хуже человека, который твердит одно и то же?Мне тоже были забавны иллюстрации даже к самым кровавым историям, потому что я не примерял их на себя.– Хуайсан сожалеет? – спросил Лань Ванцзи негромко.– Что? – Хуайсан тряхнул головой. – Нет! Никогда. Что ты. Ты прав, все неважно, важно – чтобы с теми, с кем хочешь быть в ладу, был лад.– Обед. Потом приглашаю.Хуайсан улыбнулся. Подумал: дойдем до кухни, выброшу бумажку в очаг, и никаких следов. Если Вэй Усянь не станет спрашивать о ее судьбе, но он, возможно, уже и забыл, это я почему-то помню и думаю.– Прекрасная идея, – сказал Хуайсан. – У нас много работы! Нам нужно посоветоваться, в каком порядке буду жесты. И… по каким-нибудь другим вопросам. Посоветоваться. Мне нужно твое мнение. Про… литературу. Которую мы не успели обсудить.Лань Ванцзи серьезно кивнул. Хуайсан тронул себя за щеку кончиком веера, и гарда была прохладная. А щека – теплая. Мерзла теперь только поврежденная сяньли рука и бок. И если так получится, и мы задержимся, то купание в источнике можно пропустить, подумал Хуайсан. Тогда, если у Лань Ванцзи нет иных дел, у нас будет длинный день и вечер.Лань Ванцзи сказал: – Пойдем.Хуайсан кивнул, и Лань Ванцзи вдруг взял его за запястье свободной руки и потянул за собою, словно шли они не обедать, а куда-то, куда Хуайсан идти не желал, и нужно было его затянуть.Хуайсан покрутил кистью, высвободился на секунду, взял Лань Ванцзи за пальцы.Со спины раздалось:– Гляди! Ты погляди на это, Цзян Чен! Побежали! Средь бела дня!..А Цзян Ваньинь что-то отвечал гулко, но неразборчиво.Лань Ванцзи не обернулся и бровью не повел, и Хуайсан не стал тоже. Только коротко. Братья Цзян, стоя поодаль о других сбившихся по несколько учеников, шептались. Не со враждою, сказал себе Хуайсан, просто им интересно, и это происходит и с ними, потому что – в их компании.И рисунок – не со враждою, а потому я покажу его, пожалуй, Лань Ванцзи. Когда мы перейдем к соответствующей литературе. – Смотри, там была одна работа, а тут целая подборка этого мастера, вот эти из одного цикла, – Хуайсан провел пальцем по странице. Лань Ванцзи наклонился ближе, волосы с нежным шуршанием ссыпались вперед. Хуайсан глубоко вдохнул и продолжал, глядя больше на Лань Ванцзи, розового от тепла жаровни и толстых ханьфу, чем на иллюстрации. – Это те же самые, что в саду, а теперь внутри. И здесь тоже, гляди-ка, учебные принадлежности! Должно быть, занимались вместе, и вот до чего дошло. – Хуайсан хихикнул и подвинул книжку к Лань Ванцзи.На странице давешние юноши, которые до того разбрасывали книги в саду, пристроились в кресле у стола с развернутым и разглаженным листом, книгами и полочкой для кистей. Кисть валялась на листе, под ней натекло темное пятно: бросили, не позаботившись о подставке. Должно быть, нахлынуло. Ни у одного из юношей не было видно на лице раскаяния, а только удовольствие: один развалился в высоком кресле и задирал ногу высоко, а другой, распахнув ханьфу так, что видна была грудь, приспустил штаны и, навалившись сбоку и опираясь на спинку, прилаживал не потерявший с прошлого раза изящества член между белых ягодиц. Все это в светлой комнате, огромное окно которой выходило на бамбуковую рощицу: для созерцания в перерывах между напряженными размышлениями. А иногда созерцание – это уже размышление, да только юношам было не до того. На подоконнике валялись одежды.– Смотри, какие молодые, – сказал Хуайсан, – иногда такие мелкие черты делают как признак особенной прелести, но порою – и молодости. У них нет никаких знаков заслуженности, должно быть, это правда ученики в одном из домов, а может, молодой господин и его дружок рождением попроще, но они, как часто бывает, вместе росли… или недавно прибыл, они познакомились, поставлены были вместе заниматься, и теперь не могут оторваться друг от друга. Странно, что мастер не назвал этот цикл как-нибудь поучительно вроде ?Дорогою прочь от наук?… Была б среди них прекрасная девушка, можно было бы заподозрить молодоженов, до того сладко. Тебе нравится?– Нравится.– Больше, чем другое?Лань Ванцзи поглядел на Хуайсана. Хуайсан опустил глаза к книге.Подумал: это становится похоже на допрос виновного, хотя Лань Ванцзи ни в чем не провинился. Я листаю и выспрашиваю, а он, конечно, не может сразу, видя во второй раз, слепить собственное мнение, не так это просто. Иногда нравится – потому что написано отлично, а иногда – потому что приятная поза и любовь на лицах. А иногда неясно, нравится или нет. Но я расспрашиваю с настырностью, потому что мы собрались, чтобы заняться именно этим. Потому что, пока занимаемся, можно не показывать Лань Ванцзи похабную зарисовку и не спрашивать, что он думает по этому поводу.Чем эта зарисовка дурнее и злее картинки в книге? Я сам показывал братьям Цзян точно такие же иллюстрации, что такого, что Вэй Усянь перерисовал? Потому что это – про меня, про нас? Но ведь неправда, такого – не было, и неизвестно, когда подберется к – такому. Тем, что разврат? Но ведь, если про нас, то там не просто вставление одного в другое, а заключена история чувств, а значит – это искусство. Хотя и изображено без старания.Хуайсан перевернул страницу. Здесь те же молодые люди отвлекались от учения в той же комнате, правда, с другого ракурса, роща была едва видна, а за окном стояла ночь, а из окна, крепко зажатый между рамою и краем рисунка, высовывался некий господин постарше и глядел во все глаза, как один юноша сидит в том же кресле, но повернутом, опять же, по-иному, а другой на нем сидит, и ханьфу снова распахнуто, и первый юноша запустил в него руку, и из кулака его показывается головка персикового цвета. Хуайсан глянул на окно. Подумал: вот если бы цзэу-цзюнь платил мне тем же, что от меня в свое время претерпевал, то насколько было бы слаще. Он уж приятнее этого! Хуайсан передвинул зад по скамеечке ближе к Лань Ванцзи, и весь прижался к нему ближе, и сказал:– Вот тут уже композиция поинтереснее из-за любопытствующего лица. На прошлых ты видел, какое внимание мастер уделяет мебели и убранству? Прелестно. А здесь постарался еще над тем, чтобы наш взгляд путешествовал, а не только замирал на искусных деталях. Эти двое так и не могут сосредоточиться! Кого-то послали, может, их урезонить, старшего ученика или помощника господина этого дома. Лань Ванцзи завозился, отвел полу верхнего ханьфу, поднял ее и, отклонившись, набросил Хуайсану на спину, и руку положил тоже на спину, рукав лег уютной тяжестью. Хуайсан улыбнулся, подпер щеку рукой и спросил:– Тебе так нравится?– Да.– Мне тоже. По-моему, очень мило и уютно. Вовсе не потому, что мастер поддерживает влюбленных в том, чтобы забросить занятия, ха-ха! Лань Ванцзи убрал руку у Хуайсана со спины, и она ощутила потерю полы и рукава. Хуайсан выпрямился, повел плечами. Лань Ванцзи, пальцем задев кожу, отвел прядку от щеки и прижался губами на этом месте. Хуайсан закрыл глаза. Подождал, потом медленно повернул голову, и губы Лань Ванцзи проскользили по его щеке, уголку рта и встретились с губами как положено. Хуайсан ощупью поискал щеку, но нашел ухо, и не стал сразу отдергивать руки. Ухо было теплое. Хуайсан улыбнулся в поцелуй. Подумал: которое? Не то ли, которое немного хуже слышит? Ах, нет, другое, он эдак сидел тогда, когда мы про это говорили, и показывал… Хуайсан коснулся другого. Лань Ванцзи в свою очередь тоже погладил Хуайсану уши. Хуайсану сжало грудь томительным чувством, и он вздохнул. Подумал: как бы ни было, все у нас будет хорошо и приятно. Прошептал:– Как богатые частенько невыносимы, хвастаясь сокровищами вместо того, чтобы доверить вкусу говорить самому за себя, так и мы… я, кажется, невыносим для наших друзей.Лань Ванцзи забрался пальцами Хуайсану за ухо, и Хуайсан склонил голову и замер. Пробрала дрожь, и разом замерз нос, будто от быстрого дыхания на морозе, и Хуайсан приоткрыл влажные растревоженные губы и дышал так, пока Лань Ванцзи, задевая прибранные волосы, вел пальцами из-за уха на шею.Побежали мурашки, Хуайсан задрожал, и Лань Ванцзи убрал руку.Сказал:– Мы не выпячиваем. Удаляемся от взглядов.– Да, это верно, но, видно, даже в моменты, когда мы ничего такого не делаем, заметно.– Хорошо, – сказал Лань Ванцзи.Какой ты, подумал Хуайсан. Смелый. Отважный. Гордый тем, что происходит. Тебе обещали, что ты умрешь нецелованным, а ты предъявляешь неправым их неправоту каждый день. Я даже, наверное, не знаю всех, кто смотрит и думает: да мы зря так про ханьгуан-цзюня. В каждом доме и каждой школе свои разговоры. Дурно ли, что я не таков? Хотя почему же, я не стыжусь, просто картинка эта и любопытство… А мне не было бы любопытно?В чем дело?– Хуайсан стыдится?– Что? Нет! – Хуайсан схватил веер и в теплой тесноте между ними показал: нет.– Если не быть ветреным и не мешать другим, не вести себя развратно и грубо, то не запрещено в Гусу Лань.– Д-да, да, я это понимаю и помню, и я так счастлив твоей компанией. Просто… вот. – Хуайсан сунул руку в рукав и долго добывал там записку, которая успела забраться глубже и пристать к ткани. Хуайсан протянул ее Лань Ванцзи. Отстранился, давая ему места развернуться и разложить ее на столе. Сказал: – Это не мое произведение, ну да ты, надеюсь, отличаешь… Вот. Ничего такого, да? Ничего такого, чем нам не придется когда-нибудь заняться…– Вэй Ин? – спросил Лань Ванцзи опасным голосом.– Это неважно, – сказал Хуайсан с искренностью. Тронул его за рукав. – У него такая манера, мы давно это знали. Если нет у человека бережности, то будет ли толк ее настойчиво требовать? Такое воспитание, да и писать с таких картинок начинают многие, это же самое интересное, он в начале, видимо, пути художника.– Разврат.– Да уж, это не близко к искусству. Но не в этом дело.Лань Ванцзи оторвал взгляд от распростертых друг на друге довольно кривых, толстыми линиями Лань Ванцзи и Нэ Хуайсана, совершенно голых и босых, и поглядел на Хуайсана настоящего.Хуайсан подумал: не знаю. Не знаю, что не так. Сколько я видал такого, сколько примерял на себя, ведь если ты молодой мужчина, то рано или поздно другой молодой мужчина пожелает. И ты сам пожелаешь, это неизбежно. Раскинуть ноги, как нарисованный Нэ Хуайсан, оголив все заветные отверстия. А твой особенный друг, как нарисованный Лань Ванцзи, навалится сверху и разопрет тебе зад огромным членом. И не понять было бы, кто где, если бы тот, что с задранными ногами, не держал веер с какой-то кляксой, а тот, что сверху, не носил приметной заколки. Только ленту забыл…Ах, нет, вот она, зачем-то обернута вокруг одной из задранных ног и повязана бантиком.Столько деталей. Во внимании к деталям любовь. Хуайсан вдохнул и выдохнул, расслабил плечи. Склонил голову поглядеть с другого угла. Подпер веером щеку, сказал раздумчиво:– Я погорячился, очень даже мило. Смотри, на веере даже спицы, основная темная масса цвета у пейзажа с правильной стороны, и ленту не забыл… с лентой Гусу Лань, конечно же, нельзя так обращаться. Но вообще-то… Ха. Ладно, к искусству правда не близко, но остроумно. Интересно, если бы Цзян Ваньинь захотел изобразить нас, как бы он это сделал. Он тоже склоняется к живописи, ты знал? Но никто его, похоже, не поощряет, и он сам тоже…Лань Ванцзи глядел на Хуайсана, кажется, не моргая, и Хуайсан говорил тише и тише, и в конце концов замолчал.Подумал: что я несу.Что мне эта записка. Не было так – значит, будет так, что отпираться. А как еще? Это цзэу-цзюнь с дагэ определенным образом, но я не тот Нэ, который способен вот так. Перед которым хочется – так, как цзэу-цзюнь на постели и не только. Только что ленту на ногу не мотали.Хорошо было. Им очень шло. Хуайсан облизнул нижнюю губу, отодвинул записку к опустевшим чайным чашкам и потянул верхнюю книжку со стопки. Раскрыл, проговорил:– Вот сборник с коллекции одной щедрой дамы, которая позволила срисовщику не торопиться, и он долго у нее жил. Там несколько томов, но в этом… – Он долистал до сценки и показал Лань Ванцзи: – Вот. Тоже молодые, как видишь, молодожены, вон свадебная заколка… Лань Ванцзи сказал: мгм. Хуайсан придержал книжку, чтобы не закрывалась, дал ему разглядеть устроившуюся на постели молодую жену, и стоявшего у постели молодого мужа без штанов, зато в красивой вышитой жилетке, и то ли тестя, то ли свекра, который подпирал невесту сзади и из-за ее плеча наблюдал, как член, раздвинув розовые складки в окружении волосков, входит в лоно. Член тонкий, но длинный, не близок к идеалу, и, возможно, писан был с натуры или по рассказам. Живые, странные и не самые красивые детали – с живых, как правило, людей. А вот невеста была хороша, со складкою под круглым животом, с округлыми бедрами и маленькими грудями, которые целомудренно прикрывал то ли свекор, то ли тесть.– Красивая, – сказал Лань Ванцзи.– Ах! Мне тоже очень нравится! У х… Ванцзи примерный вкус на красавиц. Ну и, конечно, хорош тут наблюдатель и даже участник. Третий участник – это… что-то в этом есть, правда? Кто проследит и научит. Сразу и композиция интереснее, и как будто действо насыщеннее. Хотя и двоим тоже неплохо, м?– Мгм.Хуайсан разглядывал красивую по мнению Лань Ванцзи молодую жену и ее молодого мужа и думал: да, неопытных должен кто-то научить. Кто умеет. Разговаривал ли цзэу-цзюнь с братом на тему чувственных удовольствий? Есть ли в библиотеке Гусу Лань книги на эту тему? Если есть, конечно же, Лань Ванцзи читал их, он перечитал все, раскопал даже мелодию, что противодействует древней, какую уже никто и не использует, печати. И про то, что надо делать, значит, читывал. Хуайсан покосился на Лань Ванцзи. Развел ноги и прижал колено к колену. Лань Ванцзи помедлил и прижал со своей стороны, так что бедра их надежно защемили ханьфу. Это тоже красиво, подумал Хуайсан, на картинах: когда одежду тянут, мнут, разводят, когда она лезет между любовниками, и когда они наматывают ее так и эдак, отводя с пути. То вокруг пояса, чтоб оголить пах, то длинные рукава – на руки, чтобы ловчее ласкать своего милого ладонями. А то и связать друг друга. Но такое пока, наверное, у нас не получится: как мне связать ханьгуан-цзюня? А если он меня… Хуайсан крутнул плечом. Хватали меня и связывали, не было в этом ничего возбуждающего, а было только страшно.Как наши желания подчиняются тому, что мы испытали, думал он, неторопливо пролистывая иные сценки с теми же молодыми. Я еще не мог и помыслить, что у меня будет юноша, который мне очень, очень нравится, и я буду нравиться ему, и все у нас случится, вообще не думал, что я когда-нибудь буду словно на страницах своих книжек, а что-то мне уже испортило… или искривило, как сосну, если вовремя ее подвязать, чтоб вышло нужной формы. Только тут – никому не нужно, а случайно так вышло. Никто не имел в виду влиять именно на мою заповедную жизнь, а все равно, все они остались во мне и в том, что мне нравится и чего мне сейчас хочется. Красивые изящные господа в светлых, а значит, не ими самими часто стиранных ханьфу, которых я встречал то в лавке, а то и приходили к дагэ. Господа, исполненные добродетелей. Вот что мне нравится. Вежливость и достоинство, справедливость и грация. Вздыхал я по ним и писал их, и расписывал веера, которые никогда не подарю, но которые подошли бы им. Как так вышло, что я раздумывал: поцелуй меня Вэй Усянь на пирушке, я не буду против. Накинься на меня Цзян Ваньинь… ну, это уже ближе, но все-таки он господин не такого сорта, хотя и по-своему приятного. Совсем мне было, значит, тогда кисло, совсем я не верил, что кто-то меня найдет, по ком бы я вздыхал. А сам бы я не искал, это слишком много труда. Какое счастье, что все у нас с Лань Ванцзи так гладко началось и продолжается, словно я сел в повозку и еду, а не бреду сам по любому бездорожью, как в различных песнях идут за своей любовью верные жены и отважные мужья.Хуайсан раскрыл на очередной картинке, прижал страницы. Посмотрел на Лань Ванцзи. Взял свободной рукой веер, отвел от себя, показал на лицо. Лань Ванцзи тут же обвил его рукой за плечи и долго целовал, а Хуайсан ежился от сладостного тепла его и запаха, и тут же от руки и бока накатывала прохлада, словно он сидел ими к сквозняку, и Хуайсан подрагивал. И снова подрагивал – оттого, что Лань Ванцзи трогал кончиком языка губы.Рука на плечах приподнялась, и Хуайсан отстранился. Положил веер на колени, взял Лань Ванцзи за руку и, устроившись носом у основания пальцев, поцеловал низ ладони. Уложил руку себе на колено. Лань Ванцзи там ее и оставил, даже повернувшись к книжке. В книжке молодым снова помогали: матушка одного из них одной рукой придерживала женино ханьфу, чтобы не запахивалось, а другой приобнимала, и рука ее, как и у предыдущего помощника, лежала на груди, и между пальцами темнел сосок, а другая грудь торчала свободно и задорно, и вновь был виден полный живот и белые бедра, да и жених был приятно не худ, старательно наклонялся над скамеечкой, где полулежала возлюбленная. А матушка глядела ему в лицо внимательно и ясно, словно готова была что-то сказать.– Тебе нравится так? – спросил Хуайсан.– Двоих – достаточно, – сказал Лань Ванцзи твердо.Хуайсан тихо засмеялся, сказал:– Возможно, но я имею в виду – сидя. И… таким образом. Чтобы… именно такие ласки?– Красиво. Приятно.Да, подумал Хуайсан, пожалуй. Если бы было не приятно, кто бы этим занимался? Разве только для зачатия детей. В книжках, наверное, придумывают, что все там разрывается, все-таки это плоть, плоть не рвется просто так, если только туда не засунуть огромное щупальце или громадный нечеловеческий член, или два члена, или древко копья, и быть с ним не береженым. В обычных случаях даже в книжках, где можно ожидать крови, кровь получается не от одного раза с одним человеческих размеров господином. А если господ много, или если копье, кулак и целая рука… Хорошо, что таких книжек я не взял, подумал Хуайсан. Разврат. Хорошо бы, Лань Ванцзи тоже думал, что это – разврат, а значит, воспитанным господам со своим любовниками поступать так нельзя. Не хочу ему отказывать, если он чего-то попросит. Но если попросит – чего-то подобного?..Ну, нет, разве можно. Хуайсан невзначай тронул руку на колене тыльной стороною ладони. К ханьгуан-цзюню не липнут такие мысли. Невозможно представить.Возможно представить то, что изобразил Вэй Усянь.Хуайсан выпрямился. Обнаружил, что глядит перед собою и ничего не говорит, вернулся на страницу назад и сказал:– Вот тоже забавно, правда? Молодые заняты делом, а родители на страже. Подслушивают! Тебе не кажется?Лань Ванцзи кивнул. Хуайсан наклонился, разглядел любовно выписанный интерьер обеих комнат. Там, где молодая жена распахнула на резной кровати ноги, а молодой муж к ней пристроился так плотно, что не видно даже члена, только ягодицы – узорный столик с двумя чашками, скромно и изящно, а на боковине самой кровати – роспись, горный пейзаж. А в соседней, где сидели, все подобравшись, такие приличные и такие настороженные родители, обратившись ушами к перегородке и даже слегка наклонившись в ту сторону – две картины на стене. Один – проклеенный на шелк веер, золотая бумага и так же, как у самого Хуайсана, густо слева расположенный то ли пейзаж, то ли пышный цветочный куст. И – сосна на горном склоне под луною. А рядом с сосной – нечто белое. То ли красавица в пышном ханьфу, то ли кролик.– Тебе не кажется, что это кролик? – сказал Хуайсан и указал. – Вот уши… любуется луною, хочет в гости к лунному родственнику. Лань Ванцзи кивнул. Сказал:– Приятная сцена. – Да? Да, действительно, очень нежно. Молодая так хорошо лежит на подушке, одеяло рядом. Неприлично, конечно, оба совсем раздетые, но, может быть, у них так принято. Обуты зато… Когда кто-то подглядывает или подслушивает, зритель сразу думает, что происходит что-то важное. На неважное не стали бы и глядеть! Это необязательно, чтобы кто-то смотрел и за нами… – Цзэу-цзюнь, подумал Хуайсан и поерзал, а в животе сплотилось, и захотелось переместить ноги. Хуайсан облизнул губу и продолжал: – Главное, что происходит что-то важное. Приятное. Художник хочет передать именно это. И нежность момента в контрасте с одетыми и не занятыми главным делом свидетелями и помощниками. Как хорошо тем, кто участвует, а кто-то ведь – не отдает и не принимает, просто следит и держит одежды, и ему, может, тоже приятно, но явно не так, как тем, чьи тела отвечают на ласки друг друга. И зритель, который тоже наблюдает со стороны, может присоединиться. Ему тоже приятно, но не так. Ему бывало приятно, когда он сам таким занимался, и будет еще, когда заниматься станет, но… – Хуайсан помотал головой, вытянул прядки по очереди. – Я болтаю. Это просто очень уютно. Довериться опыту того, кто точно знает, что и как. Может быть, это метафора? Один из них и помощник вместе воплощают опытного любовника? А второй – как и тут, может, ничего и не понимает, но старается, и опытная сторона его направляет. О, это еще более уютно и удобно! – Ванцзи неопытен.Хуайсан прижал его руку на колене и посмотрел в глаза. Сказал с чувством:– Я тоже. Я совсем ничего не знаю про такие дела. Они нехитры, но определенная ловкость, наверное… Хотя мы справились, правда? Очень даже. – Хуайсан опустил глаза, чтобы не показывать Лань Ванцзи бесстыжее лицо, а оно наверняка таким и было, потому что щеки от улыбки уже уставали. Хуайсан сказал кротко, в рифму к склоненной голове: – Надеюсь, ты не станешь ожидать от меня пока что изысков. Я, кроме работ художников, которые пишут на эти темы, ниоткуда и не набирался знаний, почти не читал серьезных книг, а те, что видел – без должного внимания, и старшие упустили все мне рассказать. Возможно, у тебя другая ситуация…– Нет.И даже цзэу-цзюнь, подумал Хуайсан. Как же так. Цзэу-цзюнь – это же половина моей школы любовных развлечений. Вот кто опытный господин, вот кто с большим восторгом встретил новость, что младший его брат ступил на ту же дорожку. И – что? Не посвятил? Или посвятил такими словами, что Лань Ванцзи стесняется?Или не успел? Дебют состоялся только вчера, а предыдущее даже не считается и попыткой, мы только подняли, хе-хе, эту тему, и я уснул. Или Лань Ванцзи не рассказал пока брату? Опять же, не успел, что-то я рассчитываю на молниеносное путешествие вестей. А – расскажет? Стоит ли мне рассказывать дагэ? То есть, когда-то придется… а можно пустить на самотек, он узнает сам. Хотя бы от цзэу-цзюня, а цзэу-цзюня не станет держать впотьмах Лань Ванцзи. Либо цзэу-цзюнь отомстит мне подглядываньем за подглядыванье, на что я все еще надеюсь… ожидаю, поправил себя Хуайсан. И, обнаружив, сделаю страшно удивленное лицо. Хотя я постараюсь долго не обнаруживать…Хуайсан отлистал назад, к держащему молодую жену то ли тестю, то ли свекру. Подумал: если не метафора, то было бы очень даже. Опытный старший родственник. Большой мужчина. Сильный мужчина, тот, через кого я узнавал, что такое – достойное поведение, добродетели заклинателя и красота. Мое первое познание того, что бывает между влюбленными. Вот их бы, вот бы кто-то так меня держал, как молодую жену, поперек груди, я б почти сидел на коленях, и уж мой старший мужчина позаботился бы, чтобы мне было удобно. А Лань Ванцзи стоял бы у меня между ног и делал свое дело, а я бы не глядел, чтобы не приводить себя в ужас, как тело принимает то, чего внутри него никогда не бывало, а глядел бы за меня большой мужчина, свидетель и помощник. И одобрял бы, потому что иначе его бы здесь не было.Хуайсан опустил ладонь на пояс, и ниже, и нашел, что телу тоже нравится. И Лань Ванцзи уже обнимал за спину и спускался ладонью ниже, и, как и в прошлый раз, стиснул зад сбоку, пальцы по старым отметинам, Хуайсан вздрогнул, качнул коленями. Облизнул губы. Прошептал:– Хорошие… картины, правда? Мне очень нравятся. Удобно… сидя… наверное…Лань Ванцзи прижал другую руку ему к паху и потер. Хуайсан подался на скамеечке вперед, внизу сделалось томительно и нетерпеливо. Хуайсан огладил Лань Ванцзи по колену и сказал:– А еще помнишь, двое… друг на друге, ученый муж и второй, может быть, чиновник… один сидит на другом…– Мгм.Хуайсан осторожно наклонился к столу, оперся и медленно, чтобы не обидеть державшие его и спереди, и сзади руки, поднялся. Втиснулся между столом и коленями Лань Ванцзи и так же медленно опустился на него. Лань Ванцзи тут же обнял его за грудь и живот, Хуайсан прогнулся и заерзал задом, потом оперся на стол, чтобы это было ловчее, и дело пошло, он вытянул из-под себя теплое ханьфу, зажал под мышкой, а через нижнее отлично упиралось в ягодицу, а когда Хуайсан поворачивался особенно ловко, и между. Хуайсан напряг и расслабил зад, и сел сильнее, а Лань Ванцзи схватил его крепче и подвинул на себя. Помял у пояса, а другой рукой провел по бедру, задирая уцепившееся за штаны ученическое ханьфу, и штаны поехали вверх тоже, обнажив над сапогом. Хуайсан ахнул, обернулся, но Лань Ванцзи, к счастью, не смотрел, а закрыл глаза и приоткрыл красный рот, и Хуайсан, извернувшись еще больше и схватившись ему за плечо, поцеловал его несколько раз.Прижался снова, потерся, и упиралось на сей раз сильнее. Лань Ванцзи огладил его по ягодице, а потом, переменив руки на животе, и по другой.Вот так, подумал Хуайсан, вот так должен держать меня опытный и сильный мой мужчина, самый красивый, самый доверенный, моя первая любовь. Цзэу-цзюнь или дагэ. Оба вместе. Лань Ванцзи, потому что он по своему признанию невинен, но столько всего знает и умеет, и он смелее меня, и он как схватит – из груди выскакивает дыхание, но это совсем не больно и не страшно. Хуайсан заерзал, плотно прижимаясь, Лань Ванцзи взял его за бедра и подвинул на себя, а потом от себя, Хуайсан подождал и повторил сам, Лань Ванцзи обеими руками обнял его за пояс, и стало сложнее дышать, и стало жарче, и сзади упиралось так явственно, а впереди так нетерпеливо ныло, и Хуайсан потер себя сам. Лань Ванцзи скользнул одной рукой с пояса ниже. Влажно дышал ему в волосы, Хуайсан старался не двигать головой и плечами, чтобы не потерять, а двигать только задом, и то налегал животом Лань Ванцзи на одну руку, а средоточием желания на другую, а то вжимался в него поясницей, а Лань Ванцзи подбирал под ним колени и разводил, и подбирал опять, будто приподнимая Хуайсана.Мой сильный мужчина, мой защитник, думал Хуайсан, а потом и прошептал:– Мой защитник… мой драгоценный друг… Лань Ванцзи на миг отнял руку от его паха, и Хуайсан чуть не заскулил. Оперся на стол сильнее и приподнялся с его колен, но Лань Ванцзи не хотел замедляться, а только собрал Хуайсану волосы и перебросил вперед, и прижался губами и носом к шее над воротом. Хуайсан тихо застонал, и с силой сел на него, и обтерся задом как мог тщательно, и подумал: мой заступник, мой опытный в разных опасных делах друг, юноша, который мне очень, очень, очень нравится. Самый прекрасный господин. Недостижимо прекрасный господин, обладатель всех добродетелей, которые я и не буду начинать воспитывать в себе, потому что это слишком дальняя дорога и слишком много труда, но это не мешает мне восхищаться… мой слегка старший опытный друг… настолько уверенный, будто правда – опытный… и получается немного стыдно, как старшему с младшим, как опекающему с подопечным, но до чего… до чего сла-адко!..Хуайсан подался Лань Ванцзи на ладонь, и напряжение излилось из него вместе с длинным, со стоном, выдохом. Лань Ванцзи притиснул его к себе, Хуайсан повозился ягодицами и обнаружил, что по шее за ворот течет тонкая струйка, а там, где она начинается, кожу прихватывают губы, и ладони на ягодице и на животе сжимаются и разжимаются. Хуайсан, слушая дыхание Лань Ванцзи и свое колотящееся сердце, подвинулся, и сжался, и позволил притиснуть себя плотно и почти больно, и задрожал вместе с Лань Ванцзи, и расслабился вместе с ним.Повернулся на коленях боком, обнял за шею. Лань Ванцзи подхватил его под спину, а другой рукой придержал за бедро. Глядел распахнутыми глазами. И Хуайсан глядел. И оба дышали тяжело, вразнобой, а потом Хуайсан задержал дыхание и подстроился, и сидеть стало еще уютнее.Лань Ванцзи приоткрыл губы, и Хуайсан прижался к ним, и прошептал в них сам:– Беспорядок. Я знаю. Сейчас мы займемся.Лань Ванцзи ничего не отвечал, только переглотнул. Хуайсан покосился на стол, в сторону чашек, а потом – чайника. Подумал: сейчас заварим еще, и будем разглядывать дальше, потому что ничего я не выяснил. Будет у нас, как на художестве Вэй Усяня, или нет? Хочет ли он так? Хочу ли я, в конце концов… смогу ли смириться, если придется. Наверное. Если меня будет крепко держать старший и уверенный мужчина. С уверенным товарищем и сам наполняешься бесстрашием, не это ли я узнал на ночной охоте.Хуайсан прижался Лань Ванцзи к плечу и подумал: и жесты. Мы хорошо обсудили, но потом отвлеклись на чувственные картинки. Но это потом, а пока насущное, а насущное – это еще немного вот так посидеть, в собственной лакомой неаккуратности, совершенно как господа со страниц, у которых ханьфу пропитаны самыми разными жидкостями, и если я и примерял это на себя, то не до конца, не до того уверенного предела, где я точно знаю, что и в следующую нашу встречу хоть за чаем, хоть за учением, хоть за развлекательным чтением у нас что-то произойдет. До чего приятно – знать. Хуайсан прошуршал ухом по плечу и прижался губами Лань Ванцзи к щеке.Лань Ванцзи поднял дротик из воды и встал, а на дротике билась рыба. Хуайсан выкрикнул с берега: хорошая работа! Отличная работа!– Вот так, – сказал Вэй Усянь и похлопал Лань Ванцзи по плечу мокрой рукой. – Всему можно научиться! Держись нас, и станешь что-то уметь в жизни.Лань Ванцзи сказал:– Мгм.Оглянулся на Хуайсана. Тот улыбнулся и показал веером: мне нравится.В самом деле, получилось очень хорошо. Не с первого раза, но братья Цзян не смеялись над ним за это, а каждый припомнил по истории, как другой то упал с лодки, пытаясь вытянуть сопротивляющуюся рыбу, то пошел ловить лягушек и запутался в тине, то они оба неверно выбрали погоду, поднялся туман и застиг их на реке, причем туман такой, что не видно было даже лодочного носа, если стоять на корме, и они уплыли дальше Юньмэна. Зато навестили родню, и сделали вид, что так и было задумано. Чего только ни случается на рыбалке! Особенно поначалу. Но в этом и смысл! А ты, Цзи-сюн, намного ловчее справляешься, чем твой Нэ-сюн, вот у кого из рук выскользнет не то что живая скользкая рыбина, а даже мертвая и очищенная от чешуи.Хуайсан сказал, что это совершенная правда, он в этом убедился. Но было весело! Разве смысл рыбалки – не провести веселое время с друзьями?Цзян Ваньинь сказал, что смысл рыбалки – поймать рыбу. Вэй Усянь обозвал его скучным. Не умеешь ты… да ничего ты не умеешь, Цзян Че-ен, а еще рассчитываешь на внимание каких-то там девиц Вэнь. Кому нужен будет муж, который не хочет проводить время весело, а думает только о том, как что-то заработать трудом в поте лица?Цзян Ваньинь, который стоял там же, в ручье, тоже с подоткнутым ханьфу и с подвернутыми штанами, сделал к нему два скользких шага и пнул Вэй Усяня под зад. Тот тонко вскрикнул и шлепнулся в воду, Хуайсан захохотал: точно так, тогда! И Вэй Усянь поднялся из воды такой же облепленный ханьфу и собственными волосами, как он в тот раз, и немедленно загреб воды и брызнул в Цзян Ваньиня. Хуайсан выкрикнул: Вэй-сюн, а помнишь ли, как сам поступил так со мною? Вэй Усянь брызнул и в него, Хуайсан повернулся боком и загородился плечом, чтобы не попало на веер.Лань Ванцзи наблюдал с берега. Он выстрогал дротик и долго примеривался. Лезть в воду ловить руками отказался сразу, за что его нарекли трусишкой и заучкой, который на удивление не хочет учиться новому. Не сидеть глядеть на ловушку или на поплавки сети, а что-то делать! Показать ловкость!Хуайсан тогда сказал, что между просто наблюдением за ловушками и хватанием голыми руками есть еще некоторые варианты. Как с ловлей птиц. Или охотой на них, рыбалка больше похожа на охоту. Можно поставить силки и натянуть сетку, и проверять иногда, ничего больше не делая, и можно затаиться, скрыв себя ветками, и схватить руками, бывали и такие умельцы, многие даже – известные воины и заклинатели, они так показывали свою ловкость. А можно прикормить птиц и схватить уже легче. Хуайсан поглядел на Лань Ванцзи и добавил в согласии с поверенной ему в близкий момент притчей: птицы почувствуют предательские намерения, конечно. Рыба наверняка не такая умная!.. И можно птицу подстрелить, ужели ловкий охотник на фазанов Вэй Усянь не знает этого? Так и с рыбалкой, что – лучшая и ближайшая к изначальному смыслу рыбалка? Какая приносит больше рыбы? Тогда это сети, но это не интересно. Какая требует меньше всего усилий, как рыбалка с прирученным бакланом, который приносит тебе рыбу сам? Тогда остается время на приятную беседу, но ты скажешь, что это для ленивых… Вэй Усянь сказал: это для ленивых, тебе б больше всех понравилось, чтоб тебе кто-то приносил рыбу, а ты не пачкал рук, но только это не рыбалка. Хуайсан ответил: да, мне бы понравилось, хотя приучить баклана – тоже труд, а значит, ты вложил его и в рыбалку, и она не считается ненастоящей. Какая же настоящая? Такая, чтобы рассудить, кто из рыбаков ловчее всего? Но ловким можно быть и с голыми руками, и с луком или другим инструментом, как соревноваться? В Юньмэне же не всегда спускаются в воду, там же не везде мелко, а наверняка очень бывает и глубоко…Цзян Ваньинь сказал: ну хватит, хватит, а Вэй Усянь воздел руки к небесам и спросил: как в таком низкорослом молодом господине может быть столько слов? Все, ладно, заболтал! Делайте как хотите. Хуайсан тут же сказал, что он-то не будет делать никак, он совершенно не способен, он посидит и понаблюдает, запомнит детали форм, поз и цвета, чтобы однажды написать привлекательных молодых рыбаков в ручье. Прекрасный сюжет. А Лань Ванцзи крутнул дротик и стал на камне выше по течению, и уставился на воду.Несколько раз дротик пронзал ручей впустую, и Лань Ванцзи низко приседал и далеко вытягивал руку, чтобы добыть его обратно. Хуайсан наблюдал и думал, что хороши не только защитники, но и мстители, как в историях про утопшую невесту, чей жених так исполосовал реку мечом, что поднялся пар, вода ушла, и речной дух взмолился: не нужно. Любимую, правда, не вернул… Какой Лань Ванцзи мститель? Тот, кто откажется от мести, как только она станет неудобна? Конечно же, нет, я и не думаю о нем так, сказал Хуайсан про себя, это просто для сравнения и классификации, но бывают ведь и такие, не любившие, может, тех, за кого приходится мстить, достаточно. Или как дагэ, когда мстит за павших товарищей: беспощаден и к себе, и к виновным, и к самой природе вокруг, и скалам, рекам и лесам надо бы поберечься? Вот кто бы пронзал ручей, если бы в нем утоп… м… положим, я, подумал Хуайсан и передернул плечами. Не похоже это, правда, на месть, а больше на горе. Лань Ванцзи рассказывал, как копит горе, а потом доносит до нужного места. Что он делает там? Просто печалится или что-то ломает, проклинает такими словами, что попавшуюся ближе всего вещь только сжечь, она становится злая?Говорить Хуайсан ничего не стал, что за мысли, в конце концов.Мысли такие, что Лань Ванцзи – такой молодой мужчина, который и стиснет, и подержит на коленях, и ни словом, ни жестом не покажет, что я ему все отсидел. Такой, при каком не очень уже нужен старший опытный родственник или друг, хотя умозрительно было бы неплохо. Тот, кто обнимет рукавами, и на этом страх кончится, и все сразу станет хорошо. Драчливый господин. И даже дротик мечет так, словно рыба нарушает правила Гусу Лань. Для чего еще можно колоть ручей оружием, если не для рыбалки? Для мести. Или войны с водяным духом по любому другому поводу.Ловить рыбу – пожалуй, не мое, думал Хуайсан, обмахиваясь веером, а наблюдать, как это делают другие, и придумывать что-то про это, и уже представлять иллюстрации на странице рядом с историей в тонкой книжице – очень даже. Зачем я изображал раньше, что только и хочу, что научиться ловить рыбу так, как делают это в Юньмэне? Развлекаться, как понимает развлечения Вэй Усянь. Заглядывал ему в рот, потому что он любит, когда ему заглядывают в рот. Самый простой способ завести приятельство. Было же мне это зачем-то нужно. Чтобы не быть одному, а эти двое казались развлекательными. Когда долго один, начинаешь хотеть уже не быть – один. Хоть как, хоть с приятелями, которые не расспросят серьезно про мои веера.Хуайсан глядел на Лань Ванцзи и думал: а я ему – не затем, чтобы просто не быть одному?..Лань Ванцзи оборачивался иногда на своем посту на камне и глядел. Хуайсан улыбался ему, и вокруг сразу рассветало: конечно, нет. Вряд ли. Не зря мне нравятся благородные, воспитанные и строгие к себе господа. Они не позволят подлости, а это, пожалуй, подло: искать компании не потому, что именно эта компания тебе нравится, а просто для того, чтоб не проводить вечера, скучая по дому.Я прошу извинения, подумал Хуайсан, глядя, как братья Цзян спорят за участок ручья, где вода, видно, прозрачнее, дно площе, а рыба жирнее. Я не знал вас тогда. Сейчас-то не все про вас понимаю, но уже – лучше. И это совсем другое чувство. И рыбалка у нас совсем другая, чем тогда была.И они, может быть, по-другому думают обо мне. Не только потому, что у меня теперь есть юноша, который мне очень, очень нравится, и мы с ним целуемся. Я бы хотел, чтобы не только поэтому…А потом Лань Ванцзи изловил-таки рыбу, и Хуайсан подумал: очень хорошо получилось.Братья же Цзян остались пока в воде. Их добыча, довольно многочисленная, лежала в гнезде из намоченной травы и иногда подрагивала. Вэй Усянь бросил, не разгибаясь:– Нанижите кто-нибудь их да давайте костер, пусть первая порция жарится.Лань Ванцзи и Хуайсан переглянулись.– Не буду, – сказал Лань Ванцзи.– А я совсем не умею этого делать! Я наверняка что-то сделаю не так!Вэй Усянь рассмеялся, смех покатился над водою, как подхваченный лепесток весною:– Нэ-сюн, ты как всегда. А ты чего, Цзи-сюн?– Рыба. Трогать. Не буду.– А кроликов трогаешь, – сказал Цзян Ваньинь. Распрямился, предплечьем убрал прядь в сторону. – Это тоже животное.– Рыба. Неприятно. Не буду. Кролики – другое.– Ты такой сухопутный, – сказал Цзян Ваньинь с чувством и полез на берег. Ноги его между носками и облепившими икры штанами были все красные, а лицо – бледное, и зубы, если прислушаться, постукивали. Не рановато ли мы полезли в воду, подумал Хуайсан. Они. Я-то правильно сделал, что не полез, и Лань Ванцзи тоже.– Эй! Цзян Чен! Ты все? Ха, а я тогда выиграл! Я поймал больше! Все, признаешь поражение? Я так и знал!– Если знал, так зачем мы вообще соревновались?– Даю тебе шанс! Все надеюсь, может, когда-нибудь, хоть раз в жизни, ты меня в чем-то обойдешь, но, – Вэй Усянь выпятил губы и развел руками. – Увы!Цзян Ваньинь закатил глаза и, опустившись на колени перед кострищем, принялся выстраивать из хвороста шалашик.Лань Ванцзи воткнул дротик с рыбою в землю рядом. Цзян Ваньинь сказал, не глядя: слишком длинный. Рыба далеко от пламени. Нужно нащепать палок поменьше.Этим Лань Ванцзи занялся, а Хуайсан сидел на камне и обмахивался веером, и наблюдал, как красивые крепкие господа заняты делом, а ловкий господин продолжает корячиться в воде. Зачем, если рыбы достаточно, и он уже и так победитель?Вот что ему во мне было надо, подумал Хуайсан: чтобы я был свидетелем его побед. И слушателем пересказа о них. Неужто Цзян Ваньиня ему мало? Да не похоже, чтоб он восхищался, всегда найдется сбрасывающее с небес на землю замечание. А у Вэй Усяня всегда найдется шпилька. Как они отличают, где шутливо, а где уже не бережно? Бережно ли все время говорить о Вэнь Цинь, если Цзян Ваньинь и в самом деле все еще не может к ней подойти? И обо всем остальном. Вэй Усянь будто специально, чтоб его пнули под зад в воду.Может, и специально, зачем-то ему надо плюхнуться туда с чужой подачи. Растрясти Цзян Ваньиня, чтобы он что-то сделал. Это я понимаю. Не понимаю, зачем надо, чтобы он выдал пинка. Какие-то странные заигрывания, я бы так не смог и побоялся.Вдруг и Вэй Усянь со мною так – заигрывал? Хуайсан тихо ахнул в веер и уставился на согбенную над водою спину Вэй Усяня.Подумал: но уже, конечно, поздно. Да и вряд ли, все я придумываю.Придумываю ли я, что Цзян Ваньинь в последнее время немного больше обычного обижен на брата? Хуайсан закусил губу. Подумал: спросить Лань Ванцзи. Не здесь, не при них, а потом. Воспитанные господа, конечно, не рассуждают с большой охотой о чужих отношениях, потому что это похоже на сплетни…Цзян Ваньинь устроил хворост и движением кисти призвал пламя. Встал и принялся развязывать пояс. Хуайсан улыбнулся за веером и наблюдал, а Цзян Ваньинь сбросил ханьфу и разложил на ближайшем кусту, и остался в нижней рубахе, штанах и носках, сел к костру и вытянул к нему застывшие, должно быть, ноги. Лань Ванцзи протянул ему пучок бамбуковой щепы. Хуайсан ахнул, подумал: закончил, и когда успел? Да как тихо. Цзян Ваньинь что-то проворчал, стуча зубами, и добрался до рыбы, принялся затаскивать на камень, мозжить головы и нанизывать. Повтыкал вокруг костра и вернулся на свое место, сунул ноги чуть не в пламя и задрожал. Лань Ванцзи отошел к валуну подальше от берега, где оставил гуцинь, развернул. Гуцинь взял под мышку, а полотно вывесил перед лицом Цзян Ваньиня.– А? Сид-деть?– Завернуться, – сказал Лань Ванцзи. – Удерживает тепло.Цзян Ваньинь взял конец, а другой Лань Ванцзи набросил ему на плечо и обошел костер, сел на камень рядом с Хуайсаном. Устроил гуцинь на коленях.– Вот правильно, – сказал выбравшийся на берег Вэй Усянь с рыбиной в руках. – Сыграй нам, Цзи-сюн, раз так вяло рыбачишь. Я ожидал больше восторга!– Достаточно рыбы, – сказал Лань Ванцзи. – Еды должно быть не больше, чем съешь.– Д-да мы не для ед-ды, – сказал Цзян Ваньинь. Он подобрал колени и завернулся в полотно до ушей, наружу торчали только концы влажных носков. Сквозь них угадывались пальцы.А пальцы Вэй Усяня были видны полностью, потому что он был босой. Тоже сбросил ханьфу и тоже вытянул ноги, а потом и руки. Сказал:– Тоже прекрасный момент рыбалки, запомни, Цзи-сюн, сидеть с добычей и ждать, пока она сготовится. Все не ешьте только! Отнесем шицзе. – Он потер ладони и снова протянул к пламени, а пламя разрослось и качалось высоко, освещало белое исподнее и полотно, ступни и руки, и рыбьи бочка. – Ну что, Цзян Чен, что мы скажем про Цзи-сюна и его рыбачьи умения?– Для первого раза прилично, – сказал Цзян Ваньинь. – Для Юньмэна сойдет и с дротиком. Привязать что-нибудь, чтоб доставать, когда на глубине. Не нырять же каждый раз.– Ну ладно, – сказал Вэй Усянь, – я тоже соглашусь, что это успех. А вот Нэ-сюн совсем разленился! Ты же любил рыбалку.– Не столько любил само действо, как хотел провести время в вашей компании, – сказал Хуайсан.Братья Цзян поглядели на него поверх пламени, и снова выражение лиц было одинаковое. Хуайсан склонил голову: я вижу, что вам приятно, но это не просто лесть.Пламя потрескивало. Вэй Усянь вдруг встрепенулся и воскликнул: а ну делись! Заграбастал себе одному! Перебрался к Цзян Ваньиню и дернул с него полотно. Тот не стал сопротивляться, и Вэй Усянь залез к нему, словно под крыло, и они сидели теперь в одном коконе. Хуайсан тоже пересел поближе к Лань Ванцзи, и гуцинь теперь лежал самым краем и у него на колене.Было тихо и хорошо. Тепло, особенно глядя на дрожащих братьев Цзян. Рановато. Но они так приятно пригласили, с уверенностью, что мы все уживемся на этой рыбалке. Столько всего нужно успеть до конца обучения! После обучения нужно будет наведаться в Юньмэн как можно скорее.Хуайсан выразил это намерение. Вэй Усянь откликнулся: точно, что мы все в доме Цзи-сюна, пусть посмотрит и наш, и ты, Нэ-сюн. А потом все вместе – в Цинхэ! А правда, что стены Нечистой юдоли толщиною с двух людей, если уложить их одного за одним? А правда, что у вас, прежде чем жениться, нужно разбить головой целый валун, и если не получится, то никто за тебя не пойдет? Как нет? Почему?..Хуайсан принялся рассказывать про традицию, о которой Вэй Усянь, видно, услышал пересказом, и там немного переврали. А Лань Ванцзи вдруг принялся наигрывать, и Хуайсан замолчал, но Лань Ванцзи поглядел на него и кивнул, и Хуайсан понемногу продолжал, и получалась словно песня, хотя Хуайсан говорил совсем не в рифму.Думал: успеем ли мы еще что-нибудь до конца учебы? Зачем заводить дружбу, чтобы потом расстаться? Зачем мне это было нужно тогда? Затем, чтобы не одному куковать эти месяцы, а потом расстаться – и ладно, ничего меня тогда не привязывало к братьям Цзян, да и их ко мне, не знали они меня, я не показывал. А теперь… Хуайсан вздохнул. Лань Ванцзи наигрывал спокойную мелодию, и она свернулась на их полянке и не ступала дальше светового круга. Как тогда, когда он играл над печатью на кое-чьих сидельных принадлежностях. Только сейчас ни страха, ни спешки, да и ничто не похоже, кроме того, что музыка словно не бежит к ручью, чтобы уплыть, а остается с нами.Вэй Усянь завозился, полотно пришло в движение, и обрисовало руку на плече Цзян Ваньиня. Вэй Усянь его прижал, а Цзян Ваньинь положил голову ему на плечо. Начинало темнеть.Хуайсан тоже подвинулся ближе, стараясь не качнуть коленом гуцинь. Лань Ванцзи играл все медленнее, словно мелодия засыпала, и скоро отнял пальцы от струн, но мелодия все равно еще звенела, как человек, засыпая, все еще дышит.Хуайсан улыбнулся и сказал вполголоса:– Спасибо. Было прекрасно.– Что нового под луною? – спросил Вэй Усянь в пространство. – Ничего! Нэ-сюн нахваливает милого.– Что бы не похвалить близкого человека? Если хочешь, я похвалю и тебя, – сказал Хуайсан.– Пф! Не надо, я и так знаю, что победил. Добыл больше всех.– Победитель, – сказал Цзян Ваньинь. – Добытчик.Вэй Усянь с силой потискал его за плечо. Цзян Ваньинь крякнул, но никуда не делся.Кажется ли мне, что он стал благодарнее принимать братние касания? Или я влюблен, и мне теперь хочется, чтобы все тоже были друг в друг влюблены, и я вижу желанное?Он повернулся к Лань Ванцзи, а тот уже и сам глядел на него. Достал веер и раскрыл одним слитным движением. Поднял, отгородив их от братьев Цзян. И Хуайсан достал свой, и раскрыл, и закрылся тоже, и они в полной тайне поцеловались.– Да ладно, – сказал Цзян Ваньинь, – чего мы уже там не видели.– Совсем невтерпеж? – спросил Вэй Усянь уже не замерзшим голосом. – А чего в библиотеке не лижетесь?Лань Ванцзи опустил веер и сказал с достоинством:– Библиотека – это библиотека.А Хуайсан сказал:– Иногда и правда невтерпеж, и мы рассчитываем, что нашим друзьям не будет это странно. Я бы вот за вас порадовался!– Это ты сейчас вот так говоришь, Нэ-сюн, на словах все добрые и понимающие, а как дойдет до дела, будешь ныть, что неприлично, или надоели, или еще что-нибудь!– Могу поспорить, – сказал Хуайсан. – Даже хочу. Какая сумма денег будет для тебя чувствительна, Вэй-сюн? Заключим пари при свидетелях, и я немедленно признаю себя проигравшим и должным тебе, как только стану говорить так, как ты тут расписал, в отношении моих драгоценных друзей.– ?Драгоценных?, – пробормотал Цзян Ваньинь, глядя в костер. Ноги он уже спрятал под полотно, а оно словно было безразмерным и двоих закрывало так же хорошо, как и одного.Вэй Усянь сказал: иди сюда, вставать неохота, угрелся. Хуайсан выбрался из-за гуциня и подошел, и они пожали друг другу руки, и провозгласили: да будет известно о нашем пари.Рука у Вэй Усяня была прохладная, и он не отпускал руки Хуайсана дольше, чем было нужно, и сказал, глядя в лицо: – Теперь нам точно придется встретиться всем вместе, чтобы договор имел какой-то смысл. Чтоб у тебя была возможность проиграть! А для этого ты обязан будешь глядеть на нас и напитываться. И на наших невест, я имею в виду, с кем мы и будем лизаться, а, Цзян Чен? – Он пихнул Цзян Ваньиня плечом. Тот качнулся, голова мотнулась, словно позвоночник размяк. Ничего не сказал.Хуайсан вернулся на камень.Лань Ванцзи сказал:– Мы будем есть. Рыбу. Целоваться – до рыбы. Не после.– Ха! А я-то думаю, что такое, а там практическая подоплека. Цзян Чен, тебе должно это понравиться, ты у нас тоже такой серьезный да хозяйственный, особенно когда надо показать это отцу с матушкой.– А, – сказал Цзян Ваньинь без запала. – Отстань.Лань Ванцзи взял Хуайсана за щеку кончиками пальцев и повернул к себе, Хуайсан разлепил губы, и Лань Ванцзи наклонился к ним, и они целовались уже не за веерами. Потрескивал костер. Братья Цзян, судя по шороху ткани, возились.– Это невозможно, – сказал Вэй Усянь в конце концов, – рыба там или не рыба. Цзян Чен! Мы обязаны им отомстить прямо сейчас.И снова раздалась возня, Хуайсан покосился в их сторону, но не видел ничего, кроме края полотна. Попытался повернуть голову. Лань Ванцзи снова взял его кончиками пальцев за щеку и направил обратно к себе, и Хуайсан закрыл глаза и только склонял голову то на одну, то на другую сторону, ловко избегая носом носа. Над поляной раздавались влажные звуки.Не только с их стороны, но и со стороны полотна. Хуайсан снова покосился, но дергаться уже не стал, потому что, может, и правда сначала доделать дело, тем более, такое приятное…Лань Ванцзи отстранился от него, мгновение глядел заволоченными глазами, моргнул. Коснулся другой щеки и повернул голову Хуайсана в сторону костра, и сам уставился туда же.Братья Цзян целовались с чмоканьем и даже стонами, Вэй Усянь запустил руку Цзян Ваньиню в волосы и наседал на него, чуть не роняя, а Цзян Ваньинь рукою, с которой сползло полотно, держался за рубаху на его спине и то сминал, то отпускал и сгребал снова.Вэй Усянь отпихнул его и захохотал. Воскликнул:– Вот как это делается! Ха! Вот мы вам отомстили, а? Что, Нэ-сюн, хочешь что-нибудь сказать? Вот как это выглядит со стороны, любуйся! Ты разглядел? А то мы повторим, давай, Цзян Чен!..Цзян Ваньинь посидел, замерев, а потом вскочил, уронив с себя полотно, стиснул кулаки, а Вэй Усянь смеялся, держась за живот, и подергивал босыми ногами.Цзян Ваньинь ничего не сказал и сел обратно. Повернулся к нему спиною и боком к костру. Вэй Усянь пихнул его сзади в плечо: ты чего, Цзян Чен, весело же, мы тоже не дураки, пусть голубки попробуют собственной похлебки. Цзян Ваньинь дернул плечом и сказал: отстань.Не кажется ли мне, подумал Хуайсан. Совершенно точно нужно обсудить с Лань Ванцзи, два свидетельства точнее одного.А Лань Ванцзи сказал:– Вэй Ин.– А? Чего?– Несерьезно.– Чего? Что несерьезно?– Дразнить нехорошо.– Вот именно! А вы нас дразните и не стесняетесь!Да он не понимает, подумал Хуайсан. Или делает вид, потому что странно не догадываться, что жесты твои, которые призваны дразнить – раздразнивают. Я, конечно, не знаю, как у них принято…Над поляною застыло молчание. Хуайсан раскрыл веер и принялся обмахиваться и наблюдать. Цзян Ваньинь посидел так еще и повернулся к костру снова. Лицо как будто краснее, чем все остальное тело, так же освещенное пламенем. То ли от тепла, то ли от иных причин. Он помалкивал, когда Хуайсан осторожно продолжил брошенный разговор про рыбалку с бакланами, бакланы – некрасивые, но умные и привязчивые птицы. Впрочем, можно написать и некрасивых, это хороший сюжет – птица с рыбою в клюве, многое может означать, написать в подарок – подарок будет со смыслом. Есть же охота с хищными птицами, а?Вэй Усянь, косясь на Цзян Ваньиня, ответил поначалу без запала: есть. Но это тоже такое развлечение, не для всех, если только не приучить птицу приносить то, что ты подстрелил, не трогая, но они же хищные и все равно будут драть… Заговорил, понемногу распаляясь, как подстрелить хищную птицу, ее не поешь так, как фазана, но есть в этом честь, пошли они, значит, как-то с Цзян Ченом пугать одного безобразника, который взял привычку задирать кур…Цзян Ваньинь тоже стал помалу отвечать, вставляя по слову, по два, а потом и перехватил рассказ, потому что Вэй Усянь зашел не туда. Хуайсан выдохнул.Поглядел на Лань Ванцзи. Подумал: как славно устроилось у нас. Что бы было, если бы я влюбился в него безответно, а он, не зная, дразнил бы меня без понимания. Такого, конечно, быть не может, изящные господа чужды подлости, но все же хорошо, что получилось так, как получилось.Стемнело совсем, ручей журчал невидимо, и стало холоднее, и Лань Ванцзи и Хуайсан слезли с камня и перебрались на траву, ближе к костру. Скоро стали пробовать рыбу, передавая друг другу одну, чтобы надкусать сразу все, и Хуайсан подумал, беря ртом там, где только что были чужие голодные зубы: мы сговорились на чувствительной сумме, но даже ее не жалко, если мы снова встретимся и будем сидеть у костра, и будет ночь, и словно ничего нет больше на свете, и даже сердитые складки у Цзян Ваньиня на лбу и от носа к уголкам рта понемногу разгладятся, потому что у этого костра по-другому не может быть, и все исправится, и все выяснится, ведь у всех историй любви и дружбы счастливое окончание, сколько бы ни пришлось до этого претерпеть.